Fucking Любовь

GU...

1

Маленькая моя фея, ангелочек, размягчающий мое, давно вылепленное годами, «я» до деликатного состояния взбитых сливок, готовых только в рот… Смугляночка, изящно и красиво вдохнувшая в мою размеренную жизнь животворящий хаос, покой, сродни трепету и томлению… Всегда рядом, всегда желанная и всегда жаждущая, распластавшаяся на мне спутанным клубком распущенных волос, зеленых малахитовых искринок раскосых глаз, шоколадных скул и антарктической улыбки… Распавшиеся половинки - спелые груди... Сила и тайна между детских, еще, бедер...Как я люблю тебя! Давно… Преданно… Открыто и таясь. Пряча от себя силу поразившей слабости… Да-да, я стал сильнее, мудрее, рачительней и щедрее… Но никто не знает, как я уязвим, беззащитен и слаб – стоит лишь тебе… Прочь, я слышу, как ты скачешь, теряя шлепанцы, отпирать мне дверь, я давлюсь словами, задушенный твоими поцелуями, я дома, я в раю, я с тобой. Как же я люблю, как безнадежно я болен! Я часто подглядываю за тобой, за грацией твоего движения по моей истончившейся жизни. Словно сыплю сквозь пальцы золотой песок… Я на канате и я не умею… Сладкая моя вишенка, ты изменила мне, ты отправилась к тому случайному знакомцу, которому отдаются бездумно, просто так, в отместку, назло, от скуки, для сравнения… Ничего не изменилось, та же жизнь, полная механических движений, но рассеченная японским мечом на «до» и «после». Как же я люблю тебя! Как ненавижу! Как хочу изувечить и осыпать такой нежностью, от которой ты погибнешь… Хочу, чтоб мир остановился, чтобы капли дождя замерли в порхающем недоумении, а ветер окаменел, оставив деревья в униженных поклонах… И, чтобы в этой нереальной и мертвой тишине раздался мой жалкий вопль: «Люблю, люблю до леденящей ненависти!» И умереть, нет, не умереть - просто исчезнуть, без следа и памяти, будто эта смешная круговерть – лишь случайный порыв октябрьского ветра, потревоживший, было, ворох кленовых листьев… Да, не набравши сил - раздумавший….
Нена… Люб…

2

Мосфильм дал – Мосфильм взял… Мы познакомились в седьмом павильоне, на помпезных сьемках костюмного "мыла". Сошлись, так, что не разорвать, вопреки мирской логике, без шансов на успех. Разница в двадцать лет, с первого дня маячила безнадежным финалом. Мое истомившееся, но мудрое естесство без труда, играючи, засосала вселенная ее татарских глаз. Моей принцессе полагалось быть ведомой – такова уж была ситуация – приехала из предалекой Башкирии, трудиться костюмером. Наверное, искала плечо, о которое опереться. Я подсознательно стремился к продолжению рода. А, проще говоря – к любви через край, любой ценой, с кровью в словах и приговором в назначенный час. Стылая осень сблизила нас за один день. Получасовая болтовня возле моего пульта управления осветительной техникой вылилась в счастливую, двухлетнюю феерию. Девочка за это время выросла и еще сильней похорошела. Мы строили планы сразу на всю жизнь...
Но, вскоре обнаружилось, что у нас разные жизненные устремления. Из мудрого и надежного спутника жизни я был в одночасье разжалован в деспота, укравшего ее молодость, возможность быть молодой и жить соответственно. Все это, к моему тяжкому неудовольствию обнаружилось в том же седьмом павильоне, где она, уже без моего лишнего присутствия трудилась на американском проекте. Зайдя в гости, поглядеть, как "творит" Голливуд - наблюдал заодно лихую, продвинутую молодежь и неприятно удивился, заметив, с каким удовольствием она купалась в этом коктейле. Мы отдалялись и спали спина к спине. Почему-то точкой отсчета стала моя командировка в Париж. По возвращении, уже ничто не шло по-прежнему. Хотя, она так трогательно и заботливо снаряжала меня в это путешествие... Повесила на шею амулет... Сунула в портмоне свое фото...
