Сердечная недостаточность

Сердечная недостаточность
(В повести использованы стихи московской поэтессы Елены Чуриной)

1

Лето еще не наступило, а в городе уже было пыльно, душно, и воздух, казалось, был насыщен гарью.
Евгений стоял на самом краю тротуара, он собирался перейти улицу и ждал, когда в потоке машин образуется разрыв, но тут возле него плавно затормозил блестящий «лексус» цвета антрацита. Дверца приоткрылась.
– Эй, Женька, привет! Ты что здесь стоишь?
– Не видишь, что ли? Тебя поджидаю.
– Тогда давай садись, подвезу. Тебе куда?
Это был Герман, давнишний приятель Евгения и партнер по шахматам.
– А то давай поехали ко мне. Еще раз обмоем машину, чтоб в дороге не сломалась. Заодно и сгоняем пару партий… Давно за доской не встречались… И за столиком тоже…
Евгений кивнул головой и полез в автомобиль. Герман мягко тронул машину и вклинился в поток.
– Вижу, мечты сбываются, да? Это я насчет твоего «лексуса».
– Да, сам видишь. Только-только купил, на прошлой неделе. Еще до конца не успокоился. Ты даже представить не можешь, какое это типа чисто эротическое наслаждение – править такой машиной. Мощная, послушная, податливая… Как пересел с «ниссана» на «лексус», так сразу себя человеком почувствовал. А ты свою «старушку» еще не поменял на «молодушку»?
– А мне «молодушка» и не нужна. По городу я вообще стараюсь не ездить. На дачу могу и на старой «Волге» добраться.
– Ну, ты ваще скажешь… «Волга»… Полный отстой… Дела-то твои как? Академиком еще не стал?
– Пока не стал.
– Еще успеешь. Какие наши годы!
– А это что у тебя такое?
– Это навигатор. Подсказывает дорогу через спутник. Не видал еще что ли?
Тут женский голос трагическим шепотом произнес: «Через триста метров поворот налево».
– Во, видел? Это он так ведет меня по маршруту. Если так дальше дело пойдет – скоро и баранку крутить не надо будет, все компьютер сделает.
– Да, забавная штучка. И что же ты, Герман, теперь будешь делать, когда твоя заветная мечта исполнилось? Я это к тому, что если нет мечты, если уже не к чему стремиться, то сразу начнешь закисать, а следом тут же начнутся проблемы со здоровьем… и в окружении тоже. Это тебе любой психолог скажет.
– Ничего, теперь начну мечтать о «бентли». Да, без мечт жить трудно. Но, как говорится, каждому свое. Ты вот в академики, наверно, метишь, а я мужик простой, строитель, потому, понимаешь, собираюсь дачу свою, наконец, достроить, чтобы жить, как нормальный белый человек.
Герман повернул голову к Евгению.
– Видел, дом из красного кирпича проехали? Там жила одна девочка, рыженький такой бесенок, стервочка – просто супер. Может, и до сих пор живет, давно не пересекался. Я ездил к ней полгода, когда Ольга была на последних месяцах, ну, и после, естессно, немного. Всякий раз ее вспоминаю, когда проезжаю мимо.
И Герман, фальшивя, промурлыкал: «А что это за девочка и где она живет?..»
– А Ольга твоя что – не знала, не догадывалась?
– А зачем ей это знать? У нее и без того полно забот.
– А что ты говорил по поводу «обмыть»? Ты ж за рулем…
– А я машину под окнами поставлю. Мне завтра рано утром надо в Моршанск ехать. Матери забор подправить, то да се… Знаешь, где Моршанск? Это на Тамбовщине, между Рязанью и Пензой. Я ведь сам, брат, – тамбовский волк, точнее, моршанский…
– – –
Так тупо Герман никогда еще, кажется, не играл. Положение на шахматной доске становилось для него все более кислым, но он как будто и не замечал угроз. По-видимому, все его мысли занимал «лексус», который стоял под окнами квартиры. Ольга сидела слева от Евгения. При этом одета она была так, словно собиралась на пляж. На ней была открытая ажурная кофточка, короткая джинсовая юбочка. Когда Ольга наклонялась вперед, Евгений мог видеть ее тело до самого пупка, полные груди, тронутые ласковым загаром – как поется в песне. Вся – без изъяна молочно-шоколадная. Наверное, заранее готовится к поездке на море – загорает в студии топлесс или вообще голышом… Забавная штучка… А Герман сидит себе спокойно, ухом не ведет, словно его это не касается…
Ольга почувствовала заинтересованный взгляд гостя, выгнула шею и повела плечиком…
Евгений почувствовал себя неловко.
– Я на минуту отойду, а ты пока думай. Часы пока можешь остановить.
Герман кивнул головой, и Евгений с легким вздохом поднялся из-за стола…
– – –
В ванной комнате он пригладил перед зеркалом усы, вернулся в гостиную.
Германа в комнате не было, Ольга по-прежнему сидела в кресле, легко покачивая ногой.
– Так… А где же мой друг Герман?
– Там во дворе сирена завыла. Вот он и помчался вниз, сломя голову.
– Так, занятно… Бросил жену, сам помчался куда-то… И что же мы будем делать в отсутствие мужа?
– А мы ничего не будем делать. Герман скоро вернется, – ответила Ольга и прикусила нижнюю губку.
В молчании прошла минута, другая…
Забавная штучка продолжала покачивать загорелой ножкой в лакированной босоножке вишневого цвета. Ноготки на пальчиках ног у нее были покрыты лаком тоже вишневого цвета – под цвет босоножек, наверное, а ступня была узкая, элегантной формы.
Ольга первой прервала затянувшуюся паузу.
– Все разглядели? – спросила она, стараясь придать голосу насмешливую интонацию.
– Да, спасибо, все подробно разглядел, надо признать – красивые ножки. Так бы их и поцеловал.
Ольга вытянула правую ножку и, любуясь, грациозно повертела ею в воздухе.
– Да? А я и не знала… Можете и поцеловать, если есть такое желание…
– Не смею отказаться.
Евгений подошел к креслу, встал на одно колено, бережно взял ножку в руки, провел усами по гладкой коже колена и бедра, затем звучно чмокнул три раза – в изгиб стопы, в колено и в бедро – возле самой кромки юбочки.
Потом он мягко опустил ножку на ковер и задрал голову.
Ольга смотрела на него широко раскрытыми глазами.
Евгений встал, небрежно отряхнул брюки, ободряюще улыбнулся, подал руку Ольге. Она, как безвольная кукла, поднялась с кресла. А он ловким движением обхватил Ольгу за талию и привлек к себе.
Прошло долгих пять секунд, прежде чем Ольге удалось высвободиться из объятий.
– Пустите! Ну, пусти же! Я буду кричать!
Евгений наклонил голову в знак покорности.
Прошла еще минута. Затем еще одна.
– Что-то Герман задерживается… Пойду, пожалуй, посмотрю, что там…
– Идите, – глухо отозвалась Ольга.
– Я позвоню тебе, Оля, завтра вечером? Хорошо?
Ольга покачала головой, но ничего не сказала – ни да, ни нет.
– – –
У лифта Евгений столкнулся с Германом.
– А я, видишь, уже собрался уходить. Тебя все нет и нет… Что с твоей машиной?
– Ничего. Какие-то козлы, видно, задели, сигнализация и сработала. А так все, кажись, в норме. Мне завтра на ней 500 «км» надо будет отмахать. Уезжаю рано утром.
– И надолго едешь?
– Дней на пять. Точно пока не знаю. Мать позвонила, надо забор починить, крышу поправить. Ну и с Сашкой надо будет заняться… Полгода с ним не виделся. Если с работы не выдернут, то, может, и на вторую неделю останусь. В общем, по обстановке. Партию доигрывать будем? Или еще на посошок?
– Да нет, пожалуй, пойду. Сыграем в другой раз. Сегодня ты что-то не в форме. Вернешься в Москву – позвони.
– Все, заметано. У меня в Моршанске родной дядька живет, самогон делает – закачаешься, лучше любого «Хеннеси». Пару пузырей прихвачу обязательно. Тогда тебе звякну. Оттянемся по полной.
И, размашисто перекрестившись, Герман бухнул: «Сукой буду».
Сашке, сыну Германа от первого брака, было девять лет, он с бывшей женой Германа жил в Моршанске. А Сережка – его сын от брака с Ольгой – с мая по сентябрь жил на даче у Ольгиных родителей. Умный мальчик, только какой-то слишком неразговорчивый.

2

Как только дверь захлопнулась, Евгений обнял Ольгу и привлек ее к себе. Поцелуй, казалось, длился целую вечность. Правая рука Евгения очутилась под кофточкой Ольги, прошлась по спине, по всем позвонкам, опустилась ниже, скользнула в трусики…
Тут Ольга, словно вдруг спохватившись, с силой перехватила и отвела нахальную руку.
– Туда нельзя!
Это прозвучало категорично, почти враждебно.
– А куда льзя?
– Никуда нельзя!
– Туда нельзя, сюда нельзя… Если никуда нельзя, то зачем тогда позвала?
– Я тебя не звала. Сам пришел.
– Ну, конечно… Сам… Пришел, потому что поманила. А теперь, оказывается, никуда нельзя?
– Никто тебя не манил.
– Манила, подманивала. Грудями своими козыряла. Шейкой вертела.
Ольга покраснела.
– Какой шейкой?
– Вот этой…
Евгений протянул руку, но Ольга испуганно отпрянула.
– Ну, чего ты так испугалась? Думаешь, я тебя задушить намереваюсь?
– Ничего я не думаю.
– Ну, и умница. Дай я тебя за то поцелую.
Ольга покачала головой и отступила еще на шаг назад. Евгений усмехнулся. Возбуждение как-то вдруг улеглось, и теперь он мог смотреть на все глазами постороннего зрителя. Хорошенькая же роль досталась ему в этом нелепом спектакле! Глупее трудно придумать. А он, дурак, волновался. Когда поднимался на лифте, сердце трепыхалось, как у десятиклассника.
– Ну, тогда извините, дорогая, что потревожил вас напрасно. Просто немного обознался… Ну, так мне уйти?
– Да, уходи!
– Чао, бамбина, сорри!
Евгений изобразил галантный прощальный жест.
– – –
Когда за гостем захлопнулась дверь, Ольга с кривой усмешкой повторила:
– Чао, бамбино!
Какая же она дурочка!
Ольга подошла к пианино, подняла крышку, задумчиво постучала пальчиком по одной клавише, по другой… Тоненьким голосом пропела: «Летний дождь, летний дождь начался сегодня рано…». Опустила крышку, подошла к зеркалу и придирчиво рассмотрела себя, делая плавные движения бедрами и поворачивая голову то вправо, то влево…
– – –
А у Евгения на душе было сумрачно и гадко.
Старый осел! Навоображал себе невесть что. И зачем сюда приперся? Нужна ему новая головная боль? Все эти намеки, тайны, волнения, страдания? Нужно ему снова играть в прятки с Полиной? Мне не к лицу и не по летам… Мало было ему, старому ослу, сюжета с Викой четыре года назад? Все тогда начиналось с шутки, с игры, а потом серд-це болело. До сих пор иногда напоминает.
А вообще-то и к лучшему, что он промахнулся. Может теперь честно смотреть в добрые бараньи глаза Полины… Да и с Германом ему лишних осложнений ни к чему. Со старыми друзьями вести себя следует корректно. Хотя, на деле, мужская дружба часто действительна только до бабы, а там уж каждый сам за себя.
– – –
У станции метро, повинуясь внезапному порыву, Евгений купил букет из пышных бордовых роз.
Полина, принимая из рук его букет, шутливо произнесла:
– Если муж без причины дарит цветы, то какая-то причина, скорее всего, все же есть. Так говорит народная мудрость.
– Ну, вот, дожили, – парировал Евгений. – Уже и букет цветов жене нельзя купить, чтобы не попасть под подозрение. Мне-то всегда казалось, ты розы любишь.
Полина потянулась к Евгению и чмокнула его в щеку.

3

Ольга работала в районной библиотеке – как говорил о том Герман, не ради денег, а «ради стажа». В летние месяцы библиотека работала до 7 часов. Евгений пришел за полчаса до закрытия, в пустом читальном зале сел за стол, раскрыл перед собой последний номер журнала «Наука и жизнь» – а он и не подозревал, что этот журнал выходит до сих пор! – и принялся за чтение статьи про сокровища пекинского музея Гугун. Ольга была занята каким-то сугубо библиотечным делом – она ручкой заполняла каталожные карточки, которые лежали стопкой перед ней. Вот она на мгновенье подняла глаза и тут же их опустила, слегка закрасневшись.
Евгений подошел к библиотечной стойке.
– Здравствуй, Оленька!
Ольга подняла голову, на секунду оторвавшись от своих карточек. Спокойно ответила:
– Здравствуйте, Евгений Петрович.
И тут же погрузилась в прежнее занятие.
– – –
Евгений выжидал. Так прошло минут пять. Наконец, Ольга не выдержала.
– Вы зачем пришли?
– Я хочу проводить тебя до дома. Ты не будешь возражать?
– А если я буду возражать?
– Это твое право. Только – будешь возражать, не будешь, от этого ничего не изменится. Так уже в высшем суждено совете. Герман звонил?
Ольга ответила не сразу.
– Да, звонил.
– Когда же он думает возвращаться?
– Через три-четыре дня.
– Значит, у нас есть еще целых три дня. Как минимум, три дня.
– У кого это у нас?
– У нас – это значит, у тебя и у меня. У нас с тобой. Представляешь – целых три дня и три романтических ночи!
Ольга смутилась, хотела что-то сказать, но, видимо, не нашлась, потому и промолчала, только снова покраснела.

