Птица феникс

 продолжение

 2. ДОМА

 Давид ехал домой на автобусе двадцать четвертого маршрута. Параллельным курсом
 летела Птица.
 "Ей легко,- с завистью думал Давид,- ни тебе еле-еле работающего кондиционера,
 ни запаха потеющих пассажиров, ни бесконечных стоянок на светофорах".
 Как бы там ни было, но когда Давид открыл ключем двери своей холостяцкой кварти-
 ры, в неё первым делом влетела Птица.
 Она уселась на спинку кресла и окинула "окресности" орлиным взором.
 - Да, не густо,- вздохнула Птица.
 Две маленькие комнатки. Правда, отдельная кухонька. Нельзя сказать что чисто, но
 и не "бедлам". Мебель сборная, но относительно, новая. Впрочем, как и у всех новых ре-
 патриантов, среднего достатка. Салон "двойка", конечно не кожа, но оббивка премилень-
 кая, телевизор - так себе, письменный стол и довольно приличный компьютер. В спальне
 Птицу удивила двуспальная кровать, конечно, не застеленная.
 - Ты тут осмотрись,- сказал Давид,- я мигом что-нибудь соображу на ужин.
 Давид достал из холодильника "что бог послал", что-то подогрел в микроволновке,
 что-то поджарил на газовой плите, достал из "родительского" серванта бутылку вина и
 уже через каких-то пятнадцать минут позвал:
 - Прошу к столу!
 Птица, как могла, устроилась на спинке стула.
 Давид открыл вино и, вопросительно глядя на Птицу, спросил: "будешь?".
 - Чего спрашивашь,- обиделась Птица, я что больная?
 - Ну, извини,- сказал Давид,- просто я не знал что пьют Птицы.
 - И пиво тоже,- тут же нашлась Птица.
 Давид разлил вино по бокалам, разложил еду по тарелочкам, и только хотел произ-
 нести незатейливый тост: "за знакомство", как в дверь постучали.
 - Это соседка Сара Львовна,- уверенно сказал Давид,- больше некому.
 - А дети, а братья и сестры, а любовницы?..- как всякая женщина не удержалась
 Птица.
 - Ты же, вроде, ясновидящая, могла бы догадаться,- парировал Давид.
 - Да знаю я, знаю, это я просто вредничаю,- сказала Птица,- открывай, не бойся.
 Давид пошел к двери и, не спрашивая "кто?", открыл дверь.
 На пороге стояла соседка Давида из квартиры напротив. Любопытная как обезьяна и
 вредная как осенняя изральская муха.
 Сара Львовна представляла собой внушительную картину. Мощная как бульдозер, с
 крашеными черными волосами, грудью как у коровы рекордистки и не менее внушительным
 животом.
 - Давид,- заголосила она, оттесняя его в глубь комнаты,- где ты пропадаешь?
 - Я вас внимательно слушаю,- сказал Давид, изо всех сил стараясь удержать напор.
 Но силы были явно не равными.
 - Я на минуту,- елейным голосом сообщила соседка,- ой, да у вас, оказывается,
 гости, всплеснула она пухлыми ручками, узрев на столе два прибора и бутылку вина.
 - Добрый вечер, уважаемая соседка,- бодро привествовала её Птица и приветливо
 помахала крылом.
 Если сказать что Сара Львовна при этом "выпала в осадок", значит ничего не ска-
 зать. Она застыла в позе "девушка с веслом" в парке культуры и отдыха. Однако, она
 не была бы Сарой Львовной, если бы сразу не пришла в себя.
 - Боже мой, Давид!- возвела она к потолку свои бесцветные глаза,- что бы сказа-
 ла бы ваша мама! Я где-то читала что мужчины дружат со зверьём, но чтобы с птицами?!
 И она пулей вылетела в коридор.
 - О чем это она,- не поняла Птица.
 - Не бери дурное в голову, а тяжелое в руки,- вздохнул Давид,- не дай бог по-
 пасть в рот еврейской сплетнице. Представляю что завтра будут говорить обо мне во
 дворе.
 - А, черт с ней,- сказала Птица,- на каждый роток не накинешь платок.
