Глава десятая

Год 727 от Творения Мира. Арна. О чём молчит Ом-Маэннон
 
Великие Жрицы обитали в северной части горного плато, на котором со Дня Творения Мира рас-кинулась пышной зеленью лесов и лугов благодатная Альбия. Их скромные хижины расположились в Яановых Оврагах и тянулись цепочкой с запада на восток невдалеке от Арны, Пещеры Великих, у небольшой Малахитовой рощицы.
Магическая Пещера возвышалась шестисаженной скалой на западной окраине Альбии так, что восходящее солнце светило прямиком в её выгнутую аркой мраморную дверь, освещая выбитые на гладкой поверхности древние символы. Золотистые утренние лучи скользили по сияющим радугой и переливающимся различными оттенками невиданной красоты камням, украшавшим её белую гладь. Пещера тянулась на десять саженей вглубь и была пяти саженей шириной.
Через открытую дверь Арны во мрак пещеры проникали солнечные лучи и отблёскивали на ис-крящейся поверхности маленького озера, что начиналось родником у западной её стены и разлива-лось в центре округлым блюдцем. Это озерцо волшебницы называли Ом-Маэннон.
Озерцо продолжалось под землёй, тонкой струйкой убегая из Арны, и затем выбивалось родником у западной окраины древнего леса Атавия, превращаясь в ручей, а затем в бурную речку Змейку, бо-гатую порогами, перекатами и водопадами.

Озерцо озерцом, но в качестве Ом-Маэннона оно отныне притягивало Михаэля несказанно. Лето было жарким, в Арне было прохладно, а Ом-Маэннон был неглубок и леденяще холоден, когда по-близости находились волшебницы.
Когда же никого рядом не было, Ом-Маэннон был и бездонен, и коварен, и широк, и обжигающе жарок. И он переставал быть просто озером. И вообще, Ом-Маэннон был магнитом, настойчиво при-тягивающим Михаэля с тех самых пор, как он кое-что стал уметь как волшебник, (а уметь он стал, надо сказать, очень многое) и в особенности, с той поры, когда юноша научился видеть в Ом-Маэнноне всё то, что ему только хотелось видеть и знать. Но, зачастую, то, что сам Ом-Маэннон ему подсовывал, не считаясь с его желаниями. И совсем не важно, что это были вовсе не те милые ветра и безобидные облачка, как наивно полагали Жрицы. Важно, что теперь в жизни Михаэля наконец появился азарт и родилась долгожданная тайна.
Зеркала Софии, тонкие свечи по кругу, заунывные заклинания? Вздор. В Арне не нужно было ни того, ни другого, ни третьего. Там был Ом-Маэннон.

