Мои колеса автобиографическая повесть

 Дубков -Свистушинский


 Мои колеса


 Маленькое вступление.

 Итак, сегодня, в день весеннего равноденствия 2005 года, я, Заблоцкий Юрий Александрович, более известный в кругах мировой литературной элиты, как Дубков – Свистушинский, после почти годового перерыва возвращаюсь к своему неблагодарному труду.
 В моем распоряжении теперь современный компьютер, со всякими прибамбасами. Жена, на цыпочках ходит, едва я сажусь за него. Ну, теперь пойдет работа! Ан, не скажите…
 Существует, и никуда он не денется, закон Паркинсона.
 К примеру: в лаборатории хаос, колбы, пробирки, провода, приборы, листки с записями на полу валяются, доценты вперемежку с лаборантками, носятся по захламленному помещению, натыкаясь друг на друга, спорят, стараясь перекричать собеседника… Бедлам-с!
 А в результате, Великое Открытие. Глядишь, и Нобелевской запахнет.
 Другая ситуация: чистота, сотрудники в белых халатах, тишина -муха пролетит, слышно. Но и мух-то нет: идеальная санитарная обстановка. Только тихонечко щелкают компьютеры, да слегка поскрипывают поворотные механические шкафы - хранилища файлов, когда начальник извлекает нужный документ.
 На научных оперативках ни ругани, ни оскорбительных замечаний друг другу. Все корректно, как в лучших домах Лондона и…
 … ни одной свежей мысли!!!
 Так и у меня. Я, что, за этот год безделья поумнел, что ли? Я только память еще больше растерял. Мне, что, новый компьютер таланта прибавил?
 Вон, Пушкин, вообще, гусиным пером писал.
И, ничего, иногда, говорят, получалось!
 Однако, к делу. Назвал я этот свой труд, то ли очерк, то ли рассказ, то ли повесть «Мои колеса». Есть такой замечательный писатель Артур Хейли. В Америке, кажется. Так он роман целый выпустил, «Колеса» называется. Там он описывает в достаточно художественной форме, как, и насколько глубоко вошел автомобильный транспорт в быт современного человека.
 Я этот роман, естественно, не читал, но зато я читал другой роман этого талантливого автора: «Аэропорт», и был в совершеннейшем восторге. Мужик творит со знанием дела!
 Такой писатель, органически не может написать халтуру. Поэтому я, хоть и не читал «Колеса», рекомендую своему читателю прочесть.
 Как наши уважаемые Вожди с недавнего Коммунистического прошлого: сами, пардон, ни хрена, ни в чем не смыслят, а все учат, учат и учат…Далеко ходить не надо: Лигачев, к примеру. Не стыдясь ни мало, заявлял по телику, когда его заправлять сельским хозяйством поставили:
 -Я, пока, в сельском хозяйстве не разбираюсь, но вот подучусь немного…
 Во, дела! Еще не разбирается, а уже руководит! Вот мы и приехали с такими «отцами» в «Светлое будущее»!
 Ну вот и я, решил кое-что вспомнить и поделиться с читателем, сколь велика - таки, роль КОЛЕС в жизни незаметного вшивого интеллигента, не только в Великой индустриальной Америке, где:
 «Достаточно лишь кнопочку нажать,
 завертятся колеса, и все пойдет плясать,»
но даже в нашей, убогой Совдепии, находящейся, опять же, по милости, наших вождей, где-то на пред, пред, предпоследнем месте по уровню жизни в мире.
 Вообще, изобретение Колеса, по мнению величайших философов мира, является вторым гениальнейшим шагом человечества на своем, не простом пути, от обезьяны до «HOMO SAPIENS».
 Первым, общепризнано, считается Открытие Огня.
 У меня на этот счет особое мнение, я бы на второе место поставил изобретение Сникерсов или Памперсов, но я не философ и своего мнения никому навязывать не собираюсь!
 Теперь немного этики. Конечно, я не Лев Толстой. У меня и тиражи пожиже, да и в звании,
 до графского я, малость, не дотягиваю. Но, в плагиате, однако, упрекнуть меня никто не смеет. И, чтобы разойтись, наконец, с господином Хейли, как говорится «Вась –Вась», я решил назвать свой труд не «Колеса», а
 «Мои колеса».
 Итак, мы начинаем…

 Глава первая.
 Довоенные радости
 А. Розовое детство.
 Мои первые колеса были диаметром в полметра, и было их целых три.
 Угадали, это трехколесный велосипед, который папа подарил мне на мое пятилетие.
 Мы тогда снимали дачу в Калиновке что по Павелецкой железной дороге, у Комковых. (Читай первый том моей «Краткой биографии»!)
 И сразу же, извинюсь перед читателем: это я так, с разбега, назвал все три колеса полметровыми. Полметровым, было только одно, переднее колесо, к которому были наглухо присобачены две нескладные металлические штуковины, без вращающихся, как положено у педалей, удобных опор для ног, с правой резьбой для правой педали и с левой, -для левой (читай любую вело инструкцию!) Просто, крючки какие-то: дави сильней и, поехали!
 Остальные два колеса были чуть больше чайного блюдечка. О шариковых подшипниках, ни намека! Зато обода этого шедевра тогдашних Кулибиных были обрамлены тугим, монолитным резиновым жгутом толщиной в палец.
 Мои завистники и конкуренты с нашего двора, такие же, пяти–шести летние сопляки, с восхищением разглядывая моего «коня», восклицали:
 -Уй, Юрк, у тебя на резиновом ходу!
 Только лишь после подобных квалифицированных замечаний, я осознал, что обладаю настоящим богатством. Я с измальства был очень бережливым мальчиком. Не жадным, а именно, бережливым.
 Я никогда не ломал игрушек. (Они сами, почему-то, ломались!) Помню, папа купил мне игрушечный паровоз. Довольно удачно скопированная жестяная штуковина. Мелкие детали, труба, передний фонарь и еще кое-что, были просто припаяны и держались, как бы сейчас выразились, «на соплях». Папа строго предупредил меня:
 -Юра, за трубу паровоз не поднимай. Боже сохрани!
И, даже повторил: «-За трубу, -Боже сохрани!»
Папа никогда не молился при мне, в церковь не ходил, и вот это его «Боже сохрани!» производило на меня какое-то магическое впечатление. Я не трогал паровоз за трубу: а сломал его каким-то другим способом…
 Так совпало, что в день нашего возвращения с дачи к нам приехал папин брат, Заблоцкий Павел Ильич, тот, который дворянин. (Читай, обратно, «Краткую биографию»!) Для меня он просто: дядя Павля. Так вот, я счастливый обладатель трехколесного чуда, едва получив его, уже был озабочен вопросом, а как мне ухаживать за своим сокровищем, чтобы оно подольше мне служило.
И я налетел на приехавшего, усталого дядьку с тысячью вопросов.
 Дядя Павля резонно посоветовал мне, прежде всего, вытирать велосипед, если он испачкан в грязи. Смазывать маслом подшипники. Рассказал, что это такое, и показал на велосипеде, где они находятся.
 Я спросил:
 -А шины портятся?
 -Конечно. Со временем все изнашивается. Резина портится от солнца и истирается при торможении, и, например, на поворотах.
 - Хорошо: я буду ездить только в тени, и только по прямой!

 Не смейтесь, я жил в огромном сто квартирном, кооперативном доме, в котором отдельные квартиры занимали всего пять или шесть счастливых семей.
 Во -первых, это наша семья. Мой отец в то время был ведущий инженер МОГЕСа, член кооператива, вдобавок, он был погорелец, (еще раз читай «Краткую биографию»!). Ему предоставили отдельную квартиру, несмотря даже на то, что он не успел полностью выплатить весь свой пай.
 Дальше: это семья Морозовых, жившая в нашем подъезде на втором этаже. Папаша ихний, –директор какого-то института с шибко марксистским уклоном, мать, Анна Григорьевна, добрая, простая женщина и дочка Неля, постарше меня на год. С Нелей, уже потом, я имел некоторые контакты, но колеса тут ни причем.
 Следующая счастливая семья, это Ворыхановы. «Сам» был председатель нашего жилищного кооператива. Почти по Маяковскому: -«Ширина, -во! Высота, –во»!
 Дом построен углом, и квартиры в угловой части были не 3х , а 4х комнатными. Ворыхановы эдак, скромненько, занимали, как раз, -угол! С родителями Ворыхановыми я ни разу не контактировался, а вот с сыночком их, Вовкой, случалось, но, уже в юношеском возрасте.
Вовка,- представитель «золотой молодежи» первого, довоенного розлива. Старше меня на год. Он погиб в войну. Царство ему небесное!
 И, наконец, семья Монаховых.
 Тут, вообще, полный мрак, сплошной страх и ужас: они, то ли прокуроры, то ли они с Лубянки. Сын их, Вовка Монахов, старше моего окружения года на 4. А это много для детских лет! Иногда он снисходил до общения с нами, «выдавал» авторитетным баском что-нибудь очень значительное по сексуальной части.
 За ними заезжала казенная «ЭМКА». Когда мы все еще в кепочках-бескозырках форсили, да в «расшибалочку» играли, Вовка уже в настоящем плаще –«пыльнике» и шляпе щеголял. Словом, большие люди…
 Ну, и еще одна какая-то «номенклатурная» семья из первого корпуса.
 Остальные, –пролетарии, люди, убежавшие в Москву из окрестных деревень, спасаясь от голода и коллективизации.
 Отдельных квартир ни у кого не было. Пожалуйста: семья–комната. А в свою комнату напихивайтесь, сколько влезет!
И «влезало» человек по 10 в 17ти метровую комнату.
 К примеру, в моем подъезде, на третьем этаже, в такой же квартире, какую занимали мы втроем, проживало 16 человек! Бедность ужасающая. Какие уж тут детские велосипеды?
 Может быть, именно поэтому мой осторожный папа запретил мне кататься на велосипеде во дворе, чтоб нездоровой зависти не вызывать. Мне и без того, на прогулках пацаны из соседних квартир выговаривали:
 -Вот мы, рабочие, вшестером, в одной комнате мучаемся. А вы, буржуи, на троих целую квартиру захапали!
Понятно, что эти «перлы» детишки выдумывали не сами, а слышали их от своих пап–мам за общим семейным вечерним чаем без ничего.
 Вот и вышло так, что первые свои колеса я эксплуатировал на четвертом этаже, в квартире №98 дома 48/50, что по Озерковской Набережной.
 Благо, квартира была совсем пустая: пожар на Масловском Тупике уничтожил всю нашу тогдашнюю нехитрую мебель. «Шмоток», молодая семья накупить, еще не успела.
 В итоге, в пустой квартире, были: бабушкин старый, еще из Костромы, комод с блестящими ручками на ящиках, бабушкин же буфет, две железные, «взрослые» кровати, моя детская кроватка, стол, да пара стульев. И все! Особенно хорошо мне запомнился комод: когда меня укладывали в постель и тушили свет, его сверкающие в темноте ручки напоминали мне скалящиеся пасти каких-то злодеев.
 Этого комода я очень боялся.
 Ездить «по прямой», как я поклялся дяде Павле, у меня не получилось: квартирка тесновата. От северной стены большой комнаты до входной двери, по прямой, не больше 10 метров. Зато, я свободно заезжал во все комнаты, заворачивая то в кухню, то в ванную. Кстати: и туалет, и ванная были вполне самостоятельными помещениями, с окнами на улицу. А вот, горячей воды в доме не было: у нас стояла газовая колонка, которую, папа существенно модернизировал, поставив туда змеевик. (Обратите внимание, змеевики применяются не только в самогонных аппаратах!)
 Квартира, хоть и просторная, все же не стадион: приходилось «закладывать» очень крутые виражи.
 Убогая конструкция моего велосипеда, напоминаю, педали располагались непосредственно на рулевом колесе, требовала от «водителя» при крутом повороте буквально, цирковой эквилибристики: нога с внутренней стороны залезала под велосипед, а с внешней стороны педаль, напротив, «убегала» из-под ноги. Приходилось вставать с сиденья, и уже стоя, доводить операцию «поворот» до логического конца. Короче, я попрыгал так на своем коне с недельку, и левая педаль отлетела.
 Горю помог мой любимый папа: он все умел. Он запаивал чайники и кастрюли, заменял перегоревшие пробки, чинил выключатели, склеивал расшатанные стулья. Причем, не только у себя дома: его услугами бессовестно пользовались жильцы всего подъезда. (Кроме Морозовых, естественно!)
 Обычная картина, папа только что пришел с работы, пообедал, прилег отдохнуть. Звонок в дверь. Соседка с третьего этажа:
 - Александр Ильич, вы дома? Как хорошо! Знаете, у меня любимая кастрюля прохудилась. Вы ведь умеете паять?
Мой папа молча брал кастрюлю, доставал инструмент, ликвидировал «аварию» и САМ относил заказчице ее имущество. Разумеется, ни о какой оплате и речи не шло!
 А, наверное, надо было брать! Да брать в три дорога. Иначе, откуда уважение? Я считаю, именно, поэтому и были у наших пролетариев разговоры за семейным чаем, что, мол, буржуи в отдельных квартирах живут, а мы… и т.д.
 Из той же оперы: у нас в квартире был установлен телефон. У Морозоых тоже был телефон. К нам ходили звонить всем подъездом. К Морозовым, -никто не ходил!
Сумел «Мороз» себя поставить!
 Возвращаясь к колесам: педаль мне починил папа, но не сам, а на своей работе. И не просто починил, педаль приварили электросваркой. Папа рассказал мне, что это совершенно новый способ соединения деталей. И что у них в МОГЕСе, этим новым способом уже широко пользуются. Очень прочное соединение получается!
 Так, в свои 5 лет, я узнал про электросварку. Позднее, в школе, мне стало известно, что электросварку эту изобрел наш русский ученый, Славянов. А еще через несколько лет, студентом, мне довелось не раз бывать в загородном доме Славянова и пить водку с его сыном за здоровье Бетховена! Вот, куда могут прикатить колеса…
 Я продолжал, в одиночку колесить по пустой квартире и мне стало скучно: человек–животное стадное, душа общения требует.
 Видимо Бог услышал мои непроизносимые вслух молитвы и послал мне сотоварища…
 В описываемый период в нашей собственной кооперативной квартире уже находился посторонний жилец: Карпов Алесей Иванович, рабочий, медник.
 Непьющий, некурящий, примерного поведения. Отец бесплатно подселил его в двенадцати метровую комнату «в порядке самоуплотнения».
 Подселил в свою, кровью и потом оплаченную кооперативную квартиру, дабы смягчить нарастающий справедливый гнев обездоленного народа!!!
 «Бобылем», однако, Алексей Иванович прожил недолго: несколько месяцев спустя после его вселения, к нему перебралось из деревни и все остальное семейство Карповых, шесть человек.
 Какая несправедливость: у них, рабочих, 12,5 метров на семерых, а у нас, интеллигентов недорезанных, 35 метров на троих!
 Зато у меня появился товарищ по вело: младший сын Алексея Ивановича, Боря, моложе меня на 2 маленьких годика. Велосипед был ему чуть-чуть велик.
 А мне он уже как-то стал маловат. Катались мы вместе недолго: однажды с Борей вышел конфуз: он обсикался прямо на велосипеде.
 На шум прибежала его мать, тетя Паша, и отхлестала преступника мокрой тряпкой прямо по лицу.
 Больше я на этот велосипед не садился. Куда его дели, сейчас не скажу. Скорей всего подарили кому-то из «бедных» в нашем подъезде. Туда, кстати, уходила одежда, из которой я вырос и все мои игрушки, и книжки... Некоторые книжки были просто уникальные. Мне жаль их и посейчас.





