История пятая. Смерть
Где аплодирующая публика, где женщина, рыдающая на холодной груди?
Слякоть, грязь, асфальт и тело – вот и вся кульминация моей жизни.
Люди, деликатно обходящие меня и делающие вид, будто не пытаются заглянуть мне в глаза. Да бросьте вы, право же, мне все равно. К чему эта вымученная корректность? Я теперь история, проявите же ко мне интерес, хотя бы.
С другой стороны, что вы можете увидеть в моих мертвых глазах? Застывший ужас, предсмертную агонию? Ха! Я даже не успел понять, что произошло. Просто бум – и все… И только серое небо где-то там, наверху.
Эй, я тебя заметил! Ты не просто начхал на деликатность, ты остановился (в отличие от водителя) и наклонился к моему лицу. Смотришь, внимательно так… Давай, познакомимся, что ли. Я – покойник. Знаешь, мне всегда казалось, что на каждом напряженном перекрестке должен быть свой гаишник и свой покойник. Гаишник - для порядка, покойник – для примера. Ну вот, вот я и стал тем самым покойником. Завидуешь? Нет уж, этот перекресток – мой, ищи себе другой пешеходный переход и другого водителя… Хотя, к чему этот негатив? Знаешь, если хочешь, я могу и потесниться, ложись рядом, смотри в небо. Оно хоть и серое, и плоское, но есть в нем что-то завораживающее. Тебе, может быть, интересно: каково это, быть мертвым? Ну, если честно, просто замечательно. Вот ты, да все вы, живые, вам холодно, у вас устали ноги, вы скользите в этом сером месиве из талого снега и плевков, толкаетесь, опаздываете… А мне все равно. Я лежу на спине и смотрю в небо, так спокоен, как не был никогда при жизни. Да и жизнь ли это была? Двадцать два года броуновского движения, а потом – бум, и стало так хорошо…
По-моему, тебе скучно, увидел все, что хотел? Ну что ж, наверное, пока не окажешься на моем месте, не сможешь до конца понять всю его прелесть. Ладно уж, адиос, виа кон диос, аревуар… Приятного тебе доживания…
Молодой человек медленно поднимает голову, глядя туда, куда смотрят застывшие глаза покойника, и видит небо. И все. Больше ничего, да и что там может быть?
Интересная штука – смерть, - размышляет он, - думаешь о ней, иногда даже ищешь, а когда сталкиваешься лицом к лицу, всегда оказывается, что ты к ней не готов… А, впрочем, нелепо. Сначала спешишь куда-то, а потом уже и спешить некуда… Но это ему уже некуда спешить, покойнику, а ты-то еще жив, значит, обязан всему миру. Господи, что за лажа, - думает он, вливаясь в поток переходящих дорогу людей. Перешагивает через поребрик и идет вдоль бесконечных витрин с обувью и нижним бельем, висящим на безруких, безногих пластмассовых торсах. Скользит по ним взглядом и чувствует тошноту. Это что, это суррогат женского тела, что ли? Куски белого холодного материала с характерными выпуклостями и изгибами. ****ь, да ладно Вам, лучше бы просто бросили все эти стринги и топики на прилавок…
Судя по часам, у него еще есть время до очередной встречи с тем, кто предложит лучшую жизнь. Поэтому он сворачивает в открытую дверь кофейни и проходит в конец зала к единственному свободному столику в курящей зоне. Кидает на стул сумку, садится. Смотрит. Прямо по курсу на высоких стульях две задницы; две пары ягодиц, обтянутые слишком тесными брюками со слишком заниженной талией.
Вот это настоящее женское тело! Вот полоска стрингов, теряющаяся в темной ложбинке где-то у края брюк.
Он закуривает, глядя то на одно мягкое место, то на другое. Иногда обладательницы пышных форм оборачиваются и замечают, что он неотрывно следит за их весьма определенными частями тел. Но он мужественно не отводит глаза. Действительно, если вы одеваетесь подобным образом и занимаете такие места, на которых разве что слепой не заметит цвет и фасон нижнего белья, будьте готовы к тому, что не только слепые садятся за столик позади.
Девушки перешептываются, кокетливо смеются, но позы не меняют. Добрый знак. Либо они заинтересованы, либо полные дуры. Еще возможен вариант, и это самый лучший вариант, что они просто заинтересованные дуры…
Он поднимает глаза именно тогда, когда одна из девушек оборачивается, смотрит ее в лицо, улыбается так беззаботно, как только может, и глубоко затягивается.
«Ну что, - думает он, - кто должен сделать первый шаг, а? ****ец, почему все такие двуличные? Ты же хочешь, уверен, что хочешь. Я хочу. А мы тут сидим и упражняемся в хорошем тоне…» Все было бы намного проще, если бы каждый раз, когда какая-нибудь самочка жаждала тепла, у нее над головой вспыхивал сигнальный огонек. Но это все фантастика, а в реальности каждую минуту по городу курсируют сотни напряженно подрагивающих фаллосов. Готовых мгновенно налиться кровью и войти туда, где мягко и уютно. Они, похожие на слепых щенков, тычутся в случайный зад в очередях и переполненных вагонах метро. Упираются в жесткую ткань юбок и брюк, под которыми тлеют одинокие любки и клиторы. Вот он, мир деликатных людей: порножурналы, занятые туалетные кабинки и беспросветная мастурбация…
Девушка встает, обходит столик и сворачивает в уборную. Он идет за ней. Дверь не заперта. Входит. Она смотрит ему прямо в глаза, потом опускается взглядом в область паха.
