Открытая дверь

Открытая дверь.

Ю. Коллега

 (Рассказ-небыль)



 В этой странной паре не было ничего странного. Муж и жена, средних лет, среднего телосложения. Все, кто в одно и то же время ходил на работу, видели их каждый день. Они, не спеша, под ручку, тоже шли на работу. Так ходят миллионы людей, во всех странах, на всех континентах. И всё-таки встречая их каждое утро в одном и том же месте много лет (они всегда шли мне навстречу), я не могла не заметить особенность этой пары - они никогда не разговаривали. Особенно меня удивлял мужчина – он никогда не смотрел по сторонам, всегда смотрел только под ноги. И даже в те редкие случаи, когда он был без жены, всё равно, он и на меня не бросал взгляд. Это невероятно – я не удосуживалась даже мимолётного, даже равнодушного взгляда. Он вообще не смотрел по сторонам. У меня однажды мелькнула мысль – как же он переходит улицу? Но не идти же мне было следом за ним?

Впрочем, он и она были мне настолько неинтересны, что я, повстречав, тут же забывала о них, и лишь на следующий день своей серостью, они опять вызывали во мне ленивый интерес.

Я вспомнила, что один мужчина подал заявку в книгу рекордов Гиннеса, что он самый средний: средний возраст, средний рост и вес, среднее образование, самый распространённый цвет волос и глаз и так далее. «Это, наверное, он», - думала я всякий раз.

Как-то я читала детектив, там молодой следователь жаловался своему старшему напарнику, что у преступника нет особых примет. Как быть? Напарник же сказал ему, что отсутствие особых примет – это очень серьёзная примета. Значит, преступник не высок, не низкорослый, не толстый, не бородатый, не хромой, не картавит, не разговаривает каким-то особенным сленгом, не делает характерных движений, не в очках, не лысый, не рыжий и так далее… Не…, не…, не…

 Может быть, может быть.

Но всё-таки кто он, этот мужчина? Чем он живёт? Что было в его жизни? Скукой сквозили его правильная походка, неброский галстук, неизменный портфель… Боже мой…, боже мой…

Почему он такой?



 * * *

 Во дворе, через который проходила серая пара, возвращаясь с работы, всегда гуляла девочка.

 Было ли странно то, что она всегда издали, усматривала этого мужчину, обязательно провожала его серьёзным взглядом, пока он не заворачивал за угол дома, а затем шла домой, опустив голову, по своим детским делам?

 Я хорошо знала эту девочку – она была дочерью моей лучшей подруги и росла у меня на глазах.

 Как часто, устав от войны со своими двумя бандитами, я приходила к ним и мой взгляд отдыхал на этом необыкновенном ребёнке. Ей никогда не надо было говорить: «Не кричи!… Не прыгай!… Не перебивай старших!… Сделай сама!…».

 «Тётя Юда пришла», - возвещала она звонким голосом, прыгая на одной ножке. С этой фразы начинался мой маленький праздник.

 Юда… Меня давно все звали Людмила Алексеевна, я руководила большим и сложным коллективом – редакцией районной газеты, меня уважали и, наверное, боялись. Я состоялась, как сейчас говорят. Но, проваливаясь в бездну после долгого дня, я думала, что отдала бы всё, если бы один очень достойный мужчина (я даже знала кто) хотя бы иногда, называл бы меня Юда…

 Она пила с нами чай. Кружка казалась огромной в её маленьких, пухлых ручках и закрывала всё её лицо. Серьёзно слушала все разговоры, а потом сама шла к раковине и, вставая на цыпочки, мыла за собой чашку.

И я всякий раз не могла удержаться: «Что за чудный ребёнок!».

Родители же не понимали, как им повезло. Они думали, что это норма. А как же иначе? Они прекрасно воспитывают своего ребёнка, являя собой пример… и так далее. Как в таком случае ребёнок будет капризным, неуправляемым?

Счастливое заблуждение… Она была единственным ребёнком у них, и им даже не с кем было сравнить её.

Я всегда была уверена, что мудрость – это не значит знать на память столицы государств, или там таблицу умножения, мудрость - это умение сделать правильные выводы из своей жизни, из своих ошибок. Но, глядя на это маленькое чудо, я осознавала, что мудрость – это что-то ещё, что-то ещё.

Вот ребёнок, который не совершал ещё ошибок (я имею в виду не чашку разбить), но имеет безошибочное нравственное чутьё!

Её мать мне рассказала (она была прекрасной рассказчицей, и картина живо предстала передо мной), как отец вышел из ванны обмотавшись полотенцем.

 Дочь, ещё совсем маленькая, увидевшая непорядок, начала пищать:

 «Так нельзя ходить, одень трусишки».