 
 Б. Счастливая
 юность

 До 1937 года я ухитрился прожить без личного транспорта. Зато летом этого недоброго года я стал обладателем настоящего, взрослого, двухколесного, дорожного велосипеда Пензенского завода.
 Расстался я с трехколесным велосипедом, в пять с небольшим. А сейчас мне 12 лет! За 7 лет много событий произошло. Я пятый класс закончил, 3 года, как я на скрипке играть учусь, но главное: в квартире нашей уже нет Карповых, наши новые соседи, Киселевы, бездетные муж и жена, тихие и не скандальные и у нас, вроде как, снова отдельная квартира.
 Но самое, самое главное: у нас уже три года живет мой любимый двоюродный брат, Костя Пузыревский. Костя,- сын тети Лизы Смоленской. (Не путать с тетей Лизой Каширской! Читай «Краткую биографию»!).
 Он студент Московского строительного института, того самого, в котором Басаев учился!
 Но Костя не бандит, Костя инженер–строитель. И он скоро защищает свой диплом и потом уйдет в армию и, надо же, как на зло, ему подоспело время велосипед получать!
 Пусть читатель не думает, что братец мой удачно отправил на фирму 10 крышек от пива «Клинское», или 15 кружочков от упаковок «Веселого молочника».
 В 37 году таких чудес не было. Зато были своеобразные акционерные паевые взносы. Или что-то в этом духе. Смысл таков: ты вносишь деньги на строительство завода и в числе первых получаешь с этого завода продукцию. Вот Костя в свое время и стал таким пайщиком.
 Каковы эти взносы, понятия не имею, ведь мне было всего 12 лет. Я знал, что батон белого стоит рубль сорок, а кило черного рубль. Думаю, что взносы были невелики, так как братец мой, кроме стипендии, доходов не имел и жил у нас «за спасибо». Тетя Лиза, бедная вдова, содержала еще двоих детей, Шурика, который погиб в войну, Царство ему небесное! и Нину, в будущем школьную учительницу, даму, с серьезным «сдвигом по фазе».
 Отношения у нас с братцем Костей были такими, какими и должны быть отношения между двенадцатилетним шкодником и серьезным молодым человеком, готовящим себя к большой карьере.
 Я получал от него в поощрение различные сведенья из многоплановой нашей жизни за услуги, которые мог ему оказать, и подзатыльники, за мелкие пакости, которые делал ему по собственной инициативе.
 А в целом, мы любили друг друга.
 Из всей моей многочисленной родни, только двух, действительно близких мне людей, могу назвать, это моя двоюродная сестра Марина и вышеупомянутый братец Костя. Остальные,- пусть не обижаются!
 Получил братец Костя свой велосипед Пензенского завода. Взял номера в милиции.
 Не смейтесь, тогда ездить на велосипеде по Москве без номеров, не разрешалось. Сдавать на права, конечно, не, заставляли, но Московская прописка должна была быть! А, стало быть, нужен был и паспорт, а, значит и владельцу, должно быть не менее 16 лет!
 Покатался братец с год на своем «Пензенском», и в армию.
 А велосипед куда? А братец Юра на что?
 Торжественное вручение мне настоящего взрослого двухколесного велосипеда состоялось на даче, в деревне Белеутово, в километре от платформы «Горки Ленинские» Павелецкой железной дороги. В тот же день состоялось и обучение.
 Мой интеллигентный читатель, конечно, знаком с шедевром Марка Твена «Укрощение велосипеда». Да и наш родной Антон Палыч, при случае, не брезговал лягнуть начинающих велосипедистов.
 У меня все произошло до ужаса примитивно: ни инструктора, ни докторов, ни страхующих подушек. Просто, за деревней, на футбольном поле, плавно переходящем в большой заливной луг, Костя усадил меня на велосипед, предварительно сказав:
 -Крути сильней педалями, куда будешь наклоняться, в ту сторону и поворачивай руль. Слегка!
 Он подтолкнул меня сзади, я покатил, Костя бежал за мной (я так думал!) и поддерживал велосипед в равновесии.
 Я кручу изо всех сил: под колесами не асфальт, а трава, сопротивление движению большое.
 Уже футбольное поле осталось позади, я еду по заливному лугу. Оглянуться боюсь, вцепился в руль, смотрю только вперед. Кричу:
 - Костя, ты меня держишь?
 И слышу издалека Костин голос:
 - Держу, держу!
 Я понял, что меня подло предали, что надеяться не на кого и, что выбираться из ситуации надо самому.
 Я крутил педалями изо всех сил. Ехал строго по-прямой. Вот-вот, кончится мой заливной луг. А дальше река. Надо что-то предпринимать: или поворачивать назад, или падать. Слегка наклоняя корпус влево, и туда же поворачивая руль, я, описав полукруг диаметром не менее 50 метров, увидел, наконец, деревню и понял, что повернул на все 180 градусов! Дальше -проще, подъехав к предателю Косте почти вплотную, я затормозил, велосипед стал останавливаться и падать на левую сторону. Я успел выставить левую ногу, и, подпрыгивая, удержал велосипед. Потом благополучно перекинул через раму и правую ногу.
 Зрители, а их, деревенских мальчишек, собралось тут у плетня крайнего дома человек 15, устроили мне овацию.
 Костя уехал. Пока не в армию. Позже я узнал, куда и почему так быстро и внезапно уехал Костя.
 А я продолжал совершенствоваться в искусстве езды на велосипеде.
 Напомню, это был добротный, большой дорожный велосипед, с тяжелым ходом. Тогда было не до жиру: выбора не было, да и просто так купить велосипед было невозможно.
 А я еще мелковат, даже для своего, двенадцатилетнего возраста. До педалей не доставал. Ездил без седла: вместо седла у меня на раму были намотаны тряпки. Садился на велосипед я у какого-нибудь выступа: столб, забор, дом, не важно. Важно было спокойно забраться и, оттолкнувшись, ехать. Останавливался вначале тоже «щадящим способом»: снижал скорость до минимума, затем, просто «падал», подставляя собственную ногу.
 Но через неделю, другую, я уже не искал себе легких путей: садился с разбега, закидывая ногу, и слезал нормально, по-велосипедному.
 А дальше, началось совершенствование в технике езды. Мы с Лешкой (это мой дачный товарищ), часами катались на том самом футбольном поле, где произошло мое обучение.
 Что только мы не вытворяли! И ноги на руль задирали, и, лежа на раме руками крутили педали. Всех «фигур» уже не припомню.
 Но, должен признаться, основному приему настоящего велосипедиста, езде «без рук», я так и не научился: некому было показать, как это делается!
 Итак, 37 и 38 годы в плане велосипеда, это бездумное катанье, и «обучение» девочек. (Подробнее эту тему автор раскрыл в другом своем художественном произведении).
 Замечу: во всей деревне Белеутово, где мы снимали дачу, велосипед был только у меня.
 Это давало определенные преимущества во взаимоотношениях со сверстниками, но где-то вносило нежелательное напряжение. Зависть проклятая! Ну, не мог же я, в конце-концов, всю деревню «катать» на своем велике! Понятно, были обиженные.
 А в Москве я на велосипеде совсем не ездил: и некуда, и некогда. Исключение было сделано только весной 1941 года, как раз перед Войной.
 В 41 году мне уже 15 лет. Вырос, однако! Папа серьезно болен, а у меня катастрофа на амурном фронте.
 Одноклассники Лешка, Вовка Краб, Сафьяшка в брюки клинья себе вшивают, чтоб «клеш» получался.
 Но моя мама и слышать про мои «клеши» не хочет.
Обидно. К маю, когда тротуары подсохли, приятели меня подговаривают велик расконсервировать. Он, велик мой, с лета 1938 года без употребления валялся.
 Достал я свой Пензенский, разобрал, втулки промазал, ниппели заменил, тряпку с рамы убрал, нормальное седло поставил. Повез в милицию номера брать. Дали! Паспорта не спросили, спросили только, с какого года? Я, - с 25!
 И вот мы на велике с Лешкой, не с дачным, а с соседом своим Московским. У меня квартира 98, а у него -97.
 На одной лестничной площадке живем, за одной партой в 8м классе «А» сидим, вместе уроки учим.
 Благосостояние народа, между тем, заметно выросло. Велосипед в нашем дворе был уже не у меня одного: весной человек пять-шесть на своих «конях» выкатывали.
 У Лешки своего велосипеда не было, а двоим на одном, -тяжеловато, да и по городу так нельзя. Словом не долго мы с ним по дворам катались: вновь поставил я своего заслуженного на прикол.
 И тут заказ пикантный приходит: злодейка моя, та самая, что полтора месяца назад мне в нежной страсти отказала, собралась с компанией велосипедный круиз совершить на Воробьевы горы. Да вот незадача: велосипеда у нее нет. Подружки посоветовали взять у Юрки. У меня то есть! А ей самой у меня просить, -нож острый! Стали действовать через Лешу. Леша поработал: и туда отвез, и обратно привез, без «спасиба». Исправить мои любовные дела, однако, сдачей велосипеда на прокат не удалось!
 А тут, как раз и папа мой умер…
 И Война началась…
 Разные интересные события, одно страшней другого, посыпались на людей, как из рога изобилия.
 Осенью 41года пришлось мне быть на оборонительных работах под Нахабино.
 Тяжко мне было, слабенькому пацану, наравне со взрослыми в осенней глине копаться.
 А домой пришел, нечаянная «радость»: мой велосипед Лешка, друг лучший, отвез и сдал в Военкомат. Мама сказала, что по радио объявили сдать все радиоприемники, а также автомобили и велосипеды. Он и обрадовался.
 Своего ничего не сдал: пролетарий, чего ему сдавать, кроме своих цепей? А вот другу нагадить… Как в той притче: у соседа корова померла. Сосед мне не брат, не шурин, а, все-таки, приятно!
 Справку получил, подлец: «Принят от такого-то велосипед №46905, оценен 243 рубля. Деньги получить у Гитлера после победы».
 Так уехали от меня мои первые, настоящие колеса.