4

Ольга сама не понимала, как быстро все это произошло. Как только дверь захлопнулась и Евгений протянул руку, она неожиданно вся подалась вперед…
– – –
Евгений лежал с закрытыми глазами и чему-то улыбался. Ольга начала перебирать пальчиками волосы на груди Евгения. Он, не открывая глаз, обнял ее и прижал к себе.
– А ты помнишь? Как ты раз меня заключил в свои объятия?
– Когда же это было?
– Прошлой зимой. Мы с Германом вышли проводить тебя и немного прогуляться. Я тогда поскользнулась и чуть не упала, а ты меня подхватил и крепко прижал к себе. Ну, помнишь?
– Помню. Только не так это было. Немного не так. Я тебя не прижимал. Просто я тебя подхватил, потому что ты поскользнулась и чуть не упала.
У Евгения в голове мелькнула смутная догадка.
– Ты что же, тогда нарочно поскользнулась?
– Может быть, может быть.
– Ну, да, теперь понимаю. Милые женские штучки.
– Ну и что? У нас, женщин, должно быть много разных секретов…
– Выходит, ты еще тогда глаз на меня положила? Я это так должен понимать?
– А ты и не замечал, что ты мне всегда нравился?
– Значит, я тебе нравился? А теперь уже не нравлюсь?
– А теперь нравишься еще больше. Ты доволен?
– – –
– Мне было обидно, что ты не обращал на меня внимания. Почему ты не замечал, что ты мне нравишься?
– Потому что ты не давала повода так думать.
– Иногда я мечтала, что ты подойдешь, возьмешь меня за руку, и уведешь с собой. Я готова была пойти за тобой куда угодно.
– Да? Что же тогда ты вчера меня прогнала? Из-за твоего каприза мы один день уже потеряли.
– Это не я тебя прогнала, ты сам решил уйти. Ты, Женечка, вчера не проявил должной настойчивости.
– Ты была такой испуганной, мне стало даже жалко тебя.
– «Но вас я не виню. Вы поступили благородно». Совсем как Онегин. «Я благодарна всей душой», – с легким налетом иронии произнесла Ольга.
– Значит, в тот «страшный» час я поступил правильно, раз ушел? – спросил Евгений, включаясь в игру. «И того ль искали вы чистой, нежною душой?..»
– Не знаю, – задумчиво сказала Ольга. – Все ведь зависит не от нас. Все заранее предопределено. Я знала, что это должно произойти, только не знала, когда.
– И с кем, – с усмешкой добавил Евгений. – Это у тебя, милая, все от скуки, от эмоциональной недостаточности. Будь на моем месте другой – было бы то же самое, раз уж тебя потянуло на романтику.
Ольга сердито убрала свою руку с груди Евгения.
– Нет, ты ошибаешься, мой милый. «Другой!.. Нет, никому на свете не отдала бы сердца я! То в высшем суждено совете… То воля неба: я твоя…». Женя, Женечка… желанный… – ты слышишь, как это совпадает? Это значит, ты – мой самый желанный, ты послан мне судьбой. Ты один, только ты. Ты хоть немножко чувствуешь, понимаешь это?
На Ольгину тираду Евгений ответил невольным смешком – тоже мне Татьяна Ларина. «Но я другому отдана; я буду век ему верна».
– Тебе смешно? Ну, конечно, я не Татьяна Ларина. Татьяна сумела сохранить верность мужу, хотя и любила другого. А мне, наверно, просто не хватило умения правильно вести себя в такой ситуации. А ты, конечно, тому и рад. Ответь, ты рад этому или нет?
– Ты за Татьяну Ларину особенно не переживай. Ты ведь не знаешь, чем история с ней закончилась, – ответил уклончиво Евгений.
– Как это не знаю? – возмутилась Ольга. – Очень даже хорошо знаю. «Стоит Евгений, как будто громом поражен… И так далее».
– Ну а что было потом?
– Потом? – удивилась Ольга. – «Но шпор внезапный звон раздался, и муж Татьяны показался…». Ты это хотел услышать?
– У Пушкина «незапный» звон, а не «внезапный». «Но шпор незапный звон раздался, и муж Татьянин показался…». Но я о другом. Подумай, почему Пушкин оборвал свой роман на самом драматическом месте и не стал его продолжать? Хотя и очень нуждался в деньгах? А?
– А при чем здесь деньги?
– А при том, что Пушкин на «Онегине» неплохо заработал, и мог бы еще больше заработать на продолжении, как ему и советовал Плетнев. Да и не только Плетнев. А Пушкин подумал-подумал, да и не стал сочинять продолжения. Почему? Я думаю, потому, что он Татьяну Ларину наделил чертами самой дорогой для него женщины – его неразделенной любви. «Но та, которую не смею тревожить лирою моею…». Ну, помнишь?
– Ты что, этим хочешь сказать, что и Татьяна… тоже?..
– Думаю, что и Татьяна тоже. Да, конечно, она сдалась. Чуть раньше или чуть позже – какая разница? Из жалости ли к Онегину, из женского ли любопытства, или просто на то ее подтолкнули какие-то другие обстоятельства. Например, муж Татьяны ей изменил, а она решила в отместку изменить ему. Но Пушкин не захотел рассказывать читателям обо всем об этом, потому что он очень любил свою Татьяну, а к Онегину, напротив, относился с иронией. Потому-то он и не захотел разрушать идеальный женский образ. Вот и все.
– Значит, ты думаешь?..
– Уверен в этом. Абсолютно уверен. Это я тебе как специалист в области семейной конфликтологии говорю.
– Значит, и Татьяна тоже… – задумчиво произнесла Ольга, и на губах ее заиграла загадочная и порочная, как у Джоконды, улыбка.
– Что касается измены мужа, то ты, наверное, попал в самую точку. Я бы тоже никогда бы не решилась на это… Если бы Герман мне не изменял … Ну, ты сам, наверно, это знаешь…
– Ничего я не знаю, – пробормотал Евгений. – Откуда ты это взяла?
– Знаешь, не лги мне, пожалуйста. И я это знаю. А откуда – это мой маленький женский секрет. Ну что, разве это не так?
Поскольку Евгений не ответил на последний вопрос, Ольга продолжила:
– Когда я в первый раз узнала, я была просто в шоке. Я тогда была на шестом месяце, если бы не это, я, наверное, отравилась бы. Выпила бы уксусной эссенции – и все. Я помчалась к своей маме, чтобы выплакаться, а мамочка меня как холодным душем окатила: «Не принимай близко к сердцу». Это, мол, естественно, все это в порядке вещей. Все мужики кобеля. У них, мол, это в крови. Значит, это естественно и в порядке вещей? Тогда будет естественным, если и у меня будут свои увлечения. Разве не так? Ну, что ты молчишь?
– А что на это я могу сказать? Каждый такие вещи решает сам для себя.
– Ну, как ты для себя решаешь, я хорошо вижу. У тебя, наверное, было много женщин?
– С чего ты вдруг так решила?
– Так мне кажется. Есть в тебе что-то такое, что должно привлекать разных дурочек.
– Почему же обязательно дурочек? Ты сама себя разве считаешь дурочкой?
– Конечно, а как иначе? Я разве умно поступаю? Только дурочка могла позволить себе увлечься тобой.
– Почему же, милая, так категорично?
– Потому, что ты слишком легкомысленно относишься к женщинам. Разве не так?
– Не так. Даже очень часто совсем не так. И вообще я по натуре однолюб. С юношеских лет мечтал встретить женщину – такую, чтобы любить самозабвенно, до самой смерти любить только ее одну. Преклоняться перед ней, целовать ей ножки…
– И что же тебе мешает?
– Сам не знаю. Почему-то встретить именно такую никак не получается.
– Значит, ты, милый, находишься в вечном поиске? А не может быть – ты такую встретил, но не разглядел, не смог вовремя понять?
– Это ты не на Полину ли уж намекаешь?
По отчужденному молчанию Ольги Евгений понял, что ляпнул что-то не то. Эх, ты, психолог-профессор, мать твою!
Через минуту Ольга заговорила.
– Вот ты своей Полине изменяешь, значит, ты ее не любишь? Или все-таки хоть немного любишь?
– Ну, ты интересные вопросы задаешь… Любовь – это такое большое слово… Слишком ответственное. Оно слишком много вмещает в себя…
– Значит, не любишь. И я очень этому рада. А меня ты любишь? Ну, хоть немного? Ответь мне, только честно.
– Не знаю, – сделал честные глаза Евгений. – Вскрытие покажет.
– – –
Интересные вопросы она задает. Что такое любовь – не знает никто. Как же он может сказать, любит он ее или нет? За любовь часто принимают совсем другое чувство: например, влюбленность, когда гормоны играют в крови, или просто дружеский интерес. Ну и, конечно, привычка свыше нам дана… Сейчас она ему заменяет все, и не надо ему другого счастья…
– Ты хоть кого-нибудь любил в жизни по-настоящему? – продолжала допытываться Ольга.
– Любил. Отца любил. Когда его не стало, понял, как мне он был дорог, и как мне его не хватает сейчас…
– Я не про такую любовь…
– Ты опять про женщин? Наверное, когда-то любил. Сейчас уже ничего не помню…
– – –
– А я знаю. Я была такой дурочкой. Выскочила замуж в 18 лет. Мне Герман тогда очень нравился, хотя и был меня намного старше… Но он был таким внимательным, таким щедрым… Делал мне разные подарки, катал на своей машине. У меня просто голова закружилась… Мне тогда казалось, что я его люблю… Или смогу полюбить позже… Ты понимаешь? У меня никогда никого не было, никого, кроме Германа. Никого – ты представляешь? Я даже не думала…
– Что не думала?
– Не думала, что это может быть таким… – Ольга замялась, подыскивая слово.
– Таким интересным?
– Нет, таким… трепетным. Не знаю, как лучше это выразить…
Евгений понял, что хотела сказать Ольга. Ему стало немного стыдно за себя, за то что он в эту минуту не испытывал никакого особого сердечного трепета.
– Когда кто-то из его знакомых пытался флиртовать со мной, я всегда давала понять… А ты не обращал на меня внимания… А я все ждала, когда ты меня позовешь с собой.
– Я не знаю, изменяет тебе Герман или нет. Честно, не знаю. Даже если и так. Во всех остальных отношениях он ведь вполне приличный муж. Другие были бы счастливы… Рукастый, головастый, пьет вполне умеренно, деньги в дом приносит. Что тебе еще надо?
– Рукастый-головастый и пьет умеренно, да? – передразнила Ольга. – Он свою машину любит больше меня и больше Сережи. Говорит только о своей машине. Или о том, с кем и сколько выпил. Мне с ним скучно. А с тобой мне интересно, даже когда ты молчишь. Как же я завидую Полине! Скажи мне, она тебя любит?
– Не знаю. Наверное, любит по-своему.
– А она тебе когда-нибудь изменяла?
Направление, которое стал принимать разговор, не понравилось Евгению – у него не было манеры обсуждать с женщинами свои поступки, а тем более Полину. Он довольно холодно ответил:
– Не знаю. Никогда не задумывался. Никогда не было повода задумываться на эту тему.
Евгений видел, что в голове Ольги созрел новый интересный вопрос, и она его сейчас выдаст. Но тут раздался резкий телефонный звонок.

