Желание жить стоит выcтрадать

Яркий свет разрезал сетчатку пополам. Нет, на десять частей, не меньше. Я почувствовал, как острое лезвие боли осторожно подбирается к самому сердцу. Нет, надо встать, встать и идти дальше, к мечте. К какой мечте? К той, что брезжит где-то там, за обманчивым горизонтом или к той, что склонилась сейчас надо мной в белом халатике молоденькой медсестры? А о чём я мечтаю? И правда, люди так яростно бегут к своей мечте, а понимают ли они, чего действительно хотят, чего им не хватает для счастья?
Чуть слышно скрипнула дверь в палату. Кто-то зашёл. Не ко мне, я это точно знаю. Меня никто не навещает – не кому. За всю свою бездарную жизнь я растерял всё, что имел и не смог ничего приобрести. Слышится тихий, полушёпотом, разговор. Нас в палате двое – я и пожилой мужчина, парализованный инсультом. К нему каждый день приходят: то дети, то внуки, иногда жена, моложавая женщина, молящаяся на своего супруга. Наверное, он сделал в своей жизни что-то действительно великое, раз перед ним так преклоняются все его родные. А я вот пока ничегошеньки не сделал и, видимо, не сделаю, если не встану сейчас с кровати и не вырвусь из этой противно-белой тюрьмы.
Вдруг я услышал стон. Господи, что-то, наверное, случилось. Может тому человеку, лежащему подле меня стало хуже. Но нет, почему-то обступают именно меня, и я начинаю осознавать, что уже не в кровати, а на полу, и, стараясь подняться, бессильно падаю на пол.
Вбегают бугаи-санитары и возвращают меня в постель. Их, наверное, именно за этим тут и держать – тяжести таскать. Молодая женщина, наверное, врач, склоняется надо мной и, мило улыбаясь, что-то там такое говорит о моём состоянии, что я ещё слишком слаб, что нужно ещё подождать. Она что, не понимает, что мне нельзя ждать, ни минуты. Жизнь ускользает сквозь пальцы, сквозь прутья этой железной больничной кровати. У неё наверняка есть семья. Сейчас вот она ходит по палатам, точно также мило разговаривая с другими больными, а потом снимет халат, выйдет из этого ада и забудет в объятиях любимого и детей обо всём этом до следующего дежурства; а я буду здесь лежать, как бревно и мучиться от того, что моё сознание никак не в состоянии заглушить боль одиночества.
Всё снова успокоилось. Уж лучше бы здесь поставили Мерилина Мэнсона. Это бы хоть как-то отвлекло меня от этих дурацких мыслей-червяков, настойчиво прогрызающих ходы в моих и без того слабых мозгах. А что будет потом, когда я выйду? Что я смогу сделать? Опять буду прыгать? Да меня, наверное, теперь и на борт самолёта не пустят, не то, что разрешат парашют взять. Я даже свою работу не мог сделать грамотно, что уж о мечте говорить. А может, я найду её здесь? И, правда, чем чёрт не шутит, стоит лишь оглянуться, и ты увидишь, сколько в мире больных и обездоленных, без денег в кармане и без надежды, таких же, как и я. Нас стоит пожалеть, вот и жалеют. От этого становится ещё больнее, ещё сильнее щемит где-то глубоко в груди и что-то обрывается…. Жизнь? Нет, я жив, странно, но жив. Что же это тогда оборвалось? Надежда? Но её и не было вовсе. Любовь? Но я никогда не любил. Я знаю, это оборвалась та нить, что тянула меня назад, в прошлое, что держала мои чувства в плену, что сковывала мой разум. Чем же она была? Воспоминаниями? Нежеланием жить? Отсутствием сострадания?
Чем бы оно ни было, он мне уже не мешает. Наверное, иногда стоит покопаться в себе…