Шаг к звездам

«Ты должен успеть сделать все, что планировал, прежде чем шагнуть вниз! Что ты сделал?! Что? Да ничего! Ничего…» - кричал Дориан своему сыну, сидевшему в одном из окон многоэтажки. Дориан падал на колени, бил кулаками об асфальт, пытаясь избежать страшнейшего – увидь смерть собственного сына.
Так странно, сидеть и смотреть вниз, на сотни улиц, которые светились яркими огоньками фар машин и витрин дорогих магазинов. Так странно, видеть весь народ, который в глупой суете пытался побыстрее добраться до своих бетонных коробок, которые они называли домами, и где они могли расслабиться. Какие глупые, какие бездушные! Муравьи! Рабочие волы! Странные существа, которые поставили выше себя какие-то бумажки, и тупо подчиняются им всю свою пустую жизнь, предавая все, что было для них дорого и любимо, еще с детства.
Да! Я ничего не сделал! Но скорым временем я совершу самый ответственный и важный шаг в своей гнилой жизни. Прости меня, папа. Прости. Несколькими мгновениями я смог потерять все, что имел, все, что любил, все то, ради чего я жил! Мне не зачем больше ползать по этому мерзкому миру на коленях, прося о помощи и разбивая лицо каждый раз, видя впереди цель и невозможность доползти до нее! Мне надоело смотреть на людей, на этих подлых тварей, которые не ценят ничего, даже себя. Надоело жить и надеяться, что когда-нибудь наступят лучшее времена, где не будет вечной проблемы с этими бумажками, из-за которых так часто рушатся человеческие жизни, где не будет этих жалких болезней, которые отнимают жизнь у самых дорогих тебе людей. Они отняли у меня ее. Того человечка, в глазах которого я из простого заводского рабочего превратился в принца, пусть далеко не богатого и без тридевятого царства, но с чистым и большим, теплым сердцем. Она подарила мне новый мир, а теперь эта хрустальная иллюзия, созданная нашей любовью и мечтами, разбита, и не один «суперклей» уже не сможет вернуть то, что было. Вернуть ее. Верните мне ее, черт возьми!
в одном из окон раздавался звонкий плач новорожденного ребенка, которого посмела потревожить суета ночного города. Ветер вскружил только что опавшие листья деревьев и развеял их по грязной и засоренной от рабочего дня улице. Туман еле прикрывал яркие, но заглушенные ночным светом города, звезды. Как же все-таки красиво!
«Демьян, не делай этого! Слышишь! Не делай!» - это все, что я слышал от кричащего внизу отца. Разуметься, я могу догадываться, что ничем оригинальным отец не может блистать в данный момент, но все-таки я даже не пытался прислушиваться к его слезливым и в то же время злорадствующим крикам. А может быть послушать? Послушать его, как в детстве, когда тот пытался дать правильный совет, или запретить общаться с мальчишками, которые курили странную на запах траву у нас на этаже.
Послушать, и вернуться опять в тот искусственный мир? Опять не спать по ночам, пытаясь загнать все мысли и воспоминания в темный угол, опять пойти на работу, где все, как голодные львы воюют с гиенами в Саванне, пытаются задеть тебя каждым словом и поступком, опять проходить по улице и вспоминать ее, смотреть на лилии и ронять скупую слезу, вспоминая ее радость и улыбку при виде этих специфических цветов? Нет уж! Такого я не выдержу! Такого не вынесет мое сердце, которое напоминает истерзанный ветром парус, которое вот уже какие сутки ищет обезболивающего. Голова разрывается на сотни ненужных мыслей. Боль. Шум. Красота. И последний шаг…
Ночной город прорезал невыносимый и горький крик Дориана, который склонился над окровавленным телом сына и кричал, не жалея ни голосовых связок, ни прочей ерунды, которая помогает людям произносить звуки. Улица заметно наполнилась ярким светом. Заинтересованные люди выглядывали из окон бетонных коробок и с ужасом вскрикивали, но все-таки продолжали наблюдать ночную трагедию. Скорая помощь, а в ней утомленные и сонные фельдшера, которые были совсем не удивленны происходящим и оброненная ими лишь одна фраза: «Еще один попрыгун!», которая быстро разнеслась среди ночных обитателей города. И только для одного человека Демьян был не «еще одним», а единственным. Дориан стоял все на том же месте, прижимая к сердцу почти новую куртку сына, и опухшими глазами наблюдал за звездами, которые теперь уже не были прикрыты не малейшей каплей тумана.