Ольга вздрогнула и отодвинулась от Евгения. Звонок все трещал и трещал, разрывая уши.
Ольга не выдержала, встала с постели, подняла трубку. Ее гибкий силуэт красиво смотрелся на фоне желтых оконных занавесок.
– Да… Я… Да, здравствуй, добрый вечер! Что это ты так поздно?.. Нет, еще не сплю. Нет, лежала в постели. Нет, все нормально. Чем занята? Так, одним глупым женским романом. Лав стори. Тебе это не интересно. Хорошо. Хорошо. Хорошо. Да, конечно. Чао!
Ольга снова забралась в постель и прижалась к Евгению. Через минуту она сказала:
– Это Герман звонил из Моршанска.
– Это я понял. Не понял одного: почему роман глупый?
– Потому что все женские романы глупые и никогда ничем хорошим не кончаются, даже когда у них счастливый конец.
Евгений молчал, обдумывая последнюю Ольгину фразу.
– Ты знаешь… Наверное, я его раньше любила. Ничего уже не помню, словно это было не со мной. До тебя меня словно не было вовсе.
Она могла бы просто сказать: «А теперь люблю тебя». Но она сказала иначе: «До тебя меня не было вовсе» Где она только находит такие слова?
Мысль Ольги снова перескочила на Татьяну Ларину.
– Как ты думаешь, сколько времени прошло, прежде чем Татьяна, как ты уверяешь, сдалась?
– Думаю, месяц или два. Ну, максимум три.
– Да? Плохого же ты мнения о женщинах. Татьяна, может, и уступила Онегину, но прежде она должна была его хорошенько помучить за все свои страдания.
– Ну, да, конечно, эти вечные женские штучки. Только я абсолютно уверен, что Татьяна уже при следующем их свидании упала Онегину в объятья.
– Да? А ты не слишком ли самоуверен, Женечка? – с нескрываемой досадой произнесла Ольга.
«Бред какой-то, – подумалось Евгению.– В кино показать, так никто не поймет, чем мы здесь занимаемся, о чем спорим?»
Он погладил Ольгу по плечику.
– Ну, мне, наверно, пора. Полина, конечно, уже волнуется.
Ольга встряхнула своими кудряшками:
– По Полине своей уже соскучился? Не трогай меня!
– Я пошутил. Никуда я не ухожу. Пошутить можно?
– Нет, нет, иди. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности из-за меня.
– Нет. Я обещал тебе три ночи, а свои обещания я привык выполнять.
– Нет, уходи. Мне завтра рано вставать и надо вы-спаться. Мне сейчас не до разных глупостей.
Такого поворота Евгений, конечно, не ожидал.
– Оленька! Ну, ты что?
– Уходи, уходи! Ты слышишь? Уходи! Видеть тебя больше не могу, не хочу, не хочу!
Ольга, казалось, была на грани истерики.
– Ты слышал, слышал, что я сказала? Одевайся и уходи. Онегин!
В голове у Евгения промелькнула еще одна бредовая мысль: «Вот так, наверное, и Татьяна Ларина выпроваживала Онегина из своей спальни».
– Ну, хорошо, я ухожу… ухожу, успокойся. Где мои носки? Извините, дорогая, мне придется зажечь свет.
– – –
Ушел! Что я ему наговорила! Он меня совсем не любит. Иначе бы не ушел, остался бы до утра.
Или хотя бы еще на час.
Могли бы выпить еще по бокалу вина, а потом снова легли бы в постель, и обнялись бы крепко-крепко, до боли.
У Ольги защемило сердце. Она сделала глубокий вдох.
Ее я просто ненавижу. Потому что она забирает его у меня.
И неужели это… то самое?
О чем пишут стихи и сочиняют романы?
Теперь я начинаю понимать…
Хотя в книгах все немного не так… Совсем не так…

5

Ольга корпела над формулярами, когда в сумке промурлыкал мобильник.
– Здравствуй, Оля!
– Здравствуйте, Евгений Петрович!
– Еще раз попробуем. Здравствуй, Оленька!
– Здравствуйте, Евгений Петрович! – повторила упрямо Ольга. В интонациях ее голоса явно прочитывалось – она уже раскаивается в ночном эпизоде, она не хочет, она боится напоминаний о нем. Что ж, начнем все сначала.
– Ну, ладно. Пусть я буду Евгением Петровичем, если тебе так нравится. Может, так будет и правильнее. Герман звонил?
– Нет, еще не звонил. Надеюсь, вечером позвонит.
– А что ж ты сама ему не позвонишь?
– Он не любит, когда я ему звоню.
– Ну, что ж, ситуация понятна. А какие у тебя планы на сегодняшний вечер?
– У меня сегодня на вечер запланирована куча дел.
– Очень жаль, если так. А у меня сегодня увольнительная с вечера и до самого утра. Что скажешь на это?
– Я очень рада за вас, Евгений Петрович.
– И я хотел бы встретиться сегодня с тобой. Что скажешь на это?
Ольга замялась. В мыслях она весь день возвращалась к вчерашнему вечеру, и воспоминания о происшедшем переполняли ее. С одной стороны, ей было не по себе, она корила себя за проявленную вчера слабость, и острое чувство раскаяния за слишком стремительное грехопадение буквально жгло ее. Но кроме раскаяния в той сложной гамме чувств, которые владели ей, она с непонятным ей самой торжеством узнавала нотки радости и блаженства.
Кроме всего прочего, в ней еще не улеглась досада на Евгения – за то, что он так легко и просто, чуть ли не посвистывая, ушел от нее. А с другой стороны… Ее внезапно пронзила тревожная мысль, что Евгений может использовать свою «увольнительную» и помимо нее. У него, наверное, есть для этого масса возможностей. Если она сейчас его оттолкнет, то он будет потерян для нее навсегда. А если быть честной, то она весь день ждала этого звонка, хоть и не хотела себе в этом признаться.
Еще один только раз… последний… самый последний… Когда вернется Герман, у них вряд ли будут возможности для встреч…
Это соображение перевесило все остальные.
– Оля, ты меня слышишь? Что же ты все молчишь? – раздался в трубке встревоженный голос Евгения.
– Да, Женечка! Мне очень хочется встретиться сегодня с тобой, – выдохнула, решившись, наконец, Ольга и оглянулась по сторонам – не подслушал ли кто нечаянно ее признание в преступном желании.
– Тогда я приду к тебе в восемь. Принесу с собой вина. То же, что вчера. Надеюсь, что нас с тобой сегодня ждет – просто восхитительный вечер.
– А я приготовлю ужин. Я хочу накормить тебя ужином. Говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Ты что любишь?
– Ты про еду спрашиваешь? Если про еду, то я обожаю жареные баклажаны.
– – –
– Видишь, какой миленький фартучек? Надела специально ради тебя.
– Без фартука, я хочу сказать – и всего остального, ты мне кажешься еще привлекательнее.
– – –
– Ты что, решила меня совсем закормить?
– Ты же сказал, что любишь жареные баклажаны. Я их приготовила специально для тебя.
– Это очень мило с твоей стороны. Но я люблю не одни только баклажаны.
– А что еще?
– А еще вот целовать эти сладкие губки…
– – –
Евгений со сложным чувством наблюдал, как Ольга достала из шкафа свежее белье, пахнувшее лавандой, ловко застелила им кровать и с любовью разгладила ладонями простыню. Для Германа она, наверное, вот так же старается. Ну, ей-то Бог простит, она просто слабая женщина… А ему не простит, потому что сейчас он поступает как самый последний подонок. Правда, ему недолго осталось резвиться, скоро все завершится само собой…
– – –
– Положи свою руку вот сюда. Прижми сильнее. О-о!
– – –
– Ай, ай, а-а! Женя, Женечка, Женя! О-о-о!!!
– – –
– Усы – это так волнительно! Я просто тащусь от них. Я просила Германа отпустить усы, но он не захотел.
– Значит, сам виноват во всем, – прокомментировал сообщение Евгений. – А еще тамбовский волк.
– Поцелуй меня еще раз вот сюда. И проведи здесь своими усами. О-о-о!!!

6

Евгений протянул руку и взял со стула свои часы. Сколько на них? Ого! Уже второй час. Полина, наверное, не спит, ждет его и переживает. Свинья он самая настоящая…
Ольга проследила за его жестом.
– У тебя уже время вышло, да? А у меня для тебя приготовлен сюрприз. Ты любишь сюрпризы?
– Ну, это – смотря, что за сюрприз.
– Я все думала, что же мне такое сделать, чтобы эта наша встреча запомнилась тебе? Что бы ты запомнил ее на всю жизнь?
Евгений приподнялся на локте, чтобы посмотреть Ольге в лицо. Она ответила ему мечтательной улыбкой.
– Вот угадай, какой сюрприз я приготовила?
– Сюрприз? Какой-нибудь подарок? Сувенир?
Женщины любят дарить подарки, наделяют их тайным смыслом. Вика – та всегда дарила ему галстуки. До сих пор в шкафу висят, напоминают…
– Нет, милый, это не сувенир. Это – квинтэссенция, самая-самая сущность и наших встреч, и сегодняшнего вечера. Мой сюрприз – это символическое воплощение моего чувства к тебе. Угадай, что это?
Евгений начал думать. Квинтэссенция вечера… Слова-то какие! Какая-нибудь книга, женский роман с очередной безумной страстью? А может, «Евгений Онегин»? Наверное, это уже теплее. Ольга, наверное, не просто так называла меня Онегиным. Позавчера, когда мы чуть не поссорились…
– Книга? Нет? Музыкальный диск?
– Нет, ты опять не угадал, – с победной интонацией произнесла Ольга. – Я тебе помогу. Это на букву «Ш». Там есть еще буквы «Б», «В» и «К». И вместе это все – такое игривое и немного волшебное.
«Ну, психолог! Блесни сообразительностью!» – мысленно приказал себе Евгений. Что за сюрприз может приготовить молодая женщина в знак своего расположения к мужчине? Попробуй встать на ее место. Наверное, что-то, что должно ему понравиться, к чему он имеет склонность. А я к чему имею склонность? Если это не книги и не музыка? Ольга сказала – игривое. Игра… Может, театр? Билеты в театр. Шекспир, Шеридан… Кто еще на «Ш»? Шукшин. Шон О’Кейси… Нет, Шон О’Кейси на букву «О». Шиллер, Шоу… О, Шварц, конечно! Лучше всего подходит Шекспир, Ромео и Джульетта. Квинт- эссенция. Там в последней сцене и яд присутствует. Нет, по буквам не получается. К чему у него есть еще склонность? Выпивка? Ну, допустим. «В» – вермут, вино, водка, виски… «Ш» и «В» – получится шотландское виски. Герман любитель виски, мы с ним пару раз очень прилично набрались «Скоттиш колли» – очень популярного на островах напитка. Хорошее виски. Для тех, кто понимает. Вот вам и «К», а что тогда означает «Б»? Бутылка? Бутылка шотландского виски и, допустим, коньяка? Нет, не то. Должно быть что-то более возвышенное. Более игровое. И более игривое. Игривое… игристое… «Ш» – может быть, шампанское? Ольга – натура романтичная, шампанское ей, ясно дело, раньше бы пришло на ум, чем виски. «ШБ» – шампанское брют! Ну, конечно! Вдовы Клико или Моэта благословенное вино… Вот вам и «В», и «К». Ай да Пушкин, ай да сукин сын! Ай да Ольга! Если так, то это и в самом деле сюрприз – и весьма нетривиальный.
– Ну, что же ты молчишь? – Ольга повернула голову к Евгению и вонзила в него насмешливый взгляд.
– Уточняющий вопрос можно задать?
– Сколько хочешь. Хоть два!
– Вопрос первый: буквы можно переставлять, скажем, так: «Б», «Ш», «К» и «В»?
– Пожалуй, нет, – ответила Ольга, нахмурив лобик.
– Хорошо. Значит, я на верном пути. Тогда вопрос номер два: это пьют?
– Да, пьют, – сказала Ольга, подняв удивленно брови.
– И желательно – охлажденным, да? По строгим правилам искусства – в серебряном ведерке со льдом. Пьют из хрустальных бокалов с высокими ножками, да? И это самое «Ш», «Б», «В» и «К» стоит сейчас у тебя в холодильнике и, наверное, ждет с нетерпеньем, когда мы его откупорим. Ну, так как, может, перейдем к твоему волшебному напитку?
– Это нечестно! – воскликнула Ольга. – Ты знал! Нет, ты, наверно, подглядел!
– Ну, Оленька! За кого ты меня принимаешь! Это просто дедуктивный метод, преогромное множество раз гениально примененный Шерлоком Холмсом. Про собаку Баскервилей читала, наверное? Ну, то-то же…
Ольга с восхищением взглянула на Евгения, поцеловала его в щеку, встала с постели, стянула верхнюю простыню и обернулась ею вокруг бедер.
В таком виде она и прошла на кухню, вслед за ней потянулся и Евгений, кое-как накинув на себя вторую простыню.
– – –
– За что мы поднимем наши чаши? – Евгений поднял бокал с шипящим напитком.
Ольга пальчиками взялась за граненую ножку бокала.
– Я хочу выпить – за то, что было.
Евгений кивнул головой, и их бокалы встретились. Да, хороший тост, со смыслом.
Евгений наполнил бокалы снова.
– А теперь я предлагаю выпить за то, что будет.
– А не будет ничего. Это наша последняя встреча. Разве ты об этом не догадываешься, милый?
Эти слова прозвучали неожиданно для Евгения, но разве он сам не думал о том же? Конечно – продолжения не будет, просто его не может быть. Но все же, все же…
– Да, милая? Значит, наша любовь тебе уже наскучила?
Евгений впервые свои отношения с Ольгой назвал словом «любовь». И сам вздрогнул. Но если это не любовь, то что это? Случайный «левый» сюжет? Нет – все гораздо серьезнее. И опаснее. Для них обоих.
Ольга чмокнула его в щеку.
– Это не так, милый, ты сам это прекрасно знаешь. Просто завтра, а точнее уже сегодня вечером вернется Герман, и у нас больше не будет возможностей для новых встреч.
– Твой Герман часто уезжает в командировки…
– Это не то, совсем не то. Я не смогу жить двойной жизнью. Я хочу принадлежать только тебе одному. Но ты ведь, кажется, не собираешься расставаться со своей Полиной? Что ж ты молчишь?
– Ты что, предлагаешь мне бросить Полину? Это было бы низостью с моей стороны. Ниже некуда.
– Вот видишь! – почти с торжеством произнесла Ольга. – Раз нам не суждено быть вместе, то самое лучшее будет – расстаться.
– Расстаться и забыть? Да? Словно ничего и не было…
– Я забыть не смогу, – прошептала Ольга. – Эти три дня останутся со мной на всю жизнь. Я благодарю Господа, что он подарил мне эти три дня. Как бы потом мне ни было тяжело, это останется со мной.
– Ты не сможешь забыть, и я тоже не смогу забыть. Давай выпьем еще раз за то, что было. И за то, что будет. Ведь что-то будет все равно. И у тебя, и у меня, даже если и порознь, но все равно на всем будет отсвет этих дней. И с «Ш» ты здорово придумала, жаль я сам не догадался. Так давай сдвинем бокалы – и за то, что было, и за то, что будет.
Ольга пригубила свой бокал.
– – –
– Ну, вот, бутылка пуста. Значит все, значит, действительно пришло время… Дай, Оленька, я поцелую тебя на прощание.
Ольга прижалась к Евгению, ее плечи начали вздрагивать.
– Ну, что ты, Оленька! Перестань! Успокойся. Успокойся. Все пройдет. Перемелется – мука будет. Все будет хорошо.
– Закрой глаза, – прошептала Ольга. – Я хочу тебя поцеловать сама.
Евгений подчинился, а она по два раза чмокнула его в оба века.
– Ну, вот. Теперь я знаю, что ты будешь помнить меня и не забудешь до конца своих дней. Ты понял, милый? Теперь ты мой и будешь моим, даже если рядом с тобой будет другая.
– Это было бы так и без поцелуев в глаза, – сказал Евгений.
В нем снова проснулось желание. Он принялся целовать Ольгу в шею, в плечи, в груди, все жарче, все сильнее…
Ольга запустила пальчики в его шевелюру…
– Давай еще один раз… последний … – прошептал Евгений, прижимая к себе такую податливую и такую желанную женщину…
– – –
– Я тебе позвоню на мобильный. Хорошо?
– Лучше не надо, Женя. Я боюсь…
– А ты не бойся. Я тебе буду звонить на работу, когда мне тебя будет очень не хватать, а ты мои звонки каждый раз удаляй из мобильника – так, на всякий случай.
– Как ты рассуждаешь…
– Как?
– Очень… технологично. Конечно, я понимаю, я занимаю мало места в твоей жизни… А я… А мне так хочется видеть тебя, хоть иногда.
– И мне тоже. Поверь!
– Нет, мне не так, мне – просто видеть. Просто видеть тебя, просто знать, что ты существуешь на самом деле, что ты мне не приснился…
И Ольга снова прижала руку Евгения к своей груди.