...Мы расстались недели три назад. После положенных по мужскому КЗОТУ десятидневных скитаний в коньячном тумане, я снова на работе. Снимаем в роскошном мире бутиков, построенном на отшибе Москвы. В нашей группе есть несколько привлекательных девушек - я заигрываю с ними – по привычке, от безысходности, машинально. И, вдруг, ловлю себя на мысли, что она в этот же самый миг, на другом проекте, возможно, делает то же самое. И, совсем по другим мотивам - ее хищно толкает любопытство, жадность и молодость.Мой пыл моментально угасает, как лампадка в руках безбожника. Ухожу в тьму подсознания, испытывая отвращение к себе, женщинам, жизни и кинематографу.
Все, что мог бы и хотел сказать ей – держу в себе. Обрывки спичей прорываются на поверхность в виде злобно-мечтательного бормотания под нос, настораживающего киношную братию. Крючит, ломает, колбасит и трясет, как с лихого бодуна. Хватаюсь за любое дело, часто невпопад, внося свою лепту разрушения в, и без того, нервозный киносъемочный процесс.
От греха удаляюсь курить. Античный свод торгового центра, воюющее с ночью гулкое шипение фонтана, поразительно ясная луна над моей никудышной головой, обритой в порыве странного протеста под "ноль". Пускаю длинные струи «Кента-номер-восемь» в межзвездное пространство. Челюсти сводит от соблазна изречь, что-нибудь значительное. «Будь счастлива, что ль, девочка моя» - не выдерживаю и, чтоб не прорвало окончательно, скручиваю себя спиралью, вдумчиво плюнув в урну-амфору. Плюю на себя, свои мечты, планы, постыдные всхлипы где-то в самой бездне сознания и, чесоточно впившись пальцами в лысый затылок, ломлюсь сквозь самораздвижные двери жить дальше. Факинг любовь!
«Будь счастлива, что ль, девочка моя»

3

Я помню наш последний разговор – примерно за пару недель до разрыва.
Она бросила с улыбкой:
- Я хочу быть счастлива. Не в этой квартире, не в этом городе, не в этой стране…
- И не со мной, - добавил я, давя окурок, так, словно хотел продырявить пепельницу, а вместе с ней – и стол.
- Ну что ты, просто, я позитивно настроена – не хочу думать, что все уже предрешено. Я многого не видела и не знаю, а для тебя это – пройденный этап.
- Всегда приходится чем-то жертвовать, ради главного. То, о чем ты грустишь… Мишура все это – я столько времени убил в бесконечных тусовках, я столько мог успеть…
- Поэтому я выбираю тебя. Но я молода и мне хочется веселья…
- Другой город, страна… Почему нет, просто всегда надо возвращаться домой…
- Это твой дом, но не мой…
- Как же семья, ребенок?
- Многое изменилось…
- Все так плохо?
- Нет же – мы вместе, здесь и сейчас, сегодня, я не хочу думать о том, что будет завтра.
- Я не могу не думать о завтра – я не делал этого много лет, а теперь – жизнь теряет смысл – мне давно надоело жить сегодняшним днем. Надо что-то создавать…
- В этом наша разница – я открыта для всего, мне всего двадцать, я не хочу загонять себя…
- Ладно, я понял, не продолжай, только, скажи – когда?
