Алкоголь

У меня совсем немного времени. Фонарь мигает, качается, снежинки пролетают через решеточный «намордник», которым его закрыли от хулиганов. Холодно. Я заперт на большой ржавый замок, холодно. На окнах тоже решетки, на решетках полосочки наискосок. Я смотрю через мутное пластиковое окно на улицу. В кругу света от моего фонаря валяется пьяный мужик, пытается подняться, скользит красными ладонями в серой грязи, роняя замусоленную коричневую шапку-ушанку. Он замерзнет и умрет, но когда приедут за мной – заберут и его, поднимут, швырнут в пропахшую кислым машину, потом в «трезвяк».

Рынок закрыт. Воскресенье. Все ларьки заперты, под ногами много мусора, где-то вдалеке орут последние, вечерние пьяные голоса. Завтра работа, будни и все по новой.

У меня мало времени. Скоро приедут мои друзья из 5-го отделения, выпустят из этой идиотской сторожки. Когда-то это был явно сельский магазин, который неизвестно для каких нужд привезли сюда, на рынок, поставили, и, может, торговали овощами и крупой, макаронами, а потом пили тут же, на грязных мешках, блевали у заднего входа, дрались… Магазинчик похож на корпус ржавого троллейбуса. Мы тут тоже пили, со сторожем, – это он лежит в снегу, дурашка, запер меня тут, и ушел куда-то, с таким порывом, да не очень далеко.

Но пока мы не лежим бок о бок в «трезвяке», пока я еще одет, в кармане пиджака моего дорогой мобильный телефон, пока я еще вполне цивилизованный член общества, по ах, это какому-то недоразумению попавший сюда, пока никто не перевернул брезгливо сапогом бутылку с остатками гнилого «плодоягодного», – я выпью то, что осталось в стакане, и все расскажу.

***

… Субботний город развевался флагами, кричал оркестрами, маршами и тушами, цветы были пестрые, трава – зеленой, небо и речка – синими. Я обещал Лоре и Карине встретиться с ними после работы и погулять. Праздник города, и семьи выползают, это святое. Девочки тоже будут ждать меня. Я покатаю их на карусели, куплю Карине воздушные шарики, поедим шашлыка из пластиковых тарелочк, пластиковыми вилочками, на пластиковых столах и стульях, я придумаю пластиковую сказку о трех медведях. Может, Лора ради праздника разрешит мне бутылку пива. Если нет – настаивать не буду. Не хочу расстраивать ее, и так, натерпелась, бедная. Вообще, лучше не пить пива, ей будет приятно. Куплю Лоре цветы. А Карину будем фотографировать везде, и на клумбе, и с гигантским клоуном, и на катамаране, который мы, конечно же, возьмем покататься для ради праздника.

Но внутренний голос ехидно негромко повторял: «Напьешься… напьешься… напьешься…»

***

Вообще-то, я не алкоголик. Более того, никакой склонности, все взрослые в семье – безусловно, пьющие, не ханжи, но лишь хорошее спиртное и по уважительным, подчеркиваю, уважительным поводам. Не «телевизор новый обмыть», а праздник или значительное событие. А я так и вообще приобщился к спиртному очень поздно, по современным, конечно, меркам, – только на третьем курсе стал выпивать, да и то не слишком много.

Не поверите, я сам не помню, как это вдруг стало основным моим занятием. Вроде как и работа моя была хороша, – я занимаюсь кадрами, но, поверьте, мои функции значительно шире, чем провести собеседование-принять-уволить, этим занимаются мои подчиненные. Мне нравится моя работа и, конечно, моя зарплата. Кстати, с Лорой мы познакомились, когда она пришла устраиваться к нам. Пока менеджер по персоналу Олечка, рыжая, бестолковая, но очень старательная девушка, беседовала с ней, я прошел мимо, посмотрел на сливовую женщину, с черно-синими волосами, какими-то фиолетовыми глазами и губами, – и влюбился. На работу она так и не устроилась, но теперь я обеспечивал ее и Карину, так что необходимость отпала.