7

Время катилось своим чередом. Вот наступил и второй летний месяц.
Как то раз вечером раздался телефонный звонок. У Евгения застучало сердце – на определителе высветился домашний номер Ольги. Евгений уже столько дней не видел ее, не говорил с ней по телефону… Недавнее приключение начало понемногу тускнеть в памяти, и, наверное, это к лучшему…
– – –
Но звонила не Ольга, это был Герман. Он сразу перешел к делу:
– В пятницу у нас с Олькой очередной день брака. Хотим его отметить тихо, мирно, в каком-нибудь уютном ресторане. Хотим пригласить тебя с твоей Полиной, а больше, пожалуй, никого и не будет.
– Значит, ты отмечаешь день свадьбы? Счастливый человек. А я – так вечно забываю поздравить в этот день Полину.
– А она обижается?
– Обижается, конечно. Потом дуется целый день.
– Эх ты, а еще профессор! Книги о браке пишешь. Так вы придете?
– А в каком ресторане ты собираешься кутить?
– У нас здесь неподалеку есть ресторан «Тамада», он нам с Ольгой нравится. Знаешь его? Грузинская кухня. Мы с тобой там раз сидели.
– А, помню, пиво пили и форель ели. Да, приятный ресторан. Думаю, Поле там понравится.
– – –
Наверняка, идея ресторана принадлежит Ольге. Она натура нервная, мечтательная, любит рискованные игры. Ситуация, конечно, немного щекотливая, но и отказываться от приглашения нет особых причин. Играть – так играть! Игра ведь не только имитация жизни, она сама часть жизни, а может, и сама жизнь целиком.

8

Полина испытующе взглянула на Евгения.
– Эта Ольга какая-то очень странная девушка. Она сегодня приходила к нам на выставку. Я ее заметила, хотела подойти, но она повернулась и быстро-быстро ушла. Ты мне не можешь сказать, что все это может значить?
Евгений пожал плечами.
– Почему я? Позвони Ольге и спроси у нее самой. Она, думаю, просто ревнует тебя.
– К кому?
– К Герману, естессно. Когда вы с Германом в ресторане танцевали, он тебя слишком плотно прижимал к себе. А тебе, похоже, это нравилось, – не удержался от легкого упрека Евгений.
– Мне нравится танцевать, – возразила Полина. – Мог бы и сам меня пригласить, а не сидеть за столиком, надувшись, как сыч. Мог бы и Ольгу тоже пригласить.
– В следующий раз обязательно приглашу, – кивнул головой Евгений.
– Следующего раза, я думаю, не будет, – возразила Полина. – Мне этот поход в ресторан не очень-то понравился. Твой Герман воображает себя кавалером, а танцевать совсем не умеет, мне все ноги отдавил, и Ольга эта тоже – девушка со странностями. Так ты полагаешь, у нее это бзики из-за Германа?
– Естессно, – снова подтвердил Евгений.
– Нет, здесь, думаю, что-то совсем другое, – покачала головой Полина.
– А ты не думай, будь умницей! – буркнул Евгений.
Полина ласково потрепала его за ухо:
– Ты тоже не теряйся!
Вот такие милые шуточки Полина иногда позволяла себе с мужем.
– – –
Разговор оставил у Евгения ощущения смутного беспокойства. Действительно, странная девушка. Истероидный тип личности. Как она себя дальше поведет? Не выкинула бы какой-нибудь фокус. Надо позвонить Ольге, успокоить ее, выправить ситуацию.
– – –
– Алло, Оля, это ты? Здравствуй! Говорить можешь?
– Здравствуй, милый, – послышалось в ответ. – Ты меня совсем забыл. Даже не разу и не позвонишь.
– Вот и позвонил. Как ты живешь? Что нового?
– Как живу? Живу. Через неделю улетаю на Кипр. Герман уже купил путевки.
– Вот и славненько. Отдохнешь, еще больше загоришь…
– Ты не собираешься к нам в гости – на шахматы или просто так?
– Не знаю, смогу ли выбраться. Я ведь тоже собираюсь в отпуск, до отпуска надо разгрести кучу дел…
– Понятно, – протянула Ольга. В ее голосе Евгению послышалось разочарование.
– Да, кстати, Оля… Хочу тебя спросить. Ты зачем это приходила в ГАРФ?
– Какой ГАРФ? – удивилась Ольга.
– Не притворяйся. Тебя Полина видела на выставке.
– А, это… Так случайно получилось… Я мимо проходила, решила заглянуть. Полина в ресторане так расписывала эту выставку… Я вот и подумала…
– А ты не думай, будь умницей! – посоветовал Евгений.
– Хорошо, буду умницей, – сухо ответила Ольга, и в трубке раздались гудки.

9

Ольга с Германом и сыном улетела на Кипр, а Евгений с Полиной поехали на две недели в К. – пансионат на Волге в Тверской губернии.
Евгений давно уже не отдыхал с такой полной отдачей, даже с каким-то бесшабашным восторгом. «Прогулки, чтенье, сон глубокий, лесная тень, журчанье струй…». Утром пляж, благо, погода благоприятствовала, после обеда преферанс или шахматы, вечером в ресторане – ужин с хорошим вином и танцами в стиле «ретро».
Так прошла неделя отдыха в пансионате, пошла вторая. Полина была восхитительной, и было такое чувство, словно они заново окунулись в медовый месяц. И по ночам… тоже все было, как в их первый совместный отпуск. Кровать стонала и пищала, и весь старый деревянный коттедж, в котором они жили, ходил ходуном.
Да, конечно, все было замечательно. Точнее, все было бы просто замечательным, если бы не маленькое туманное пятнышко на самом дне души Евгения. Это пятнышко было подобно тревожному воспоминанию о каком-то давно виденном и уже почти забытом фильме…
В том фильме любовники, утомленные страстью, пьют холодное шампанское из хрустальных бокалов, не имея даже сил подняться с измятой постели. Там влажные губы ищут…
– – –
– Давай сегодня на вечер возьмем шампанского, – предложил Евгений. – Самого сухого, какое только здесь есть.
– Я за! – тотчас ответила Полина и с пафосом продекламировала:
– Вдовы Клико или Моэта благословенное вино… Так, кажется, у Пушкина? Чему ты так улыбаешься?
– Просто вспомнил. Его волшебная струя рождала глупостей немало… Очень точно подмечено поэтом. Не знаю только, сможем ли мы здесь найти «Вдову Клико» или придется удовлетвориться обычным Абрау-Дюрсо…

10

Лето подходило к концу.
По расчетам Евгения, Ольга уже неделю назад возвратилась в Москву. Но звонка от нее он не дождался. Все правильно, все так и должно быть. Как и договаривались. Как и было решено.
Зато неожиданно позвонил Герман и пригласил Евгения «на пару пива» в кафе возле станции метро «Кузнецкий мост» – это было их привычное место для разных пивных сюжетов.
С неспокойной душой шел Евгений на эту встречу. Не исключено, что предстоит непростой разговор. Герман – мужик импульсивный, может и драку затеять, и пульнуть из травматического пистолета, который всегда при нем. Но и прятаться от Германа Евгений не собирался – эх, будь, что будет! Fortes fortuna adjuvat!
Герман уже сидел за столиком, плотно заставленном фирменными кружками с пивом. Евгений подошел, чувствуя предательскую тяжесть в ногах.
– Привет, Герка! Вернулся из отпуска?
– Привет, привет! Да, вот вернулся. Уже неделю как. А ты так даже и не звякнешь… Давненько не сражались. Занят что ли чем интересным?
– Вот дачный сезон закончится, тогда можно будет встречаться почаще. Посражаемся еще… Ты-то как живешь?
– Да, так… Садись, пей пиво… Успеем поговорить.
После второй кружки Евгений решил повторить свой вопрос:
– Как живешь-то? Есть проблемы?
– Не то что большие проблемы, а так. Хотел с тобой посоветоваться… Ты ж спец по этой части. Типа брачные отношения…
– Ну, тогда выкладывай давай.
Герман немного помялся.
– Ты понимаешь, в последнее время меня Олька малость беспокоит. Стала какой-то странноватой.
– Странноватой, говоришь? И в чем же эта странноватость проявляется?
– Стала, понимаешь, какой-то слишком задумчивой что ли. Возьмет в руки тарелку или чашку и стоит, с ними, словно саламандра. Ее окликнешь – головой встряхнет, усмехнется, начнет потихоньку двигаться. Как-то все это неправильно. Что бы все это значило, не можешь мне сказать?
– А давно это у нее?
– Да вот, как в Москву вернулись. Да, значит, уже несколько дней.
– Ну, пока особых причин для волнений я не вижу. В остальном все нормально? Я имею в виду – секс, ребенок ваш…
Евгений тут же мысленно одернул себя – для чего он задал такой некорректный вопрос, он что – очень хочет услышать от Германа подробности его интимной жизни с Ольгой?
– Да вроде бы – все как обычно. Хотя – не совсем как обычно. Вчера вот захотелось ее обнять, а она – вся задеревенела, как каменная. Сечешь, к чему это?
– Она о чем-то постоянно думает, она вроде чем-то озабочена?
– Ну, да.
– А на работу она вышла?
– Да, уже несколько дней.
– Может, на работе конфликт?
– Нет, вряд ли. Ее библиотека – болото стоячее, типа тиной заросло. Там все остальные тетки пенсионного возраста.
– Может, беременна… нет?
– Вроде бы не должна. Нет, думаю, не должна.
– Беременные иногда так себя ведут – все время словно прислушиваются к себе, уходят в себя…
– Я, грешным делом, подумал, не завелся ли у нее хахаль? На всякий пожарный проверил адресную книгу на ее мобильнике и список вызовов тоже.
– И что?
– Ничего. Все чисто. Никаких зацепок. Да и из дома она почти никуда не выходит, ни к каким, я имею, подругам или еще куда… Только если со мной или с Сережкой.
– А на Кипре никто вокруг Ольги не вился? Допустим, там она познакомилась с кем-то, а здесь знакомство получило продолжение. Нет?
– Нет, не похоже. Там, по большому счету, и знакомиться-то было не с кем.
– Это с твоей точки зрения. А женщины совсем иначе оценивают мужчин, их внимание может привлечь какой-нибудь фантик…
– Какой, к черту, фантик?
– Фантик – это значит – какая-то особенность, которая у тебя самого, может, вызывает лишь усмешку. К примеру, борода… или серьга в ухе. Это я тебе как психолог говорю.
– Борода, говоришь? Да, терся там возле один мудо-звон с бородкой, преподаватель из гимназии, он все заводил разговоры с Серегой на какие-то мифические темы. Вешал ему лапшу на уши – Афродита, Киприда, Эрот и прочая ахинея. Но нет, он же не из Москвы, а из Калуги, да и Олька на него – ноль внимания.
– Значит, что-то другое. М-да. Интересный случай. Знаешь что, давай я как-нибудь заскочу к тебе домой, постараюсь поговорить с Ольгой, прощупать ее – в профессиональном смысле, разумеется. Да хоть на следующей неделе? Идет?
Герман пожал плечами. Этот жест можно было расценивать и как «да», и как «нет».
– На следующей неделе меня здесь не будет, мне по делам надо в Пермь.
– Самолетом полетишь или поездом? – поинтересовался Евгений.
– – –
Однако, Герман-то каков! Догадлив, ничего не скажешь. Эрот и прочая ахинея… Надо же, и Ольгин мобильник не поленился проверить. Ничего, правда, не нашел, но сомнения остались.
Надо будет позвонить Ольге. Быть может, она ждет его звонка. И молча страдает.