 Глава вторая.
 Ожидание.

 Шла война. И радио, и газетные сводки совсем непохожи были на предвоенное хвастовство всей нашей пропаганды.
 Минск сдали, Смоленск сдали, уже пол Украины под фашистами. А где же знаменитое:
 -«Мы будем бить врага на его территории»?
 Или:
 -« Ни одной пяди своей земли не отдадим никому»?
 И куда же это запропастился «Отец всех народов»?
Его, что-то с начала войны, ни слыхать, ни видать.
 В июле Москву немец засыпал зажигалками. В городе ночью от пожаров было светло, как днем. Рядом с нами (напоминаю, я жил у Павелецкого вокзала, в начале Озерковской набережной), сгорел знаменитый Зацепский рынок, огромное сооружение из деревянных конструкций, сгорел, также, наш «придворный» кинотеатр им. Моссовета, огромный деревянный балаган. Мы, пацаны, его так и звали: «Моссарай».
 3 июля услышали мы, наконец, голос любимого Вождя. Жалостно так говорил:
 -«Братья и сестры!»…
Так и слышалось, вроде это не Вождь Народов выступает, а нищий в пригородной электричке:
 -«Папаши и мамаши, братья, сестры, жены! Пять-десять копеек для вас ничего не составят, а для нас, калек…»
 Жаловался Вождь в своем обращении к Народу и на недостатки у нашей армии танков и авиации, и на коварство нехороших фашистов.
 А чем ты думал, «Великий стратег», когда десяток лет прикармливал на территории СССР немецкую военщину?
 Зачем позволял им, нехорошим, в обход Версальского договора на просторах калмыцких степей своих ассов выращивать?
 А, что ты в действительности затеял, когда в 39 году с этим нехорошим человеком, Вы, как два уркагана, всю Восточную Европу меж собой поделили?
 И зачем ты, гений Всего Человечества, сообразил поделить Польшу с этим прохвостом, лишив тем самым свою страну спасительной «буферной зоны» и подставив наши незащищенные границы непосредственно под его удар?
 А для чего, скажи, посадил ты всю свою авиацию на травяные аэродромы, у самых границ?
 Для чего, согнал к границам, «до кучи» миллионы невооруженных солдат?
 Почему, гнида, ты не верил честнейшим своим разведчикам, и перебежчикам, ценой жизни своей пытавшимся, предупредить тебя?
 Почему, наконец, запретил ты своим воякам «отплевываться», как положено, в случае нападения?
 Ты, что, дружка своего недоверием обидеть боялся? …
 Так, примерно, уже тогда, осенью 41го думал я, не зная еще всех страшных цифр террора 37-39 годов, не предполагая, конечно, что Победа наша, в которой я не сомневался ни на секунду, достанется нам, столь дорогой ценой.
 Ведь фотографии в газетах, где Молотов обнимается с Гитлером, опубликованные летом 1939 года, повергли всех, кто мала-мала соображал, в страшный шок…
 Мы прогуливались с Федей, моим школьным товарищем во время воздушной тревоги по набережным Москва реки, или по Краснохолмскому мосту, рискуя быть задержанными патрулями, которых тогда, в осажденной Москве, особенно, в центре, после знаменитого 16го октября, было полно.
 Мы трепались, идя, рука об руку, в желудках пустота, в головах гениальные идеи,
 как скорей Фашистов победить.
 А в ночном небе над Москвой звездами бенгальских огней рассыпались разрывы снарядов от тысяч зениток.
 Воздушная оборона Москвы, начиная с осени, работала на совесть!
 Редкому фашистскому самолету удавалось появиться над городом. Тот час же, он «попадал» в пучок прожекторов, которые «вели» его за край города, передавая друг другу до тех пор, пока не наступал логический конец.
 В том, что немцам так и не удалось разбомбить в Москве ни один важный военный объект, несомненная заслуга наших ПВО.
 Про потери гражданского населения, я бы этого не сказал.
 Помню, в феврале 1942, упала бомба в Руновском переулке, в полкилометре от моего дома. Весь квартал в то время был застроен деревянными двухэтажными домами. Это как раз то место, где сейчас роскошное здание Радиокомитета. Наш дом зашатался, но заклеенные крестами стекла не выпали, взрывная волна прошла вдоль дома.
 Было 2 часа ночи. Я немедленно выскочил на улицу. Бегом, вдоль по Большой Татарской. Она потом стала называться ул. Землячки, а теперь, снова стала Татарская.
Под ногами, как осенние листья, шуршали выбитые стекла. Добежал до Руновского переулка.
 Боже мой, что же там было! Горели сразу десятки домов, спасательные службы уже работали во всю. Заметьте: я прибежал туда, максимум, минут через 20 после взрыва! Тушили пожар, выносили убитых и раненых, разбирали завалы,- все одновременно. Мои добровольные услуги не понадобились: меня, просто, не пустили за оцепление.
 Простите, отвлекся…
 Федя вскоре поступил в ремесленное училище, за харчами погнался, а я всю зиму в холодной квартире просидел, классиков читал запоем, да симфонии по радио слушал.
 К колесам это, естественно, никакого отношения не имеет.
 А, между тем, колеса были. Не свои, казенные. Чаще всего они являлись мне в виде кузова полуторки.
 Первые такие колеса подвернулись мне в декабре 41, вскоре после разгрома немцев под Москвой.
 Голод уже давал о себе знать.
 По карточкам никаких продуктов не давали. Только хлеб. Ну, кое у кого сохранились еще запасы с мирного времени. Словом, Мишка Бандуков из шестого подъезда подбил меня и еще одного «героя» моего же возраста, Сергея Вознесенского, они, кстати, в одной квартире жили, смотаться на места недавних боев.
 Там, говорил, а ему правильный человек сказал! вагон убитых замерзших лошадей валяется: режь конину–не хочу! Нам, дуракам, по 15, а Мишка старше, ему уж, наверное, все 18. Он и в тюрьме побывал, деловой парень. С виду, правда, не старше нас: невысок, хлипковат. Жизнь такая, пьет, курит.
 Встали, как уговорились, в 6 утра: надо торопиться, дорога длинная, темнеет рано. Необходимо успеть обернуться до комендантского часа. Мишка руководил операцией. Доехали (без билетов!) до Рижского вокзала, сели в какой-то пригородный поезд, (тоже без билетов), который и вывез нас едва за Тушино. Дальше поезда не ходили. Вышли на шоссе. Как сейчас понимаю –ВОЛОКОЛАМСКОЕ. Военных машин много, просимся, никто не берет, все мимо.
 Нет, все-таки в одной полуторке нас пожалели. Посадили на пол в кузов. Там еще находилось человек пять красноармейцев в белых полушубках с винтовками СВТ. Самозарядные, Токарева. Это мы уже знали. Страшные морозы первых дней декабря отступили. Было градусов 5-7, не больше.
 Мы ехали в кузове, вповалку вместе с красноармейцами, они прикрывали, как могли нас своими полушубками. Смешки, прибаутки. Здорово! Нам с Сергеем даже на фронт захотелось.
 Где-то, не доезжая Истры, машина остановилась и старший, выйдя из кабины, высадил нас и предупредил, чтоб мы не вздумали шарить по полям: часовой заметит, может пристрелить без предупреждения.
 Мы пошли на запад от шоссе. Кругом побитый лес, сгоревшие деревенские дома и… никого! Никаких конских трупов, никаких сгоревших танков. Мы с Сергеем засомневались:
 -Мишк, а мы туда приехали-то?
 -Туда, туда! Тебе, что, на дом чтоб мясо подали?
 Мы обнаглели и уже ходили, не озираясь. Снега было немного, местами его не было вообще. От шоссе отошли в сторону всего, наверное, километра три. Но все равно, страшно устали. Уже начинало смеркаться, мы собрались в обратный путь и тут, напоролись на растерзанный остов какой-то коняги. Видимо до нас над ней потрудился не один любитель свежей конины!
 Я лег на снег и своим маленьким перочинным ножичком стал состругивать с задней ноги мерзлое мясо. Ковырял в том месте, где толстая кожа с шерстью была уже содрана предыдущим «старателем». Варежки мои промокли. Руки сводило от холода. Вдобавок, стало страшно: теперь я знал, что если меня застанут за этим занятием, я уж не смогу отовраться, что, мол, к тете шел, да заблудился. Сергей, вообще, давно домой просился: он, ползая по снегу, потерял свой кухонный нож. Настоящим мужчиной среди нас, как и следовало ожидать, был только Мишка Бандуков: оправдывая свою звучную фамилию, он, по-деловому, своей финкой состругивал мерзлые пласты, пока, почти доверху не наполнил мясом свою хозяйственную сумку. Мой «улов» был грамм 500- 700.
 Мы выбрались на шоссе и, как в волшебной сказке, поймали ту самую полуторку, которая доставила нас к месту охоты. В кузове, однако, тех веселых красноармейцев уже не было, но старший был тот же.
 Он нас узнал, все понял, отругал, как следует, и доставил в Москву до станции метро «Сокол».
 Следующей встречи с казенными колесами ждать пришлось недолго. Старик Некрасов писал:
 « -В мире есть царь, этот царь беспощаден.
 Голод,- названье ему.»
 И этот проклятый голод уже заявил о себе жестко и категорично: постоянно хотелось есть. Хотелось есть, сразу же после того, как поел, так как ни за завтраком (чай без сахара с куском хлеба), ни за, так называемым, обедом, (тарелка, а то и две, жидкой похлебки из какой–ни будь крупы, да парочки картофелин без мяса, сдобренной чайной ложечкой растительного масла с куском хлеба), ни за ужином: смотри, -завтрак, досыта не наедались.
 Одним из наиболее распространенных способов поправить ситуацию у москвичей тогда был обмен промтоваров на продукты.
 Промтовары, это новая или мало ношеная одежда и обувь, это отрезы какого- либо пошивочного материала, это посуда, мебель, книги (кстати, наименее ходовой товар!) Причем, грубые рабочие башмаки ценились гораздо больше, чем модные, дорогие полуботиночки.
 В трамваях висели объявления шутников:
 -«Меняю жену на валенки».
 Мама несколько раз делегировала меня в ближайшие подмосковные деревни менять галоши и туалетное мыло на картошку.
 И вот пришла нам с матерью в голову мысль, а почему бы не съездить мне в Каширу, к тете Мане, папиной сестре? Ведь эта самая тетя Маня со своим мужем Корнеем, да с дочкой, стервой, Липочкой, до войны частенько у нас паслись. Неоднократно папаша выделял им из своей инженерной зарплаты неплохие куски на строительство очередного дома. Липочке, помню, гитару свою подарил, девка на выданье была, ей покрасоваться, -самое время.
 Сказано,- сделано. Снабдила меня мамаша кое-каким барахлишком, взял я пайкового хлеба за два дня, свою, и ее порцию, и в путь!
 Замечу, немцев еще только-только отогнали от Москвы. Поезда до Каширы пока не ходили. Довез меня паровозик только до Ступино. А там: еще с десяток километров до Каширы и почти столько же от Каширы до Кагановича, где проживала тогда тетя Маня. В тех местах в детстве я бывал не раз, не у тети Мани, у других родственников. Но это было давно и обстановка была не та. Однако, дорогу я знал. Это меня и спасло.
 Опять казенные колеса: военная полуторка остановилась как раз на станции, там, где вылезшие из нашего поезда пассажиры образовали довольно большую толпу. Всем было лестно подсесть на случайную попутку.
 «Вояки» стали кричать в толпу:
 -Кто знает, как проехать в Терново?
 Я не растерялся, подскочил к машине и сказал, что могу показать дорогу.
 Красноармейцы переглянулись, и дали знак, чтоб я побыстрей забирался. Тут набежало еще много желающих, но они больше никого не взяли. Когда я влез в кузов, я увидел там двух разбитных девах, ехавших со мной в одном вагоне. Очевидно, эти девицы и подсказали солдатам взять меня, как громоотвод, чтоб те не очень руки распускали.
 Машина тронулась, мы все лежали вповалку на каких-то мешках. Девчонки достали несколько бутылок пива из своих сумок. Пили «из-горла». Меня тоже угостили. Я честно подсказывал водителю дорогу, оправдывая тем самым свою поездку. На повороте в Каганович я слез, рассказав, куда им ехать дальше. (А там,- рядом!)
 У тети Мани я еще ни разу не был, знал только адрес.
А, вообще, я часто бывал в Кашире, а в этом поселке я был только в трехлетнем возрасте, у дяди Павли. Не верите? Была уже ночь, темнота абсолютная. Напоминаю: война, никаких, тебе фонарей, светомаскировка! И я нашел дом, который искал, хотя дом этот, по существу, находился уже совсем в другом поселке: там за эти годы целый город выстроили.
 Если я скажу, что моему приезду очень обрадовались, то буду не прав. Первое, что я услышал от любимой тети, еще вместо «здравствуй»:
 -А ты еду с собой привез? У нас тут каждый ест свой паек.
 С этим у меня было все в порядке: нахлебничать я не собирался, свои 400 грамм при себе имел. Показал тетке «наличность», она, малость, подобрела, даже сказала:
 -Ну, а картошка у нас своя, только хлебушек врозь.
 Спать уложили меня на полу, а на утро, попив пустого кипятка, пошел я по окрестным деревням менять отрез сатина, кусок туалетного мыла и новые отцовские галоши на хлеб насущный.
 Сменял. Получил за все, про все 8 килограмм немолотой пшеницы. Тетка мою коммерцию очень одобрила. Надо в обратный путь. Транспорта никакого. Пехом до Ступина 20 не 20, а километров 17, точно!
 Да, плюс, военные патрули: полоса-то прифронтовая! Откуда продукты? Где украл?