Пока еще со своими обязанностями я справлялся. Пока меня не увольняли. Но прежнего отношения не было, и из человека, имеющего такую же власть, как директор, я превратился в сантехника дядю Пашу. С тем было просто – часть зарплаты выдавалась деньгами, часть водкой, и он был счастлив. А ведь мастер хороший, от Бога, если, конечно, можно привязать Бога к такой профессии…

Я говорил с людьми, и мне это нравилось. Я общался, находило в них какие-то скрытые стороны, их слабые места, – как ребенок исследует родительский комод. Кто-то найдет спрятанный подарок на день рождения, кто-то – пачку презервативов, но обязательно найдет. И решает, что с этим делать, – признаться родителям, спросить или сохранить тайну?

***

Лора не звонила, но это не значило, что она спокойна и мне доверяет. После того, как я пришел с разбитым в кровь лицом, и был вынужден взять отпуск за свой счет, она готова звонить мне каждые 15 минут, и встречать с работы, и пристегнуть наручниками к кровати, – но совсем не за тем, чтобы проводить розовым соском по губам и хлестать плеткой, нет… Один раз вышло так, что я… Нет, это слишком неприятно. Не будем. Я даже Лоре не говорил, но она что-то чувствует.

Я сам позвонил.
– Привет, милая.
– Привет, – голос звенит от напряжения, она улавливает мои интонации, она слышит, что – ни-ни, – и расслабляется. Слегка.
– Я быстро, только на час, а потом заеду за вами. Можете начать собираться.
– Хорошо, - призадумалась, – только…
– Лора, я знаю! Ни-ни. Все, целую.
– Я люблю тебя.
– И я люблю тебя, очень.

Почему я работаю в праздник? Сегодня в офисе заступает новый охранник. А мне срочно понадобилось поработать с документами. Но я, конечно, выйду перекурить, завяжу разговор и…

Мы быстро определим, годен ли этот человек, а если нет, как его еще можно использовать.

***

Охранник сука ****ая!

Ему же сказали, что у нас в офисе нельзя, нельзя, НЕЛЬЗЯ, нахуй, пить спиртное! И даже пиво! – когда директор обратил внимание на правило и усилил наказание за его нарушение, вплоть до увольнения, я решил было, что это подкоп лично под меня, и вздыбился, – как раз решил бросить пить, и был особенно раздражителей, но потом понял, что это действительно хорошо. Я держался.

Меня совращали друзья, но на работе я держался.

И вот, пожалуйста, сидит здоровый лоб, бычара, рэкетир недорезанный, амбал, сучий потрох, и пьет «Очаково!» Яйца почесывает и пьет «Очаково»!

Эта картина вызывала такое возмущение, что я уже заранее был готов зарекомендовать его директору самым отвратительным образом.

Но! Я не самый плохой человек. Пьющий, но не плохой. Я понимаю, жара, праздник, пивка холодного хочется… Но предлагать его мне!

***

Всего одно пивко. Лора ничего не заметит. Я зажую мятной жвачкой, и Карине не будет пахнуть. У меня еще масса времени. Масса. Одна бутылка, детская доза. И, к тому же, за бутылочкой пива и сигареткой человек раскрывается много, много лучше.

***

Хо-ро-шо!

***

Наверное, уже пора ехать. Охранник, Пашка, нормальный мужик, только дисциплины ему не хватает… ну да все мы люди! Сколько там на моих часах? Э, а что это он такое говорит? Отсидка? А он утаил это, когда пришел к нам… Ишь оно что… Еще по пивку? Не, мужик, мне пора… [но должен же я узнать, что ты еще не рассказал моей дурочке Оле]. Я должен. Это моя РАБОТА!
Так, позвоню Лоре.
– Ну что, ты где?
– Я чуть-чуть задержусь. Тут кое-что… в общем, я ненадолго задержусь. Клянусь, не больше получаса.
– Карина уже сидит у окна в своем голубом платьице и смотрит во двор. Ждет.
– Я мигом, клянусь! Тут действительно очень серьезное дело.
– А ты там не?..
– Нет-нет, ты что!
– Что-то голос мне твой не нравится.
– Лорочка, золотко, любимая, женщина моя сливовая, клянусь!..
Лора колеблется, я слышу это в сети GSM. Я уже знаю ее почти так же хорошо, как она меня. Думает, прикидывает, в ее голове сейчас – весы моей судьбы, ее ответ – монетка моей судьбы. Поверить или нет?..

