Сексуальный день или воздушное хулиганство

Такого хулиганства по части полетов, как в Крыму, я не видел больше нигде! Петрович был натуральным профи по этой части! Одна только посадка на крупную автомобильную трассу в промежуток между машин чего стоила. Или другой случай: однажды, он усадил меня на пассажирское кресло, и, заявил, что покажет сейчас, как надо выполнять посадку «по-настоящему». Я не ожидал никакого особого подвоха, поэтому и не протестовал. Мы взлетели, и поначалу все шло как обычно – Петрович пошел правым кругом вдоль полосы в сторону третьего разворота, а затем началось нечто подозрительное. Вместо того, чтобы снова повернуть направо, к точке четвертого разворота, он повернул налево!

Перед нами лежала крайняя улица города. Она, под небольшим углом, поднималась в горку и была довольно широкой. Хоть вдоль нее и не было столбов, а дома начинались только сверху, на горе - она все равно оставалась городской улицей. И мы сейчас явно собирались туда приземлиться. Ругаться и протестовать было поздно, поэтому я просто тихо сидел и молился, чтобы никто по этой улице не поехал. Приземлились. Какая-то бабулька с авоськой, бормоча что-то про антихристов и чернокнижников окаянных, крестясь, шарахнулась в сторону. Я на всякий случай тоже перекрестился. Петрович слез с аппарата, снял шлем, сунул его себе подмышку и спокойненько объявил мне, что сейчас он идет домой, а мне предлагалось отогнать аппарат обратно на летное поле. Нормально! Я аж онемел от такого поворота.
 - Петрович, а как же я… этого… того… город же вокруг!! Это ж не ВПП, блин, а улица!!!
 - Да ладно, чего ты расшумелся? – заявил он, - Смотри, улица широкая, длинная, как раз под горку разбегаться будешь.
И разве что, не насвистывая, отправился в сторону своей пятиэтажки.

Я остался стоять с дельтом один посреди улицы. Ну, что делать? Так и стоять? Или будем как-то эвакуировать аппарат отсюда? А черт с ним со всем, - решил я, уселся в кресло и запустил двигатель. На счет дистанции для взлета я не беспокоился - мне ее здесь раза два хватало. Единственное, что меня смущало, так это то, что в конце улица делала крутой поворот. Подлость была в том, что поворот был слепой - за росшими на обочине кустами, не было видно, не едет ли там кто.

Подождав некоторое время и убедившись, что ни спереди, ни сзади никто нет, я дал полный газ и начал разбег. Аппарат шустро набирал скорость по асфальту, но тут, в строгом соответствии с законами Мерфи, из-за поворота выскочила насквозь ржавая «копейка» с местным джигитом за рулем. Расстояние между нами стремительно сокращалось, я уже отчетливо видел, как товарищ с юга, не снижая скорости, начал тихо сползать под руль. Видать его джигитская гордость никак не позволяла свернуть первому, а страшно все равно было. Я его вполне понимаю - едешь себе, едешь, по своим джигитским делам, никого не трогаешь, и тут, вах! шайтан! Навстречу несется самолет! На его месте я бы точно испугался! В свою очередь мне, в отличие от гордого джигита, свернуть очень хотелось, но этого никак нельзя было сделать. Скорость – вот-вот взлетим. Дельт оторвался от дороги метрах в пятнадцати от машины, в лобовое стекло, откуда-то из-под руля, меня провожали два огромных квадратных глаза.

С тех пор я не любил летать с Петровичем, мало ли чего ему опять в голову взбредет. Мы, люди с равнины, к такому экстриму не приучены. Наоборот, мой инструктор постоянно вбивал мне в голову те простые правила, что нельзя летать над городами, автодорогами и уж тем более - взлетать с них. Но случай, который произошел позже, перекрыл все, что было до этого.

Отлетав вечернюю смену, мы с Петровичем ехали домой. Разговаривать не хотелось, все тело было налито усталостью. Сегодня в строительстве аппарата была поставлена финальная точка – днем мы установили передний обтекатель с приборной доской, и аппарат можно было считать завершенным. Теперь, наконец-то, можно было утром и вечером просто летать, а днем гулять по городу или отсыпаться. Ура!

