Ванькина обида

Огромная белая масса, удивительно напоминающая взбитые сливки, медленно наползала на ярко-желтый солнечный шар. Облако, снизу грязно-серое, постепенно светлеющее, а в самом верху превращающее в ослепительно-белое нечто, постоянно меняющее форму, клубящее и перемешивающееся, из слоника медленно перетекало в большой паровоз. Хобот у воображаемого слона почти растаял, уши растеклись в клубы дыма, вырывающегося из жерла паровозной топки, а огромная нога превратилась в колесо. Если прищурить один глаз, а ко второму поднести осколок зеленого стекла, то картину дополняли полосы солнечного света, вырывающиеся из воображаемого окошка. Хотелось верить, что в том окошке внимательно глядит вперед и старается объехать солнечный диск самый настоящий машинист. Но и паровозик прожил недолго. Клубясь и разворачиваясь во всю ширь, белая масса начала терять формы, и теперь на какие доли секунд трудно было вообразить, на что она стала похожа.
- Шкажи, а из чего жделаны облака?
Шепелявый шёпот маленького Вани вывел Галю из задумчивости. Ваня по молодости лет еще расставался с молочными зубами. К нему как раз на днях за очередной потерей прилетала зубная фея, оставив под подушкой вместо испорченного конфетами коричневатого обломочка самый настоящий пятачок. Он тут же был запрятан в заветный узелок, ожидая очередного похода в деревенскую лавку за новой порцией конфет.
Ну, из чего сделаны облака? Конечно, Галя уже училась в школе и учительница им рассказывала о каком-то круговороте воды в природе, из которого выходило, что вода все время то испаряется, то проливается дождем, то превращается в реки и подземные воды. Но как объяснить это малышу, Галя не знала. Она и сама с трудом представляла себе, как выглядит вода, превращенная в облако и помещенная в бесконечно синее, глубокое, недосягаемо высокое небо.
- Помнишь, мама взбивала белок с сахаром? Для торта? Помнишь, что тогда получилось. Вот так и делаются облака. Понял?
- Из яйца? – удивленно протянул Ваня. - А где живет курица, которая нешёт такие большие яйца?
- Ну, где-где? Наверное, в горах.
- В каких горах? А где эти горы находятшя?
Вот ведь любопытный какой. Галя немного даже расстроилась. Ну откуда у этого Вани вечно столько вопросов? Всю картину испортил. Нет, чтоб глядеть в небо да наслаждаться. Нет, ему всегда все нужно знать.
- Много будешь знать, плохо будешь спать.
Ваня насупился. Этот маленький абориген был удивительно обидчив. Обычно все детские забавы, где старшие верховодили, а маленькому Ване доставались задачи из разряда «унеси-принеси», заканчивались слезами. Крошечный человечек, который из летних нарядов признавал только короткие шорты, громко всхлипывая и размазывая грязь по курносому конопатому личику, мчался в усадьбу. Старшая ребятня в такие минуты впадала в тоску – опять от бабушки достанется.
 Зато в такие минуты у Вани просыпался азарт к накопительству. Он волок в одиночестве домой все, что плохо лежало. Дядя Федя, Ванин папа, поначалу боролся с этой привычкой сына, который на все вопросы: «Куда ты эту рухлядь несешь?»,- отвечал деловито: «В хозяйстве пригодится». А потом выделил ему укромный уголок меж двух сараев, подальше от людских глаз. Вот Ваня и складировал там старые мотки проволоки, куски картона и фанеры, сломанные игрушки и домашнюю утварь. Куча росла, а дядя тем временем потихонечку да понемножечку относил все на свалку. Это Галя потом поняла, что Ване было просто нечем себя занять, и в минуты обид он придумывал себе занятие. Слава богу, что со временем эта привычка – носить домой про запас всякую ерунду, прошла сама собой. Ваня научился занимать себя по-другому.
Это утро ничем не отличалось от всех остальных. Встав спозаранку, детвора уже успела переделать много разных дел. Самое любимое утреннее развлечение – погонять по двору рассерженного и жутко переживающего за свое многочисленное семейство гусака, как всегда прошло на ура. Повезло на сей раз – черно-белый, огромных размеров отец гусиного семейства, отличающийся завидной храбростью и мужеством, никого не достал своим разящим клювом, хоть и добрые минут пятнадцать носился по двору, воинственно расправив крылья и гогоча, что есть мочи. Пока на помощь ему не пришла бабушка, рассерженно прикрикнувшая на разбушевавшуюся детвору, и не выпроводившая гусей прочь со двора, на улицу.
На всю эту картину высокомерно взирал с крыши сарая пестрый петушиный царь. Он вообще-то тоже был воинственный, но в отличие от храброго, но глупого гуся, в перепалку с детворой предпочитал не влезать. Себе дороже. Ваня вон при случае никогда не упустит возможности перья из хвоста выдрать. Так что держится гордый петушок с достоинством, но от греха - подальше.
