Отчаяние

 Антон не любил смотреть любовные комедии. Там в финале положительному герою всегда доставалась самая красивая девушка и все были счастливы, - и Антон испытывал сразу две досады. Во-первых, от того, что по своей всегдашней впечатлительности и чувствительности влюблялся в актрису, игравшую эту красивую девушку. А во-вторых, когда он возвращался в действительность из таких светлых, беззаботно-счастливых фильмов, печальная серость его существования виделась ему еще более отвратительной и невыносимой. В то время как все выходили из кинотеатра с чувством блаженного и тихого умиротворения, он выходил с чувством горестной и мучительной тоски, той самой, которая обычно толкает людей на самоубийство.
 
С вялой, ненастоящей улыбкой прощался он с друзьями и в молчаливом унынии возвращался домой.
 Обледенелые тротуары блестели как серебро в свете ночных фонарей; гул проезжавших по шоссе редких автомобилей отчетливо звучал в морозной тишине. Антон брел в полном одиночестве, глядя себе под ноги, понурив голову, и не вытирал набегавшие на глаза слёзы. Придя домой, он подходил к висевшему в прихожей зеркалу и долго всматривался в свое лицо, бледное, несчастное, с воспаленно-красными глазами. В совершенно пустой квартире царила давящая тишина, но он не включал ни радио, ни телевизор, чтобы ее разогнать.
 
Выпив кофе и погасив везде свет, он ложился спать. Его пробирала дрожь – но не от того, что в квартире было холодно (батареи были горячие как кипяток), а от черной, глухой тоски, невидимым ремнём стискивавшей его грудь. Оказавшись в кромешной тьме, укрытый одеялом, он, уже не сдерживаясь и не стыдясь, начинал рыдать в полный голос. И в то же время перед его глазами начинали возникать болезненно-красочные грёзы. Это были светлые мечты, полные любви, радости и сказочного счастья, пронизанные лучами яркого солнца, под чистым голубым небом, среди душистых цветочных полян, овеянных свежим летним ветром. Они гуляли, держась за руки. Прекрасные волосы ее были распущены, чудесные голубые глаза смотрели на него доверчиво и нежно, с легкой долей игривого кокетства, - одним словом, смотрели влюблённо. Она то принимала образ героини из фильма, то превращалась в Настю, в которую он был влюблен в реальной жизни. А потом эти два образа и вовсе сливались в один. Антон был так счастлив, что сердце его готово было вырваться из груди, а душа воспарить к небесам… И чем счастливее были его мечты, тем безысходнее и ужаснее становилось его отчаяние. В какой-то момент этот контраст становился так чудовищен, что он вскакивал с постели с почти физическим ощущением, будто две противоположные силы сейчас разорвут его надвое. Он задыхался в стенах своей темной комнаты. Внутри у него всё бурлило, кипело и бушевало. Это была дикая смесь лихорадочного возбуждения, тоски, смутной тревоги и сильнейшего смятения. И вынести это душевное состояние было невозможно. “Почему жизнь такая гнусная штука? Зачем я вообще родился на этот проклятый свет? Лучше бы ничего и никогда не было. Куда деваться? Куда сбежать от этой проклятой жизни и от самого себя?” Все эти вопросы, нерешенные, бесполезные, исчезали как мелкие камешки в океане переполнявших его чувств и волнений. Его разрывало на части, душа его вопила, извивалась, корчилась и стонала в неслыханной агонии…

…Он бросился в отцовскую комнату. Большой охотничий кинжал висел на стене. Сколько раз он проходил мимо него, соблазняясь его неумолимой и безжалостной красотой, созданной для того, чтобы убивать. Он схватил кинжал. Закрыл глаза. В воображении его тут же возникла Настя, улыбающаяся, с лучистыми и добрыми глазами. “Да, надо выпустить то, что внутри меня, а иначе я лопну, - подумал он. – И тогда, Настя, мы навеки будем с тобой вместе! Надо только выпустить…” Антон проткнул себя остриём в грудь и выпустил на волю то, что его переполняло.
Это был последний поступок в его жизни.