Михаэль бесшумно затворил дверь пещеры, и Арна погрузилась в глубокую непроглядную тем-ноту, звенящую спокойным плеском воды и пением ручья. Он прибавил к этому ещё шелест фити-лей и блики огня на стенах. Дышалось легко, и зной и яркий дневной свет отступили, оставив Миха-эля наедине с самим собой и рядом с Белым Зеркалом.
Сколько же миров и жизней, таких непохожих, таких разных и таинственных там, за пределами Альбии? Михаэль задумчиво поглядел на гладкую поверхность озера и присел у кромки воды. Озеро привычно мигнуло и затянулось мутной поволокой. Он лениво опустил ладонь в ледяную воду и тут же в испуге одёрнул её. Из водной глади в упор на него глядели жёлтые кошачьи глаза, словно бы не Михаэль, а они вглядывались сейчас в бездонную тьму Ом-Маэннона, силясь разглядеть в нём заоб-лачную высь Альбии. Михаэль замер, боясь пошевелиться. Ему вдруг ужасно захотелось спрятаться. Исчезнуть, стать прозрачным, невидимым, чтобы этот взгляд ни за что не смог найти его.
И глаза, рассеянно пошарив по Арне и несколько раз задумчиво задержавшись на резном хитро-сплетении стен, моргнули и исчезли, словно бы не заметив Михаэля.
А вместо них озеро выплюнуло на поверхность звёздное небо в проёме открытого стрельчатого окна. Тонкая прозрачная занавесь мягко парила в струях лёгкого ветра. Окно удалилось в глубь Ом-Маэннона, и взору Михаэля предстала огромная просторная комната с высокими потолками, богато убранная и увешанная коврами и оружием. Таких Михаэль даже не представлял себе, а не то что не видел, но что-то в ней показалось вдруг ему до боли знакомым. Большое широкое ложе далеко у стены, укрытое густой тенью, говорило о том, что это, не иначе, чьи-то покои.
Однако же в комнате было довольно людно, как в месте, предназначенном для ночного отдыха. Тем более что всё вокруг указывало именно на ночное время суток. Поначалу Михаэль с любопыт-ством наблюдал за мирной беседой двух, весьма странной наружности верзил и стройного величаво-го субъекта в тонкой, почти прозрачной белой тунике. Верзилы, укутанные в серые не то плащи, не то мантии, скрывающие их призрачные фигуры, поначалу вели себя очень мирно. Оба они с уваже-нием низко поклонились статному и, как показалось Михаэлю, молодому мужчине, и один из них что-то долго и терпеливо ему объяснял, то и дело указывая в сторону темнеющего вдали ложа. Но тот только однообразно отрицательно качал головой в ответ. Тогда в разговор вступил другой, не менее громадный и мрачный верзила, нервно размахивая руками и бегая вокруг сияющего белизной собеседника. Но тот всё так же уверенно, не сдвинувшись с места, продолжал качать головой, выра-жая своё несогласие.
Михаэль распластался на каменных плитах и низко склонился над Ом-Маэнноном, так что кончик его носа коснулся зеркальной глади, а сам он едва не свалился в воду. Эти странные существа, спо-койно беседующие где-то так далеко, что возможно и Река Времени отделяла их от Михаэля, а не только мили, были совсем не похожи на людей. Михаэль вдруг с изумлением отметил, чуть ли не погрузив своё лицо в озеро, что сквозь них просвечивается обстановка комнаты – причудливые узо-ры на коврах, клинки на стенах, прорезь окна, колышущаяся занавесь... И даже далёкий бисер звёзд на ночном небе. И очертания самих этих созданий были нечёткими, словно бы размытыми. Словно бы небрежным мазком усталый художник набросал линии рук и ног, мягкие, обтекаемые складки одежды, струящиеся не то волосы, не то капюшоны. Тени. Не иначе – тени.
Но тут события приняли резкий оборот, и двое серых верзил разом, словно по команде бросились на бледноликого. Михаэль замер с открытым ртом, наблюдая за мельканием невесомых обезумев-ших созданий, дерущихся в воздухе, как свирепые кровожадные животные.
Бледноликий, как оказалось, ничуть не уступал своим противникам, и его светлая фигура снова и снова ускользала от их цепких рук и разящих ударов. Да, собственно, рук-то теперь не стало вовсе, они, будто из ничего, из тёмного пятна появлялись и, нанеся следующий удар, тонули в нём снова. Комната наполнилась стайками горящих снежинок, и Михаэлю показалось, что это сыплются искры из их глаз.
Сколько времени так продолжалось, Михаэль не понял, но вдруг откуда-то из тьмы ночи явился некто четвёртый, которого он не сразу и приметил. Но теперь силы явно были не на стороне бледно-ликого, потому что этот вновь возникший призрак неожиданно обрушился сзади на обороняющегося словно тайфун. И спустя мгновение бледноликого уже крепко держали за руки двое верзил, запы-хавшихся и сверкающих округлившимися на их лицах огромными, с продольной, совсем как у ко-шек, чёрточкой зрачков огненными глазами.
Михаэль в испуге отшатнулся и вскочил, вспомнив два рыжих глаза, что смотрели на него из Ом-Маэннона.
Только лишь взгляд бледноликого, такой же "кошачий", на незримое мгновение мигнув голубиз-ной, спешно погас.
До сих пор у этих странных созданий глаз не видно было вовсе – то ли создания были далеко и Михаэлю трудно было их разглядеть, то ли и в самом деле глаза зажигались у них на лицах, точно лампадки и гасли, когда те их тушили.
Новый верзила, громадный и нависший над остальными ещё более тёмным, чем два предыдущих, пятном, вплотную приблизился к бледноликому, и тот снова отрицательно покачал головой. Тогда великан принялся избивать непреклонного противника, крепко удерживаемого верзилами. Но тот после каждого удара снова и снова распрямлял плечи, поднимал голову и отрицательно качал ею, глядя прямо в рыжие глаза мрачному здоровяку.
Михаэль до крови закусил губу от отчаянья и бессилия, наблюдая за вопиющей несправедливо-стью, творящейся прямо у него на глазах, тогда как он ничего не может предпринять.
Между тем искрящиеся снежинки вдруг исчезли, верзилы дружно завертели головами по сторо-нам, и самый большой из них, спешно махнув рукой, приказал отпустить бледноликого. Ом-Маэннон нервно замигал, и Михаэлю в мельтешении и вспышках даже показалось, что бледноликий, воспользовавшись суматохой, вдруг метнулся куда-то в сторону, но тут же вернулся обратно, не ус-пев при этом привлечь внимания своих надсмотрщиков.
И в комнате возник новый персонаж. Лёгкое воздушное платье нежно-голубыми волнами стекало с тонких плеч прекрасной девы, такой же призрачно-бледной, как и тот бледноликий мужчина, что с трудом теперь стоял меж верзилами с гордо поднятой головой.
Дева подплыла поближе к бледноликому, и Михаэлю почудилось, что он слышит её переливи-стый смех. Совсем такой же, как у Мирраны, – нежный и благозвучный.
Верзилы с благоговением поклонились ей, и Михаэль с облегчением вздохнул, надеясь на благо-приятный исход. Но не тут то было! После совсем короткой беседы с бледноликим, дева гневно топ-нула ножкой и сверкнула голубыми глазами, ставшими враз огненными, как у верзил. И верзилы, будто по её приказу, вновь подхватив бледноликого, исчезли, словно бы растворившись в воздухе.
Дева, чуть замешкавшись, неспешно подплыла к широкому ложу у стены и низко наклонилась над ним, с интересом разглядывая спящего на ней молодого мужчину.
Затем спешно отпрянула и исчезла вслед за остальными.
– Не те ли это тэнвиты, бестелесные детища Вершителя Тэнасара, что о них упоминала Нифиелла в своей летописи? – наблюдая за происходящим в Ом-Маэнноне широко распахнутыми глазами, Ми-хаэль, конечно же ничего не мог слышать, но зато он мог анализировать. Пусть он не был знаком с Миром, как знакомы с ним живущие под облаками, зато он знал о нём всё из древних летописей. А теперь ещё и подсматривал за ним воочию через Ом-Маэннон.
 