- Что ты, куда я без твоих ласковых рук, ты знаешь, что они самые лучшие на свете? Иногда мне так не хватает твоих прикосновений – я с нетерпением жду вечера, чтобы добраться скорее до тебя…
Я успокоился, нервное томление в ее взгляде и движениях, списал на нетерпение молодости, решил – девочка все понимает – она сумеет совместить нашу жизнь и свои порывы… Упрямо не хотел верить, что первый шаг уже сделан – месяц назад мы поссорились и она провела ночь с другим мужчиной. Я не простил ее. Я не смог бы и забыть. Но, я запрятал в самую бездну своего бессознательного самолюбие, гордость и кровоточащие мысли. Когда она вошла в дом – я сразу понял:
- Малышка, а ведь ты мне изменила…
Она плакала и каялась, уверяла, что это ничего не значит и просто хотела проверить себя. Что это было ужасно и я - самый лучший…
Я лихорадочно думал, как себя вести, что делать – отправить к маме или ударить. Не смог ни того, ни другого. Мы долго говорили на кухне, лицом к лицу, я пытался понять, что проглядел, что случилось с нашей жизнью. Я не смог прогнать ее, не смог простить, не смог наказать – я мог только любить ее дальше. Такую – тоже. «Девочка повзрослела и начала познавать мир в одиночку». Несколько дней не мог видеть ее обнаженной. Мне казалось, что по ее телу шарят чужие руки, отвратительные для моего разума картины вставали перед глазами. Однажды, после бурного разговора, мы вновь стали близки:
- Ты сможешь с этим жить? – ее ангельское личико, выкручивало душу наизнанку.
- Да,
Да! То, что между нами - важнее предательства, сумасбродства и астматических приступов ревности.
Потом я уехал почти на месяц. Ежедневно меня накрывали приливы ненависти и удушающей любви… Мы постоянно перезванивались – она плакала, жаловалась, что ей плохо без меня… Смс-сообщения источали неземную нежность – я таял и мучился еще сильнее. Тогда я понял – нам нельзя больше расставаться. Чтобы ей не было больно, чтобы я не выкручивал руки, скучая по ней, чтобы она больше не…
- Мне так не хватало тебя, твоих рук…
Она обхватывала меня за шею, тысячи ароматов и желаний исходили от нее. Но, я помнил, помнил всегда, каждую секунду, что однажды она принадлежала не мне. И делал вид, что давно забыл об этом.
В тот день, мы любили друг друга в последний раз – я засиделся в Интернете до утра – у нее уже запищал будильник… Пошел будить. Она, еще не проснувшись, потянула меня к себе…
…На корабле – плавучем ресторане, происходила вечеринка – у нее закончился проект, американцы отбывали в свою небоскребную даль…
- Можно, я пойду, Дженни завтра улетает, хочу с ней проститься…
- Конечно, малыш, только не уезжай вместе с ней…
- О, это мысль, - рассмеялась в ответ.
«Я позитивно настроена, не хочу думать, что все уже предрешено…»
Она пропала на двое суток. Через разных людей я выяснил, что она жива и в безопасности. Вечеринка перекочевала в гостиницу «Украина» и на работу она отправилась оттуда… Получил смс: «Прости…Заснула…» Вечером я собирался быть нейтрально-задумчивым и ни о чем не спрашивать… Прошло полтора месяца, как она кинулась в объятия другого… Но, напрасно я ждал ее в тот вечер. Последнюю брачную ночь я провел в одиночестве на кухне, размякший до состояния теста… Сигарета за сигаретой… Звонок за звонком на безмолвный мобильник…
Ближе к утру понял – наши отношения закончились. И, скоро я услышу это. Она пришла около пяти, бледная и отрешенная. Стояла передо мной, глядя в пол, слегка пьяная, но, собранная.
- Я не могу говорить сейчас, - еле слышно пробормотала, скидывая одежду.
- Придется, я должен знать, что происходит с нашей жизнью.
Разговор так и не состоялся - натужно, с трудом выдавливая слова, будто они напоминали ей о переборе с ночными коктейлями, выдохнула: «Я хочу уйти и я не люблю тебя больше» - какой был смысл продолжать. Разве что-то еще имело значение, после этих слов? Она провалилась в сон, я пошел за коньяком. После двух бессонных ночей, разбавленных днем работы, напиток действовал, как лекарство от жизни.
