История вторая. День рождения

Метро. Час пик. Кто-то толкает в спину. Огрызаюсь. Кто-то наступает на ногу. Прижимаюсь к двери. Думаю исключительно ненормативной лексикой, безропотно сглатываю сперму всех этих ублюдочных пассажиров. Они кончают. Они всегда кончают на лицо. Цепляются за куртку своими грязными пальцами, трутся гениталиями, натягивающими ткань штанов. Со спины. Отхожу. Куда прешь?! Осторожнее!.. не так быстро, нежнее, нежнее… вагон – гигантский фаллос, несущийся по вагинальным каналам подземки. Капсула, наполненная суетливыми частичками похоти. Остановка. Среди потока разноцветных людей внутрь проникает маленькая бабуля в зеленом пальто. Очки на ее лице похожи на глаза стрекозы.
- Наша форма жизни вымирает, - торопливо начинает/продолжает она, - в будущем не будет одежды. Только четырнадцать тысяч святых. Правительство хочет через год уничтожить нас в ядерном взрыве. Батарейки – средства слежения. Воспользуйтесь молитвой «Мария-деви-Христос, Христос-деви-Мария», она научит отказаться от секса. Все мы – подопытные в большом эксперименте. Не ходите на выборы, человек не может править Землей…
Люди смеются, когда слышат ее проповедь, люди продолжают лапать и тереться. Кричу:
- Убери свои руки, сука!
Слишком шумно.
Если Вы услышали в вагоне посторонний шум, обратитесь к машинисту по каналу экстренной связи.
Проталкиваюсь к выходу и бегу на эскалатор. Кто-то снова наступает на ногу. Не оборачиваюсь. Злюсь. Выхожу из метро. Декабрь. Стемнело. Сухой холод. Делать особенно нечего. Уже который месяц тянется один большой выходной обычного безработного. Вставляю в уши наушники. Иду под ритм. Смотрю в землю.
На мосту чувствую сильный удар в плечо. Что-то не так. Незаметно выключаю плейер. Не останавливаюсь. Смотрю на тени. Мгновение спустя слева и справа мою тень догоняют еще две. Ждал этого. Достало. Хватают за плечи.
- Слышь, пацан, ты хули плечо не убрал?
- Извини, не увидел.
- Ты, ****ь, что, бык, да? Ты хули не смотришь, куда прешь?! Пойдем в сторону…
Отводят с дороги, за угол дома. Оба за тридцать. У одного вид явного торчка, глаза красные, но спиртом не разит. Протягивает руку. Не двигаюсь.
- Ты что, ****ь?! Ты борзый, бля?
Подаю свою, сжимает ладонь. Давит. Не отпускает.
- Тебя как зовут?
Отвечаю. Кивает.
- Меня - Костя. Слышь, братуха, ты пойми: ты очень сейчас неправильно поступил. Ты, ****ь, меня, типа, проигнорировал. Тебе извиниться в падлу было?
- Я извинился.
- Это ты уже потом, когда мы тебя догнали. А так? ты, типа, думаешь, что ты, бля, крутой, да? Что тебе можно все?
- Нет, не думаю. Я правда тебя не увидел.
Продолжает сдавливать руку.
- Нет, брат, теперь это решать как-то надо, да, Андрюха?
Второй не отвечает. Смотрит в глаза. Улыбается. Слишком трезвый такой взгляд, опасный. Теперь глаза не опустить – признак слабости.
- Чё, бля?!
Нет, все-таки перевожу взгляд на ботинки.
- Чё ты в землю пялишься, когда с тобой говорят?! Тебе сколько лет?
- Двадцать один. Сегодня исполнилось.
- ****ец, такой молодой, а уже такой борзый… - Андрюша толкает в грудь, подаюсь назад. Костя дергает за руку.
- Хули ты вырываешься, ****ь. Ты, типа, не уважаешь нас, да?
Мочу.
- Ты, ****ь, знаешь, что я сидел? Ты, *****, знаешь, что значит для зека уважение? Да хули ты знаешь… Так, пацан, мы это сейчас разрулим по быстрому, да? – Сжимает руку. – Я тебя спрашиваю: хочешь, чтобы по быстрому?
- Да.
- Хорошо, что «да». Мне, ****ь, охуенно доза нужна, понял? Знаешь, где достать?
- Нет.
- Плохо. Ладно, сам разберусь. Тогда с тебя бабло. Три штуки.
- Нет.
- Что «нет»?!
- У меня столько нет.
- Чё ты мне ****ишь? Мы с Андрюхой тебя сейчас обшманаем, и если найдем, отвечаю, сука, мы тебе почки на *** вырвем…
Мимо проходят люди. Преимущественно парами. Смеются.
- Можете искать, у меня столько нет.
- А сколько есть?
- Пятьсот.
- Сотовый ест?
- Нет.