Отец, наклонился над ней, погладил по голове и спросил её:

 «Ну кто тебе сказал, что так нельзя ходить?»

Девочка, теряя решимость под напором ласки, чуть не плача: «Так нельзя…»

Он опять: «Почему же нельзя?»

Девочка растерялась – она столкнулась с очевидным непониманием. Она знала, что нужно сказать, но не знала, как нужно сказать – её словарный запас был ещё мал и она, беспомощно попищав, всё-таки нашла нужное слово:

 «И-и-и, и-и-и… Так бесстыжно…»

Бесстыжно…

Мне вспомнилась моя бабушка, мудрая и безграмотная женщина. Я, как-то устав от споров высоколобых интеллектуалов, спросила её, правильно ли сделали, что сбили южнокорейский самолёт, вместе с пассажирами, который вторгся на территорию нашей страны? Она не читала газет, не смотрела телевизор, и поэтому мне пришлось рассказать ей международную обстановку. И хотя я варилась в этом супе, мне это было нелегко. Я вдруг почувствовала, что слова, такие как «текущий момент», «политическое противостояние», «провокация» не имеют силы. Это дым! Я, всю жизнь работающая со словом, не могла найти им аналоги в нормальной, бытовой речи. Ещё не закончив, я знала её мнение… Она прожила трудную жизнь: революцию, коллективизацию, все войны. Дважды пережила голод. Хоронила мужей и собственных детей. Она знала цену жизни и запах горя. Её не проведёшь звонкими речами… Она помнит…, она знает…

 Сначала я думала, что это от того, что она баптистка (быть баптисткой, воспитав детей-коммунистов, ой как не просто), но потом поняла, что нет, не поэтому. Трумен, сбросивший бомбу на Хиросиму, тоже был баптист, а Гитлер вообще - вегетарианец.

Никакие религии и философии тут не при чём. Это как раз и есть - нравственное чутьё, намытое годами, как золото! Намытое годами…

А у ребёнка? Откуда это у ребёнка? Ведь она же ни разу, ни разу (!) никого не огорчила.

То 8 марта я отмечала у них.

Де факто я была свободная женщина. Отсох уже и отвалился мой спецкор, похоже, навсегда. Мальчики мои в тот день ушли к бабушке поздравить её, да и помочь ей нужно было кое-что. Мы же втроём: я, подруга моя и её, тогда ещё трёхлетняя дочь, колготились на кухне. Посмеивались ещё – где наш мужчина? А мужчина опаздывал.

 Наконец звонок. Вот он! Цветы жене. Поцелуй, демонстративный, впрочем искренний и тёплый. Всё-таки золото у неё мужик, хотя и не блестит… как мой бывший.

И цветы… Мне?… Какая красота! Да я что… я бы и так не обиделась… такие траты. Господи! Какая красота! Сердце размякло – бери меня не хочу, да только… вот… некому…

 Вижу краем глаза (не могу оторваться от цветов) дочку на стул ставит, всё равно низко, наклоняется, потом даже становится на колени, вручает ей цветы – первый в жизни взрослый букет! Говорит, что она самая красивая из всех, всех женщин. Целует. Девочка от счастья плачет…

 Господи! Такая маленькая, но уже растёт ещё одна настоящая женщина!

Муж этот, моей подруги, работал у меня редактором. Так… нормальный мужик. Обыкновенный. Но нас объединял Высоцкий. Тогда я ему принесла новую бобину. Песни старые, но качество неслыханно хорошее. Сразу поставили слушать.

Подруга на кухне, дочь как всегда ей помогает, а мы в комнате слушаем.

Высоцкий… Поток чистых, честных, искренних эмоций потек от сердца к сердцу. Голос низкий… Колдовство какое-то… шаман… как его можно не любить? Отдалась бы тут же…

 «Вот где жизнь – живи да грейся,

 Хрен вам пуля и петля…»

«Хрен вам…» оказывается, раньше-то было не понятно – пел «вот вам…». Кончилась песня. Выключили передохнуть, обсудить.

 - Ты поняла – слова другие.

 - Да – «хрен». Теперь всё понятно.

Жена, заглянув, услышала последнюю фразу:

 - Вы что материтесь?

 - Что ты…, мы же филологи.

Включили следующую песню. Дочь услышала знакомое начало тихо зашла в комнату. Забралась на руки к отцу. Отец, увлечённый песней, бессознательно обнял её. Она сидела, эмоционально объединённая с ним, такая хорошая! Кроха. Ну что она может понимать? А ведь всё понимала!

 «…на тонких переправах и мостах,

 На узких перекрёстках мирозданья…»

 Кончилась песня. Она молча слезла с колен и ушла. Даже сейчас, прошло столько лет, когда я это вспоминаю у меня на глазах слёзы. Не зря мой отец говорил мне, что у меня глаза на мокром месте растут.