- Ну да, - говорит он, пожимая плечами, - небольшое напряжение…
- Наверное, хочешь его снять? – Девушка подходит ближе и накрывает ладонью припухлость на его джинсах. – Хочешь, помогу?
- А сможешь?
Девушка опускается на колени, быстро расстегивает металлические пуговицы. Он смотрит на кафельную стену уборной, чувствует сначала холодок, когда репродуктивный орган извлекают из тесных трусов, потом теплое дыхание, потом влажное прикосновение чего-то мягкого и подвижного.
Аллилуйя!
Он смотрит вниз и видит совершающую возвратно – поступательные движения женскую голову, покрытую густыми темными волосами; кладет на нее ладонь, осторожно настраивает на нужный ритм и закрывает глаза.
В наступившей темноте появляется бездвижное лицо, такое знакомое и родное мне лицо, мое мертвое лицо. Неожиданно? Вот и я о том же… Парень, да ты какой-то странный, минет и покойник, это тебе не кофе и сигареты, это патология.
Молодой человек распахивает веки, чувствуя, что стремительно теряет твердость духа. Откуда-то снизу доносится недовольное:
- А это что еще такое?
- А это, - говорит он, поднимая девушку за плечи, - своевременная смена ракурса…
Он стягивает тесные брюки с ее ног, девушка помогает ему расстегнуть ремень. Джинсы падают на пол, ну и что, если пол здесь не особо чистый?
Девушка ставит одну ногу на крышку унитаза и поворачивается к нему спиной. Он сдвигает в сторону узкую полоску ткани ее стрингов и медленно входит. Легкое сопротивление сменяется мягким всасыванием. По ногам пробегает дрожь. Он начинает двигаться, кладет руку девушке на спину, слышит, как она глубоко дышит приоткрытым ртом, закрывает глаза…
Снова здравствуйте, а это опять я! Что, трахаешься, да? А я, вот, уже не могу. Нет, не то, что бы я от этого страдал, просто как-то необычно знать, что я больше никого не осчастливлю своим мужским эго… Но это не плохо, правда, не плохо… По моему, гораздо хуже видеть во время секса покойника… Если ты, конечно, не некрофил. Ты, случайно, не некрофил?
- Да что за на ***! – восклицает молодой человек, резко отстраняясь от девушки. Ноги запутываются в джинсах, он пытается сохранить равновесие, хватается за кофту молодой нимфетки. Она вскрикивает и оборачивается.
- Ты что, больной?!
- Прошу прощения, но мне пора…
Он спешно застегивает ремень и покидает уборную, оставив там одинокую удивленную даму со спущенными брюками. Собирает вещи и выходит на улицу, глубоко дышит, пытаясь успокоиться.
****ец, что такое? Никогда такого раньше не случалось. Крыша едет? Пора завязывать с никотином, алкоголем, таблетками и порошками? Сука, сука, сука…
Он быстро идет к метро, позабыв о назначенной встрече, о планах на вечер и о несчастном драг-диллере, ждущем своего незадачливого клиента где-то в районе Сенной.
Домой, домой, домой! Холодный душ, горячий чай и мягкая кроватка. Вот так, прояви интерес – заработай импотенцию. На ***! – думает он, спускаясь по эскалатору. Срань какая! Это что же, мистика? «Звонок», «Звонок - 2» и «Звонок возвращается»? – думает он, впихивая свое тело в вагон и проталкиваясь к стене.
Дома было пусто, как всегда.
Вымыл руки, отказавшись от мыслей о душе. Вытер лицо полотенцем, отказавшись от мыслей о чае. Не раздеваясь, лег на кровать, уставился в потолок. В комнате было темно, окна зашторены. За стеной бухала музыка, капая на мозги неизменным басом в четыре четверти. За стеной снова орали друг на друга невидимые соседи. Закрыл глаза…
Знаешь, я тут подумал, может организовать Партию Усопших? Нет, правда, скоро выборы, а ведь нас много больше, чем живых. Хотя, с другой стороны, кто пойдет на выборы?..
Открыл глаза. Сел на кровати. Пошел на кухню, заварил кофе, закурил. Пальцы, держащие сигарету, мелко подрагивали. Зазвонил телефон, назойливо и мерзко. Он не двинулся с места, продолжал затягиваться и выпускать серый дым. Осторожно прикрыл веки…
Привет!
Открыл глаза, вскочил со стула. Начал нервозно мерить шагами кухню: четыре вперед – четыре назад, четыре вперед – четыре назад… Сглотнул, тошнило. В голове глухо ухали удары сердца. Нелепость какая! Закрываешь глаза и видишь мертвое лицо, которое беззастенчиво пялится прямо на тебя…
Открыл окно и высунулся по пояс на улицу. Морозный воздух. Сверху падает мелкий снег. Поднял глаза к небу. Серое плоское небо, нет в нем ничего интересного. Разве что… вот если бы ты был мертв…
Лежишь себе на спине и смотришь в небо, и видишь в нем что-то такое, на что действительно стоит смотреть. А потом приходят люди и куда-то забирают тебя… Только начал думать, что обрел что-то, и на тебе! Но ты, тебя пока никто не забирает, правда? А небо… не такое уж оно серое, это небо…
16.02.2007
Свидетельство о публикации №207110700288