А для меня ж, в добавок, тогда, почти дистрофика, полпуда, все равно, что для Жаботинского 650 кг.
 Не взять!
 И снова везение! Тетка жила в коммунальной квартире. Событие-то, какое: Москвич приехал!
 -Расскажи им, да расскажи, что, мол, там нового, что на фронте? А чего я им расскажу: я той же лапшой на уши питаюсь, что и они!
 И все ж не осрамил я Столицы- матушки! Понарассказывал им такого, что молодуха соседка, будучи на 9м месяце, весь вечер так надрывалась от смеха, что пришлось СКОРУЮ вызывать: бабе рожать понадобилось…
 Родила легко и быстро, а на утро за мной зашел мужик, которому, позарез, в Москву смотаться надо, а остановиться негде. Договорились. (Я, на счет его жилья соседку свою имел в виду, Ольгу Алексеевну).
 Завел он свой газогенератор и в путь!
 Чем не колеса? Добирались мы до Москвы часов пять. Несколько раз он останавливался, чурок в генераторы добавлял, фильтры чистил. Кабина на двоих. Там у него какой-то хмырь важный сидел, он в Москве вылез. А я, в своем
зимнем пальтишке на вате, подвластный всем ветрам, в кузове прохлаждался. Никакого брезента или тулупа в моем распоряжении не было. И, хоть мороз был самый, что ни на есть, маленький, ну 5 градусов, а может и, вообще, 3, я запомнил на всю жизнь что значит
 зимой путешествовать в кузове грузовика.
 Из привезенной пшенички варили мы с мамой кашу на нашей самодельной печурке. Глядишь, и до Нового Года дожили!
 Пора красиво заканчивать эту главу «Ожидание». Ожидание чего? Да, конечно же, этого высочайшего мужского счастья: носиться, соперничая с ветром, по полям и весям Родной страны на СОБСТВЕННОМ транспорте.
 Счастья, по своему эмоциональному воздействию, сопоставимого с обладанием женщиной.
 Счастья, нисколько не уступающего радости творчества, радости восприятия Высокого Искусства и прочим «сверх» радостям.
 Алкоголизм я к подобным радостям не отношу!
 Приведу еще один незабываемый эпизод знакомства с казенными колесами, а уже потом, в последующих главах плавно перейду от колес казенных, к личным.

 Весь мир знает о разгроме фашистов под Москвой.
 Никогда не померкнет память о наших победах под Сталинградом, Курском и многих, многих других городах.
 Но я, в наивности своей, верю, что настанет день, когда наше подлое Правительство наберется мужества и расскажет своему народу и о бездарных кровавых баталиях, в которых наши тупые вояки с огромными звездами на плечах, ни за что, за просто так, погубили, миллионы людей.
 Ни Горбачев, ни Ельцын, ни Путин не еще сказали нам всей правды о Войне. До сих пор в нашей официальной военной истории «провальные» странички присыпаны пудрой.
 Их, вроде, как бы нет.
 Взять, к примеру, шести томную Энциклопедию о Великой Отечественной Войне. Я,- участник событий, я не со слов бабы Аси выступаю. Я ТАМ БЫЛ!
 Открываю страницу. Мой фронт, мой год, мой день и читаю: снайпер Иванова награждена медалью «За отвагу». Происходили местные перестрелки.
 Но я то знаю, что там было на самом деле!
 Там, в те дни, несколько наших дивизий перемолото!
 Там в болотах лежит, по меньшей мере, 175 тысяч наших солдат! А сколько воинских частей после тех боев было, вообще, расформировано?
 И пишут об этих ужасах только информационные листки «черных археологов», да бард Галич в песнях своих бедолаг Старо-Русских поминал.
 Вот это одно из таких «белых пятен» нашего плюрализма, - августовские, 1943 года бои под Старой Руссой.

 Уже несколько дней, как я лежу в медсанбате при 10 дивизии. Бои под Старой Руссой продолжаются. Никаких подробностей, что ТАМ происходит, я не знаю, а вот раненых становится столько, что их еле успевают обрабатывать и, по возможности, отправляют дальше, к железной дороге.
 Настала и моя очередь на отправку.
 Нас, отобранную группу, посадили в кузов обыкновенного, никак не оборудованного для перевозки раненых «Газика», и повезли от медсанбата на станцию по бревенчатой дороге. По «клавиатуре», то есть, по дороге, где бревна положены поперек, впритык друг к другу.
 Прыг-скок, прыг-скок. Раненых, измученных людей, которым каждый, даже самый маленький толчок, причинял невыносимую боль, везли по дороге, на которой впору испытывать конструкцию автомобилей на износ от тряски!
 Для меня это испытание было намного «похлеще» первой санобработки без наркоза. Особенно страдали раненые в голову. Я свою искалеченную руку поддерживал на весу здоровой, левой рукой…
 Но кончилась и эта пытка. Мы оказались в каком-то крупном медицинском центре. Лес, железнодорожная колея, палатки, медсестры.
 Не зря в песне поется:
 -Эх, дорожка фронтовая…









 Глава третья.
 Первый блин.

 Закончилась война, сама кровавая из всех, доселе известных человечеству. Не выдержал проклятый тысячелетний Рейх потоков крови Советских солдат, захлебнулся, гад!
 То-то, радовались наши великие Маршалы:
 -Победа! Подумаешь, каких-то там 27 миллионов «винтиков», укокошили. Бабы, еще нарожают!
 Страшная, Пиррова победа…
 По самым скромным подсчетам послевоенных историков на каждого убитого фашиста шесть наших полегло.
 И, все равно, Великая радость, пусть и со слезами на глазах, как свет, была тогда в сердце каждого. И того, кто вернулся, и того, кто дождался…
 Возвращались домой победители, и везли сувениры «на память». Кто, что мог.
 Кто, губную гармошку в солдатском вещь-мешке, а кто целый товарный состав антикварных картин и мебели.


 У тети Зины кофточка
 С драконами да змеями-
 То у Попова Вовчика
 Отец пришел с трофеями.
 Трофейная Япония,
 Трофейная Германия…
 Пришла страна Лимония,
 Сплошная Чемодания!