11

– Алло! Здравствуй, Оля!
Ольга ответила не сразу.
– Здравствуйте, Евгений Петрович!
– Здравствуйте, Ольга Владимировна! Значит, будем друг друга звать по отчеству?
– Мне так удобнее… Евгений Петрович…
– Понятно, – сказал Евгений и умолк.
Молчала и Ольга, наверное, ждала продолжения. Евгений глубоко вздохнул.
– Я что вам звоню, Ольга Владимировна… Я намедни встречался с Германом. Пиво с ним пили. «Сибирская корона». Он тебе не рассказывал? Нет? Он немного встревожен. Кажется, он что-то подозревает.
– Что подозревает?
– Что ты ему не верна.
Ольга промолчала.
– Оля, ты слышишь меня?
– Слышу тебя, – глухо сказала Ольга и не прибавила к этому ни слова.
– Я думаю, нам надо бы встретиться, – осторожно предложил Евгений.
– Встретиться? – казалось, Ольга с трудом произнесла это слово. – Встретимся, а потом что? Дадим ему новый повод для подозрений? Ты этого хочешь, да?
– Герман проверил твой мобильник. Говорит, никаких зацепок. Ты на всякий случай удали и сегодняшний мой звонок. Так будет спокойнее. Оленька, ты слушаешь меня?
– Я тебя слышу. Я все поняла. Твой звонок я удалю из списка вызовов.
Ольга произнесла эту фразу ровным, бесстрастным голосом. Евгений представил, как она сейчас, кусая губы, с трудом подбирает нейтральные слова… Вот сжать бы ее сейчас со всей силой…
На мгновенье Евгения пронзило желание, неожиданное и настолько сильное, что его встряхнуло, как от удара током.
Чтобы восстановить самообладание, ему пришлось прибегнуть к испытанному психологическому приему – взглянуть на ситуации глазами постороннего зрителя.
Ну и картина, ну прямо индийское кино!
Он – уже седой и битый жизнью мужик, а готов чуть ли не разрыдаться от холодного тона своей недавней пассии. Ай да ай!
– Оля, можно задать тебе один нескромный вопрос? – спросил Евгений, пытаясь изобразить легкий, даже шутливый тон.
– Если нескромный, то лучше не надо.
– А если вопрос не очень нескромный? – продолжал настаивать Евгений.
Ольга промолчала в ответ.
– Оля, скажи правду, ты вспоминала обо мне во время отпуска? Хоть изредка?
В телефоне раздался жалобный писк, словно нечаянно наступили на кошку. Потом до него донеслись прерывистые слова:
– Зачем ты звонишь, зачем ты меня мучишь, что тебе от меня надо?
– Что мне надо? – переспросил Евгений. – Ты прекрасно знаешь, что мне от тебя надо. Я хочу встретиться с тобой.
– Для чего? – пошептала Ольга.
– Для того, чтобы прикоснуться к тебе, чтобы мы могли посмотреть друг на друга… Ты же сама сказала, что тебе хотелось бы хоть изредка видеть меня. Ты не сможешь на следующей неделе взять отгул? Съездили бы ко мне на дачу. Там сейчас хорошо, петухи поют, яблоки уже поспели…
Евгений глубоко вздохнул…
Да, там сейчас хорошо… Пахнет травой, землей… Солнце играет в листве яблонь и слив… Стрижи носятся над домами… Самозабвенно стрекочут кузнечики…
Можно будет попить кофе на террасе, посидеть в саду на любимой скамье… И все остальное, само собой…

12

До дачи ехали целых два часа, сначала по Горьковскому шоссе, забитому по самое «не могу», потом в сторону по бетонке, потом еще четверь часа по грунтовке. Машину мотало по ухабам, Ольга сидела справа от Евгения – притихшая, сосредоточенно думала о чем-то своем.
– Вот уроды, – выругался Евгений на очередном ухабе. – Сколько здесь езжу – с каждым годом дорога все хуже. Никто и не думает ремонтировать, не говоря уж об асфальте. Осенью здесь на машине и не проедешь, только на тракторе.
Наконец, машина остановилась.
– Приехали, – сказал Евгений. – Станция Березай, кому надо – вылезай. Ты сиди, не вылезай. Я сейчас машину загоню во двор.
– – –
Двор был огорожен сплошным забором из рифленой жести, покрытой зеленой краской.
Евгений вылез из машины, отомкнул навесной замок на калитке, вошел во двор, изнутри открыл ворота…
Ольга, наконец, вышла из машины, передернула плечиками, оглянулась вокруг.
– О, красота какая! Настоящая загородная усадьба. Цветники, яблони…
– Да, восемь яблонь, не считая слив и прочего. В общем, огромный запущенный сад, приют непуганых дриад.
Ольга нахмурила бровь и неуверенно произнесла:
– Что-то тут не так.
– Умница! Да, у Пушкина – «задумчивых дриад», но мне больше нравится «непуганых». Сад, конечно, не такой, как в Ясной Поляне, но по современным меркам и не малый. Участок почти 30 соток, прежние хозяева держали козу, так сена накашивали – козе на целую зиму хватало.
– И дом красивый!
– Дом, конечно, немного великоват, нам с Полиной такой большой и не нужен. Большой дом – большие заботы и хлопоты. И воры чаще залезают в большие дома. Одна радость – сплошной забор, защищает от посторонних глаз. Хочешь – хоть голышом гуляй по участку. Правда, от воров все равно не защищает. К нам так почти каждую зиму залазят.
Ольга наморщила лобик:
– Надо будет сказать Герману, чтобы он у нас на даче сделал такие же дорожки.
– Нравятся? По-моему, красиво. Мозаичная плитка. Сам выкладывал. А это моя любимая скамья, сам ее сделал, как Лев Толстой в Ясной Поляне. Хорошо на ней сидеть летним вечером и ни о чем не думать, просто дышать свежим воздухом. Чуешь, какой здесь воздух?
Ольга пошмыгала носом.
– О, какие миленькие цветочки!
– Это традесканция. Увидишь – в три часа они все попрячутся. Такие вот это цветочки, по ним можно хоть часы сверять. Понюхай их, пока распущены.
Ольга сорвала треугольный розовый цветочек и поднесла к лицу.
– Это все Полина занимается цветоводством. Как приедет сюда, так сразу хватается за совок, за лейку … Не оттащишь от земли.
Ольга бросила цветок на землю.
– Ну, конечно… сказывается происхождение.
– Ты о чем? Какое происхождение?
– Она в Москву, наверное, из деревни приехала?
– Почему ты так решила?
– Имя слишком деревенское.
– Вот и ошибаешься. Она как раз коренная москвичка, из старой интеллигентной семьи. И имя «Полина», скорее, аристократическое, пришло к нам из французского языка. Полина Виардо – помнишь?
– Ну, Полина Виардо, наверное, в земле совком не ковырялась.
– Что ты все язвишь? Она ж тебе ничего плохого не сделала. За что же ты так ее не любишь?
– Не люблю? Ха-ха! Если не люблю, значит, есть за что. Хотя бы за то, что она притвора. Вроде бы скромная, юбка до щиколоток, а сама глазками зырк-зырк, туда-сюда. А еще за то, что она пользуется тобой, когда хочет. За то, что ты ее боишься. Как она в ресторане: «Я устала, хочу домой»: А ты: «Конечно, Полечка, сейчас пойдем». Мне просто очень обидно за тебя. Так пресмыкаться! Полечка! Я готова была ее отравить! Если бы у меня тогда с собой был яд, то подлила бы ей без раздумий…
– – –
Из просторной гостиной двери вели в кухню, в две жилые комнаты и на террасу, отделанную отлаченной вагонкой. Наверх шла довольно крутая лестница.
– А там тоже комнаты?
– Там две спальни, туалет, душевая комната. И, увы, не состоявшаяся детская. Я ту комнату так и не отделал до конца. Сейчас ее используем просто как кладовку.
– Женя… Я все стеснялась у тебя спросить. А почему у вас нет детей?
Евгений нахмурился.
– Это давняя история. Mea culpa. Моя вина перед Полей… Так получилось. На четвертом курсе она вдруг забеременела. Очень некстати. Я посчитал, что ей надо сначала получить диплом, а потом уже думать о детях. Да и сам я был на втором году аспирантуры. Не до детей было. Я тогда настоял на аборте. И вот…
Ольга погладила Евгения по рукаву сорочки.
– Может, еще будут у тебя дети.
– Полина все время принимает разные процедуры, недавно начала ходить к какому-то шарлатану, он ей иголки втыкает. Ей уже тридцать пять, время уходит, просто как вода в песок…
– Можно ведь, в крайнем случае, взять приемного ребенка…
–Это очень похоже на то, чтобы завести собаку. Только ответственность больше. Ну что, пойдем наверх или сначала перекусим? Хочешь, я кофе в турке сварю?
«Для чего кофе? – подумалось Ольге. – Время уходит. В восемь будет звонить Герман, мне надо быть дома. Для чего мы сюда приехали – кофе пить?»
Потом ей в голову пришла новая мысль.
– А душ в доме теплый?
– Теплый.
– Тогда давай помоемся вместе!
– Что за странная фантазия! – удивился Евгений.
– Я как представлю… Струйки будут по тебе стекать, а я встану на колени и буду тебя целовать – всего, от пальцев ног до мочек ушей. Везде, где захочешь…
– А в бане не хочешь попариться? Я баньку быстро сорганизую, веничком тебя по попке похлестаю. Тоже очень эротично.
– Нет, в баню я не хочу, – нахмурилась Ольга.
Она с ревностью подумала о Полине.
– – –
День склонялся к вечеру, традесканции вдоль дорожек уже спрятали свои треугольные цветочки. На любимую скамью Евгения легла тень от яблони.
Евгений вытянул ноги и закрыл глаза. В листьях яблони играли солнечные лучи, слышался стрекот сороки, издали донесся визг циркулярки, ей тут же с другого конца поселка отозвалась другая…
– Хорошо здесь, спокойно, – с чувством произнес Евгений. – Подходящее место, чтобы спрятаться от житейских бурь. Мечтаю здесь встретить старость.
– Тебе рано думать о старости. Ты ведь еще молод – и душой и телом. Даже любовниц заводишь, – игриво отозвалась Ольга.
– Кто это любовница, где она? – сделал большие глаза Евгений.
– Здесь она. Рядом с тобой она. Твоя читательница. И большая почитательница твоего литературного таланта.
– Ага!.. Значит, ты читала мою книгу?
– Читала, – с неопределенным выражением произнесла Ольга. – У нас в библиотеке ее часто спрашивают, в основном девушки. Ну, как же – советы психолога о счастливом браке.
– Ну, а ты что скажешь? Тебе понравилось?
– Да, бойко написана.
– Ну, конечно, это не шедевр, не Анна Каренина. По большому счету, чушь собачья. Я и написал-то ее на спор с одним надутым индюком – тоже доктором психологических наук. А оказалось – попал в струю. Книга хорошо разошлась, потом было еще несколько переизданий. Я на ней неплохо заработал, благодаря чему и закончил строительство дома.
– Целая большая глава о супружеских изменах. Я два раза прочла, но так и не поняла – хорошо это или плохо?
– Все, моя дорогая, зависит от… – с улыбкой пожал Ольгину ручку Евгений. – Если ты изменяешь мужу со мной, то это еще туда-сюда допустимо, вполне bone est, а если с кем-то другим – то это мерзко, отвратительно, просто хуже некуда.
– – –
– Раз теперь ты дом построил, значит, больше писать не будешь?
– Не знаю, – ответил на это Евгений. – Может, наш роман побудит меня написать новую книженцию?
Евгений сказал это в шутку, но шутка вышла неудачной. Ольга нахмурилась и прикусила нижнюю губу.
– Нет, это я пошутил. Ничего я писать не собираюсь. Ни к чему все это, в этом мире и без того много пустого шума. И вообще. Ничего не собираюсь я менять в своей жизни.
И после минуты раздумья Евгений добавил:
– Наверное, это и есть признаки старости. Старость ведь не в том, что не уже можешь сто раз отжаться на кулаках, а в том, что ни к чему не хочется стремиться. Все пройдено, все позади. Старость начинается тогда, когда человек замыкается в себе. Человек – общественное животное, в его жизни должны быть какие-то высшие идеалы. А у меня их нет. Раньше, правда, были. Служение общему благу… демократия… справедливость… На митинги, на демонстрации ходил, речевки скандировал. В кольце у Белого дома стоял… Оказалось – все вранье. Так что сейчас мечтаю об одном – дожить как-нибудь до пенсии и переехать из Москвы жить сюда, в этот дом…
Ольга покачала головой. Она сама, может, и неправильно поступает, но она ведь только слабая женщина. А Евгений – умный, сильный мужчина. И признается, что опустил руки…
Но она все равно его любит и будет любить, за один миг любви с ним она готова пожертвовать всем, почти всем…
– – –
Ольгу охватила истома. Она припала к плечу Евгения и так и сидела, боясь пошевелиться.
– Я слышу иволги всегда печальный голос…
– Что ты сказала?
– Так… Вспомнилось почему-то, сама не знаю, чье это.
– Это Ахматова, – сказал Евгений.
Ольга оторвала голову от плеча Евгения и внимательно посмотрела на него.
– Ну, да… Анна Ахматова. Блистательная Анна Ахматова. А ты, значит, тоже ее любишь?
– Нет, Олечка. Ахматова – это не мой автор, ее стихи меня мало трогают. За немногими исключениями совсем не трогают.
Ольга почувствовала себя обиженной, ей захотелось заступиться за любимую поэтессу.
– Почему ж это они тебя не трогают? Всех трогают, а тебя одного – нет?
– Кого это «всех»? – возразил Евгений. – Кто сейчас вообще читает стихи? Одни неудачники. Мне самому гораздо ближе Иван Бунин. «Что ж, камин затоплю, буду пить. Хорошо бы собаку купить». Камин у меня в доме есть. А когда перееду сюда жить, тогда заведу себе и четвероногого друга.
Ольга нахмурилась, и Евгений шутливо погладил ее по плечику.
– Так гладят кошек или птиц, – прошептала Ольга. – Мне хотелось бы быть твоей домашней кошкой. Чтобы ты меня всегда гладил, щекотал за ухом, называл бы разными ласковыми словами…
– Но, Оленька! Ведь если бы ты была кошкой, мы тогда не смогли бы дурачиться в постели. Разве тебе не нравится, когда я тебя прижимаю к себе?
– А разве ты этого сам не знаешь? Скажи, ты обо мне вспоминал позавчера вечером?
– Да. Да, конечно, вспоминал. Даже скажу больше, – голос Евгения дрогнул, – ты постоянно присутствуешь в моем сознании. Мне кажется, я о тебе думаю всегда, даже и тогда, когда вообще ни о чем не думаю.
– Я всегда чувствую, когда ты обо мне думаешь. Позавчера вечером ты думал обо мне? Я знаю. Мне так захотелось тебя, что я чуть сознание не потеряла…
– – –
Потом они снова пошли в дом…
– – –
– Я боюсь во сне проговориться. Если Герман догадается, он тебя убьет, – произнесла Ольга.
– Может быть, может быть. Только сначала, наверное, убьет тебя. Сначала тебя, потом меня, потом, осознав, что он натворил в ослеплении, покончит с собой. И в хронике происшествий будут три трупа. Жизнь – она вообще чревата смертью.
– Будет не три, будет четыре трупа. Твоя Полина тоже покончит с собой, когда узнает по твою измену.
– Нет, милая, ты ошибаешься. Моя жена достаточно рассудительный человек, чтобы не впадать в такие крайности. Если она узнает про измену, то единственное, чем мне это грозит – она не будет со мной разговаривать целую неделю.
– А я хотела бы умереть вместе с тобой. В твоих объятьях. Ты мне веришь, милый?
– Какие ты глупости говоришь, Оля! – с досадой произнес Евгений.
Направление, которое принял их разговор, таило в себе опасность. Он и так уж ведет себя слишком беспечно. Самое неразумное, что можно придумать, – это всерьез увлечься самому и увлечь Ольгу.
– – –
Евгений приехал домой в десятом часу. Полина лежала в кровати и читала какую-то книжку с яркой обложкой.
– Ты что читаешь?
– Так, глупый женский роман, love-story. Тебе это неинтересно.
– Если глупый, то зачем читаешь?
– Хочется узнать, чем история закончилась.