 Ну почему у меня нет дочки? Два сына, такие коняги – уже выше меня. Я их люблю. Но я плохая мать. Я руковожу огромным коллективом, говорят жёсткая, а вот со своими детьми не справляюсь.

А с дочкой… мы с ней были бы как одно целое… Но уже поздно мне рожать… да и столько всяких дел… всё тогда придётся бросить… Нет, нет… Поздно… Я уже старая.

 * * *

 Сейчас ей десять лет. В её пластике едва-едва угадывается будущая женщина. Симметричное движение рук: ладошками по вискам вокруг лица и вниз до шеи - волосы приглаживает. Очень женственно. Хорошо бы сохранилось на всю жизнь. Но не сохранится. Появятся другие…

 Пройдёт совсем немного времени, она закончит школу. К удивлению всех и, несмотря на недовольство родителей, в институт поступать не будет. Окончит какие-то скороспелые курсы бухгалтеров и поступит работать в «Электросеть». Она всегда знала, что ей нужно – в «Электросети» главным экономистом работает тот скучный мужчина. Он, трудоголик, мастер своего дела, ничего не знающий, кроме работы, которую по-настоящему любит, быстро оценит её сообразительность и аккуратность. За пять лет, несмотря на отсутствие образования, она станет его правой рукой, настоящей опорой, без которой он уже не будет мыслить своей работы. Своей жизни на работе.

 А дальше произойдёт странное событие.

Это случится как раз в ночь перед Рождеством - Сочельник. Бухгалтера и экономисты (они будут сидеть в одной комнате) решат собраться уже после работы, и (был бы повод) отметить этот праздник. На стол, смеха ради, поставят вырезанную тыкву со свечкой. Он, их скучный начальник, как обычно, не присоединится к ним, но и препятствовать не будет – пусть отдохнёт молодежь. Будет сидеть за тонкой перегородкой, уткнувшись в свои вечные бумаги, и работать, несмотря на праздничный гомон.

 Наверное, светящаяся тыква и невключенный свет создадут антураж и сподвигнут на рассказ мистических историй.

 «Однажды, молодой барыне цыганка нагадала, что у неё родиться единственный сын, который утонет в колодце в день собственной свадьбы. У неё и вправду родился сын, вырос, и она всячески препятствовала его женитьбе. Отшивала всех невест. Но однажды сын упёрся – женюсь и баста. Деваться некуда, и барыня приняла все меры предосторожности - приказала всем заранее набрать воды и за день до свадьбы забить все колодцы. Народ подивился барской придури, но, делать нечего – подчинился. Барыня лично проверила исполнение своего распоряжения. Ещё из соседней деревни наняла двух братьев-богатырей. Приказала им капли в рот не брать и глаз с жениха не спускать. Коль обойдётся все, обещала им поставить пятистенок в любом месте, где пожелают. Щедрость неслыханная! Да за это можно всю ночь на одной ноге простоять. Но обмануть судьбу – это вам не на одной ноге стоять...

Ни на секунду не отходили они от жениха. Ночью жених забеспокоился и вон из избы. Братья следом, барыня за ними. Жених прямиком к колодцу, упал на него и… помер. Разрыв сердца!»

 - Вот это да! Вот и не верь после этого в предсказания! А ты веришь в предсказания, приметы? - молодой человек обратится к ней. Она ему будет нравиться, и ему всегда будет приятно слышать её голос.

 - Нет, не верю. Но я знаю одну историю.

«Молодая семья, студенты, снимали комнату в частном доме, у милой старушки – Анны Яковлевны. Жила она одна, только сын её иногда проведывал. С семьёй своей отдельно жил. У студентов всё имущество – ковёр, отец невесты подарил, да старинное зеркало – её же бабушка подарила. И всё. Больше ничего не было. И мебелью и посудой хозяйской пользовались. И приглянулся Анне Яковлевне этот ковёр, шикарный ковёр – всё просила, чтобы продали ей студенты его. Но они ни в какую – свадебный подарок, шутка ли? Жили они с Анной Яковлевной душа в душу, но всё-таки решили перебраться на другую квартиру – поближе к институту. Старушку попросили ковёр оставить у неё на какое-то время, пока там ремонт делать будут, то да сё. Анна Яковлевна согласилась. Они ковёр сняли, свернули кубиком и сунули в диван раскладной – комнату должна была занять другая студенческая семья. А то, что зеркало в него, внутрь вложили, не сказали.

 Через пару недель приходят за этим несчастным ковром, а у старушки траур – девять дней, как сына похоронила. Говорит, мол, приходите завтра. Ну, ясное дело – пришли, уж, спустя несколько дней.

