А был ли дедушка у девочки Али?

Мамин папа.
У Али была только мама. А у Алиной мамы был только папа, так думала она. Но Аля своего дедушку никогда не видела. Её мама, или вернее сказать Алина бабушка, умерла, когда Алиной маме было 24 года. Теперь маме 36 лет, а Але 11 лет и она, как и первые отличники, которые были приняты в пионеры чуть раньше, тоже пионерка. Но радости большой она не испытывала, ни от вступления в их ряды, ни от ношения галстука. Читателю не трудно догадаться почему. Когда ей не предложили в первый раз, она очень переживала, и не понимала, почему первый раз её не взяли, а во второй, хотя она и не лучше училась, взяли в ряды. Вторая причина, школьная форма. Форма была не шерстяной, и гладить её приходилось каждый день, и стоило только сесть, как весь подол платья становился измятым, и она с завистью смотрела на школьную форму одноклассницы Гали Лапшиной, донашивающей форму своей сестры, с аккуратно пришитыми заплатами на локтях формы, но сидящей на ней так красиво! И хоть подол поблескивал в местах соприкосновения со скамьёй, всётаки тёмно-коричневая, с красивым, штапельным чёрным фартуком с расклешенными крыльями, были её вожделенной мечтой. Хотя мама и пыталась белыми нарукавниками и белым тонким воротничком придать товарный вид Алиной форме, форма не нравилась и фартук тоже.

Лучше и новее были у дочери партийного секретаря леспромхоза, дочери лесника. Но о таких формах она даже и мечтать боялась, зная, что у этих двоих были папы. Пионерские галстуки из шёлка, настоящие, алые имели некоторые мальчики и эти две девочки. Их лица розовели от отбрасываемых бликов на линию подбородка, щеки, нижнюю часть носа, иногда на верхние веки, и они всегда казались немного сказочными. А ей повязали кусок хлопковой ткани тёмно малинового цвета, концы которых к вечеру первого дня свернулись в трубочку, и галстук был да же не штапельный, как у других ребят, который был если не алый, то ярко красный. И вот сегодня она ещё раз убедилась, что не хочет такой галстук, и уж лучше не быть пионеркой, понурая вошла в комнату. Мама загадочно и смущённо сказала, а у нас гость. Твой дедушка. Но, Аля не видела ни кого. Словно зачарованная она уставилась на обеденный, он же письменный, словом, на единственный стол. На столе алел упругий, атласный, алый галстук. Она подбежала к столу и взяла его, ещё с магазинной этикеткой, где указана стоимость 11 рублей и прижала к лицу. Вот о таком галстуке она мечтала. Но вдруг она услышала окрик, положи на место, это не тебе…Аля выронила его из рук на стол и, повернув голову на голос, увидела полноватого мужчину, лежащего на кровати. Мама опустила голову, а Аля искоса поглядывая, то на галстук, то на деда, то, улыбаясь, то, закусывая губу, не могла понять, шутит ли, но глаза стали наполняться слезами.

 Он встал с кровати и сказал:
« Давай знакомиться, я твой дедушка. А галстук, это подарок для дочки моей жены. Она тебе ровесница». Больше Аля не слышала ни чего. В комнате стало тихо. Мама молча поставила на стол чугун с картошкой и камсу (так называли маленькую, солённую вяленою рыбку, как любили шутить «на рубль сто голов») Ели молча. И хотя галстук и лежал на видном месте, она на него уже не смотрела. Дедушка пообедал и стал собираться, укладывая бережно галстук, её мечту, спросив, « хочешь такой?» Аля молчала « То-то! Моя падчерица будет рада!»

 Он ушёл, а мама плакала долго и безутешно. Вечером она жаловалась подруге:
«Первый раз видит внучку, и не захотел подарить галстук!? Какой же он дед. Да и отец?» И Аля услышала мамину исповедь, как 11 летней девочкой её мама была отдана в работницы, а с 13 лет уже работала телятницей, а её отец уехал тогда со всей семьей, оставив её одну. Аля попыталась представить свою маму в 13 лет. Какая же она была, если Аля ей уже достает до носа. Как все говорят, смотри, ты уже маму догнала по росту. Её мама самая низкорослая из всех своих подруг, да ещё немного сутулилась. И Аля уже не хотела галстук. Теперь уже точно никакой и на другой день получила первый выговор, за то, что забыла дома пионерский галстук.