13

Через две недели Герман опять укатил в командировку, и Евгений снова пригласил Ольгу к себе на дачу – прикоснуться к природе, как он выразился.
– Только в этот раз придется поехать на электричке, – предупредил он Ольгу. – Моя «старушка» сейчас на профилактике.
– Как романтично! – отозвалась Ольга. – Я давно уже не ездила на электричке. Что мне с собой взять? Хочешь, я возьму армянский коньяк? Ты его любишь?
– Люблю, если, конечно, настоящий.
– Написано «Ной». Это настоящий?
– Бутылка красивая? В форме круглой фляги?
– По-моему, да…
– Значит, настоящий. Армянский коньяк по французской технологии. Конечно, буду рад новой встрече с ним.
– – –
Мимо мелькали платформы, поселки, перелески.
Лес за окном вагона весь был в солнечных пятнах, кое-где в зеленой листве мелькали первые желтые листья – приметы близкой осени.
– Красивые места, – сказала Ольга. – Твое Ковригино скоро? Какое название милое! Мне даже есть захотелось. Чему ты улыбаешься?
– Тебе этого не понять.
– Почему это мне не понять?
– Потому что ты женщина, у тебя восприятие мира совсем другое. Женщины все понимают по-другому, не так, как мужчины.
– Все равно скажи! Я постараюсь как-нибудь понять.
– Ну, ладно. Раз настаиваешь.
Ольга напрягла слух, но услышала вовсе не то, что могла бы предположить по такому торжественному вступлению.
– Вот, Оля, мы с тобой сумели договориться, встретиться, вырваться на денек, едем куда-то … Просто сидим, даже почти не разговариваем. Вагон скрипит, словно собирается рассыпаться на ходу, в воздухе пахнет какой-то гарью… А между тем я давно не чувствовал себя таким счастливым. Ощущаю это каждой клеткой. Наверное, это потому что рядом ты.
Ольга признательно погладила руку Евгения.
– Но для полного счастья, кажется, мне все же чего-то не хватает, самую малость.
– Чего же тебе не хватает?
– Слышишь, как бутылки призывно позвякивают в сумке? Один глоток из бутылки мог бы придать всей картине необходимую гармоничность и завершенность. Я, признаться, машину потому и не люблю, что она накладывает слишком большие ограничения на выпивку. Но раз уж мы едем электричкой, по-моему, грех упускать такую возможность.
– А ты слышал, слышал? Только что по радио объявили, что в вагоне распивать спиртные напитки запрещено категорически.
– Это нас не касается. Я же не собираюсь распивать, я просто хочу сделать всего один глоток, это совсем другое дело.
– Да?.. – с сомнением протянула Ольга.
– Вон там лохматый парень прямо из горл; дует. Я что же, по-твоему, хуже его?
Ольга оглянулась, окинула внимательным взглядом лохматого парня.
– Нет, ты, разумеется, не хуже. Я, пожалуй, даже могу составить тебе компанию. Тоже из горл;.
Евгений улыбнулся и полез в сумку.
Когда ритуальный глоток был сделан, Евгений пригладил усы и произнес:
– Очень впечатляющий напиток!
А Ольга спросила:
– И почему это мужчины так любят выпить? Герман – тот без рюмки двух дней прожить не может.
– Очень просто, – ответил с назидательной интонацией Евгений, – это тоже все от эмоциональной недостаточности, а алкоголь в этом отношении очень хорошо помогает. Хочется ведь хоть на миг воспарить над серостью наших буден и пошлой убогостью бытия.
– – –
В вагон вошла коробейница – пожилая женщина цыганского типа.
– Щеточки для чистки пяточек! – объявила она певучим голосом.
Ольга проследили за заинтересованным взглядом Евгения и почувствовала укол ревности.
– Женечка! Она же старше тебя на десять лет!
– Голос красивый, – произнес с виноватой улыбкой Евгений. – Я тебе признаюсь, десять лет назад была у меня одна подруга, тоже далеко не молодая. С таким же точно ангельским голосочком. И, помнится, не было женщины желаннее ее. Так что дело не в возрасте, точнее, не только в нем.
– – –
Вот так, за разными разговорами, наша парочка почти и не заметила, как поезд прибыл на станцию назначения. От станции до поселка дорога шла лесом, и уже через полчаса Евгений отпирал ключом калитку.
– – –
Дальше все пошло по уже известному алгоритму – кофе на террасе, спальня, любимая скамья в саду…
– – –
С высокого неба донесся отрывистый крик: «Крру, крру!»
«Зачем я не птица, не ворон степной?.. – вспомнил Евгений. – Знаешь, чье это?
– Представь себе, знаю! А вот это – угадай, чье?
И Ольга с выражением продекламировала:

Жизнь, начав с нуля,
Мой бог,
Земную жизнь постигла я.
Создай лишь миг – он будет твой.
Себя не мучай и не лги.
Во мне ты женщину буди!
Печаль с души твоей снимаю,
Я счастлива сейчас тобой!

Евгений вопросительно поднял бровь:
– Уж не сама ли ты сочинила?
– Как это ты догадался?
– Так ты, значит, пишешь стихи? И давно?
– В девятом классе я начала писать стихи, а потом бросила это занятие. А сейчас мне снова захотелось.
– И отчего же?
– В пятнадцать лет я влюбилась в мальчика из параллельного класса. Тогда… я в первый раз почувствовала себя женщиной. Ну, ты, наверное, понимаешь… Гормоны, волнения, ревность… А сейчас я тоже… очень полно чувствую себя женщиной. Это так… так волнительно – чувствовать, что ты желанна, что ты можешь раскрыть себя всю навстречу любимому человеку…
На эту фразу Евгений отреагировал по-своему:
– Раз ты сочиняешь стихи, могу подарить тебе свежую рифму: «демократиё – мать её!»
Ольга нахмурилась.
– – –
– Закрой глаза.
Ольга опустила веки и прикрыла глаза ладонями.
– Теперь послушай, какая тишина!
Ольга напрягла слух. Где-то пролаяла собака, ей отозвалась другая. Издалека донесся стук молотка.
– Слышишь, как хорошо? Мне хотелось бы умереть, сидя на этой вот скамье.
Ольга с недоумением посмотрела на Евгения. Он сидел с закрытыми глазами, чуть склонив голову набок, и по губам его блуждала легкая улыбка.
– Что за нелепые идеи у тебя, мой милый! В твоем возрасте думать о смерти?..
– Не такие уж и нелепые. По большому счету, нет ничего, что меня удерживало бы на этом свете. Детей у меня нет, общественно значимых целей – тоже, в личном плане тоже не к чему стремиться.
– А Герман говорил, что ты хочешь стать академиком.
– Ну, что это за цель? – возразил, скривив губы Евгений. – Чтобы потом на надгробном камне выбили надпись – академик такой-то? Неужели ты думаешь, что ради этого стоит суетиться, интриговать, лебезить перед людьми, которых не уважаешь?
– Ну, пусть не ради камня, а хотя бы ради денег.
– А меня, представь, деньги сейчас мало волнуют. Дом построен, забор поставлен, дорожки плиткой выложены. Машина новая мне не нужна, я к своей «старушке» привык. Конечно, с профессорской зарплаты особенно не разгуляешься, ну так я еще консультантом подрабатываю в одной PR-структуре. Гадюшник, разумеется, тот еще, но жирно платят, сволочи. Мы еще Полину двушку сдаем – у нее хорошая квартира, в престижном районе. Нам этих денег на жизнь вполне хватает. Могли бы вообще не работать, просто жить в свое удовольствие. Вот только без дела скучно. И аспиранты мои тоже вносят свежую струю. Жаль только – дело само по себе не может заменить смысла жизни.
– Так значит, ты живешь без смысла? А как же я?
– Ты? Ты, конечно, весомый аргумент. Ну, что, пойдем, Оленька, в дом?
– – –
Евгений щелкнул зажигалкой и закурил, не вставая с постели.
– Дай мне тоже сигарету.
– Ты что же, стала курить?
– Мне просто хочется делать то же самое, что ты.
– Тогда давай покурим, а потом выпьем по капельке коньяка.
– А потом?
– А потом… А потом, если ты захочешь…
– Я захочу.
– Я рад это слышать.
– Я всегда хочу тебя. Ты не понимаешь. Не смейся. Я давно знала, что так будет. Только не знала – когда.
Ольга пускала дым изо рта густой струей и кончиками пальцев левой руки поглаживала соски.
– – –
Раздался писк мобильника.
Евгений положил дымящуюся сигарету в пепельницу на столике и взял в руку трубку. Посмотрел на часы.
– Да, я… Нет, Поля, сейчас я занят… Сложный случай… Придется немного задержаться… Нет, я позже перезвоню… Меня не жди, ложись спать…
– Это твоя Полина звонила? – спросила Ольга, хотя это и так было ясно. – Что ж ты не рассказал ей, чем ты сейчас занят?
– Если бы она спросила, то рассказал бы. Честность, как говорится, – лучшая политика. А если начнешь сочинять, одно на другое городить, то где-нибудь по Фрейду обязательно проговоришься. И будешь выглядеть полным идиотом.
– Ты, наверное, не очень любишь свою жену?
– Да нет, мы с ней отлично ладим.
– Ну, да, ты, конечно, ладишь. Ты ведь психолог…
– Поля хороший товарищ, очень спокойный и надежный человек. С ней мне комфортно.
– Значит, ты женат на своем хорошем товарище, очень спокойном и надежном человеке, – с иронией констатировала Ольга. – С Полиной тебе, конечно, комфортно, но только вот счастья нет, потому что нет ни любви, ни детей.
У Евгения мелко задергалось веко. Ольга поняла, что попала в его болевую точку и ее охватила очень женская, почти материнская, жалость к нему. Не следовало ей это говорить. Даже если это и правда. И Ольга благоразумно свернула разговор на другие темы.
– У тебя фотоаппарат есть?
– Есть. А что?
– Я хотела бы сфотографироваться с тобой. Я сяду к тебе на колени, как Саския, а ты возьмешь в руку бокал с шампанским.
Евгений усмехнулся.
– А щелкнуть попросим Полину. Или Германа. Да? К сожалению, моя милая, мы с тобой оба не свободны. И это накладывает свои ограничения на то, что нам можно, а что нельзя.
Ольга глубоко вздохнула.
– Я еще более несвободна, чем ты. Я ведь не только жена, но и мать. Мне надо постоянно думать и о сыне. А как бы я хотела поехать куда-нибудь с тобой!
– Куда, например?
– Во Францию… или в Италию.
– Был я и во Франции, и в Италии. Меня больше туда не тянет.
– А мы с Германом нигде не были. Только в Турции и на Кипре.
– Мне гораздо больше нравится отдыхать у себя на даче. Столярничать, возиться с кустами…
– Я не про отдых. Я про то, что мне хочется всегда быть с тобой вдвоем. Хочется еще с тобой сходить куда-нибудь – в театр, на выставку… А на твоей даче мы можем встретиться раз, два – и все. А потом что?
– А что мы говорили насчет капельки коньяка? – спросил Евгений.