 Анна Яковлевна им и рассказывает, что сама накликала беду. Пришла к ней в гости её давняя подруга, и она решила ей показать их ковёр. Ещё подумала – нехорошо это, чужое. Но ничего, мы уж вроде как родственники. Стала разворачивать, а зеркало, возьми, упади и разбейся.

 Боженьки!...

 Сразу поняла – не к добру. А на второй день сын-то и погиб.

 Вот так... Совпадение, наверное…».

Они ещё долго будут сидеть, рассказывать всякое друг другу. Историй много – всех не пересказать, не переслушать.

 Когда же все начнут расходиться по домам, начальник позовёт её к своему столу. Посадит напротив и впервые, наверное, внимательно и с интересом посмотрит ей прямо в глаза:

 - Откуда вы знаете историю с зеркалом? И даже имя – Анна Яковлевна.

Она, видимо, разгорячённая выпитым спиртным, неожиданно заявит:

 - А я всё про вас знаю? Хотите, я скажу, чем вы любили заниматься в первый месяц, когда поженились?

Он ошарашено посмотрит на неё.

 - Она давно умерла…

 - Я знаю… воспаление лёгких… я знаю… Вы, резко поменяв студенческое общежитие на маленькую комнату в частном доме на краю города, оглохли от тишины. Телевизора в доме не было, и вы любили слушать вечерами, как она читает вам сказки Пушкина. Это… светлое пятно в вашей жизни.

 - Эти сказки казались довольно фривольны…, для того времени.

 - Да, именно так вы и сказали тогда.

Он отвернётся к тёмному окну. Помолчит, и сам, удивляясь нелепости и…нереальности происходящего, спросит:

 - Почему мы ходили к какому-то болоту и допоздна гуляли там, кормя комаров?

 - Это было недолго, у Анны Яковлевны обвалилась печь в летней кухне. Электроплитки не было, и она стала готовить на печи, которая в доме. Печка летом не успевала остыть, а наша комната примыкала с другой стороны к этой самой печи. Было жарко. Вот мы и спасались на берегу. И вовсе это было не болото, а настоящее озеро. И даже имело название, правда, довольно странное – Гога.

 - Да, да…Я и забыл… Гога…

 Он будет долго молчать и, не поворачиваясь, тихо спросит:

 - Почему ты ушла от меня?

Она замрёт. Хмель вылетит из головы. Она тысячу раз задавала себе этот вопрос. И не находила толкового ответа.

 Ну и вот, настал час…

– Я не ушла… Я бы никогда не ушла… Но ты же меня не простил. Я же чувствовала. Ты как будто окаменел. Я не могла видеть, как ты мучаешься. Тот геолог… это была глупость… Неслыханная глупость. Я не знаю… Он так на меня смотрел! Аж сейчас мурашки… Он как будто меня насквозь видел. Наглый, не наглый,… насмешливый… не знаю. Другой,… сам себе на уме. Николсон так может смотреть и Дворжецкий... Я знала, чувствовала - у тебя женщины до меня были. А мне было обидно. А он… как будто понял… Да что говорить… Я тебе сломала жизнь… Но я не хотела уходить. Я просто оставила тебя на время. Я бы вернулась, но… не успела. Прости меня… Прости.

– Как ты…

– …оказалась здесь? Не вся…, не вся… Только какая-то часть. Как ни странно, это получилось… Как тебе объяснить?... Я искала… К тебе…, мне нужно было к тебе… Я не смела всё оставить так… Я ощущала нить… Мне необходимо было тебе сказать, что я не ушла… Нет! Совсем не то… Нужно было всё исправить… Вытащить тебя из футляра. Ниточка не должна оборваться… И я нашла дверь. Она оказалась открытой… Я не знаю, как объяснить…

Ты знаешь, я тебе должна сказать. Ты ещё не знаешь. У вас очень скоро родится дочь. Поздний ребёнок. Она будет похожа на меня, ну, ту…, прежнюю. Никто, кроме тебя этого не будет знать. Но ты будешь постоянно это ловить… Сбоку, немного со спины. Что-то неуловимое… поворот головы… И эти паузы, прежде, чем что-то сказать... В этом нет ничего странного. Когда дети похожи на наших любимых, гены и физиология тут не при чём…, тут другие механизмы. Понимаешь…, эта дверь всегда открыта. Ты знай - дверь всегда открыта!

И у неё, у твоёй дочери, на всю жизнь останется воспоминание, как ты ей, маленькой, будешь читать сказки Пушкина. Это будет… светлое пятно в её жизни. И ниточка не оборвётся.

И всё будет хорошо.

Всё уже хорошо!