Я не помню подробностей ее ухода вечером – напился. Когда худшее наступило, вот так - буднично и без грома фанфар, я растерялся, был застигнут врасплох. Пойман, как школьник, пытавшийся вынуть мелочь из отцовских брюк. При всех попытках быть во всеоружии – я оказался рядовым потешного войска. И, сразу понял, что отпущу ее. Природа мужского малодушия заключается в том, что он будет тянуть до последнего. В то время как, женщина будет действовать решительно и быстро.
Я много говорил – несуразно, банально, пошло… Она отвечала тем же, огрызалась… Но, в ее словах было больше логики и здравого смысла. Я же, пьяный, путался под ногами, мешая ей собираться. Терзал ненужными вопросами и в ответ на молчание, дал ей подзатыльник. Она страшно вскрикнула – не ожидала, что я мог быть таким ДРУГИМ.
Потом мы, обнявшись, сидели на полу… Она плакала, я, кажется, тоже. В голове крутилось: «…куда ж я без твоих ласковых рук…» и – «я не люблю тебя больше». Я думал, что так и не смог перешагнуть через ее измену, мы были вместе по инерции. Я знал, что она уйдет, ждал этого и одновременно - боялся… Все произошло намного раньше, задолго до этой ночи, до измены, до ее задумчивых взглядов через мое плечо… Я не знаю – когда. Я поверил, что жизнь сделана и мы будем вместе всегда. Казалось бы, вложил столько сил, но просчитался. Я сам потерял ее. Незаметно, день за днем, постепенно, раз за разом…
- Прости, что ударил тебя… Я не смел этого делать.
- Я заслуживаю этого… Наверное…
- Это не нам решать…
Внизу ждала машина. Моя любовь, обвешанная сумками, задержалась на пороге и смотрела на меня в последний раз – жестко, хищно и без сочувствия – просто старалась запомнить. Она уже существовала в новой реальности. Я стоял в дверях восковой фигурой ее прошлого. Потеплев и, на миг, снова став родной и близкой, она бросила на прощание дежурную глупость:
- Береги себя.
Ответил тем же:
- Ты тоже… Не беспокойся обо мне. Если у тебя что-нибудь случится, найдешь меня - кунцевские своих не бросают, - смачно глотнул из коньячного горлышка и захлопнул дверь так, что отозвалось каждое стекло в окнах.
«Не в этой квартире, не в этом городе, не в этой стране…»
«…без твоих ласковых рук…»
Через пару месяцев она позвонила – хотела забрать, забытые в спешке бумаги. Разбуженный столь фантастическим образом – ее голос в трубке, далекий и невероятно родной – я заметался по квартире, разрушая холостяцкий уют. Лихорадочно думал – она не переступит порог, но, мало ли… Приветливо поздороваюсь, буду делать вид, что спешу, протяну документы – весело попрощаюсь, захлопну дверь и - обеими руками держать за лоскуты новой реальности, за рвущуюся изнутри грудь…
Она вошла, обняла меня за шею и поцеловала в губы. Мысли, догадки, вихри, торнадо, опьянение и нежелание просыпаться… Но, это было наяву. Мы сидели, взявшись за руки – обрывки фраз – перебивали друг друга – пряча взгляды и глупо улыбаясь…
Нет, она не вернулась ко мне – она по-прежнему там, где в дымке вечера тает Москва, но – она и со мной. Иногда мы встречаемся, нас тяжело назвать друзьями, но и любовниками мы не стали… Ночи спонтанного секса, когда все безнадежно по-другому и близость обозначается лишь физическим фактом отсутствия расстояния – не в счет… Мы обнимаемся и молчим, потом она оживает, я слушаю ее рассказы о новой жизни и тону в ее взгляде… Мы гуляем или валяемся на нашем бывшем диване, шлем электронные письма и перезваниваемся… Скоро она вновь переедет ко мне, на время, пока не подыщет новое жилье… Я не претендую на абсолютную правду, не возжелал абсолютной истины… Я просто живу. Как могу. Как умею… Что-то мелькает в ее глазах или мне кажется? Когда-нибудь все снова изменится и она исчезнет окончательно, но меня это никак не коснется… Я по-прежнему буду искать ее тень за каждым углом… Хотя, понимаю, что мне уже не нужно ее возвращать, я мечтаю не об этом – а, о том, чтобы ничего не кончалось…
Новые встречи, новые лица, раз за разом, заслонят ее образ, время проглотит прошлое. Ее появление и наша странная дружба примирят меня с ходом событий, я больше не стану оглядываться назад, но я ничего не забуду… Тень за каждым углом, расплывчатая и неясная, но близкая, как собственное дыхание, будет сопровождать меня…
Моя жизнь течет в каком-то нереальном мире, где есть место всем чудесам, но они лишь касаются меня своим крылом…
Жалею ли я, что встретил ее, трогательную малышку, так быстро улетевшую вместе с ветром?