14

В воскресенье, как обычно, был «родительский день». Герман с Ольгой поехали на своем шикарном «Лексусе» в Барково – проведать Сережку и, заодно, Ольгиных родителей.
После обеда мать, улучив момент, тихонько спросила у Ольги:
– У тебя, доча, с мужем-то все нормально?
– Все нормально, – слегка покраснев, ответила та.
– Ой, доченька, смотри, будь осторожна. – Мать лукаво улыбнулась и погрозила Ольге пальцем.
Ольга виновато опустила глаза.
– – –
А Евгений в этот момент был в парикмахерской. Когда женщина-парикмахер мыла Евгению голову, он, по какой-то сложной ассоциации, внезапно вспомнил Ольгу, ее прикосновения, поцелуи…
Как странно! Он часто думает об Ольге, вспоминает ее по самым разным и самым ничтожным поводам. Но почему-то все чаще – с каким-то расплывчатым, с каким-то грустным чувством. Когда Ольга рядом – она самый дорогой для него человек, и, кажется, дороже ее нет никого на свете. А когда ее рядом нет – ему кажется, что он все это придумал. Придумал ее голос, поцелуи, тонкий запах ее волос и тела, ее выдумки, букву «Ш» и все остальное. У него тогда начинает щемить сердце, и ему хочется убедиться, что Ольга существует на самом деле, а не только в его фантазиях.
Ему страстно захотелось услышать ее голос… Но на звонки в воскресенье было наложено строгое табу.
– Позвоню ей завтра на работу, – решил Евгений.
Однако в понедельник его закрутили дела, и он так и не вспомнил о своем вчерашнем намерении.

15

В полдень у Евгения затрещал мобильник. Это звонила Ольга, сказала, что ей необходимо с ним увидеться. Она может в обед на час-полтора отпроситься у заведующей. Договорились встретиться на Кропоткинской – у входа в метро.
Евгению, сказать честно, это свидание было вовсе некстати, но делать было нечего – раз заварил кашу, сам и должен ее расхлебывать.
Ольга подошла к нему стремительным шагом, жадно поцеловала, прильнула к груди.
– Ты не боишься, что нас увидят?
– Кто увидит?
– Хоть кто. Хоть твои же коллеги? Или знакомые Германа?
– Пусть! Когда ты рядом, я ничего не боюсь.
Евгений взял Ольгу под ручку, и они медленно пошли по бульвару в сторону Арбатской площади.
Евгений думал о своем, до его сознания почти не доходило, о чем оживленно говорила Ольга – так, просто птичий щебет на фоне шума большого города.
Ольга вдруг замолчала. Интересно, о чем она сейчас думает? Скорее всего, ни о чем и не думает. Просто ей нужна пауза, чтобы сменить пластинку.
– Милый!.. Ты чем-то расстроен?
– Нет. С чего ты взяла? Все нормально. Все путем.
Ольга замедлила шаг, оглянулась вокруг.
– Давай посидим немного. Вон свободная скамейка. Мне надо тебе что-то сказать. На ногах не получится.
Евгений достал из портфеля газету, аккуратно расстелил ее на скамье, на сиденье которой были заметны грязные следы от чьей-то обуви.
– Садись сюда. Ну, так что ты хотела мне сказать?
– Вот послушай.
Ольга сделала глубокий вдох и, не отводя взгляда от Евгения, начала медленно декламировать:

С тобой дыханием одним
Живём мы вместе:
Миг един для нас двоих.
Ты выдыхай без сожалений,
Желанья смело выражай!
Рожаем мы детей и мысли
И жизнь свою мы создаём,
А, выдыхая, отдаём
Другому всё,
Что с жизнью обретём!
Мир больше стал
Коль ты постиг,
Что не один ты в этот миг!

– Сама сочинила? – подозрительно щурясь, поинтересовался Евгений.
– Да! Тебе понравилось?
– Конечно. Особенно тезис, что мы рожаем детей и мысли. Очень свежий образ. Особенно про детей….
– Милый!.. Я хочу тебе что-то еще сказать!
Интонация, с которой это было произнесено, заставила Евгения мгновенно собраться.
– Да… моя радость…
– Я хочу тебе что-то сказать. Очень важное! Ты слышишь меня?
– Да, конечно, я слушаю.
– У меня будет ребенок.
У Евгения застучало в висках, он растерялся и не нашел ничего лучшего, чем промямлить:
– Ты в этом уверена?
– Конечно. Я его чувствую.
Ольга взяла руку Евгения и положила себе на живот.
– Слышишь? Не слышишь? Он уже ворочается. И стучится. Наверно, снова будет мальчик. Ты рад? Что же ты молчишь?
В душе Евгения в один миг все перевернулось, пронеслась буря, и все вдруг сразу стихло.
– Да, конечно, я рад. Очень рад. И за тебя, конечно, и за Германа тоже.
Ольга вспыхнула и повернула к Евгению пылающее гневом лицо.
– Это все, что ты хочешь мне сказать?
– Милая моя, – с чувством сказал Евгений, – солнышко лесное! Я рад за тебя, рад, что у тебя будет ребенок. Если он ворочается, и ты это чувствуешь, это значит, ты уже на пятом или даже на шестом месяце. Это тебе любой врач скажет. Хотя по тебе это вовсе и не заметно.
– Значит… – произнесла Ольга и облизала губы. – Ты хочешь сказать… Да нет, я уверена… Я чувствую, я знаю точно… Ты ведь мечтал о ребенке?
Евгений взял руку Ольги, сжал ее ладонь.
– Оленька! Милая моя девочка!
Ольга, казалось, не слышала его. Ей в голову пришла неожиданная мысль.
– А сейчас узнать наверняка это можно?
– Наверное, такие тесты есть, чтобы узнать и сейчас. Но лучше все же – после рождения малыша, если ты сомневаешься. По группе крови, а еще лучше – при помощи генной экспертизы. Только надо ли?
– Мне надо, – резко ответила Ольга. – Это и ради тебя тоже. Хоть ты всего этого и не достоин. Онегин!
Она выдернула свою руку, встала и, не простившись, засеменила от скамейки прочь обратно к станции метро.
Евгений с грустью посмотрел ей вслед.
Вот еще неожиданный сюжет!
Будет ребенок. Уже шевелится.
Сам-то он здесь, конечно, не при чем.
Но вообще-то он тоже хорош – по своей обычной беспечности часто не предохранялся. Дал Ольге лишний повод для разных фантазий. Как там у нее?

Мир больше стал
Коль ты постиг,
Что не один ты в этот миг!

Это ее, наверное, беременность вдохновила…
А если бы это был его ребенок, как бы он поступил? Интересный вопрос. Ведь он так мечтал о сыне! Неужели все останется только в его мечтах?

16

Ольга ушла, а Евгений еще какое-то время сидел, согнувшись, на скамье. Что-то вдруг вступило. Сердце то начинало часто стучать, то затихало, словно его вовсе не было. А перед глазами плыли оранжевые круги. Не хватало ему только грохнуться здесь на бульваре в обморок. Евгений полез в карман пиджака, достал упаковку валидола и одну таблетку положил себе под язык.
Наконец, его немного отпустило. Евгений достал мобильник, сделал звонок доктору Терехову, знакомому кардиологу, и договорился с ним о встрече.
– Сейчас возьму машину, буду у тебя в клинике через полчаса.
– – –
– Привет, Вася! Можешь уделить мне пару минут?
– Заходи, Женя. Что за проблемы?
– Что-то чувствую себя хреново. Голова кружится, в глазах темно. Смерь-ка мне давление.
– Ты сам-то давно мерил?
– Давно не мерил, не помню уж когда…
Доктор Терехов смерил Евгению давление на левой руке, присвистнул, смерил давление на правой, потом тщательно прослушал его стетоскопом, простучал грудную клетку, потом заставил оголиться по пояс и лечь на кушетку.
– Сейчас снимем ЭКГ, и все станет ясно, – успокоительным тоном заявил он.
– Тебе, Женя, надо немедленно ложиться в стационар, под капельницу. Дело не терпит даже малейшего отлагательства, – вынес Терехов свой вердикт.
– Ты что это, Вася, выдумываешь? – попробовал возмутиться Евгений, на что получил устрашающий ответ:
– У тебя, Женя, острое предынфарктное состояние. Не ляжешь сейчас – завтра загремишь в реанимацию, но уже с хорошим инфарктом.
Доктор Терехов имел репутацию опытного врача, пренебрегать его рекомендациями было бы непростительным легкомыслием.
– Супруге-то хоть можно позвонить? – задал вопрос Евгений, соображая, как о неожиданном сюжете сообщить Полине, слишком ее не расстраивая и не тревожа.
Ну и, конечно, был еще один деликатный момент, который ему следовало бы не упустить в суматохе – надо было хорошо почистить список вызовов в мобильнике. Не известно, в чьи руки попадет эта игрушка, какую конфиденциальную информацию может извлечь оттуда любопытствующий человек…
– – –
В стационаре Евгению пришлось пролежать шесть дней. В больнице его каждый день навещала Полина, приносила соки, фрукты, морс, заводила свои обычные пустые разговоры, передавала приветы от приятелей Евгения… Раз зашел и Герман, душа-человек, принес пиво и воблу.
– – –
Разговоры, разговоры, разговоры… А душа Евгения блуждала в том далеком крае где летнее солнце играет в листве старых яблонь, где вкусно пахнет свежесваренным кофе, где сорочья трескотня сливается со стрекотом кузнечиков…
Лежать бы ему сейчас не на постели, а на мягкой теплой траве, и смотреть бы не в потолок палаты, а в высокое синее небо…
– – –
Когда Евгения выписали из больницы, он решился позвонить Ольге.
– Здравствуй, Оля!
– Ах, это вы, Евгений Петрович? Что-то я давно не слышала вашего мужественного голоса.
– Я лежал в больнице, в кардиологии. Вот только что вышел оттуда.
– Понятно, – прокомментировала Ольга.
– Что понятно?
– Понятно, что вы решили таким образом улизнуть от решения.
– Какого решения?
– Сами знаете, какого, – ответила Ольга и разорвала соединение.
– – –
«Вот, собственно, и всё», – сказал сам себе Евгений. Что он имел в виду под словом «всё»? Наверное, то, что молодость прошла. И не только молодость. Лето прошло, наступает осень. Осень наших чувств, нашей жизни.
Жизнь прошла. Все осталось позади.