– Ну, ладно, только недолго…

И монетка падает решкой, падает на ту чашу, где лежат грехи, и перевешивает… Лора, Лора! Почему ты мне еще веришь!

– Ну, еще по пивку!

***

– Душу вы мою заели! Душу!.. – я хочу кричать, как пьяные герои Достоевского, но сдерживаюсь. Я же интеллигентный современный респектабельный мен. Но больше так нельзя! Я выслушал все, что нарассказывал мне охранник после второй поллитры. Тут есть все, – вранье, криминал, компромат, выгодные партнеры, помощь в покрытии моего… нет, нет, не будем. Директор будет доволен.

А Лора с Кариной уже вернулись домой, Карина заплаканная, потому что она меня любит, а я не пришел, а Лора будет трезвонить и трезвонить, чтобы я шел домой. Дура, вырублю телефон, надоела! Я самостоятельный взрослый человек, какого черта она меня пытается под подол засунуть?

Все надоели, все говорят, говорят, говорят, а я внимательный слушатель, я большой остроумец, я хороший собеседник, все от меня ждут чего-то, душу мою жрут, топчут, отрыгивают ее трепещущими кусками!...

Пошли еще за одной! Мне надо залить эту ****скую жизнь, будь она трижды проклята!

Мне это сегодня необходимо. Имею право.

***

Когда я позвонил Лоре, чтобы она сама пошла прогуляться с Кариной, – «а я вас непременно в городе найду!», – то ничего не объяснял уже, да она и не спрашивала, все услышала, все поняла и бросила трубку.

Вот мысль о том, что она может завтра дуться и не разговаривать, слегка бьет по лбу, отравляет радость от пьяного угара. Не что-то другое, задание я выполнил с превышением, а похмелье…

Смешно сказать, состояние похмелья мне даже нравится. Да, болит голова, стараешься двигаться осторожно-осторожно, страшно нести себя в мир, – вдруг кто-нибудь нехорошо посмотрит, тут и сказке конец. Но есть горячий душ, и холодный сок, и аспирин, и крепкий кофе, и на работу, и какие-то новые силы чувствуешь, когда говоришь: «Больше никогда!» И Лора, тогда еще верящая…

***

Охранник поехал домой. Сильный человек. Но праздник-то еще не кончился, он в самом разгаре! О. Поеду в город. Там наверняка встречу моих девочек – они поймут, зачем ссориться, право, весело же, живо, радость повсюду! – а звонить не буду, сюрприз… Куплю им всего-всего! И себе еще пивка бутылочку, но не больше. Я же свою дозу знаю. И тут еще кое-что осталось, не пропадать же…

***

Не помню, совершенно. Странно, но кошелек на месте, там еще немного осталось… и телефон. Знаю, как выпью, чувствую в себе страшную демократию. «И целоваться лез со всякой лохматой, грязною собакой…» Вот так и оказался в объятиях сторожа… какой же это сторож, это же мой кореш, Митя, да я за него! Че уставился, я те за него пасть порву!.. А, это фонарь… Митек, наливай, епта…

Митек наливает, Митек жарко обнимает меня, шепчет на ухо историю своей пустой, как затирка, жизни. Я ему тоже что-то рассказываю, откровенничаю вовсю, идет хороший мужской разговор. Но никогда я не расскажу ему кое-что. И Лоре не расскажу, и вам.

Хотя ладно, вам все-таки расскажу.

***

Вы только не подумайте, что я не бросал пить. Или что я не могу этого сделать. Я пытаюсь, но мне всегда чего-то не хватает. То на работе проблемы, то у друзей – свадьбы, дни рождения, тоже проблемы на работе. Праздники. Я, наконец, просто устаю и имею право расслабиться. А потом, я же не всегда пью! И видели бы вы в эти дни маленькую семью, я, Лора и Карина. Карина, правда, от другого мужчины, но она такая миленькая, такой чудо-ребенок. Люблю! Обеих. Я ведь предлагал Лоре оформить наши отношения законно, но она отказывается. Из-за этого самого дела. Ладно, Лор, не переживай, все пройдет, и я завяжу окончательно, вот только… Ну не плачь! Ну чем хочешь поклянусь, завяжу!.. И все будет хорошо. А раз ты в меня веришь, то… Ты в меня веришь? Вот и славно. Вытри слезки. Иди ко мне. И ты, Карина, тоже. Называет папочкой – безо всяких уговоров! И на фото – счастливая семья.