Каждый день… И никогда!

4

В прошлом году я вернулся из Парижа. Другой, немного ошалевший. И ты изменилась - американская ухмылка и деланная независимость – следы контакта с голливудскими приматами.
Сейчас, снова лето и я вернулся в Париж на две недели. Тот же город, те же улицы, та же музыка неба и камня. Но я уже не расскажу об этом ни тебе, ни кому-то еще. Мой персональный город. Один на один. Я, даже, не стал навещать знакомых, которых оповестил о приезде.
На "Площади Согласия" воробьи клевали крошки прямо с рук... От фасадов домов
невозможно оторвать глаза в любом переулке... И, все равно, это не то, о чем я мог бы тебе рассказать...
В первый же день сидел на набережной, напротив "Нотр-Дам-де-Пари" с банкой пива и бросал монетки в воду. Следуя примете. Чтобы вернуться. Просто так. Пиво, как и выпитый накануне "Рэд Лейбл" - окрыляло и умиротворяло. Моя разрушительная энергия и та, грешила созидательным началом...
Парижское утро глядело на меня прямо с потолка – глазницами мансардных окон. Проснувшись, первым делом я вставал на кровати во весь рост и высовывался наружу. Моя физиономия выглядела экзотически – опаленная французской жарой, помятая после, почти бессонной и разгульной, ночи. Своим видом я напоминал вновь прибывшего в Крым отдыхающего, который словил разом все радости юга – много солнца, женщин и вина. Справа от себя я видел "Сакрэ-Кер" - изящную базилику из белого камня на вершине Монмартра. Слева, в солнечной дымке торчала "коричневая сигара" Монпарнаса.
Мне нравилось бродить по ночам, не разбирая дороги, не зная, опасны ли эти улицы за мостом или нет… Вокзал "Сан-Лазар" ночью был абсолютно пуст - только один идиот из Москвы (я, т.е.), борющийся с искушением умчаться на комфортабельной электричке к Атлантическому океану. Серебристый, блестящий пол отражал меня без искажений, огни рекламы мерцали только мне...