17

Герман интересную новость принял по-деловому, спокойно.
– Ну, и славненько. Если будет мальчик, давай назовем его Евгением?
– Почему Евгением, с какой это стати? – удивилась Ольга.
– Мне нравится. Евгений – значит, благородный. Хорошо звучит – Евгений, Женя, Женька… И девочку тоже можно тоже назвать Женькой. Я, кстати, недавно встречался с Женькой, то есть с Евгением Петровичем.
– И что? – напряглась Ольга.
– Так, ничего. Попили пивка, поболтали о том, о сем. Я ему говорю – Ольга стала какой-то слишком задумчивой. А он – наверно, говорит, беременная. Мол, жди прибавления. Вот что значит – психолог, сразу догадался. Его уже мне неудобно называть Женькой – профессор как-никак, в академики метит. А раньше, если б ты знала, – гулена был тот еще! Мы с ним в молодости хорошо покувыркались.
– Нет, имя «Евгений» мне не нравится и твой Евгений Петрович тоже, – решительно возразила Ольга. – Тоже мне – экстрасенс нашелся! По-моему, он просто самовлюбленный эгоист и приспособленец. Придумай какое-нибудь другое имя. Как тебе нравится – Александр, Саша? В честь Александра Пушкина. И девочку тоже можно назвать Сашей. Или мальчика назовем Германом в честь «Пиковой дамы», а девочку Герой в честь древнегреческой богини Геры. Знаешь, кем была Гера? Она была покровительницей супружеской любви.
– Ну, ты умна! – восхищенно произнес Герман и слегка похлопал жену по ничем пока еще непримечательному животу.
А у Ольги что-то заныло внутри. Сейчас бы вот за-крыть глаза и броситься в его объятья! Все бы, кажется, отдала за один только миг! Нет, не надо мальчика называть Евгением – вечно будет сердце болеть.
– Что ты сказала? – спросил Герман.

18

Сентябрь выдался теплым, солнечным. Только в конце месяца прошли осенние дожди.
– – –
В кухню, как-то неуверенно ступая, вошел Евгений, сел на стул и сделал два глубоких вдоха. Полина обернулась.
– Женя! Что с тобой? Тебе плохо? Опять сердце?
– Да, плохо. Горестная новость, Поля. Позвонил Герман. Сообщил, что Ольга вчера разбилась. Насмерть. Ехала на новой машине – и не справилась с управлением.
Полина покачала головой.
– Да, печально…
– Машину Герман ей только-только подарил. Джип «Тойота». А подарок-то, видишь, чем обернулся. Поеду к Герману, надо хоть как-то поддержать его в эту тяжелую минуту.
– – –
Герман размазывал кулаком по щеке слезы. Его несвязная речь прерывалась яростными приступами кашля.
– Это я, я во всем виноват. Отпустил ее одну, захотелось напоследок чуток прошвырнуться по-холостяцки.
– Нет, Гера, не вини себя. Все зависит от судьбы. Что кому на роду написано – того не избежать.
– Там есть один опасный участок. Я-то его знаю. Много раз там ездил. Крутой спуск к мосту с поворотом. А шоссе сейчас мокрое, там листьев, наверное, насыпало… А Олька, как обычно, гнала под 120… Вниз шесть метров летела. И подушки безопасности не спасли. Перелом в основании черепа.
– – –
Герман потянулся к бутылке.
– Плесни мне тоже. Помянем молча. Ее душа еще здесь, с нами. Она поймет. И, может, простит.
– – –
– Ты не представляешь, каким она необыкновенным человеком была. Всегда аккуратная, спокойная, скромная. Дома всегда у нее все прибрано, все в порядке. Серегу нашего просто обожала, всегда его баловала, словно предчувствовала… Водила только слишком резко. Мне всегда даже бывало страшно, когда она за руль садилась. Никогда не знал, что она на дороге вдруг выкинет.
– Да, Гера… Тяжко… Она была крещеной?
– Да, крещеной. Правда крестик надевала, только когда шла в церковь – отмаливать грехи. Хотя какие у нее грехи? Это она так шутила. Ты не представляешь. Она ж мне честной досталась. Таких нынче уже и не встретишь, наверное. Разве где-нибудь в Восточной Сибири.
– Плесни мне еще капельку. И себе тоже. Давай помолчим немного, помянем Олю еще раз. Поплачем вместе про себя. Попросим про себя у нее прощения, если в чем-то виноваты.
– – –
– Ты, Женька, всего еще не знаешь. Ты тогда прямо в точку угадал. Она ж была беременной. Врач сказал – на четвертом месяце. Снова мальчишка…
Евгений побледнел и прижал руку к груди.
– Что это с тобой, Женька? – испугался Герман.
– Сердце вдруг укололо. Ничего. Сейчас пройдет.
– Смотри, Женька! С сердцем шуточки плохи. Сколько пацанов себя вот так не уберегли. Не дай Бог, опять загремишь в больницу. А может, и у нее сердце вдруг сыграло? Она все жаловалось, что в сердце колет. Из-за этого мы с ней последнее время почти и не жили.
– – –
–У тебя, Гера, сейчас будут очень трудные дни. Особенно сразу после похорон. Постарайся как-нибудь перетерпеть. И много не пить. Чем, Гера, я могу тебе помочь? Можешь полностью рассчитывать на меня.
– Спасибо, Женька. Ты уже помог. Тем, что приехал. Сколько мы друг друга знаем? А дружба пацанская все не ржавеет. Дай, я тебя обниму. Хочешь на память об Оле взять что-нибудь из ее вещей? Одних коробочек с духами два десятка осталось. Подаришь своей Полине.
– Не обижайся, Гера. Духи взять не могу.
– Тогда хоть книжку или музыкальный диск. Вот ее любимая книжка. «Евгений Онегин». Пушкин сочинил.

19

Евгений сидел за компьютером, чертыхаясь, чистил от спама свой почтовый ящик. Сзади неслышно подошла Полина, положила руки ему на плечи. Евгений вздрогнул, обернулся к жене.
– Да?..
– Ты в эти выходные собираешься на дачу?
– Да, разумеется. Там дел полно – кусты не все еще окопаны… Антоновка опять же вся не обобрана… И куда нынче ее столько прет? Ей-богу, хоть на кальвадос пускай. Знаешь, что такое кальвадос? Вот то-то. Придется, видно, осваивать технологию.
– Я, пожалуй, съезжу с тобой.
– Хорошо.
– Мне надо луковицы выкопать, на зиму убрать…
– Ну, конечно. Съездим вдвоем, дружной семейной парой… Вдвоем, конечно, веселее. Ты обед приготовишь…
– Ты, я вижу, полюбил дачные работы.
– Да, как-то незаметно… Раньше отец все заставлял меня заниматься садом, прививал, понимаешь, любовь к земле. А теперь меня и самого тянет туда – повозиться с кустами, с деревьями, ну, и все остальное тоже… Жаль, нас не станет – там чужие люди станут хозяйничать…
Полина улыбнулась какой-то особенной улыбкой.
– А может, вовсе и не чужие… Все еще может измениться.
Евгений сразу насторожился.
– Ты что этим хочешь сказать?
– Да, Женечка… Мне кажется, что у нас будет ребенок.
– Тебе это кажется… или на самом деле?
– Я проверялась в консультации.
– Ну и?..
– Тесты дали положительный результат. Уже третий месяц. Ты рад?
Полина положила руку на живот и улыбнулась немного смущенной улыбкой.
– Я чувствую его. Он уже немного шевелится.
– Это ты только воображаешь, что он шевелится. На третьем месяце ребенок еще не может шевелиться. Хотя… Дай я тебя поцелую. Будем молиться, чтобы все прошло благополучно.
– Будем надеяться на лучшее. Но это и от тебя тоже зависит, – ответила Полина и со значением посмотрела на Евгения.
Он кивнул головой, старясь скрыть свое смущение.
Ну, Полина! Вот это действительно сюрприз так сюрприз! Даст Бог – может оказаться, что он не зря построил такой большой дом.
– – –
Когда Полина сообщила свою удивительную новость, Евгений не стал прыгать тут же от радости или как-то иначе выражать свои чувства, но, по правде сказать, его всего распирало от нахлынувших эмоций. Подумать только – через несколько месяцев он станет отцом! У него будет сын! Или дочь, что тоже, конечно, неплохо, но все-таки лучше, если сын.
В мечтах он уже видел, как он учит сына играть в шахматы, катается с ним по парку на велосипедах, учит сына обращению с рубанком… Его сын вырастет красивым, умным, смелым… А он, конечно, будет сыну хорошим старшим товарищем и учителем… Очень даже удачно получилось, что он построил такой большой дом – будет, где резвиться малышу. И коллекцию марок, которая сейчас лежит без дела, будет теперь, кому передать. Для мальчишки она будет настоящим сокровищем.
Хотя…
Хотя сам он, может, всего этого и не достоин.
Как бы повел себя Онегин, если бы Татьяна сообщила ему, что она беременна от него? Наверное, все ж не столь трусливо и ничтожно, как он тогда…
В своих мыслях Евгений вновь и вновь возвращался к тому разговору, и чувство непоправимой ошибки, чувство вины сжимало ему сердце. Что он тогда наболтал про какие-то тесты, про генную экспертизу?
Если бы вместо всех этих жалких слов он просто крепко поцеловал бы Ольгу, может быть, все было бы по-другому? Может, она бы не разбилась?..
Врач сказал – на четвертом месяце… Ольга хотела ребенка от него. Значит, она по-настоящему любила его? Может, видела в нем что-то такое, что он сам про себя не знал? Может быть… Увы, он понял это слишком поздно…
Не поздно только одно – перестать думать, что жизнь кончена. Непозволительно быть малодушным, непозволительно жить для себя одного. Он может, он должен подняться, чтобы хотя бы постфактум оправдать ее любовь.
Он должен стать таким же, каким был его отец – сильным, надежным, благородным. Чтобы его сын мог гордиться им.

20

Зима выдалась снежной. Всю ночь валил снег, но днем дворники расчистили дорожки. И так приятно было идти по чистому снегу, который искрился под ногами от ярких фонарей!
Евгений и Полина возвращались с концерта в Большом зале консерватории – они сейчас почти каждую неделю ходили на музыкальные вечера. Полина где-то вычитала, что музыка может оказать благоприятное влияние на эмоциональное и интеллектуальное развитие их будущего ребенка, и Евгений охотно согласился с ней. Вреда, во всяком случае, от музыки не будет.
Кисловскими переулками они дошли до Арбатской площади, и Полине захотелось прогуляться по Гоголевскому бульвару.
Осторожно ступая и крепко держа Полину под локоть, Евгений повел ее в направлении Пречистинских ворот. Всю дорогу Полина молчала, погрузившись в какие-то свои мысли. Когда они проходили мимо памятника Михаилу Шолохову, Полина вздохнула: «Бедные лошадки! Мне их так жалко!»
Евгению сразу вспомнилось, как летом Ольга точно в таких же выражениях отозвалась об этом уродливом памятнике.
А вот та самая скамейка, на которой они сидели с Ольгой. Ольга тогда сказала ему… Нет, лучше об этом не думать, не вспоминать….
Даст Бог, все будет нормально. Ждать осталось недолго… Заранее не будем придумывать имя – это плохая примета.
– – –
Полина ни с того, ни с сего вдруг продекламировала:

В нем сердце грустное не дремлет:
С неизъяснимою красой
Он видит Ольгу пред собой.

– К чему ты это? – удивился Евгений.
– Просто так, вспомнилось почему-то, – уклончиво ответила Полина.
– А мне на ум сейчас пришли совсем другие стихи, – сказал Евгений. – Хочешь, прочту?

Не на меня сейчас ты смотришь, знаю.
Не мне ты шепчешь нежные слова.
И не мою сжимает грудь твоя рука.
Но знаю я, что ты забыть не сможешь…

– А кто автор? – спросила Полина.
– Не знаю, – солгал Евгений.
– – –
Бумажку с этими стихами он месяц назад обнаружил в кармане своего плаща. Как она туда попала? Просто мистика какая-то.
– – –
Да, мистика.
Ночью Евгению приснился сон.
Женщина в белом платье нежно провела ладонью по его лицу, и Евгений ясно услышал причудливый запах любимых духов Ольги.
– Не надо, милый, не думай обо мне и не вспоминай. Что было, то все прошло…
– Женечка, Женечка мой… – прошептали ее губы. – У тебя скоро появится мальчик, назовите его Женей…
– – –
Вот, собственно, и всё…

2007 г.


Рецензии
Захватывающе. После первых строчек не отпускает.
Спасибо

С уважением
Константин

Константин Иванов 74   14.02.2017 21:49     Заявить о нарушении
Спасибо за отзыв, Константин! Эта повестуха нравится и мне самому. Правда, сейчас я эту историю рассказал бы по-другому. Жму руку! Анатолий

Вениамин Нелютка   15.02.2017 12:45   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.