 Мой близкий родственник, воздержусь его называть, никогда особой хозяйственной хваткой в быту не отличался, и был на Войне всего лишь сапером в чине лейтенанта, ходил в очках, и характера был робкого. Солдат в юбках, правда, не боялся!
 Так и он, возвращаясь из Германии, сумел притащить двуспальную металлическую кровать с панцирной сеткой, напольные часы с гирями, двухметровое напольное зеркало в деревянной раме, дорожный велосипед и несколько чемоданов с барахлом.
 Нисколечко не вру: я лично встречал его со всем этим имуществом на Киевском вокзале.
 До Москвы довез он это в обычном вагоне пассажирского поезда. Помню, с каким трудом, буквально, с боем, запихивали мы его трофеи на заднюю площадку обыкновенного трамвая.
 Можно лишь представить, что тащили себе «вояки», покруче!
 Московские комиссионки в те годы ломились от антикварных побрякушек из золота, серебра, хрусталя, фарфора. Моя вторая теща, светлой памяти Луговская Лидия Валентиновна, которая в антиквариате кое-что соображала, подсуетилась, и за копейки, по нынешним временам, скупила немалую часть столового сервиза императорской коллекции Гогенцоллеров.
 Ну, а неудачники, они всегда неудачники, те привезли с Войны себе, - лишь подорванное здоровье, разочарование в жизни, а женам, -незалеченный триппер.
 Это, на бытовом уровне. А на уровне Государственном наши Корифеи продолжали удивлять мир.
 Захватив пол Европы, они, естественно стали устанавливать там свои порядки. Только Австрию оставили, почему-то, в покое.
 В остальных захваченных, пардон, ОСВОБОЖДЕННЫХ, странах началось строительство Социализма. А оно, как мы уже знаем, начинается с арестов и высылки «неблагонадежных элементов». Восточная Германия, (ГДР), Чехословакия, Венгрия, Румыния и Болгария вначале вели себя тихо.
 Югославия, однако, в лице Тито, сразу заявила, -«Мы, мол, сами с усами, разберемся, не лезьте!» а в нашей Прибалтике и на Западной Украине, просто, началась партизанская война.
 Разоренное хозяйство надо было восстанавливать.
 И тут, наши «стратеги» ничего умней не придумали, как демонтировать Германские заводы (В счет репараций!), и тащить все это раскуроченное моральное старье для восстановления отечественной промышленности.
 Это, считаю, одна из причин того, что побежденная Германия уже через несколько лет стала жить не в пример богаче своей страны-победительницы.
 А товарищ Сталин, потирая ручки, вновь за старое принялся: с космополитами сражаться начал, дело врачей затеял…
 Куда, это меня занесло? Что это я все о грустном, да о грустном?
 Оглянись, Юра! Автомобили населению продавать начали!!!
 Действительно, такого никогда в СССР не было. Машины в Совдепии закреплялись за достойными лицами, водили эти машины персональные шоферы, заправлялись эти машины по спец-талонам на государственных заправках, государственным же бензином. Существовало и ГАИ (не уверен, что оно именно так называлось до Войны!) были и Правила дорожного движения, но это все для Государственных водителей!
 И когда впервые в Советской практике, расщедрившийся Вождь подарил первым Героям Советского Союза, летчикам, спасшим Челюскинцев, по автомобилю каждому, возник вопрос:
 -А чем эти Герои будут заправлять свои подарки, ведь бензин в СССР не продается, а стало быть, и цены на него нет?
 Долго не думали, установили и цену для частников: 10 копеек за литр бензина. Справка: стакан газированной воды стоил тогда 5 копеек. Умножаю: литр газировки -25 копеек.
 Вывод: бензин стоил в 2,5 раза дешевле воды! Экономика Победившего Социализма.
 До войны были всего два типа отечественных легковых машин: М-1, «Эмка», цельнотянутый российский вариант «Форда», выпускавшийся Горьковским автозаводом,
 и ЗИС -101, лимузин для большого начальства, считай, Правительственный.
 Его «строгали» на Московском автозаводе.
 До революции, -это завод АМО, потом, конечно, Завод имени Сталина, ЗИС, а уж после разоблачения Культа Личности, - ЗИЛ: -Завод имени Лихачева, -бессменного директора на протяжении десятилетий.
 А тогда, в 1947 году, были выставлены на продажу населению две модели: первая, -«Москвич 101», выпущенный Московским Заводом Малолитражных Аавтомобилей. Позже АЗЛК, Автомобильный Завод Ленинского Комсомола. Прошу обратить внимание: ЛЕНИНСКОГО комсомола. Наши партийные кретины очень боялись, что перепутают с каким-нибудь другим Комсомолом!
 «Москвич 101», по своей конструкции, сильно напоминал немецкий «Оппель -кадет».
 Вторая модель, это «Победа» Горьковского автозавода. Разъясняю молодым: Горький, это то же, что Нижний Новгород.
 Стоил «Москвич» всего 6 тысяч рублей, а «Победа»,- 16 тысяч. Это при том, что ручные мужские часики, одноименной марки, стоили 800 рублей! Пожалуйста, за цену всего лишь 7ми
с половиной наручных часиков можешь стать владельцем «Москвича»!
 Автомобили свободно стояли в новомодном Московском автосалоне на Бакунинской, и их не особенно-то брали. Во всяком случае, ни очередей, ни ажиотажа. Народ был до смерти напуган только что окончившейся кровавой бойней, когда попирались даже все те маленькие права, которые тогда еще оставались у населения. Помните, приказ: сдать радиоприемники и велосипеды! Да разве только это?
 Народ больше думал о хлебе насущном, да жилье свое упущенное за 4 военных года восстанавливал.
 Не до машин было и мне. Я уже успел к этому времени наверстать пробелы в образовании, худо-бедно, в институте учился. Рука все еще на подвязке болталась, сердце постоянно напоминало о болотах под Старой Руссой, так что, помни парень, ты, инвалид, и не зарывайся в своих фантазиях!
 А, главное: автомобили ведь денег стоили. Хоть, и не цена, конечно, 6 тысяч для автомобиля! Хороший слесарь тогда около тысячи зарабатывал, а такие «блатные» профессионалы, как полотер, или банщик, вообще, королями ходили!
 У нас на постоянную нищету обречены только врачи, учителя и инженеры. Пролетарии как-то могут устраиваться.
 О торгашах, и не говорю!
 Я же сидел на маминой шее, пенсия моя инвалидная, 35 рублей в месяц, в точности равнялась стоимости одной пачки папирос «Беломор». Стипендию, 200 рублей я, конечно, целиком отдавал маме. То есть, все мои авто-вздыхания и слюнотечения при разглядывании чужих автомобилей, носили чисто платонический характер. Я даже мечтать себе запретил об автомобиле. Ведь была еще одна непреодолимая трудность: ну, свалится, предположим, тебе на голову такое счастье, автомобиль, где ты держать-то его будешь?
 То есть, сплошное нет, нет, и нет!
 И, вот, как-то в начале мая пришлось мне снова ехать в Каширу к тете Мане. На сей раз, обыкновенно, на поезде, без фокусов.
 На остановке «Белопесоцкая», что уже перед самым мостом через Оку, поезд почему-то стоял дольше, чем положено. Я смотрю в открытое окошко, и вижу: прямо перед нашим вагоном в нескольких метрах от железнодорожных путей происходит наглядный урок обучения езды на мотоцикле.
 Пацан лет 10, не больше, под руководством двух-трех взрослых мужчин, в присутствии целой ватаги зрителей, нагло осваивает отечественный мотоцикл «Москва» с двухтактным двигателем в 125 кубиков.
 Мотоцикл тарахтит и пускает синий дым, счастливый парень движется со скоростью беременной черепахи, а я, истекая горькой желчью нехорошей зависти, думаю: неужели, никогда?
 И я решил: пусть не машина, пусть хоть мотоцикл, но ведь это СОБСТВЕННЫЙ транспорт! Куда хочу, туда и еду! Задаром!
 Напоминаю читателю, бензин, по цене рубль за канистру, как статья расхода, всерьез не воспринимался. Вдобавок, мотоциклу и гаража не надо: в квартире буду держать!
 Теперь я внимательно стал следить за объявлениями наших институтских общественников, на которые раньше не обращал внимания: - подумаешь, курсы кройки и шитья!
 Так и есть, вовремя спохватился! Читаю:
«В институте организуются курсы автолюбителей… Запись у профоргов групп».
А я, как раз, и есть профорг группы! Побежал в Местком, уточнил, что почем. Вскоре начались занятия.
 В то время для получения любительских прав надо было сдать экзамен по трем дисциплинам: Правила уличного движения, теория и мат часть и, естественно, вождение.
 Первое и последнее у меня вопросов не вызывало, а вот теория? Это что еще за теория такая? Я, сдавший сопромат, и получивший пятерку по высшей математике у самого Гребенчи, какую-то им теорию не сдам?
 Да, я им весь цикл Карно, с адиобатическим процессом вместе взятыми, с закрытыми глазами расскажу!
 Занятия по «Правилам» проводились в нашем же институте, в какой-нибудь свободной аудитории.
 Я ходил на них регулярно. Кстати, инструктор был дядька с юмором, сухие параграфы правил движения он щедро разбавлял фактическими случаями из своей милицейской практики.
 С ездой, тоже был полный порядок: в назначенное время к институту подъезжала полуторка с нашим инструктором, и мы все накатывали по очереди свои «часы». Моя раненая рука уже почти справлялась со своей функцией: перевести рычаг коробки передач при выжатом сцеплении было совсем не трудно. Ну, а «ручник» при остановке я и левой рукой затягивал. (Но так, чтоб инструктор не заметил!)
 Черную тряпочку на моей шее, на которую я все еще подвешивал свою руку, чтоб не тряслась особенно при быстрой ходьбе, я, также, маскировал. Реакция на дорогу у меня была нормальная, словом, с ездой был порядок!
 Занятия по мат части и теории проводились в помещении какой-то районной автошколы. Будучи уверенным, в своих теоретических знаниях, (технические книжки по устройству автомобиля я, естественно, читал!) посещение этих занятий я считал напрасной тратой времени.
 Наступил день экзаменов. (Как я, инвалид 2й группы, смог пройти медкомиссию, уже не помню, однако, все нужные справки у меня были!) Накануне у меня разболелся зуб, и я предстал, пред очи экзаменаторов весь замотанный шерстяным шарфом. Вдобавок, я не мог нормально говорить, я что-то невнятно шепелявил.
 Мне б, дураку, пропустить тогда этот экзамен, ведь через несколько дней сдавал следующий поток. Так нет, полез, так как нисколько не сомневался в собственной гениальности.
 Короче, переоценил я свои возможности! Правила я сдал сразу на 4. (Учил, конечно, но, как советует Жванецкий: тщательней надо было, тщательней!).
 Предстоящей езды я, тоже, не боялся, на «езде» я никогда не прогуливал и свои законные часы на прикрепленной полуторке отъездил честно. У меня неплохо получалось. Инструктор был мной доволен.
 Настала очередь сдавать теорию и мат часть.
Никакого цикла Карно меня спрашивать не стали. Меня пригласили к столу, на котором навалом лежали какие-то железки, шестерни, скобы и прочий хлам.
 Экзаменатор взял какую-то штуковину и спрашивает меня, а что, мол, это такое?
 Я гордо молчал. Так промолчал я и на второй, и третий вопросы. Экзамен был окончен. Инструктор умолял комиссию, спросить меня еще что-нибудь,
 -Это мой лучший ученик!
 Те жестко отпарировали:
 -Если у тебя, такие лучшие, то остальных можешь на экзамен не приглашать!
 Провал был полный. Позорище. На занятиях по теории, на которые, я не ходил, выяснилось, что как раз там все эти «железки» и демонстрировали.
 Случившееся, послужило мне уроком на всю жизнь.
 Я всегда учился очень неровно: в официальных учебных заведениях у меня пятерки постоянно чередовались с двойками.
 Но в кружках «по интересам»: автомобиль, мотоцикл, акваланг, моторная лодка, яхта в которых я за свою жизнь провел почти столько же времени, сколько и на работе, с тех пор, у меня были только пятерки!



















 Глава четвертая.
 По одежке протягивай
 ножки!