***

Я шел грязной весенней ночью по улице. На работе снова грозились уволить. Пришлось вызванивать Николашку. Сходили в кабак, слегка полегчало. Он, оказывается, собирается жениться! Ну, тоже повод. Телефон отрубил, чтобы Лора не доставала. Надоело врать: «Еще полчасика и все», «Вызвал такси», «Жду такси»… На такси и денег-то не осталось, я шел пешком по заслякощеным улицам и спотыкался на каждом шагу. Сначала пытался петь, но быстро убедился, что тогда сигарета падает изо рта. А она у меня последняя, и если долго лежит на земле, то промокает и ее неудобно разжигать.

Оп-пачьки! Ну вот я и дома, дамы и господа! Последний переход, и я в объяти… а, Лора с Кариной сегодня уехали к родителям. На миг стало грустно, но зато можно позвонить кому-нибудь из друзей и… продолжить праздник! Ну и что, что четыре часа утра, никто из них еще не спит (это, кстати, правда – мало кто из моих друзей засыпает раньше шести по выходным, но это время они все-таки проводят дома).

Я так обрадовался, переходя дорогу в неположенном месте, этим мыслям, что замахал руками, как еврей на свою мамашу, и потерял равновесие. И упал, обдав бордюр брызгами, прямо на проезжую часть.

Это было сделано невовремя, потому что запоздавшая машина мчалась домой прямо через мой труп. Я сделал какое-то неловкое движение всем телом, как слизняк, которого ткнули пальцем, раздался визг тормозов…

Крик. Удар. Звон. Разбитое стекло.

Я был совершенно жив. Господь хранит детей и идиотов. Я кое-как поднялся и подошел к машине.
Она красиво погнула столб, так, что в полутьме начинающегося дня их слияние напоминало какую-то сюрреалистическую скульптуру.
– Ыы? – хромая, – мамочки, колено разбил при падении! – подошел к автомобилю, заглянул в окошко со стороны водителя.

Там было двое. Парень и девушка. Оба в странных позах, которые вряд ли стал бы принимать живой человек. Или девушка еще дышала?.. Надо прощупать пульс и вызвать «Скорую», то есть наоборот…

И вдруг мне как страшно стало!..

Я побежал, заикаясь ногами, на другую сторону, через дворы, домой, в квартиру, еле попал ключом в замочную скважину, уф, спасен!..

И никому никогда ни слова, да будет так, аминь.

Ведь это я был бы виноват в их смерти. Ну, подумаешь, упал, все мы люди… Но обвинили бы, точно. А что оба погибли, я узнал на следующий день по телевизору.

Меня почти не мучает совесть. Разве я виноват?..

***

Ну, вот я и рассказал. Слышу, едет автомобиль, – уже поздно, и кто бы еще сюда ехал, как не мои друзья из 5-го отделения, просто они забирали меня так часто, что я сам на грани отключки набираю их, и они отвозят меня в «трезвяк», и не отсылают справки на работу.
И что завтра? Работа (которая уже неизвестно на чем держится), похмелье, все по новой. Лора уже не слушает моих обещаний, но когда мне удается продержаться хоть немного, она поддерживает и теплеет. Она меня любит. И я ее люблю, бедную мою, маленькую, настрадавшуюся девочку. Как она еще со мной?

Уже. Слышу веселые голоса, вижу, как они поднимают сторожа Митю, оттаскивают в сторону, вынимают из его кармана ключ от этой камеры, чтобы посадить меня в другую. Это ничего, я привык.

Пусть горит и качается фонарь, пусть храпит Митя, пусть невыносимо грязны и воняют эти проклятые мешки, – но завтра будет новый день, и вера, и Лорочка, и Карина… и, может, быть я все-таки брошу пить. Пусть будет нелегко, ведь неприятности на работе никуда не денутся и друзья женятся, и календарь пестрит красным… и тогда я буду каждый день помнить о той парочке в машине… но я брошу пить. Я сделаю это. Я верю. И вы верьте в меня.