Снег. Памяти Живого

1 год и 1 день назад был написан Живой. Так же, на одном дыхании, хоть и рождался он долго, где-то внутри. Новый круг.

А ты выходишь из дома, на улицу, туда, где сумасшедший художник нарисовал сахарной пудрой и серебром, поверх твоей привычной и вошедшей в кровь, пронзающей насквозь плоть осени, настоящую кристальную зиму.
Ты чувствуешь себя Каем, когда от залетевшей в глаз колкой снежинки вздрагивает сердце, и вот ты уже не летишь по улице, ты сидишь в сугробе, и плачешь одним глазом, растворяя ледяную колючую боль.
Ты смотришь на мир всего-навсего половинкой себя, одним зрачком, в котором может отражаться весь мир, и даже больше, все, что угодно, но только не ты сам.
Ты комкаешь непослушный рассыпчатый пух в ладонях, согревая его своим теплом, дыша на него, а он перестает быть колючим, и становится просто шариком чего-то обжигающе-горячего на ладони с переплетениями путей и линий.
Ты валяешься в снегу, черный силуэт на белизне природы, как клякса, сбежавшая из чернильницы подобных, но непохожих, восхищенно смотришь в вертикаль синевы, и то ли сладко идет кругом твоя голова, то ли небо опрокидывается в тебя последним вздохом памяти ушедшего, но не зажившего.
Идешь по улице, пританцовывая в такт невидимым голосам в наушниках, подпевая во весь голос музыке и настроению целого города без людей - или себя в памяти витрин и отражений.
Твою руку все еще обжигает безумно горячий, ледяной комок, истекающий прозрачными слезами сквозь пальцы, и вместе с ним тает что-то, давно сковавшее самое горячее, то, что дышит и срывается на безмолвный, беззвучный крик в тишине целого мира, впущенного в душу.
Твои волосы припорошены благородной сединой прожитых лет, которую любезно дарит тебе на время эта улица и это небо вместе с морозным дыханием синевы где-то глубоко внизу, отражением в памяти и в каждой искорке, безжалостно растаптываемой ногами.
Тебе все еще холодно, снежок в руках почти растаял, и кажется тебе, что вместе с ним сквозь твои, выглядящие сейчас на фоне подозрительной ряби в глазах изломанными пальцы утекает сама жизнь, и так же тепло и вязко становится руке и чему-то внутри, как если бы из тебя - по капле - уходил карминно-янтарный цвет твоей сущности.
Представь, что у тебя в руке - уже не белым шаром, но жалкой, намокшей, полупрозрачной льдинкой - не безмерно важный, на уровне задыхающегося восторга, кусочек зимы, а просто истлевшие остатки того, чему поэты приписывают умение любить и страдать, и сыграй в снежки! Размажь метким броском о ближайший фонарный столб эту мокрую нелепицу, да так, чтобы с лампы наверху пошел мелкий снежный вихрь, через который можно смотреть, и видеть волшебство сказки наяву, так, чтобы внутри что-то хрустко, с облегчением оборвалось.
Отпуская на волю крылья, отпуская себя в полет с половины двенадцатого и вверх, до вечной снежинки где-то за памятью, что манит тебя которую ночь кряду, развернись и иди, ведь ты пока еще живешь, братишка, а значит - чувствуешь, и путь твой не оборвется вместе с осколком, который сорвался внутри и прошел насквозь невозможность поверить...