Днем я торчал на открытых площадках ресторанов и кафе, общаясь с барменами и официантками. Разглядывал прохожих, дома и белые разводы от реактивных самолетов в небе. Иногда вспоминал прошлую осень…

…Странное было время – мы рядом, но, не вместе. Ты вернулась. Я сам великодушно распахнул двери дома, который ты покинула пару месяцев назад. «Я должен», – твердил себе голосом красного командира из советской агитки, - «обязан помочь ей. К черту старые дела, я просто помогаю родному человеку». Поселил тебя в пустующей комнате. Ходил со всепонимающей, мудрой рожей. Светился от счастья быть рядом, пусть недолго, пусть сегодня и больше никогда. Ничего путного из этого не вышло. Я стремительно деградировал, превращался в раба собственной страсти и сомнительных обстоятельств. По ночам ты проскальзывала ко мне в комнату. Химический заменитель любви - секс – фальшиво сближал на короткие минуты… Нас больше не существовало… Желаний не было никаких. Я бодрился. Играл спектакль. Все, что происходило напоминало опереточный бред, вперемежку с декаданским унынием. Не желая смотреть ни вперед, ни назад, я плавал в невесомости собственноручного плена. Бродил по улице, словно сотканный из ветра, сырости, безмолвия и отчаяния. Пугало равнодушие к себе – но и этот страх был отстраненным, будто это не я, а тот парень из очередного фильма, взятого в видеопрокате. Эйфория первых дней растаяла с первыми заморозками. Тогда, энтузиазм неприлично пер из меня, как пар из чайника. Но, это было в самом начале, когда каждое действо отдавало символичностью и глубиной – вот снова в доме твои вещи, вот, сквозь дверной проем я вижу тебя перед зеркалом в ванной. Я предал анафеме и забвению столь обычные картинки из повседневности, но они появились вновь. Не волшебство, а колдовство. Твое неожиданное возвращение, мной же спровоцированное, вернуло к жизни атмосферу нашей прошлой жизни. Декоративную и бутафорскую…
Что творилось с тобой – я не знаю. Скорее всего, ты, как и я застряла в безвременье, отпустив прошлое, но, не разгадав будущее. Тянулась ко мне по привычке, твоя нежность - каленое железо и сладкий мед. Ты льнула ко мне и я все больше ощущал себя всепрощающим страшим братом. Иногда думал, что твое дыхание рядом – награда и прощение. Мне казалось, что ты всегда знала, что делать. Просто собиралась с мыслями. Новый год прошел приглушенно, без ощущения новизны. Мы сидели по разные стороны стола, находясь в очередной перманентной ссоре… В январе ты уехала. Навсегда. Твое непонятное, промежуточное пребывание закончилось так же странно и неожиданно, как началось.
Мы остались вдвоем. С пустотой. Я не скучал. Я не вспоминал. Я почти не думал. Я, даже, не бросал курить. В конце концов, я был не только жертвой, но и палачом...
Когда пустота накрывала с головой, я растворялся в ней и просто наблюдал. Одновременно, я был бездомным из Буэнос-Айреса, бакалейщиком из Милана, маклером из Брюсселя и таксистом со Сретенки… Реальность становилась сказочна, как рождественская открытка, фантазии близки к действительному, как ветка березы, стучащая по оконному стеклу в кухне Марины, одной из моих боевых подружек. Спускаясь в метро, краем глаза замечал в отблесках луж, люминесцентный, огромный New York…

Похерив воспоминания, вечерами, я шел в сторону набережной Сены, до следующего бара, на левый берег - в бурлящую смуту Латинского квартала, за новой порцией пива и общения. Сад «Люксембург» - рай для детей - там песочницы величиной с Сахару, клоуны, пони, мимы, кораблики в огромных прудах и фонтанах – временное пристанище на пути к подземке или такси…
Со случайным знакомым, Мэттью - гоняли ночью на его минивэне (под 160 - там так не ездят, но кому какое дело?!), обкуренные и пьяные, через квадро-систем на всю мощь ревело "Prodigy" и мы пытались его перекричать. На светофоре, компания перекачанных негров, с удивлением, граничавшим с ужасом, пялилась на нас - они словно пытались объяснить нам - "Парни, Арретэ ву!это мы так ездим, это мы так ведем себя, вы что-то перепутали..."
