Проходная

Терпко пахло носками. Застоявшимся потом. Тусклая лампочка неровно подмигивала, разгоняя причудливые утренние тени по углам. Зашел. Принюхался. Значит Михалыч сегодня не пил…
Взглянул на часы. Почерневшие. Старые. Браслет изъеденный потом. Опрокинул жестяную банку с бычками в картонную коробку у входа.
Старый диван заскрипел, стукнули сломанные пружины. Хрустнув застоявшимися костями Михалыч разлепил заспанные глаза и уставился на меня.
- Ага. Утро значит..
- Утро – пробурчал я в ответ.
Слова дались тяжело. Их терзала лошадиная доза водки и воспоминание о немытом бабьем теле.
- Вахту то принимаешь?
Мотнул головой. Согласился. Подкатила дурнота. Кожа моментально покрылась холодным вонючим потом. Дверь. Толкнул. Шумно вдохнул. Охолонился. Тупо заныло в висках Светало. Зарево осеннего утра обозначилось на краях темных облаков.
Опять приход. Ломит кости. Судорожно хлопаю по карманам, сигареты, сигареты, сигареты… Ах вот ты где. Смятая пачка. Зажигалка, зажигалка, зажигалка… Затянулся.. Еще. Глубже вдыхаю. Шум в голове. Отпускает. Отпускает.
- Чаю то будешь? – слышу.
- Буду. Чай.
Звякнул прокопченный чайник. Зашумел кран. Михалыч медленно и основательно потрошил чайные пакетики в железную кружку. Хороший чаек Липтон. Цвет ядреный. И крепость. Вредный говорят. Брешут наверное.
Загудел чайник. Мимо проходной с грохотом пронесся грузовик, разбрызгивая протухшие лужи. Вот и утро. Надо принимать вахту. Скинул побитую кожанку. От свитера дохнуло перегаром и блевотой. Натянул форменную ядовито – синего цвета куртку с гордой нашивкой «Охрана».
- На. Глотни – это уже Михалыч.
- Ага.
От жестяной кружки расходился резкий запах чая . Не взболтать бы заварочную муть. И мелкими глотками. По чуть – чуть. Аккуратно. Сердце судорожно забьется. Сорвет пелену с остывшего мозга. Появились лучи солнца.
- Спасибо, Михалыч. Отпускает.
- Даа, мОлодежь… - протянул он… - усугубляешь?
- Ага.
- Ладно. Собираться буду.
- Ага.
Присяду ка я на стульчик. Пригрею задницу. Вот и ручка от вертушки. И телефон. И банка для окурков. Ну что, привет тебе, новый день, а? Привет. Я еще жив…


Ага. Вот и Сергей Семеныча привезли. Что у меня там с «лицом»? Синее значит. Но бритое. Уже лучше. Синяки правда от недосыпания. Но ладно. Он видел уже. Привет. Ага. Кого он сегодня подвозит? Нуу.. . Леночка. Секретарша его новая. Молоденькая. Ага.
- Здравия желаю, Сергей Семенович! Проходите пожалуйста!
Даже не глянул. Кивнул. А Леночка. Улыбнулась, пролепетала:
- Спасибо…
Краснеет.
Глядит в глаза мои пропитые, бесстыжие. Уфф. Леночка. Солнышко то какое… Ох Леночка. Как бы Леночка, я с тобой… Ох. Я бы бросил, Леночка. Бросил. Все. Все бы ради взгляда твоего откровенного. Ресниц порхающих. Водку, ****ей, обдолбанных джанки…


- Доброе утро!
- Ага, - отвечаю.
Веселый какой. В глаза глядит как преданно, заискивающе. Новенький. Наверное. Да. Точно…
- Пропуск – выплевываю с сигаретным дымом.
- А… а... – хлопает по карманам, округляются глаза, озабоченное какое лицо… - а… я… забыл кажется.. – это уже обреченно.
- Нельзя без пропуска – выдыхаю… - никак нельзя.
- Может… может… я позвоню?
- Служебный…
- А я… а я … сотовый есть!
Милостиво качаю головой. Правда на территории нельзя. Но перебор будет уже, ага.


Продавленное кресло. Трещащий радиоприемник. Какие тяжелые веки. Как тяжело не закрывать. Глаза. Звездочки. Привет. Ага. Шум. Шум. Шум. Как… Где… Тяжело…


Обед. Обед - это синеющие руки. Обед – это голод. Голод сжимающихся суставов и липкого пота. Никто бы не увидел. Сдохнуть бы. Сдохнуть. Ага.
Я готовлю Механика с собой. Зассаный толчек. Все равно. Он холодный, так легче. Так можно открыть глаза. Выпустим воздух. Какая тяжесть. Не уронить бы. Нет. Закатал штанину. Ну где ты спряталась… Дорожка… Ага.. Ввел. Медленно. Очень тихо. Спокойно. Привет. Привет. Привет…


Свет. Как ярко. Как больно. Привет. Горю. Привет. Горю. Привет…
Все???...


06-07.11.2007
Поезд Хабаровск - Владивосток