 Новое пальто.А был ли дедушка?

Зимнее пальто, красивого, сочного зелёного цвета, со светло коричневым воротником, отрезное на талии и расклешенное к низу купили ей мама и её приехавшая сестра тётя Маруся. Она не верила своим ушам, когда гостья пригласила её с собой в магазин и попросила примерить это пальто. Пальто было как раз по ней. Оно сидело так, словно шили ей на заказ и тётя, удовлетворённая видом племянницы, заплатила за это пальто. Аля не верила своему счастью. На улице запорошил как по заказу первый снег, и Аля пошла в продуктовый магазин. По дороге её никто не узнавал, а когда узнавали, то говорили, как она выросла и похорошела. Было жарко, толи от комплементов, толи, оттого, что пальто действительно тёплое, хотя тётя и намекнула, что тонковато для русской, а и вовсе зимы в Казахстане.

 Ночью сестры рассказывали друг другу о прожитых врозь годах. О том, как заболела их мама, она же её бабушка, рассказывала тётя Маруся, а Аля, любившая слушать, впервые не слушала, счастливая, представляя, как она пойдёт завтра в школу, первый раз в пальто, не перешитом из старого, перелицованном, а специально для неё купленном. Постепенно сон овладел сознанием, и сквозь дрёму услышала, как мама успокаивала тётю Марусю, которая, вспомнив, как отец оставил её, юную, увёз из дома всё. В квартирке она нашла лишь старую кровать без матраса, а ей не было даже 14 лет. Вот так постепенно вырисовывался портрет деда. Он плохой дед и не был хорошим отцом.


 Вообще то Аля мечтала о шубке, такой, как у дочери учительницы Зои Васильевны, Тае. Черная, блестящая, мягкая, как кошечка, и такого меха шапочке. Но это пальто полностью на время затмило её мечту. Але скоро 14 лет и она заканчивала седьмой класс семилетней школы. Стоял вопрос, а дальше куда? Тётя спросила, а не хотела бы она с мамой переехать в Казахстан. Уехать из этой деревни в 60 домов Аля мечтала давно и на это предложение радостно отозвалась. Тогда она и не предполагала, что это пальто она будет носить до своих 19 лет, одев сверху на него, уже выгоревшее и потёртое на рукавах, черный новый плащ, который весною и осенью носился без зимнего пальто.


До конца учебного года оставалось несколько месяцев, но мама с Алей поехали в Казахстан. На станции, где они проживали, нельзя было купить билет, и вот они в Моршанске. Мама решила купить Але пальто осеннее, а себе зимнее и они зашли к женщине, которая шила на дому. Але примерили красное, очень красивое пальто, но мама, решив, что оно коротковатое и всего на один год, от идеи купить, отказалась. Красивое красное пальто с большими карманами. Все четыре дня не было часа, когда она не вспомнила это пальто. И только смена места и привыкание к новым, будущим одноклассникам отвлекло её.


Казахстан. А был ли дедушка?

Мама работала на элеваторе, построенном в годы войны пленниками. Она приходила с работы очень уставшей. Они жили у сестры, в специально выбеленном для них бывшем курятнике. Сестра ссорилась со своим мужем и мама однажды не выдержала и расплакалась с причитаниями. Рыдала долго и безутешно и решила построить свой дом, что бы ни кто и никогда не упрекнул её ни в чём. Все деньги, что она получала за работу, уходили на стройку и питание. И однажды они въехали в ещё недостроенный дом. Работа сменная, то ночью, то днём вытравила всё женское, что было в ней и она ни разу не надела своё пальто, красивое, голубое с огромным чёрным воротником до талии. А ведь ей было всего 45 лет. Это тот возраст, о котором любят шутить мужчины « в сорок пять баба ягодка опять». Но Алина мама работала, что бы выжить, вырастить дочь, построить дом и посадить деревья. К 45 годам, 20 лет спустя после войны, она выполнила программу полностью и потеряла интерес к себе, как женщине. Пальто время от времени поглаживала уставшей рукой, примеряла дома, вздыхала.