Ход этих столь приятных мыслей прервал Петрович:
- Завтра устрою сексуальный день.
Я, как раз, в тот момент тихо радовался окончанию строительства. Внутри у меня похолодело:
- Погоди, ты, что этим хочешь сказать? Мы завтра опять будем трахаться с дельтом??? Да сколько ж можно, чего ты собрался туда еще воткнуть???
- Да не-е-е, - отмахнулся он, – Я по-настоящему!
- Ага, я понял, ты хочешь его распилить, а потом собрать заново… - вспомнил я бородатый анекдот про танкистов и волшебную фею.
- Да нет же! У меня завтра свидание. С женщиной!
Вот ели-палки, мужику уже будь здоров, семья, дети взрослые, а он все туда же. Хотя, здесь-то как раз ему можно было только позавидовать. Всем бы так в его возрасте.
- Ах вот оно что... Ну, флаг те в руки, только помоги с утра дельт подготовить и крыло поставить, а там катись куда хочешь.
- Ну, это само собой! В семь выкатим дельт, а к половине девятого я на свидание поеду.
Боже мой, он еще и с утра этим собрался заняться, да еще в такую рань. Нет, Петрович однозначно маньяк, ничего не скажешь.
Какое-то время мы проехали в молчании, и тут я увидел, что на лице у Петровича бродит какая-то подозрительная улыбочка, а в глазах горит бесовский, озорной огонек. Ну, думаю, все, опять началось, он снова чего-то затеял. И точно:
  - Слушай, - голос его зазвучал как у провокатора из старого фильма про шпионов, - а ты прилетай!
- Чего? - я уставился на него круглыми глазами. - То есть, как это – прилетай? Зачем?
- Ну, весело будет! Мы с ней на горе встречаемся, там такой обрыв есть, с видом на город. Вот, представь: обрыв, внизу город, мы с ней в машине, только все начинается, а тут ты летишь!
Ну, все, привет, приехали! Маркиз де Сад и индусы вместе со своей камасутрой
 нервно курят в сторонке. Такое, однако, мне ни в одной, даже самой смелой, фантазии не являлось – гора, обрыв, шикарный вид и любопытный летчик сверху. Мдя…
  - Не понял. Это еще зачем? Тебе мало обрыва с видом для романтики? Петрович, скажи честно, у тебя не стоит, если сверху самолет не летает???
- Ну, просто весело! Прилетай, а мы тебе сиську покажем! – подмигнул он.
Ой, ну порадовал! А-то я этого добра раньше не видел, о чем тут же и поведал ему, заодно попытавшись предостеречь от возможных последствий:
- Петрович, а ты не боишься, что девушка тебе, после такого воздушного парада, в глаз плюнет и в посадке наотрез откажет? И потом, так, на всякий случай, ты чью сиську собрался мне показывать?
- Не боись, - последовал бодрый ответ, - не свою! А на счет дамы не беспокойся, ей наоборот, еще веселее будет!
Ничего себе, веселая, однако, дама, как раз под стать Петровичу. Но тут уже у меня самого какой-то бес приключений внутри проснулся. А что, думаю, это должно быть занятно: поиск «заданного» объекта с воздуха, маршрут, опять же. Обрыв, горы, вид, романтика. Признаться честно, мне порядком надоело просто так носиться над полями. Да и с земли до этого мне только руками махали, а «сиськой» – ни разу. То еще зрелище, наверно.
- А ладно! Прилечу! Только в случае чего – ты сам виноват, я тебя предупреждал и за последствия не отвечаю.
- Да ладно, все нормально! Давай-давай, прилетай! Весело будет. Пару кружочков над нами сделаешь, мы тебе помашем… гм-гм … кто чем, и лети себе восвояси.

Утром, мы с Петровичем поехали на аэродром в приподнятом настроении. Погода стояла самая что ни на есть – полный штиль и раскинувшееся над головой глубокое синее небо без единого облачка. Поставили крыло, выкатили аппарат на полосу, и Петрович стал давать мне последние указания по предстоящему маршруту. Убедившись, что я уже выучил их, как «отче наш», он, наконец, отчалил по своим романтическим делам, а я стал готовиться к первому на сегодня вылету.

По всему выходило, что весь маршрут должен занять что-то около 15-20 минут, поэтому отправляться туда следовало ровно в девять, а до этого времени можно было еще полетать в свое удовольствие. Следующие полтора часа я утюжил степь, покрытую ярко-алыми маками, сияющими в лучах восходящего солнца, заставляя их сливаться подо мной в сплошной кровавый ковер, проносясь над ними едва не задевая лепестки колесами шасси и до одури гоняя конвейер над полосой. На очередной посадке я посмотрел на часы и обнаружил, что время половина девятого и пора уже было собираться в маршрут. Зарулив на стоянку, я долил бензина, еще раз посмотрел на часы, взлетел и взял курс на горушку, которую мне описывал Петрович.

Место я нашел довольно быстро – горушка была приметная, с высоким белым обрывом, метров под сорок. На краю, меж сосенок, я заметил машину, ага, вот они где расположились. Ну, не плохо, однако. Романтика в пейзаже определенно присутствовала. А со мной в небе картина приобретала совершенно законченный вид. Так, ну ладно, попробуем сделать над товарищем проходик, как заказывал.