 Не взирая ни на что они уселись за стол и принялись ужинать... Каждый по своему.
 Самое смешное заключалось в том, что пока Птица выклевывала самые вкусные кусоч-
 ки, а Давид упорно ковырял вилкой в тарелке, они постоянно о чем-то говорили. Если
 бы они хоть знали о чем. А, впрочем, какое это имеет значение.
 Недаром кто-то из мудрых сказал: "счастливые часов не наблюдают". За этими самы-
 ми разговорами они не заметили как за окнами стало совсем темно, а старинные, ещё ба-
 бушкины часы, пробили полночь.
 Все сказки хорошо или плохо заканчиваются в полночь,- позевывая, подумал Давид.
 Ему страшно хотелось спать, но он решительно не знал что делать с Птицей. Как госте-
 приимный хозяин он не мог просто так предложить ей вылететь в открытое окно, а с дру-
 гой стороны он не представлял себе как и где спят птицы, особенно такие наобычные.
 - Да не суши ты себе мозги,- пришла на помощь Птица, как обычно словно прочитав
 его мысли,- сейчас мы это все уладим...
 - Закрой глаза,- приказала она.
 - Зачем,- удивился Давид,- я и так уже почти ничего не вижу.
 - Откроешь, поймешь,- весьма невразумительно ответила Птица.
 Давид крепко зажмурился.
 - На счет три открывай,- донесся до него какой-то совсем незнакомый голос.
 - Раз...Два...Три..
 Давид широко открыл глаза. Посреди комнаты стояла... Нет не красавица, а просто
 очень даже симпатичная еврейская девушка.
 Чуть смуглое продолговатое лицо, черные курчавые волосы, нос с небольшой горбин-
 кой, припухлые губы и глаза!.. В этих бездонных глазах отражалась одновременно и вся
 еврейская печаль и непоколебимая вера в "светлое будующее". Девушка носила потертые
 джинсы фирмы "Левис", обтягивающую её прекрасную грудь футболку с портретом Че-Гева-
 ре. Прическа её напоминала советскую "офицеры! за мной!", когти, простите, ногти на-
 крашены малиновым лаком и на ногах кроссовки "Найк".
 - Ну, чего смотришь как царь на еврея,- обиделась девушка,- пригласил бы сесть
 , ради приличия.
 - Погоди,- совсем не к месту рассердился Давид,- ты мне лапшу на уши не ве-
 шай. Мы это уже проходили. Ещё в детстве. Про Царевну лягушку. Ты мне сразу скажи
 где твои перышки, чтобы я мог их сжечь.
 - А вот хамить совсем не обязательно,- чуть не плача сказала девушка,- может,
 если ты был Иван-дурак, я была бы лягушкой, а для приличного еврейского парня...
 - Можно тебя потрогать, чтобы убедиться что ты настоящая, а не резиновая из
 "секс-шопа",- спросил совсем обалдевший Давид.
 - Что ж,- парировала Птица,- я девушка скромная, но чтобы развеять все твои
 сомнения, разрешаю один поцелуй. " А на большее ты не рассчитывай..."
 Сколько в действительности было поцелуев знает лишь "ночка темная" и Бог, пос-
 лавший Давиду этот "приз".
 А потом... А потом все закружилось как в калейдоскопе. Вся ночь - сплошной ту-
 ман. Какие-то грезы, что-то из реальности, что-то даже "за пределами". Точно как
 картина абстракционистов...
 "Все смешалось в доме Оболонских",- некстати подумал Давид и "ушел в небытие"
 Но не даром говорят "утро вечера мудренее".
 Утром Давид мучительно тряс похмельной голвой, пил воду из-под крана, яростно
 чистил зубы и мучительно пытался вспомнить: "а что же было вчера? И было ли, вообще?"
 Никакого присуствия Птицы или Девушки в квартире не наблюдалось.
 - Я даже имени её не знаю,- чуть не плача подумал Давид и начал собираться на
 работу.
 Птица там или какая-то красавица, сказка или быль, а начальник у Давида терпеть
 не мог опозданий на работу.