Затем пришла очередь другого интересного занятия – заарканивания теленка Мишки. Незадачливый телок пытался бодаться, отбрыкиваться, только куда ему – не совладать с мелюзгой. Их вон сколько, а Мишка – один. Задача у детворы ответственная – провести его аккуратно по тонкой меже, не дав потоптать картошку, которая как раз занималась цветом, за огород. Туда, где растет сочная трава. Там, за огородом, на привязи, теленок и проведет очередной свой день, щипая траву и время от времени отбиваясь от назойливых детей, пытающихся его дрессировать.
Места в бабушкиной деревне живописнейшие. Жаль, Галя не умела рисовать, ей время от времени так хотелось изобразить всю эту красоту на какой-нибудь картине и показать потом всему миру – пускай бы позавидовали. Сразу за огородом, например, протекала речка. Пусть не великая река и не на каждой карте ее можно найти, зато вода в ней чистая-пречистая, студеная, потому как подпитывают ее тысячи маленьких родничков. А самое главное, на ней можно сделать изумительную запруду. В ход шли самые разные стройматериалы – лежащие вокруг камни, палки и ветки, а самое главное дерн, который ребятня снимала с нависающего над речкой земляного каркаса. Опутанные корнями всевозможных трав, земляные комья ложились ровно, легко утрамбовывались, так что через несколько часов напряженной работы на речке получалась отличная запруда.
Прозрачная, отливающая на солнце серебром вода, которая обычно весело журчала, напевая радостную летнюю песенку, в плену замолкала обиженно, пристыжено. Но проходило какое-то время и неугомонная, покоренная, но не сломленная, находила лазейку и вот речка уже опять журчала, пела, и облегченно бежала дальше, по своим речным делам. «Вот если попросить вас грядку прополоть или воды натаскать, то вас не допросишься. А как бесполезным делом заниматься, то, пожалуйста, хоть целый день. И ничего, главное, не болит»,- ворчала временами Ванина мама. Но непонятно почему, а бесполезное занятие со строительством запруды действительно занимало детей, и каждый день они приходили на речку, чтобы снова захомутать ее. Пусть ненадолго, зато весело.
Сразу над речкой, над ее крутым подъемом, росла огромных размеров береза. Галя и ее двоюродные братья каждый год ее обмеряли. Встанут вокруг и пытаются взяться за руки. Так вот втроем им удалось ее обхватить совсем недавно, когда старшим исполнилось по 9 лет. «Наша бережа толштая и кращивая»,- шепелявил Ваня, ласково поглаживая толстую шершавую кору. Ребята где-то услыхали, что по поверьям в одиноко растущих березах селятся чертенята. Днем дети их не боялись и даже взбирались на нижние ветки старого дерева, а вот ночью ни за что бы не пришли на речку. Иной раз по вечерам, в алых всполохах заката, прячась в густых зарослях лопуха, выглядывали они из-за плетня, огораживающего картофельное поле. Очень уж хотелось увидеть чертенят. И даже сейчас Гале верилось в то, что в березе все-таки кто-то живет. Только сейчас ей думалось, что этот кто-то –березина душа. А душу, как известно, увидеть нельзя, ее можно только почувствовать. Дальше, за березой, простирался покрытый мягким покрывалом разнотравья, луг, который упирался в ферму, где вечно блеяли овцы и дурно пахло, так что в эту сторону дети гулять особо не любили и в ближайших к березе метрах их путешествия заканчивались.
Зато с другой стороны дома, если перейти улицу и пройти через прощелину между домами, открывался совсем другой пейзаж. Здесь начиналось поле, на котором каждый год росло что-нибудь новое: пшеница, рожь, подсолнухи или, к вящей радости деревенской ребятни, горох. С трех сторон поле упиралось в небольшие леса. С правой стороны в лесочке когда-то располагалось колхозное медовое хозяйство, так с тех пор его кроме как пасекой никто и не величал, хотя пасеки там давно уже не было. Этот лесок, в котором просто невозможно было благодаря его малым размерам заблудиться, местная ребятня любила слоняться, когда без дела, а когда и по нужде. Галя, например, с братьями помогала бабушке делать березовые и дубовые веники для бани, а когда поспевала земляника – собирала ее в лукошко. До дому эту ароматную ношу редко доносили, съедали по дороге, зато удовольствия сколько получали!
Здесь же, в поле, стояла нефтяная качалка. Иногда она монотонно кивала головой, как бы кланяясь земле, на которой дозревала, наполнялась жизненной силой золотая рожь. Иной раз качалка стояла молча со свернутой в сторону головой. Тогда местная детвора осваивала ее по полной программе, забираясь на самую макушку, напрочь игнорируя предупреждения взрослых и пачкая одежду в какой-то черной жиже. Здесь же, вдоль поля хлебороб дядя Игнат оставлял разную технику: комбайн, сеялки, бороны. И вот он то точно никогда не ругался, если замечал детей, изучающих все это хитро-мудрое хозяйство, а если надо, то и на многочисленные вопросы отвечал.
