Он думает, любовь умирает...

 -Мужчинам не носят цветы. – Голос у него был стальной, в этот момент страшный.
 -Я знаю – мужчинам не носят цветы, - а мой блеклый, подавленный.
 -Прости, - сказал он, когда я бросила их в корзину.
 -Не нести же их обратно, - сама извинясь за то, что они среди его мусора, ответила я.
 Я села на край его кровати и, не смея смотреть на него, стала глядеть на окно – за ним стоял старый в осенней безысходности орешник, а небо было как простыня на его постели. Он полулежал на подушках, под мягким домашним одеялом, на больничном матрасе; уставший, небритый, стосковавшийся по самым простым вещам.
 -Я иду на поправку, - прервал он наше молчание.
 Я повернулась к нему, слегка улыбнулась и снова спрятала глаза.
 -Сама не знаю, зачем пришла.
 -Это как последний шанс, - усмехнулся он.
 -Нет, - замотала я головой, - все не так. Я не пользуюсь этой ситуацией.
 -А я бы воспользовался. Если бы вот так же по ком-то сходил с ума.
 Я снова посмотрела на него: - Хочешь обидеть меня?
 -Просто пользуюсь ситуацией, - развеселил он себя.
 В корзине лежали сломанные цветы, и я была похожа на них – на глазах увядающие бутоны, сломанные стебли, пожухлые листья чувств.
 -Как же ты можешь так? – вовсе не стыдя, спросила я.
 -Мне подлечили сердце, но с желчью ничего не смогли сделать.
 -А, может, все совсем по-другому – врачи сказали тебе, что вылечили твое сердце, а на самом деле вырезали его?
 -Есть еще и третий вариант – врачи не лечили мое сердце, потому что его никогда у меня не было.
 -Хватит, - закрыла я ему рот рукой. Остались видны только его красивые глаза, в которых я не отражалась.
 -А у той, другой, есть имя?
 Он показал на мою руку, закрывавшую ему рот, и я убрала ее.
 -Я так любил тебя, что на других меня не осталось.
 Моя рука продолжала лежать рядом с его рукой, и я чувствовала, что она не дрожит, не становится теплей, что пульс его не учащается - сплошные «не», когда уже ничего нельзя исправить.
 -От того, что ты говоришь, мне только больнее. И ты это знаешь. Перестань, пожалуйста, причинять мне боль, - попросила я его бесслезно.
 -Как ты думаешь, - спросил он тем незнакомым голосом, которым он научился говорить за то время, что мы не виделись, - если бы ты заставила бы меня страдать, я имел бы право на ответные действия?
 -Если бы я заставила тебя страдать, то ты убил бы меня своим молчанием.
 -Тогда что же сейчас между нами?
 Мне было так грустно и невыносимо рядом с ним в этой одноместной, плохо освещаемой палате, что даже мысли собрать было трудно, но он смотрел на меня, как смотрят в последний раз, и я ему сказала, чтобы ничего с собой не уносить: - Я не смогла удержать твою любовь, и ты ненавидишь меня за это.
 -Значит, ты все понимаешь, - со всей силой ударил он ногой по спинке кровати, - значит, я не псих.
Я встала, не дожидаясь, когда он попросит меня уйти, и одела пальто.
 -Я пойду. Выздоравливай.
 У него были сжаты кулаки и закрыты глаза, чтобы больше меня не видеть.
 -Я, правда, больше не приду. Обещаю, - сказала я, и, не переминаясь с ноги на ногу перед дверью, ища повод остаться, закрыла ее за собой.