- Отвечаешь?
- Да. – Если именно сейчас кто-нибудь решит поздравить меня с днем рождения звонком, случится очень плохое.
- Чё в ушах?
- Наушники.
- Сука, ты, ****ь, шутить вздумал? Доставай, говорю, быстро.
Свободной рукой достаю из кармана плейер. Андрюха быстро забирает его и убирает под куртку.
- Ладно, ****ь. Не ссы, никто тебя ****ить не будет.
Отпускает ладонь. Пальцы сводит.
- Давай, пацан, ****уй отсюда. Но, бля, если еще такое повториться, я, бля, тебя в Неве утоплю, отвечаю…
Уходят. Долго стою на месте. Смотрю прямо перед собой. Улыбающиеся люди. Толпы улыбающихся людей, каждый со своей историей и жизнью. Ненавижу их всех.
Наконец замечаю бородатого мужчину лет пятидесяти в светлой дубленке. Кивает мне, лицо веселое и доброжелательное.
- Что?
Не слышит. Подхожу ближе.
- I don't speak Russian.
Повторяю вопрос по-английски. Предлагает прогуляться по набережной. В груди что-то громко ухает, по телу периодически пробегает мелкая дрожь. Соглашаюсь. Сначала идем молча. Потом он спрашивает: не голоден ли я. Отвечаю, что нет. Удивляется, говорит, что молодые люди всегда голодны. Говорит, что ему нравится мое лицо, что любит длинноволосых юношей. Спрашивает:
- May I kiss you?
Улыбаюсь.
Смотрю прямо перед собой. Не здесь. Сворачиваем в темную арку. Берет меня за плечи, поворачивает к себе. Мы одного роста. Прижимается губами к щеке. Губы у него сухие, а борода колит кожу. Терплю. Медленно начинаю вскипать. Целует в губы. Чувствую его язык, пытающийся проникнуть мне в рот. Отстраняюсь. Сжимает плечи. Взгляд заискивающий, говорит, что увезет меня в Америку. Выдергиваю руки, толкаю его к стене, наступаю на ногу, хватаю за волосы. Сдавленно пискает. Бью затылком о стену. Замолкает, удивленно глядя мне в лицо. Улыбаюсь. Бью еще несколько раз, с каждым разом вкладывая в удар все больше силы.
- ****ный гомик! – кричу по-русски.
Он начинает оседать. На стене остается темный след. Отпускаю волосы, бью его ногами, считая про себя удары. На двадцать первом останавливаюсь. Отхожу на несколько шагов назад. Смотрю на плоды своих трудов. Несколько раз попал ему ботинком в лицо, похоже, сломал челюсть. Из правого уголка рта струится тонкий красный ручеек.
Присаживаюсь рядом с ним на корточки и проверяю карманы дубленки, залезаю в карманы брюк, достаю бумажник. Несколько тысячных купюр и около пятисот долларов. Убираю бумажник в задний карман своих джинсов. Набираю полный рот слюны и выпускаю ему на лицо. Плевок медленно стекает по разбитым губам. Ведь ты же этого хотел, - думаю я, - хотел попробовать ее на вкус? Поворачиваюсь спиной и ухожу. Его глаза все еще открыты.
Выхожу на Невский, его уже украсили к Новому Году, так что над головой светятся бесконечные неоновые паутинки. Иду быстро. Не потому что хочу убежать. Просто в голове до сих пор звучит тот самый ритм, под который вышел из метро. Настроение понемногу улучшается. Сердце успокаивается и начинает мерно поухивать в груди. Понимаю, что улыбаюсь. Люди кажутся роднее, что ли. Достаю сигарету и закуриваю.
Захожу в небольшой ресторанчик и сажусь за столик у окна. Официантка приносит меню, прошу ее подождать, открываю винную карту и заказываю красное сухое. Улыбаюсь. Смотрю через стекло на улицу. Мимо проходят все новые и новые люди, проезжают машины. Играет тихая музыка, что-то из Cafe del Marr. Раньше любил, перестал слушать где-то пол года назад. Думаю: почему?
За соседними столиками ведутся негромкие беседы. Медленно курю. Когда в кармане лежит месячная зарплата среднестатистического менеджера приятно с любопытством оглядывать людей. Столик справа занимают две молодые девушки, две барбевидные блондинки с перманентом и розовыми губками – бутончиками. Смотрят в мою сторону, перешептываются. Вино мне приносят уже за их стоик. Пытаюсь запомнить имена. Флиртую, просто потому что чувствую их интерес к себе. Это очень приятно: чувствовать интерес к себе. Это добавляет силы и уверенности в себе тому, кого только что примитивнейшим образом развели на деньги на центральном проспекте города, тому, за кого никто не пожелал заступиться…
Говорю им о том, что сегодня у меня день рождения. Искренний восторг и удивление. Действительно, это же очень странно, когда у кого-то день рождения, просто чудо какое-то!..