 Однажды, когда Аля очередной раз натягивала плащ на своё потрёпанное пальто, предложила надеть её, красивое голубое. Но Аля выросла, и была уже на голову выше своей мамы, и пальто на ней не выглядело так красиво. Однажды Але приснился сон, много яиц в глубокой тарелке и она поделилась увиденным с мамой утром. Это к гостям, сказала мама с грустью, так как заранее знала, что никто не приедет к ней. Но только Аля вышла из дома, как увидела огромного мужчину, шагавшего прямо к их дому по их огороду. Это был мамин папа, она стразу узнала своего деда. И хотя история с галстуком была ещё не забыта, Аля была рада его приезду. Они не одни с мамой в этом мире.

 «Дедушка!» бросилась к нему и прижалась, к единственному родственнику из знакомых мужчин в своей жизни. Он осведомился дома ли мама, и, отстранив её, пошёл в дом. А она счастливая бежала на работу. Он поселился у них. Однажды привезли уголь и предложили купить. Какая удача. Целая машина угля. Не надо искать шофёра, умолять, что бы привёз, который отвечал с высокомерием: « Дашь на дашь» И сегодня это было бы всё кстати, но денег оплатить 35 рублей не было в наличии. Да и откуда было взяться, если Алина зарплата была всего 62 рубля, а мама, за её тяжелый труд заработавшая от постоянной пыли при сушке зерна только затемнение лёгких и рекомендацию бросить эту работу, и работающей теперь уборщицей, ни чуть не больше. Это было то самое время, когда учительница и уборщица получали приблизительно одинаково. И только учительница с высшим образованием чуть больше. Вот в это то самое время, пока шофёр ещё ждал ответа, Алина мама обратилась к отцу, на предмет занять 35 рублей. Отец отказал, сказав, что он собирает деньги на поездку. 35 рублей была его пенсия по старости, и он не хотел бы с ней расставаться.


Мамины губы задрожали, даже зубы застучали, двигая подбородок вверх и вниз. Аля никогда не видела маму в таком состоянии. И вот она впервые услышала гневный голос своей матери в адрес отца своего. « Какой же ты отец после этого. Отдал меня в служанки с 11 лет, затем бросил в 13 и уехал в Казахстан. Первый раз приехал проведать, когда моей дочери было 10 лет и вот теперь пятнадцать лет спустя, когда ей 25. Всё детство, когда мама посылала найти тебя, находила в поле с другими, и ты, что бы я молчала, давал кусочек сахара? Да отец ли ты мне?"…

Шофёр, еще подождав немного, посигналил и уехал, и уже радостные соседи любовались тремя тоннами черного угля. Мама увидела, как самосвал сгружал вожделенный её уголь, расплакалась.

Отец, что бы ни давать денег, решил прояснить свою жадность, сказав, что и не дочь она ему вовсе. «Ты и не дочь мне, твоя мать родила тебя от цыгана» «Да как ты можешь? Мама имела восемь детей. Это тебя я находила в колосившейся пшенице, в картофельной ботве, на мельнице, где ты работал с другими каждый раз».

 Но тут вмешалась Аля. Она решила внести ясность.
«Дедушка, если моя мама не твоя дочь, то я не твоя внучка? А ты не мой дедушка? А раз мы для тебя никто, то почему ты живёшь с нами, а не едешь к своим родным?»

 «Да потому что только на твою мать я не подавал на алименты»

«На своих детей на алименты?» Аля ни чего не понимала. А мама её сказала ей
(Выбирай или мать или дед. Скажи ему, что бы он уезжал)

«Скажи сама, мама. Он твой отец и не отец»

«Нет, это ты должна сказать, настаивала мать, чувствуя в глубине души, что дочь при её кротости с ней, имеет характер. Аля, не долго размышляя, естественно выбрала маму. Она подошла к расстроенному своим же поступком и своими же словами деду и предложила ему уехать, обещав проводить до поезда, сказав

«Дедушка, раз ты мне не дедушка, а моя мама не твоя дочь, то я могу проводить тебя до поезда.

«Не чего его провожать, как приехал, так пусть и уезжает. Найдёт дорогу»

Больше мама ни разу не посмотрела в сторону отца своего и не хотела больше знать о нём ни чего. Ушла на работу во вторую смену, не попрощавшись. А Аля проводив деда к поезду этой же ночью и, вернувшись, домой, увидела маму, сидящую ссутулившись, не глядя на свою единственную дочь. Мать не скрывала обиды на неё, за то, что дочь была кротка и любезна с ним до конца. Но Аля и в свои 45 пять лет и позже так и не смогла понять, правильно ли она поступила тогда?