Ещё немного о любви

ЕЩЁ НЕМНОГО О ЛЮБВИ

Он любил её, по-настоящему любил. Сейчас, поди, так и не любят.
Он обожал смотреть, как она двигается, как расчёсывает свои длинные волосы, как она танцует. Он обожал звуки её голоса, такого тихого и спокойного днём, похожего на журчание лесной речушки августовским закатом, и такого низкого и хриплого по ночам, когда она работала, низкого, напоминающего далёкие раскаты грома.
Больше всего на свете он любил лежать, прислонившись к её ногам, когда можно долго смотреть на огонь, а она будет ласково трепать его по голове.
А по ночам, когда она улетала на своей метле под звёзды, он любил сидеть на подоконнике и смотреть, ждать, не покажется ли её силуэт на фоне луны.
Он любил её по-настоящему, пускай она и была Ведьмой.
И она любила его по-своему, пускай она и была Ведьмой. Говорят, ведьмы не могут любить, но что люди в этом понимают…
Она любила смотреть в его большие тёмные глаза, особенно когда в них прыгали, отражаясь, огоньки очага. Она очень любила, когда он лежал, прислонившись к её ногам. И когда она летала по ночам на своей метле, ей очень нравилось думать, что он вот так вот сидит на подоконнике при свете луны и ждёт её возвращения. Она ведь и возвращалась каждый раз именно к нему.

Днём её звали Кристина, но ему, ему гораздо больше нравилось её ночное имя – Орвин. Кристина – слишком сложно, обыденно и как-то жёстко. Слишком по-людски. Послушайте сами – КРИ – СС – ТТИ – НААА…
Какие чувства могут быть скрыты в таком имени? Слишком чужое, неестественное, надуманное. Совсем другое дело – её ночное имя. Певучее и гладкое, похожее на дуновение ночного прохладного ветерка… ООО – РВВИИ – ННН…

Его звали Рудольф, в честь какого-то большого человека. Ведь он и был очень большим. Но Рудольфом он был для всех остальных. Она же звала его просто – Малыш. Ему это нравилось гораздо больше. МАА – ЛЛЫЫ – ШШШ… Словно шелест травы, словно шёпот ветра.

Вот именно, в именах, настоящих, подлинных именах их обоих жил ветер. И этот же самый лёгкий ветер наполнял их отношения.

Но люди, видать, не могут прожить спокойно, когда рядом кто-то счастлив. И в один день в их дом без стука и приглашения вошли суровые люди в длинных чёрных балахонах.

- Критсина Эринер, вы обвиняетесь в колдовстве. Покайся, дочь моя, покайся перед лицом святой инквизиции…

Он ничего не мог сделать, сила была на их стороне. Он мог только идти вслед за конвоем, вслед за толпой, которая кричала: «Ведьма! Ведьму ведут! Поделом тебе, отродье!!!».
И когда заметили его и погнались за ним с криками: «Вот он, ведьмин прихвостень!..», он мог только убежать.

С того часа он забыл о еде и сне. Он пытался понять: за что? Почему? Как же так?..

Он знал, знал, видел, что она никому не причинила зла. Он помнил, как она тайком вылечила от чахотки соседского мальчишку.

Как потом вылечила от пьянства его отца.

Как всегда раздавала милостыню нищим.

А вот теперь эти же самые люди так рады, что её схватили.

Он ходил кругами вокруг темницы, куда её приводили каждый день, измученную и избитую после допросов.
Когда стражники отгоняли его криками, палками или травили собаками, он убегал, но неизменно возвращался снова.
Когда её судили, он спрятался на чердаке, в надежде, что она увидит, почувствует, что он тут, и это её поддержит.

Бесполезно. Она смотрела только в пол.

- Кристина Эринер, обвинения, выдвинутые против вас неопровержимы. Показания свидетелей достоверны. Вы будете сожжены на площади после святого праздника пасхи, и да смилуется господь над вашей душой…

Он не понял ни слова из обвинения. Какие свидетели? В чём её вина?..
Он понял только то, что скоро его Орвин убъют.

С этой минуты он словно обезумел. Он выл в голос, когда его никто не слышал.

Он бросался на стены её темницы.

Он взывал к её богам, древним духам, но они, видимо, не хотели его слышать.

И тогда он решил, что прыгнет в её костёр и сгорит вместе с ней.

Но древние боги услышали его. Ночь после пасхи была тёмная и безлунная. Дул сильный ветер, который заглушал его шаги, и без того лёгкие, и прятал его силуэт в причудливой пляске света и тени от колеблющегося пламени факелов темницы.

Он понял тогда, что он – её последняя надежда, что либо он умрёт сегодня, а она – завтра, либо они вместе – завтра. Либо…

Нет, про успех он старался не думать, чтобы не спугнуть удачу. В любом случае, бояться было глупо, а терять – нечего.

Стражники, отмечая Святой Праздник Пасхи, упились в прах. Бодрствующих среди них не было.
Стащить ключи со стола оказалось несложно, сложнее было тихо их нести, ведь он так спешил…
Он знал, чувствовал, в какой темнице она сидит.
И когда он просунул ключи через прутья решётки, она впервые за долгое время подняла глаза.

И он впервые за сто миллионов лет услышал её голос:

- Малыш… Мой Малыш… Я знала, что ты рядам, знала, что не бросишь. Я чувствовала тебя в суде, но боялась поднять глаза, чтобы тебя не выдать. Ты был моей последней надеждой.

… Они бежали, бежали прочь из города, прочь от злых людей…

… Бежали по ночам, чтобы днём их не заметили…

… Бежали, невзирая на непрекращающийся дождь, который хоть и смывал их следы для собак, но и мешал двигаться.

А когда у него кончились силы и он не смог идти дальше, а просто упал на бок в лужу, она, сжав зубы, подняла его на руки и пошла дальше, хотя он был очень большой и тяжёлый.

А люди в городе, затаив дыхание, слушали рассказ стражников о том, шесть огромных чешуйчатых демона выпрыгнули прямо из пола и унесли ведьму с собой в преисподнюю. Постепенно рассказ стражников обрастал всё новыми подробностями, и слушали их со все возрастающим интересом.

Орвин и Малыш нашли свой дом в глухом лесу, где вот уже много лет пустовала старая бревенчатая хижина. Но там был очаг, и по-прежнему они проводили вечера возле него. Он всё так же лежал, прислонившись к её ногам, а она всё так же гладила его по голове.
Вот только по ночам она больше не летала, («Чепуха это, Малыш, ерунда, внешнее…»).
Зато они теперь часто и подолгу бродили по лесу, собирая травы.

Малыш хорошо знал лес. Ведь когда они пришли в этот дом, его Орвин свалилась без сил, и он неделю охотился, приносил ей еду и целебные травы. А она готовила для них обоих, ведь готовить Малыш не умел вовсе. Зато в травах он разбирался превосходно.

Они, верно, и сейчас там живут. Если когда-либо вы их встретите в глухом лесу, не мешайте им быть вдвоём, не подходите, они заслужили покой, оба.
Вы их сразу узнаете, если встретите – высокую женщину со светлыми волосами и огромного, по колено ей ростом чёрного кота.

Они всегда теперь вместе, им никто не нужен. Поэтому посмотрите на них, и, тихо развернувшись, уходите. Оставлю и я их в покое.

Ведь они любили друг друга, любили и любят по-настоящему, так уж, поди, и не любят теперь.

И пусть она всего лишь Ведьма, а он – всего лишь её Чёрный Кот.

Хотя что люди в этом понимают…