 Я не сильно огорчился, провалив свою первую попытку стать автолюбителем.
Все равно, о собственной машине я тогда не мог и мечтать. Заело, конечно, самолюбие:
 -Как это так, МЕНЯ и вдруг какое-то там, ГАИ, засыпало на экзамене!
 Но у меня счастливый характер: критику воспринимаю правильно. Я понимал, конечно, что во всем виноват сам.
 Между тем, надвигались куда более серьезные проблемы в моей биографии, тут уже не до автомобилей: надо было, кровь с носу, зацепиться за Москву!
 Предстояла суровая неравная борьба одинокого, неопытного юнца с СИСТЕМОЙ.
 Борьба за качество всей дальнейшей жизни: или ты столичный житель, или ты провинциальный интеллигент, такой же, впрочем, «вшивый», как и столичный, но, вдобавок, лишенный возможности продолжать ту жизнь, к которой уже привык.
 Тебя лишают театров, музеев, консерваторий, а также, более-менее сносной медицины и почти нормального питания. Лишают знакомых, друзей детства и юности, твоих любимых переулков, набережных, скверов.
 Тебя лишают РОДИНЫ!
 Поехать на шахту, поработать по специальности года три, пять, это одно, это разумно и правильно, но отправляться в пожизненную ссылку в какую–ни будь Тьму –Таракань, -извините, это совсем другое!
 Уже тогда, в свои двадцать с небольшим, я отлично понимал, что СССР (как, впрочем, и сейчас Россия!) делится на две, существенно отличающиеся друг от друга части: это –МОСКВА, и все остальное.
 Так, вот это, ОСТАЛЬНОЕ, оно не Москва, оно намного хуже…
 Все эти проблемы я тогда разрешил в лучшем виде, о чем и написал во всех подробностях в своей Краткой Автобиографии.
 И вот, я работаю в Министерстве, что рядом с Третьяковкой, рядовым чиновником. Женат, живу по-прежнему на Озерковской набережной в коммунальной квартире на четвертом этаже. Соседи наши, Киселевы Иван Михайлович и Ольга Алексеевна, (тетя Оля), тихие безобидные люди. Я чувствую себя, как в ОТДЕЛЬНОЙ квартире.
 На работе, тоже, полный порядок: я член Комитета ВЛКСМ Министерства, в своем Главке, -любимец начальства и всех сотрудников вспомогательных отделов, кроме моих прямых конкурентов, матерых горняков.
 Не мудрено: я молодой и не ленивый, всем плановикам, снабженцам и прочим «не горнякам», всегда, охотно помогаю, разъясняю нашу сложную горняцкую терминологию не выпендриваясь.
 Начальство мной не нарадуется: любое поручение исполняю моментально и не «партачу». «Ассы» недовольны, они сюда пришли спокойно отсидеться до пенсии. А тут, понимаешь, я не кстати под ногами кручусь, всю их коммерцию подрываю.
 И, вот когда, по прошествии нескольких месяцев работы в этом коллективе, почувствовал я в себе уверенность, «Место, мол, надежное!», вот тогда-то снова, из небытия, возник колесный зуд.
 На сей раз он проявился под видом организованного при Министерстве кружка авто -мото любителей.
 На «авто» записывали тех сотрудников, у кого это самое авто есть, или кто имеет право пользоваться персональной машиной, дабы ездить самостоятельно, без прикрепленного водителя, сокращая тем самым Государственные расходы.
 На «мото», записывали всех желающих. Курсы, естественно, были бесплатными. Занятия по «теории» и «правилам» проходили вечером в помещении столовой, а практическая езда на мотоцикле была организована при мото- кружке Медьзавода, что на Варшавском шоссе, немного не доезжая «Развилки».
 Катались мы по воскресеньям на заснеженных аллеях заводской территории.
 Нас, «мотоциклистов», было человек 10, в том числе, парочка девчат. Для учебы нам был предоставлен один, разбитый вдребезги на кроссах, мотоцикл «Москва». Мотоцикл этот, то глох, то, вообще, не хотел заводиться, то у него отлетало что-нибудь.
 Инструктор наш, Кочетов по фамилии, сам матерый мотогонщик, мастер спорта, в то время работал тренером заводской мотоциклетной команды. Для него мы, мото-любители из Министерства, были парт - нагрузкой.
 Он понимал, что мы никакая ни смена для его «орлов», и воспринимал нас, как неизбежное зло. Занятия по «езде» начинались в 10 утра и продолжались до 12.
 На каждого приходилось минут по 15ти, ежели, на занятия являлись все, и, ежели, время распределить честно.
 Но чаще, приходило, человек 5 -6. Казалось, всем достанется вволю покататься. Однако, вели себя отдельные ребятишки непорядочно: захватив мотоцикл, носились на нем целых полчаса, не дав, тем самым остальным своим товарищам нормально поездить. Кочетов в наши дела не вмешивался.
 Лично я за два, три занятия «наездил» в сумме не более 15 минут и понял, что ничего хитрого тут нет: держи ручку газа ровнее, чтоб не дергало, да вовремя перекидывай правой ногой рычажок переключения передач.
 Экзамены по правилам и теории принимали представители ГАИ в нашей столовой, а езду сдавали мы на том же Медьзаводе. «Главное,- предупредил нас Кочетов,- не упадите, и не заглушите двигатель. Передачи не переключайте, только запутаетесь!»
 «Трасса», по которой предстояло проехать перед тремя Гаишниками, представляла собой абсолютно обледеневшую дорожку, длиной метров 30. Надо было завести двигатель, проехать до конца этой дорожки, развернуться и, подъехав снова к гаишникам, остановиться, не заглушив мотора. Проделал это, -сдал! Упал, или заглушил мотор, -извините.
 Я, -сдал, но трое из нашей десятки все-таки упали на этом льду…
 Вот, какой подарок я сделал себе под Новый Год: 31 декабря 1951 года мной получены права на мотоцикл серия ЕА №005038.
 Теперь эти права жгли мой карман: пора от платонических занятий на разных курсах к настоящей езде переходить!
 Отечественная торговля, в то время, предоставляла некоторый выбор. Специализированных магазинов по продаже мотоциклов не было. Появится такой в шестидесятых годах на Пушкинской улице, почти против театра Станиславского и Немировича, извините, Данченко.
 Там чехословацкими мотоциклами «ЯВА» будут торговать, но ведь я пишу про начало пятидесятых!
 Мотоциклы тогда стояли в спортивных отделах, в каждом солидном Универмаге.
 Для меня ближайший, на Серпуховке.
 Выбор был невелик: отечественные мотоциклы «ИЖ 350» и «Москва», и немецкий «BMV R-35». Я ходил от магазина к магазину: везде то же: «ИЖ», «Москва», «БМВ». И сколько я на них ни смотрел, обливаясь слюнями, ничего в моем раскладе не прибавлялось. Ни денег, откуда их взять, ни места, куда мотоцикл поставить. Я разрабатывал самые фантастические проекты. Хотел, даже, подвешивать мотоцикл за окном, на уровне 4го этажа.
 Но, чем больше на эти темы я рассуждал, тем быстрее мои абстрактные фантазии приближались к реальным конструктивным решениям.
 В качестве гаража, конечно, я имел в виду только собственную квартиру. Вопрос, как затащить мотоцикл на 4й этаж? Конструировал разные тали, которые можно зацепить за дверные ручки на каждом этаже и за оконные решетки на каждой промежуточной межэтажной площадке. Не зря же в институте статику проходил!
 По разложению силового треугольника получалось, что машину весом в 150 килограмм, я свободно смогу затащить домой в одиночку.
 Ну, а вопрос, где держать мотоцикл, пока я буду на работе, вообще, не вопрос.
 Вася Безруков, наш завхоз, милейший человек, категорически заверил меня:
 -Юр, Мы в ХОЗУ обратимся. Вон, Левин из Главмеди, свой мотоцикл, с коляской даже, во дворе Министерства держит, а ты, что, хуже?
 Я знал, что я не хуже Левина, но Васиного оптимизма, все же, не разделял.
 Еще некоторые моменты тормозили принятие мной окончательного решения: мотоцикл «Москва» казался мне легковат, для задуманных мной вояжей.
 Я ведь и на Юг, и в Каширу, и в Смоленск, к братцу Косте собирался на мотоцикле ездить.
 Да и о жене своей тогдашней, Лидии Наумовне не забывал: ее мамаша в Ржеве жила. Ей, после десятилетнего «курорта», Московская прописка была заказана. Значит, и в Ржев будем ездить!
 «Иж 350», наоборот, тяжеловат. Да, кроме того, обе эти двухтактные «фыркалки» с цепной передачей никак не импонировали мне с эстетической стороны.
 Я ведь регулярно консерваторию посещал, а тут,–двухтактный двигатель, понимаешь!
 Вот БМВ, - другое дело. И карданный вал, и двигатель четырехтактный, а эстетика, закачаешься!
И крылья глухие, и скорости ручкой переводятся, дрыгать ногой не надо, но… Тяжеловат малость, да и по деньгам никак не проходит.
 В это самое время в нашем Главке, в отделе снабжения, появился новый сотрудник. Русанов, а вот, как по имени отчеству, не помню. А, ведь, нехорошо своих товарищей забывать!
 Высокий, жилистый мужчина, лет сорока. Откуда-то с периферии. Купил домик под Москвой, в Бирюлево, по Павелецкой дороге, совсем близко. Переселился, к нам на работу устроился. Семейный. Жена, пухленькая блондинка, вполне интеллигентная провинциалочка. Сын, –упрямый здоровяк, парню тогда лет 17 было. У нас с Русановым, как-то быстро дружба закрутилась. Впрочем, так же быстро и закончилась!
 Он, и музыку- то любит, (в основном, оперетту!), сам на фо-но слегка бренчит, он и в живописи-то разбирается, (видел его «этюды», по стенкам в доме развешаны), а, главное, он, -заядлый мотоциклист!
 То, что он, кроме этого, был еще озабоченный бабник и пьяница я узнал позже.
 И тут, как нарочно, в продаже появились немецкие мотоциклы «АВО-250 Зимсон». Четырехтактный двигатель, карданный вал, эстетика, -закачаешься!
 То, что доктор прописал!
 Русанов себе уже купил эту прелесть, поставил на терраске, заводит каждый день, малые обороты регулирует.
 Мотоцикл стоит на подставке, выдает свое: «Чук-чук-чук!», а хозяин опрокидывает рюмочку за рюмочкой, подкручивает отверткой регулировочный винт и расписывает мне прелести наших будущих совместных мото-пробегов. Я тогда к нему еще и по вопросу обмена роялями приезжал: хотел свой «прямострунный», на его «кабинетный» обменять.
 Словом, душа моя искушения не выдержала, пошел я в свой Серпуховской Универмаг, да и купил этот шедевр немецкой технической мысли на колесах.
 Деньги взял в единственной, доступной мне кассе взаимопомощи, у своей мамы.
 Помогал мне в этом мероприятии некий Леша, однокурсник моей тогдашней супруги, мотоциклист со стажем. Сама же супруга, моя Лидочка, была категорически против этой покупки. Она так ни разу и не села на этот мотоцикл, более того: она, выдерживая характер, даже, ни разу не взглянула, как я на нем «гарцую».
 Напоминаю, в те времена, 1951-52 годы, такой товар, как мотоцикл, можно было купить совершенно свободно. Ажиотаж покупательский возник почти тогда же, но, как говорится, я успел…
 А вот автомобили, уже тогда, в начале пятидесятых, просто так, купить было невозможно, появились очереди, да и цены заметно поползли вверх.
 Но вернемся к мото.
 Я взял на работе отгул, созвонился с Лешкой, встретились в Универмаге, и через, каких-то 5 минут, я стал счастливым обладателем мотоцикла «АВО-250 Зимсон».
 Мотоцикл не был заправлен бензином, и мы на руках, по обочине Садового Кольца, повели его от Серпуховской площади в направлении Павелецкого вокзала.
 Тогда, сразу за Зацепским рынком находилось 34е отделение моей родной милиции. Мы закатили мотоцикл во двор, Лешка остался караулить, а я пошел оформлять регистрацию. Оформление происходило в той самой комнате, где когда-то номера на велосипед выдавали.
 За эти годы там ничего не изменилось. Один из милиционеров в этом, 34м отделении милиции олицетворял тогда все ГАИ.
 Он посмотрел мои документы, повертел в руках магазинный чек, вышел со мной во двор, где Лешка загорал на мотоцикле, что-то поглядел, постучал, записал. Затем, мы вернулись в его кабинет, и он выдал мне техпаспорт и номера. Не помню, платил я ему лично, или мне была выписана квитанция, помню только, что уже через 10 минут мы с Лешкой катили мою покупку по Малой Татарской к нашему двору. Затем мы оба, обливаясь потом, целых полчаса затаскивали мотоцикл на четвертый этаж.
 Я понял, что разложение силовых треугольников и всякие полиспасты, это бред, про который надо поскорее забыть.
 Красавец мотоцикл гордо стоял в просторной прихожей около дверей в наши комнаты. От его шин и сидений во всей квартире воняло свежей резиной.
 Я понимал, что в одиночку выводить на улицу, спускать- поднимать эту махину, не смогу.
 С первых же минут, как только мотоцикл этот «поселился» в нашей квартире, осознание совершенной глупости, омрачило всю радость
 Мама молчала, соседка, тетя Оля, молчала. Женка-Лидочка, -молчала.
 Я мучительно искал выход. Напрашиваться к Русанову мне очень не хотелось, я уже начинал понимать, что это за фрукт.
 Как и советовал Вася Безруков, я обратился с заявлением к начальнику АХО Министерства с просьбой разрешить парковаться на охраняемой территории, то есть, во дворе. На улице-то уведут, ежу понятно! Клялся, не заводить двигатель, чтоб не шуметь. Напрасно.
 Как и следовало ожидать,- отказ. Левину можно, а мне не можно! Потому, что я не Левин!
 С этими «потому что» в жизни своей я встречался потом много раз.
 Не было тогда еще такого умного выражения: «Двойные стандарты», но сами эти стандарты спокойно существовали в нашем мире со времен Адама.
 Выхода не было, согласился на любезное предложение своего нового друга, пока тот не передумал! Снова созвонился с Лешкой, чувствовал, что в одиночку мне машину не спустить. Бензин «заказал» Володьке Савушкину, соседу по лестничной площадке.
 Володька работал на грузовике, вор и махинатор был отчаянный. А что делать? Не идти же с двухлитровым бидончиком на авто заправку!
 Был февраль. Снегу было немного, но морозец стоял градусов 10. Спустили мотоцикл, не побив и не поцарапав. Завелся легко. Поехали: Лешка за рулем, я,- на втором сиденье. Без приключений выехали за город.
 А уже на Каширке, километра три всего от города отъехали, машина вдруг: «Пырр, пырр, пырр...» и остановилась. Вот те на, новейшее изделие Западной Европы! Стали мы с Лешкой «обследовать» всю машину. Я, зная своего соседа прохвоста, сразу предложил начать с карбюратора, может, засор какой.
 И точно: из тонких трубочек этого самого карбюратора мы с Лешкой стали вытаскивать тонюсенькие иглы обыкновенного льда.
 Я знал, что торгаши -жулики разбавляют водой молоко, но чтоб воду в бензин добавлять, с этим столкнулся впервые! И сколько же на мне этот гад заработал? Купил я у него 10 литров за рубль. Везде- 20 литров за рубль. Он уже тут на мне полтинник заработал. Так он еще и водой разбавил! Во, народ, ничем не брезгуют!
 Прочистили карбюратор, поехали дальше. Благополучно свернули на Бирюлево. Легко нашли нужный дом и поставили мой мотоцикл рядом с Русановским на холодной террасе до лучших времен.
 За зиму я пару раз побывал у Русанова, «навещал» свой мотоцикл. То, се, об искусстве беседовали, а в конце апреля состоялся наш первый совместный выезд на наших «конях».
 Русанов на своем уже несколько раз выезжал вечерами, на «тренировки». Ему-то, просто: выкатил мотоцикл с терраски и, гуляй, Вася! Кроме того, это не первая его машина: у него на Урале были и «ИЖЫ» и, даже, «М-72» с коляской.
 Сын его, также, не был новичком в езде на мотоциклах. Прав на вождение у него еще не было: по возрасту слегка не дотянул.
 Ясный денек, прохладно. Я приехал к ним около 9 утра. Они уже заводили свою машину. Тронулись. Сперва ехали проселком, по грязи, через какие-то железнодорожные переезды без сторожек и шлагбаумов, я сразу потерял ориентировку, старался только от них не отставать. Поколесив на небольшой скорости по грязным улочкам, неожиданно для меня оказались на Каширском шоссе. На ровном асфальте машина сразу набрала скорость.
 Я, не теряясь, переключаю передачи, звук двигателя сам подсказывает, когда это нужно сделать. Легкий поворот ручки газа на себя и мотоцикл уже рвется вперед, и тебя всего охватывает, буквально, зачаровывает, опьянение скоростью.
 Я сижу, плотно обнимая коленями бензобак, руками изо всех сил вцепившись в руль. Глаза, -только на дорогу. Дорога, кстати, совершенно пуста: ни грузовиков, ни легковушек! Скосил глаза на спидометр: мама! Уже за 60! А этих двух впереди и не видно совсем, удрали, попутчики чертовы…
 На шоссе мы выехали, где-то в районе Горки Ленинские, а я сейчас глядь, уже Домодедово проехал, к Белым Столбам приближаюсь. Где же они, сволочи? Мы так не договаривались.
 А-га, увидел! Вон они, стоят, меня ждут.
 Вокруг березовый лес, листья еще не распустились.
 В отдалении какие-то домики. Деревня. Русанов командует привал. И тут только я почувствовал, что весь окоченел от холода. Пальцы на руках, несмотря на кожаные перчатки, совершенно не гнутся. Зубы чечетку отбивают. Я был одет, вроде, нормально: рубашка, свитер, сверху куртка из кож- заменителя, на голове мой знаменитый шлем «Мессершмидт», в котором я прощеголял весь институтский срок. Отвели мотоциклы в сторону с проезжей части. Шоссе, по-прежнему, было совершенно пустое. Я несколько замешкался со своим «конем», пока краник бензина перекрыл, пока ключ зажигания убрал, пока на подножку поставил. То, се.
 У меня в этих действиях никакого автоматизма еще, естественно, не было. Смотрю Русановский парень, отца за руки хватает:
 -Пап, ну хватит, ну прошу!
 А папаша-то, мото -друг мой закадычный, лихо запрокидывает голову и из плоской, карманной фляги что-то очень, видимо, вкусное потягивает!
 Я был тогда еще вьюноша, воспитанный в строгости. Ну, в ресторане, или на товарищеской вечеринке, скажем, мог принять за воротничок стакан –другой сухонького, но чтоб за рулем!
 А Русанов, подкрепившись из фляги, оставил меня со своим сыном загорать возле мотоциклов, и, не сказав нам ни слова, направился прямиком к видневшимся сквозь березки домикам. Шел уверенно, видимо, знал, куда идет. Мы молча потоптались на месте с полчасика.
 Я согрелся на солнышке. Говорить с этим парнем мне было не о чем, ситуация становилась пикантной.
 Он первый сориентировался в обстановке:
 -Юрий Александрович, поехали папашу выручать!
Завел свой мотоцикл и медленно поехал по тропинке в сторону домиков. Я за ним.
 Подъехав, я увидел неприглядную картину. На открытой террасе обыкновенной Подмосковной деревенской избы суетилось несколько женщин, накрывали стол. Готовилось какое-то семейное торжество.
 Перед террасой стоял совсем уже пьяный Русанов и настойчиво уговаривал одну из девиц выйти, покататься с ним на мотоцикле. Девушке было стыдно перед остальными, Она несмело «отнекивалась», оставаясь в рамках вежливости:
 « -Я Вас не помню,» - да: «-Вы с кем-то меня перепутали».
Русанов не отставал до тех пор, пока одна из баб постарше не отбрила его хорошим матом, пригрозив, что ежели он не уберется, она позовет соседских мужиков.
 Только тогда нам удалось его урезонить, и усадить на мотоцикл, уже в качестве пассажира.
 Мы тронулись в обратный путь.
 На шоссе появились редкие автомобили. Было воскресенье, грузовики отдыхали, частников мало, дачный сезон еще не начался, а автобусы, я вообще, не помню, ходили ли тогда автобусы по Каширскому шоссе?
 Автомобили меня не смущали: в дорожной ситуации, я ориентировался хорошо. Если видел в зеркало, что меня собираются обогнать, не форсил, прижимался к обочине. Холод, также, больше не мучил меня: середина дня, солнце с юга так и нажаривало мою спину.
 Возникла другая трудность. Русановский парень, дорвавшись до руля несмотря на то, что на втором сиденье сидел его четырехпудовый папаша, задавал такую скорость, что, едва тронувшись с места, превращался для меня в еле видимую точку на горизонте.
 Машины у нас одинаковые. Но я же первый раз за рулем настоящего, мощного мотоцикла.
 Уж и не говорю о том, что у меня всего полторы руки вместо двух!
 Я не трус, (в хоккей, правда, никогда не играл!), но чувство элементарной осторожности во мне всегда побеждало азарт: едва стрелка спидометра подходила к 70, я сбрасывал газ.
 Однако, меня не бросили: через каждые 5, 7 километров Русановы, ждали, пока я подъеду, стоя на обочине. Две, три минуты отдыха и снова гонка.
 Через несколько таких экспресс -бросков Русанов младший, вообще, изменил тактику.
Он, видите ли, знал другую, более короткую дорогу домой. Мы свернули с Каширки влево, и началось для меня настоящее мученье: по проселкам, по непролазной грязи, иногда в воде по самые оси, мы стали пробираться с черепашьей скоростью. Машины глохли, застревали в грязи. Мы слезали, выталкивали их, элементарно счищали комья грязи, заводили и снова ехали. Их двое. Я, –один.
 Моя физическая подготовка, -никакая! Бренчал на рояле, да женушку свою ненаглядную ласкал. И все!
 А мотоцикл, не помню точно, но килограмм 120 весил, наверняка.
 Часа два, не меньше, пробирались мы до Бирюлева этой «короткой» дорогой. Посередине поселка, когда оба моих Сусанина уже давно были дома, я в последний раз плотно застрял в грязи.
 Вконец измученный, не выключив даже мотора, слез я с мотоцикла, и, оставив его одиноко тарахтеть в грязи посередине славного поселка Бирюлево, пешком добрел до дома Русановых.
 Украсть мотоцикл не успели: через 15 минут Русанов –младший привел его на заветную террасу…