Каждый день в любимой деревне проходил как в сказке. Занятий - хоть пруд пруди. Хоть черемухой объедайся, хоть шалаши строй, хоть того же Мишку дрессируй или запруду строй. А то можно и сусликов из норок повыгонять, заливая их домики водой. Жестоко, но ведь дети об этом редко задумываются. Да и бабушке всегда помощь нужна – хозяйство-то большое. А случались и самые настоящие происшествия. Вот вспомнился сейчас Гале случай прошлогодний. Тогда Ване всего пять лет было.
Галя прислушалась: младший брат лежал сейчас рядом, глядя на облака и сердито ворча что-то под нос. Обиделся, что не узнал про горы. Эта его обидчивость и стала причиной происшествия. Сейчас Галя уже и не припомнит, на что Ваня тогда обиделся. Как всегда от речки он направился, размазывая слезы и ревя, что есть мочи, в сторону дома. Обжигаясь о крапиву и добавляя в голос взрывных ноток, он исчез в зарослях лопуха.
Наигравшись, устав усмиряться речку, проголодавшись и вымокнув, дети вернулись домой. Бабушка встретила приветливо, хотя и побранила (так, для порядку) за грязную одежду и бесполезное времяпровождение. Плотно поужинав, детвора принялась исправляться: сходили для начала за Мишкой, который уже тоже хотел домой и потому ревел там, за огородом, как труба. Затем помогли бабушке загнать в загон гусиное племя, посадили на насест маленьких цыплят, понаблюдали молча, как бабушка подоила корову Зорьку. И только тут все заметили: Ваньки нет. Решили, спрятался где и сидит молчком.
Тревога охватывала все больше и больше. Никогда еще Ваня не мог усидеть так долго на одном месте. Он же, как егоза или волчок, вечно в движении. Значит, что-то случилось. Кинулись искать. Сеновал, все уголки сарая, амбар, каждый сантиметр дома и сада были осмотрены. Пока искали, заметили – нет и Шарика, мохнатого пса, Ванькиного любимца. Бывало, обидится малыш на всех, заберется в конуру, обнимет умного Шарика, чувствующего состояние маленького друга и потому терпеливо лежащего в его объятиях, и уснет там, как ни в чем не бывало. А тут и конура пуста, и Шарика нет. Поиски переместились сначала в соседние дворы, потом на улицу, дошли и до околицы.
Возле кромки поля, пока осматривали комбайн и окрестности качалки, встретился дядя Игнат. Он работал сторожем на ферме и потому торопился на свой пост. Солнце неумолимо закатывалось за горизонт, последними алыми всполохами прощаясь с деревней до рассвета. «Видел я вашего пацана. Днем еще. Шел в сторону пасеки со своей псиной»,- пробурчал нелюдимый сосед, вечно пребывающий в своих каких-то думах и сторонящийся людей.
Солнце уже село, когда Галя вместе с бабушкой добралась до леса. Исхоженный вдоль и поперек лесочек был знаком ребятне. Поэтому, посовещавшись, решили искать в двух местах: в шалаше, который построили еще в начале лета и в излюбленном уголке местной молодежи. Те организовали небольшую площадку для пикников, нередко сидели по ночам возле костра и пекли на угольях картошку. Кострище оказалось пустым, поэтому пришлось уже в темноте, окликая друг друга, чтобы не потеряться, пробираться на другой конец леса.
За сто метров умный Шарик подал голос. Только как-то тихо, приглушенно, как будто боясь потревожить кого. Это он о Ване заботился. Малыш крепко спал в шалаше, устланном мягким сеном, крепко обняв друга, и беззаботно сопел во сне. Будить его бабушка не стала, бережно взяла на руки, да так и несла мальчугана, грязного и сопящего, до самого дома.
«Зря я Ваньку обидела. Он ведь еще маленький»,- подумала Галя. В последний раз взглянув в небо, где на синем полотне, выстроившись в ряд, бежали куда-то барашки облаков, ласково растормошила лежащего рядом малыша. «А ну, кто первый до Мишки добежит, тому и приз – конфетка»,- весело предложила она. «Нету конфетки-то»,- огрызнулся было Ваня, но увидав в ладошке любимое лакомство, припустил вниз под горку что есть мочи, одни лишь голые пятки блестели в зелени травы. В два счета преодолел речку, взбежал по отлогому склону и, улыбаясь, поджидал там замешкавшуюся Галю, радостно блестя глазами: «Я – первый. Мне и конфетка».
Гульнара ГАРИПОВА