1. Дитя ярости

Мощное волчье тело легко скользило меж зеленеющих кустарников, крупные лапы седого волка ступали мягко, так, что даже чуткий олень не услышал бы этой поступи. Волк был немолод, но силён и велик, лобастая голова его на могучих плечах изредка склонялась к остро пахнущему следу. Седой волк досадовал на прошедшую здесь самку – нашла время играть в прятки. В зверином черепе теснились человеческие, соблазнительные образы. То плавный изгиб белого бедра, то мягкий, зовущий живот, то круто вздымающиеся ягодицы.

 Самка принадлежала ему, в этом не было сомнений, отчего же пряталась она теперь в этих зарослях? Не рассчитывала же, в самом деле, что ему не удастся взять её след?
Волк остановился, заслышав стрёкот предательницы-сороки. Чёртова птица предупредит самку о его приходе. В человеческой ипостаси он натянул бы лук, и звенящая стрела прервала бы неуместную птичью трескотню, сейчас волк был бессилен что-либо предпринять.

Переждав птичью панику, волк неслышно тронулся далее. След был совсем свежим, теперь он мог бы «держать» его и в человеческом образе, но метаморфоза произвела бы шум, который снова всполошит птичий мелкий мир. Волк совсем по-человечески вздохнул, вспомнив о вожделенном теле преследуемой самки. Стерва. Гладкая, похотливая стерва, кружащая голову седому волку своими развратными прихотями. Волк вожделел эту самку и был зол на неё, идя за ней, представлял себе, как грубо, причиняя боль и сминая сопротивление, овладеет ею… Просто изнасилует стерву. От этих мыслей звериное в душе человека-волка брало верх, и он приходил в ярость, явственно видя брошенную на колени самку и беззащитный, пухлый и белый её зад, с которым он может делать всё, что заблагорассудится. И пусть бьётся в его сильных руках, пусть кричит во всё горло – кто в лесу услышит?

Запах самки становился сильней, забивая все прочие, она прошла здесь, истекая соками желания, и все же спряталась где-то. Зачем? Чтобы распалить его? Тяжёлое, звериное застило глаза матёрому самцу, отягощая его неутолённое желание. Он представил себе, как его детородный орган яростно вторгается в мягкую плоть самки, и едва не завыл от возбуждения. Ну, попадись она ему!

Выйдя на поляну, волк бросился в высокую траву и вытянулся в скручивающей тело метаморфозе. Ещё пошатываясь после происшедшего с ним, он поднялся на человеческие ноги, окинул неустановившимся ещё взглядом поляну. Затем втянул настоявшийся на цветущих травах, сладкий воздух, уверенно зашагал в сторону колючих зарослей боярышника. Его животное возбуждение с переменой образа не прошло, он всё также яростно хотел эту самку, и также негодовал на её бессмысленную игру.

Отгибая колючие ветки, человек-волк нырнул в кустарник, его нос улавливал малейшие нюансы запахов, и в том, что самка близко, он не сомневался. Она действительно оказалась совсем рядом. За боярышником, кольцом окружившим кряжистую старую сосну, открылся небольшой просвет. И там, под шатром сосновой кроны, на свежей траве начала лета, тяжело дыша, лежала чёрная волчица. Принять человеческий образ сил у неё уже не достало, поэтому очень странным выглядел детёныш, прильнувший к набухшему волчьему сосцу. Голый человеческий детёныш…