 Многому научили меня и эта мото –тренировка, и сам мой железный любимец, мой «АВО-250 ЗИМСОН»
Я понял, я всеми фибрами ощутил, что в жизни мало хотеть, надо еще и МОЧЬ.
 Вон Левин может ставить машину во дворе Министерства, а я нет. Русанов, даже пьяный, может носиться со скоростью за сотню километров, а я нет. Парень Русановский, в свои 17 лет может водить тяжелую машину по грязи хоть весь день, а я сдох через два часа…
 Надо было что-то делать. Таскать машину туда- сюда на 4й этаж –бред! С Русановым мне не по пути, это определил уже наш первый выезд. Да и сам Русанов намекнул мне, что, мол, пора брат, пора.
 Наступило лето. Из далекого Нерчинска в отпуск приехал мой однокашник и друг Вадим Глейх.
 -Юр, какие проблемы? Приезжай, хоть завтра за мной, на Патриаршие. Отгоним твою телегу ко мне на дачу, в Лианозово. Заодно покатаемся.
 Я согласовал время с Вадимом и с Русановым, и вот я уже еду из поселка Бирюлево, перегоняю свою машину на новую стоянку. Я так торопился поскорее покинуть, ставший таким неприятным для меня Русановский дом, что не позаботился осмотреть мотоцикл перед выездом, хотя бы снаружи.
 Между тем, высохшая апрельская грязь так основательно «законтрила» в закрытом, коробчатом брызговике переднее колесо, что оно просто не крутилось. Европа, она лишь в Европе хороша! А нам, чего-нибудь, попроще!
 Не зря, все отечественные мотоциклы снабжаются брызговиками открытого типа, не до эстетики, лишь бы грязь в морду не попадала…
 Словом, отъехал я несколько сот метров от Русановского дома, машина руля не слушается совершенно, бросает ее туда- сюда, колесо-то переднее, юзом идет!
 Не успел я сообразить, в чем дело, мотоцикл вывернулся из-под меня, и я шлепнулся. Скорость была небольшая. Я себе ничего не повредил. Но мотоцикл понес ущерб: треснуло стекло фары. Треснуло, но не разлетелось!
 Я хорошенько прочистил всю машину, благополучно доехал до Вадимового дома на Патриарших прудах. Мы там частенько в студенческие годы собирались! Также, без приключений доехали, уже вдвоем с Вадимом, до его дачи в Лианозово и затащили мотоцикл к нему в сарай.
 А вскоре, отвез я свою дорогую игрушку в комиссионку, что на улице Герцена, почти против консерватории: Вадим позвонил и сказал, что дальше держать мотоцикл в сарае опасно, местная шпана к нему уже присматривается.
 Снова, без приключений, проехались мы с Вадимом по Дмитровскому шоссе, уже в сторону Москвы. Он слез где-то в центре, а я поехал на улицу Герцена.
 Мотоцикл приняли без звука, по своей цене, несмотря на разбитую фару. Я потерял только комиссионные.




 Тогда в
магазинах, так просто, мотоцикл уже было не купить. Начинался вещевой ажиотаж, который закончился только со смертью Советского Союза.






















 Глава пятая.
 Велосипед с моторчиком.