В холле гостиницы, выпив аперитива, плюхался в необъятные кожаные кресла. Выдолбленные из черного дерева, фигуры африканок, что стояли вдоль широких окон, обладая полной диспропорцией, поражали неземным изяществом. Они были первозданно сексуальны. Как и хриплая, юная putaine с улицы «Сент-Дени». «Chеz toi? Ou, сhez moi?» - «Comme tu veux» (К тебе или ко мне? – Как ты хочешь)… Сердце било в набат и колени подрагивали, несмотря на выпитое за ужином – забытые ощущения – эмоции… Вдруг, за дверью ее квартирки на втором этаже, меня ждут чернокожие громилы, выбивающие похоть из пьяных туристов?! Не все ли равно… Через минуты, я почти забыл, кто я… Секс под крышами парижских кварталов, с волшебной мулаткой, в неожиданно уютной комнате, под гортанные стоны нью-эйдж – реальность это или вымысел подсевшего от интеллектуального занудства мозга?! Я буду любить и обнимать этот город, каждого его жителя. Любить сладкую мулатку, эту праженщину, пока меня не прогонят, как клошара…
Так и не зашел в Лувр – лицо, выдавало ночного жителя, глаза под темными очками, украденными в магазинчике на набережной ( просто так, адреналин!!), вечную жажду алкогольной засухи.
Обратно возвращался по земле – решил проспаться, пересекая Европу… Заехал в качающийся на волнах Амстердам. Сквозь сон, перелистывал страны… Бельгия была зеленой, Франция – желтой, а Германия – серой... Редкие пробуждения – солнечная площадь в Страсбурге, автовокзал в Штутгарте, ряд аккуратных домиков, как из гдровских склеек для игрушечной железной дороги, в дождливом Нюрнберге. Двое датых немцев, спорящих в уличном сортире, бутылка пива, купленная в Кельне и допитая в Польше. Ближе к Варшаве, пасторальный пейзаж был порублен ураганом. Минуты хаоса прошли совсем недавно и шоссе было завалено сломанными деревьями. Я возвращался. Медленно, сквозь последствия не виденной мной стихии, на восток, к своим милым и ненавистным будням, где, в кирпичных арках томилось задушенное городом лето…
...-Ты любил ее, ты был счастлив?
…- Да, я был… уязвим…
Летят в никуда мои необязательные письма. ИнетВселенная проглатывает их без следа и расплаты. (smile)
«Скинь на мыло. Я увижу…» - ты весела и я нервно смеюсь, у нас все хорошо, как при ритуалах протокольных встреч…
Может, прочтешь. Может, дрогнут уголки твоих губ. Может, ты скажешь, что поняла.
Идиот…
Что нового и важного можно сказать? О чем стоит многозначительно молчать? Ни о чем. Жизнь давно укатила вперед. Порой, привычки нам дороже близких людей. Лабиринты «Горбушки», плоское солнце dvd-диска с толковой историей жизни, любви и смерти, золотистый прибой «Туборга», родные сугробы и алый закат ближе к середине марта…
Я ничего не хочу. Как и ты. Это похоже на кессонную болезнь – мир так прекрасен и пуст, что я задыхаюсь. Все хорошо, все получится. Потом. Когда-нибудь. Ты об этом не узнаешь… Пронзает. Иногда. Неожиданно. Предательски. Ритуальные шрамы на мне – потеха туристам.
Я год без тебя. Ты год без меня. Мир пополам. То же небо. То же лето. В другой реальности. Год назад. Ни, истошной осени, ни глухой зимы, ни слабости ранней весны – просто лето. Просто год. Просто август. Без тебя.
Все-таки, кое-что я успел понять для себя. В первый же день сидел на набережной, напротив "Нотр-Дам-де-Пари" с банкой пива и бросал монетки в воду. Следуя примете. Чтобы вернуться. Просто так. Пиво, как и выпитый накануне "Рэд Лейбл" - окрыляло и умиротворяло. Моя разрушительная энергия - и та, грешила созидательным началом... И вслед за монетками я швырнул в мутную Сену всю эту ffffffucking любовь - прошлую, настоящую и, как таковую!!! Я утопил ее и не запомнил места. Клошары под мостом только пробуждались в своих спальниках, день едва начинался, а я уже успел сделать столько важного... Она и сейчас там, в зеленоватой мути, на илистом дне, где-то в Париже. Я не помню, где точно…