– Что это ты делаешь?! – заглянула ему через плечё Лилиана, увидав в водах Белого Зеркала отраже-ние своё и Михаэля.
– Жарко, – пожал в ответ плечами Михаэль и, зачерпнув пригоршню воды, умылся, брызнув остат-ками в Лилиану.
– Жарко?! – Лилиана, засмеявшись, отпрянула. – Выйди-ка из пещеры, детка! На улице вечер и про-хлада! Солнце садится! Уж давно скрылось за Арной. София зовёт на ужин, но до тебя ведь не дос-тучишься, мы пытались все. Твой разум словно за семью замками – что ты делал? Ты что же, весь день тут проторчал?
– Вечер? – недоумённо огляделся Михаэль, увидев, что свечи на стенах, освещающие холодные сво-ды пещеры уже почти догорели. – Не может быть.
– Ну да, не может, – засмеялась Лилиана, – посиди здесь ещё чуток – и действительно будет – "не может быть". Только утро настанет иного дня. Не сегодняшнего. Тогда ты точно не поверишь, что прозевал целый день своей жизни.
– Прозевал? – хитро улыбнулся Михаэль. – Это мы ещё поглядим, кто из нас его прозевал.
– Что ты хочешь этим сказать?! – сразу посерьёзнев, обиделась Лили. – Ты говоришь загадками!
– Не только говорю, – засмеялся Михаэль, – я думаю ими, ем их на завтрак, обед и ужин, умываюсь ими, вижу их во сне, гляжу на них каждый день и не собираюсь без них жить дальше. А одна из них сейчас, похоже, сердится. Она ужасно недовольна, что с ней разговаривают вовсе не так, как она ожидала. Наверное, сама она не очень-то их любит, загадки?
– Ты неисправим. И никогда не перестаёшь меня удивлять! – Лилиана вновь засмеялась, с нежно-стью разворошив Михаэлю кудри. – Но, наверное, ты прав – мир вокруг загадочен, а ты – самая большая загадка во всей Альбии, и никто из нас ни на шаг не приблизился к её разгадке, как бы ни старался все эти годы. Вот я, например, – Лили присела рядом с Михаэлем у Ом-Маэннона, и он об-нял её за плечи, – я всегда считала тебя своим другом и думала, что так считаешь и ты. У меня нет даже подруги ближе чем ты. Но разве могу я похвастаться тем, что знаю тебя достаточно хорошо? Я любую из моих подруг и любую, что не является ею, знаю лучше чем тебя. Неужели же там, внизу, все мужчины такие?
Михаэль пожал плечами в ответ и снова покосился на Ом-Маэннон.
И ему показалось, оттуда из глубины ему подмигнул жёлтый кошачий глаз. Михаэль заморгал, пристальнее вглядываясь в Белое Зеркало, но на нём только лишь искрились золотые блики дого-рающих свечей.