Допиваю вино. Они – студентки, снимают на двоих квартиру в центре. Приглашают к себе. Почему бы и нет?
Всю дорогу говорим ни о чем, и от этого становится тепло и уютно. Наконец-то можно просто не думать о проблемах, не думать: куда пойти?
Рассказываю о приключении на мосту, оставляя в своей истории грабителей ни с чем.
- Бедняжка, - говорит одна из них, прикасаясь ладонью к моему лицу.
Улыбаюсь.
Заходим в парадную и поднимаемся на второй этаж. Долго роются в сумочках. Та, что находит ключи первой, отпирает дверь. Широкая прихожая, в беспорядке сваленная у стены женская обувь. Комната. Квадратная большая комната. Мягкая мебель, мягкие игрушки, книги в мягком переплете. Глупые книги. Глянцевые журналы. Включают музыку, какое-то регги, склонное к R’n’B. Задергивают шторы. Начинают танцевать. Плохо поставленный парный стриптиз. Что это? Для кого? Неужели для меня? Действительно ли они такие раскованные сексуальные стервочки или все это представление должно загнать меня в смущение? Театрально целуются. Подходят ко мне, обнимают.
Улыбаюсь.
Наклоняюсь к той, что стоит справа и нежно закусываю нижнюю розовую губку. Стискиваю зубы до тех пор, пока не начинаю чувствовать во рту солоноватый вкус крови. Кричит.
- Отпусти, мудак! – Подружка впивается ногтями мне в лицо, отталкиваю ее сильным ударом в грудь. Хватаю вторую за голову и отшвыриваю от себя.
Интересно, - думаю я, методично хлеща одну из них по щекам, - зачем все это? Нежным ребенком окончил школу, впитывал в себя всю эту чушь о том, как нужно жить, что пить, с кем спать. Найти работу, которая не приносит удовольствия, но обеспечивает деньгами, впахивать пять дней в неделю на безликого директора. Выходные проводить в барах и клубах, что бы подкрепить себя иллюзией хоть какой-то свободы. Состариться и сдохнуть, считая копейки и думая о том, что упустил свой шанс…
Трижды за сегодня меня хотели трахнуть: сначала те, на мосту, потом престарелый гомосексуалист, а теперь две молодые ****и.
А было ли кому-нибудь из них интересно, чего хочу я?
Куда уж там, жизнь стала слишком стремительной, что бы отвлекаться от собственной похоти на попытки понять… Всё схематично.
Блондинка обмякла.
Зачем я это делаю? Наверное, потому что иногда полезно нарушить привычный ход событий.
Что, сука, не ожидала такого? Думаешь теперь о том, что не нужно было приглашать меня в гости, да? Ты права, ****ь! Не нужно было! Не нужно было вторгаться в мою жизнь своей розовой помадой, своим перманентом и своей похотью!..
Уходя, слышал как кто-то кричал в телефонную трубку, вызывая милицию. Ладони горели, никогда не умел давать пощечины. Глаза жгло, хотелось закрыть их и больше никогда не видеть этот счастливо разукрашенный Невский Проспект, этих людей, гуляющих преимущественно парами.
Свернул на Староневский. Просто шел вперед. Приятно бесцельно бродить ночью по зимнему городу, когда в заднем кармане лежит бумажник с парой тысячных купюр и пятью сотнями долларов. Невыносимо тяжело бесцельно бродить ночью по зимнему городу, когда в карманах пусто…
Чем дальше от центра, тем меньше людей. Наконец, улица опустела. Закурил.
На перекрестке навстречу вышли пятеро в коротких куртках и высоких ботинках. Бело-синие шарфики. Ненавижу футбол. Толчок в плечо. Уже было.
Интересно, тот престарелый иностранец так и лежит с открытыми глазами или кто-нибудь их уже закрыл?..
- Ты чё, бля, не смотришь, куда прешь?!
А милиция, быстро ли приезжает милиция по вызову на квартиру в центре, которую снимают на двоих сексуально раскованные студентки?..
- Хули ты улыбаешься, мразь?!
И, наконец, успел ли Костя найти дозу до того, как ломка окончательно его подкосила?..
Миром правит похоть. Именно так, не желание, а похоть. Когда она снедает тебя, сжигая изнутри, очень трудно остановиться. Особенно, если с тобою еще четверо таких же, как ты, простых и понятных. Очень трудно прекратить, сделав первый удар. Особенно, когда лежа на земле, уворачиваясь от пинков высоких ботинок в лицо, лицо это продолжает улыбаться.
Именно так.
Улыбаюсь.
Наша форма жизни вымирает… Мария-деви-Христос, Христос-деви-Мария… Тринадцать тысяч девятьсот девяносто девять святых…
Да, кстати, с днем рождения!..

9.02.2007