Первый проход я выполнил на высоте метров пятидесяти от вершины. Подо мной мелькнули сосны и стоящая между ними серебристая машинка. Хм, что-то никого не видать. Махать мне явно никто ничем не собирался. «Э нет, так мы не договаривались!» - подумал я и зашел на новый круг. На этот раз я снизился и прошел метрах на двадцати. Машина стала видна во всех подробностях, но при этом рядом никого не было. Уснули они там что ли? Но тут задняя дверь распахнулась, и оттуда выскочил… абсолютно голый Петрович! Оба-на!
Он, как павиан, приседая и размахивая руками, скакал вокруг машины, исполняя какой-то дикий танец с саблями. Задница его при этом ярко сверкала на солнце. Та-а-ак… это что за хрень такая? Все мои эстетические чувства были травмированы одновременно - я совсем не ожидал увидеть голую Петровичевскую жопу. В этот момент я поравнялся с машиной - на заднем сиденье, в глубине салона сжалось что-то розовое. Петрович, попрыгав еще какое-то время, снова нырнул обратно.

Так-так, значит, «сиськой» помашем? Петрович, твоя задница никак не похожа на то, чем мне обещали помахать! Ну, держись, я тебе сейчас устрою аэрошоу! Мало не покажется! Прикинув диспозицию, я наметил траекторию и ввел дельт в спираль. Обрыв был не сплошной, а с небольшим распадком, вот в него-то я и устремился, рассчитывая в начале спирали пройти вдоль него, а в конце витка, выйти точно на стенку обрыва, чуть ниже ее края. При этом сверху меня будет и не видно, и не слышно, а перед самой стенкой, пользуясь изрядным запасом скорости, можно отдать ручку от себя и пройти точно над стоящей на краю машиной. Бывает так иногда - в полете накатывает на тебя вдохновение, вот и на этот раз случилось что-то подобное. Маневр получился идеальным – я вышел точно, как и намечал, чуть ниже обреза горы, дал полный газ и взмыл над обрывом, как чертик из коробки выскочил. Оглушительно ревя взлетным режимом, дельт пронесся над машиной метрах, наверное, в пяти. А для тех, кто не знает, что такое взлетный режим, поясню – это очень громко! В открытом по случаю жары люке мелькнули чьи-то большие-пребольшие глаза. Ага! Заметили меня! Вот так вот вам! Нефиг было голой задницей летчика пугать! Сделав над любовничками прощальный круг, я довольный собой отправился восвояси.

Часов в двенадцать я закончил утренние полеты и сидел в тени крыла, поджидая Петровича. Минут через десять его авто запылило по подъездной дороге. Я встал и, улыбаясь во всю ширь, отправился его встречать. Когда Петрович выбрался из машины, лицо его выражало задумчивость.
- Ну что, твоя мечта все-таки осуществилась? – спросил я, – Как тебе показался секс втроем?
- Нууууу… как тебе сказать.. Дааа… в общем, оно конечно, круто. Мы уж подумали, что ты улетел….
Ага! Ща!
- Дык, этого-то я и добивался! Уж больно ты меня расстроил отражением солнца на своей … этой самой!
Как выяснилось, после того, как Петрович забрался обратно в машину, они действительно решили, что я уже улетел – аппарат скрылся из виду и звук мотора растворился в синеве за обрывом. Наши голубки вздохнули с облегчением, и приступили, наконец, к любовным утехам. И в этот самый момент из пропасти вынырнул дельт и с оглушительным ревом понесся, прямо на машину.

Дама Петровича страшно округлила глаза и, уставив трясущийся палец в окно, издала предсмертный вопль коровы, на которую напал птеродактиль: «МУУУУУУУУ!!!», что в переводе могло означать «ВОООООЗДУУУУУХ!» или «Петрович, а вы в курсе, что на нас падает самолет?», или просто «все, п…ц», при этом пребольно что-то ему, прикусив (на мой вопрос: «что именно?», - он мрачнел, отводил глаза и бормотал что-то невнятное).
После этого целых сорок минут ее пришлось успокаивать и объяснять, что мол, нет, ЭТО больше не прилетит, не сядет и не придет. Она отчего-то решила, что по задумке Петровича я непременно должен был к ним присоединиться, причем, судя по всему, не слезая с аппарата. А когда ему удалось-таки ее успокоить, она в продолжение всей их встречи подозрительно косилась на обрыв и вздрагивала от громких звуков. Видать ждала, что оттуда опять что-нибудь вынырнет.

Может оно, конечно, и нехорошо, но пока Петрович мне это все рассказывал, я ржал, как конь, разве что не всхрапывал. А с другой стороны, он сам же меня об этом и просил, так что жаловаться ему было не на кого! За что боролся, на то и напоролся! Опять же, свидание это они теперь навсегда запомнят.