 Колеса, говорите? Да сама жизнь быстрее любых колес катится! Даже моя спокойная жизнь маленького Министерского чиновника вдруг часто-часто замельтешила большими и мелкими событиями, только успевай поворачиваться!
 Едва расстался я со своим лихим железным конем, обуздать и приручить которого я, как следует, просто не успел, вновь у меня состоялось близкое знакомство с колесами. На сей раз, опять с казенными.
 Летом 1952 года, очевидно, в виде эксперимента, появился новый, экзотический вид транспорта, междугородное маршрутное такси Москва–Ялта.
 20 часов езды, с ночевкой в Харькове, в гостинице, за счет фирмы. Узнал я об этом нововведении от моего бывшего одноклассника, Юры Горшкова, с которым мы случайно встретились на улице. Обливаясь слюной от восторга, он, в красках, рассказал мне об этой своей поездке на Юг:
 -Скорость, за 120! Птицы о радиатор разбиваются…
 А у меня, как раз, уже намечена была совместная поездка в отпуск, в Крым со своим Министерским другом, Здоровым Виктором Матвеевичем. Виктор что-то задерживался по семейным обстоятельствам, и мы решили, что я, пока, поеду один, созвонимся, и он ко мне потом подъедет.
 Сам Бог велел побаловать себя быстрой ездой! Поехал на Лубянку, в помещении старого «Детского мира» взял билет на ближайший рейс. Первое место, рядом с водителем.
 Впечатление от поездки, действительно, сильное. Птицы, правда, об ветровое стекло не разбивались, но мух, бабочек и прочей мошкары на ветровое стекло налипало столько, что водителю периодически приходилось вылезать и протирать его тряпкой, так как «дворники» не справлялись.
 Останавливаться приходилось и на заправках, и на железнодорожных переездах.
 Да, ведь в Харькове, вообще, ночевка предусматривалась! «Беспосадочным» этот рейс назвать было никак нельзя. «Скоростным», согласен!
 Кстати, там, в Харькове нам, пассажирам и водителю полагался отдельный номер.
 Но водитель, почему-то, ночевал в другом номере, а к нам подселили гражданина, в поведении которого я сразу заподозрил неладное. Так оно и оказалось: гражданин этот, одетый, ночью стал шарить по нашим развешанным на стульях пиджакам. Я сплю чутко, натренировался, разъезжая по командировкам. Пуганул его:
 -Эй, мужик, ты чего там забыл?
 Он моментально исчез из номера. Остальные мои попутчики храпели, как сурки. Не утверждаю, но сильно подозреваю, что в этом «сервисе» завязаны и администрация гостиницы, да и сам наш водитель.
 Еще бы, подъем у нас пол шестого, сразу в путь. Пока, спросонья кто хватится, что бумажник-то тю, тю, машина уж к Крыму подъезжать будет. Разочаровала меня эта поездка.
 И все равно, ехать по России на автомобиле, или на автобусе, что я потом неоднократно проделывал, намного интересней, чем на поезде. На поезде видишь только кипяток на полустанках, да как жареных кур бабы продают. И все станции, -на одно лицо.
 А на машине едешь, все же, страну изнутри видно, чем она, страна твоя, дышит, узнаешь.
 Кстати, в этой поездке, на одной из заправок, где-то под Белгородом, эпизод, не эпизод, а так, момент один мне запомнился. Все пассажиры вышли из машины, как положено. Прогуливаемся на солнцепеке, степью широкой любуемся. А над этим благолепием во всю свою аэродромную мощь, радио вещает:
 -«Наши первопроходцы Лазарев и Беллинсгаузен на кораблях «Восток» и «Мирный» вплотную подошли к берегам четвертого континента…»
 Рабочий, заправщик, повернувшись к нам, комментирует:
 -Мать вашу! Ну, совсем заврались: уж и Антарктида, выходит, Русская земля?
 В Москве, в то время, так откровенничать остерегались!
 Доехал без приключений, встретился со своим другом, дела курортные здесь описывать не уместно.
 Вернулся в Москву, и пошло,- поехало!
 Получил повышение и сразу, командировка за командировкой, и в Ленинград, и в Донбасс, и в Среднюю Азию, и в Казахстан. Даже в Нерчинске побывать довелось, где контрабандой с начальником рудника Борисовым, на денек в Китай смотались!
 Ну, думаю, наконец, человеком стал!
 Только подумал, тр-р-рах!!! Министерство, на двое раскололось. Меня, раба Божьего, -в Казахстан, в той же должности.
 Я уже писал в первых главах настоящего труда о своем отношении к высылке на периферию. Отвертеться по хорошему, не удалось. Пустился в бега. (Читай Краткую Автобиографию!)
 На меня внезапно навалилась целая куча житейских событий: перевод в Казахстан, бегство, развод с женой, размен квартиры, болезнь матери, новый брак, устройство на новую работу.
 Про события с июля по ноябрь 1954 года можно, запросто, писать детектив.
 В декабре 1955 года я стал отцом. Появление дочки перевернуло все мои понятия о жизненных ценностях.
 Театры, консерватории, музеи, лекции по архитектуре, а также «тонкий юмор» в кругу приятелей за бутылочкой сухого вина, -остались в прошлом.
 Теперь я с чувством глубокого удовлетворения бегал по утрам за детским питанием, гулял по двору с дочкой, стирал пеленки и, естественно, ни о каких колесах даже и не мечтал!
 Но демоны сидят в человеческой породе глубоко, и если, уж, эта зараза в тебе есть, она, практически, неизлечима.
 Эйфория от новых ощущений, от сознания того, что ты отец, что ты произвел на свет существо, которое во многом повторит тебя самого, постепенно блекла, превращаясь просто в сумму обыкновенных бытовых обязанностей, которые, я и продолжал, однако, выполнять с неослабевающим энтузиазмом.
 На новой работе я уже не вибрировал, чувствовал себя уверенно, дважды за год был повышен в должности.
 Словом, когда при нашем институте организовались курсы автолюбителей, я поступил на них и весной 1956 года успешно сдал все экзамены на водительские права.
 Автомобилем, конечно, и не пахло, но ничего, думал, запас карман не тянет!
 А в быту, - сплошные трудности. Декретный отпуск у моей жены кончился. Или на работу выходи, или увольняйся.
 Увольняться!? Как бы не так, она же архитектор! Нет, чтоб с ребенком посидеть, как будто без нее не смогут типовые «хрущевки» к месту привязывать, Растрелли вшивая!
 Моя мама постоянно попадала в больницу. Теща, светлой памяти Лидия Валентиновна, с ребенком сидеть не собиралась, она, не стесняясь, заявляла нам:
 -Зачем вам эта гадость, завели бы лучше кошку!
 До детского садика дочка еще не доросла. Нужна няня. А где ее взять? Тогда дефицит на нянь приравнивался к дефициту на черную икру или на финскую баню.
 Миниатюру Аркадия Райкина про няню вся Москва цитировала. Но, как поется в знаменитой песне Дунаевского из одноименного кинофильма «Дети капитана Гранта», -Кто ищет, тот всегда найдет!
 И мы нашли, по объявлению на заборе, двадцатипятилетнюю разбитную девицу, без московской прописки, явно, с уголовным прошлым. А чтоб мы, горный инженер с архитектором, эту домработницу содержать смогли, пришлось сдать нашу маленькую комнату двум половым гигантам.
 Нам нужно было выгадать какое-то время, дотянуть ребенка до дачи. Как у «Мальчиша –Кибальчиша»:
 -Только день простоять, да ночь продержаться!
 Облигации, да кое-какие побрякушки из золота, в порядке страховки, все же, перенесли к соседке, и началась беспечная жизнь советских интеллигентов с прислугой.
 Няня Галя, так звали нашу красавицу, первые дни угощала нас украинскими борщами и даже баловала тортами. Спали мы все вчетвером в одной комнате, мама, была в больнице, а в маленькой комнате, напоминаю, Веня и Аркаша, оттачивали свое сексуальное мастерство.
 Жизнь, вроде, наладилась. А, раз все спокойно, вновь за дело берутся демоны.
 И вновь, тяга к личному транспорту не давала мне спокойно спать.
 И, так как мотоцикл был уже пройденным этапом, а автомобиль недоступной розовой мечтой, оставался велосипед. Но избалованной душе моей требовался велосипед на новом, повышенном этапе. Как сказали бы сейчас: велосипед следующего поколения.
 Велосипедов с моторчиком в СССР не было. Советский человек мог видеть это чудо техники только во французских фильмах, да на модных в то время карикатурах Бидструпа, как там у них, дикарей, старухи–монашки на подобных агрегатах разъезжают.
 И вот, на тебе, в продаже появляется двигатель «Д-4», специально сконструированный для установки на дорожный велосипед.
 И это тебе не какая-нибудь маломощная заграничная фыркалка, которая подвешивается на багажнике и, своим резиновым роликом, крутит заднее колесо, а нормальный, жестко установленный на раме двигатель, цепная передача на ведущую звездочку и целых полторы лошадиных силы!
 Вы уже догадались? Ну, конечно, я тот час помчался покупать эту новинку. Купил мотор, а на следующий день купил и велосипед к нему, и в ближайшее же воскресенье, приступил к соединению этих двух агрегатов, в одно целое.
 Собирал я своего нового коня в нашей тесной ванной комнате. Сама ванна, огромная чугунная эмалированная емкость, была закрыта деревянными щитами. Получалось, как бы стол, лучшего места для монтажа не придумаешь.
 За время моей работы няня Галя раз 10, не меньше, протискивалась мимо меня к умывальнику, хотя у нас есть кран и в кухне причем, каждый раз меняла позы.
 Она усиленно массировала меня всеми своими выпуклостями. Я почти дрогнул, но не сдался!
 Мы с женой уже раскусили нашу домработницу, видели, что в шкафах все перерыто. Затеять со мной флирт и потом шантажировать, очевидно, был ее последний козырь.
 Разочарованная, она нагло заявила мне:
 - Может там, у себя на работе, Вы и умный, но по жизни вы глупый!
 Няню Галю, естественно, тут же выгнали.
 Но она не пропала: в нашем же подъезде, одна заботливая мамаша наняла ее «ухаживать» за своим 17ти летним сыном.
У парня с детства были парализованы ноги.
 Ну, как говорится: совет им, да любовь!
 На лето 1958 года мы сняли дачу в Бутово. Это не тот город Бутово, который на все свои 17 этажей вознесся в Московское небо, это несколько десятков покосившихся деревенских домиков, расположенных в 50 метрах от железнодорожной платформы.
 Это прекрасная дубрава, это, наконец, маленький, но очень чистый пруд, в котором можно смело искупаться в жару, не рискуя подцепить какую-нибудь бяку.
 Домик, в котором мы сняли комнатку, стоял как раз напротив остановки электрички. Ездить на работу с дачи оказалось проще, чем из Московской квартиры.
 В городе я тратил на дорогу в один конец почти полтора часа. А с дачи, -меньше часа! Прямая электричка от моего Бутово до остановки «Станколит», а там и до моей «лавочки» всего 5 минут хода.
 Наняли грузовик и перевезли из Московской квартиры на дачу необходимый минимум вещей для быта, а также старую мебель, приобретенную моими родителями еще в период коллективизации и к описываемому времени, пришедшую в полную негодность. Свой велосипед я грузить не стал принципиально.
 Я лично проехался на нем через всю Москву, и по шоссе до самой дачи, вдрызг испакостив, при этом, брызгами из выхлопной трубы свой, только что купленный, китайский плащ.
 Воскресные дни я проводил в кругу семьи и, как ребенок, задыхаясь от восторга, носился на своем велосипеде с моторчиком по извилистым тропинкам Бутовской дубравы.
 Однажды, ко мне в компанию покататься напросился хозяин дачи, работяга моих, примерно, лет.
 Мы катались с ним по очереди часа два по лесным дорожкам. Накануне прошли дожди, было много непросохших луж. Машина была вся обляпана грязью.
 Я, понятно, протираю тряпкой велосипед прежде, чем убрать его в комнату, а он увидел это и говорит мне:
 -Зачем ты его протираешь, ведь он на грязь рассчитан!
 Русишь -культуришь! Немудрено, что при таких понятиях, помноженных на наш многомиллионный рабочий класс, мы и идем семимильными шагами к чертовой матери…
 В конце дачного сезона мой велосипед перекочевал на постоянное место жительство к моему другу, Здорову Виктору Матвеевичу.
 -Голуба, хватит тебе детством заниматься! Продай велосипед мне, пускай мой Матвей учится, а у нас с тобой дела серьезные начинаются.
 Я не сразу понял его намек, но уже на другой день мы обсуждали с ним условия совместного владения нашей будущей автомашиной.



















 Глава шестая.
 «Москвич» на пару.

 Встретились у меня. Виктор сразу взял быка за рога:
 -Голуба, выручай, у меня очередь на машину подходит. Не сегодня-завтра открытку пришлют, а у меня денег, сам понимаешь.
 Это я хорошо понимал, сам едва концы с концами сводил, каждый раз до очередной зарплаты пятерки не хватало.
 Однако, от своей голубой мечты, порулить на собственном авто, ни на секунду не отказывался.
 Уже не 1946 год, времена изменились. Народ почувствовал вкус к железному коню, которого ежели ты не ездишь, то и кормить не надо.
 За автомобилями возникали стихийные многотысячные очереди. Появлялись фиктивные биржи. Аферисты работали, вовсю. Очереди продавались, пока за дело не взялись милиция и администрация Авто-магазина.
 В очередь за Москвичом был записан и я. Правда, конца моей очереди было не видно. Здоров, как выяснилось, подсуетился записаться на автомобиль года на два раньше меня.
 Автомобиль «Москвич», а других малолитражек тогда еще не было, стоил уже не 6 тысяч, как в 1947 году, а все 25! Правда, это был не тот, дохленький «Москвич 401», а вполне современная машина: 70 «лошадок», рычаг переключения передач на руле (это считалось техническим достижением!) просторный салон (по сравнению с 401м) и бескамерные шины.
 Вместо «Победы» тогда уже выпускался автомобиль «Волга», но он стоил, вообще, 40 тысяч и очереди на него были совсем безнадежные.
 Цены на машины прыгали вверх очень быстро. Вместо «Москвича 401го», выпустили сначала 403й , цену установили 16 тысяч. (Пишу по памяти, может, слегка и ошибаюсь!). На 403й модели долго не задержались, выпустили 407го уже за 25 тысяч! Я печенкой чувствовал, что к тому моменту, когда подойдет моя очередь, цена станет для меня неподъемной.
 Отношение к будущей машине у нас со Здоровым было, примерно, одинаковое.
 Ни я, ни он, ездить на работу каждый день на автомобиле не собирались. Дач у нас, также не было. Машинами мы с ним намеревались обзавестись, чтоб красиво съездить в отпуск, ну и, вообще, иногда «Эх! Прокатиться!»
 Уже давно нами были прочитаны книжки и Льва Кассиля о его поездке на Юг за рулем собственной «Победы», и, куда более романтичное описание своих авто–приключений в Африке двух чехословацких журналистов, Зигмунда и Ганзелки. Нам не хватало собственных приключений на свою, я извиняюсь, шею.
 Решено: на пару, так на пару!
 Составляя регламент совместной эксплуатации, старались не упустить ни одной мелочи. Договорились, вести «бортовой журнал»: кто, куда, когда и сколько проехал. Какие, кем были проделаны профилактические работы, (чтоб два раза масло не менять!)
 Как расплачиваться за ремонт, в случае аварии. Разработали график передачи машины партнеру, (чтоб к отпуску, скажем, у партнера обязательно была машина) Ну, и многое другое.
 Выдал я Здорову 12 с половиной тысяч, и в путь!
Он оплатил, все, как положено. Через несколько дней приходит открытка, вызывают, с чеком и паспортом.
 Счастливые, едем на базу получать машину.
 Это, где-то, в районе Южного порта. Рассуждаем, спорим, какую брать, желтую? Зеленую? С кузовом «универсал»? Может, кабриолет, все равно, мол, только летом ездить будем?
 Но советский сервис быстренько остудил наши не в меру воспалившиеся фантазии: на базе стояло штук 12 лимузинов темно вишневого цвета и никаких вариантов!
 Виктор заикнулся, было, насчет кузова «универсал», но продавец обрезал его:
 -Так вы будете, брать машину, или нет?
Естественно, мы взяли….
 Заправились мы тут же, у одного грузовика, пол канистры нацедили. Кстати, именно водитель этого грузовика, предупредил нас, чтоб не торопились уезжать: машины продают без бензина, заливают литр всего, до ближайшей заправки не дотянуть. А вот продавец гад, об этом, нам ничего не сказал!
 Как сейчас помню свой первый рейс на собственной машине в Пушкино, на дачу к родственнику Здорова. Права на вождение я получил, помните, еще два года назад. С тех пор за руль ни разу не садился.
 Ничего, сел. Завел, тронулся. Потихонечку выехал со двора этой базы. Быстрее, быстрее. Вот, уж, на прямой передаче еду. И не страшно совсем, дорога-то, не то, что сейчас: почти пустая. От напряжения, однако, потный был.
 Москву я знал хорошо, без приключений проехал насквозь весь город, выехал на Ярославское шоссе.
 Тогда это была узкая, двух полосая дорога, значительные участки даже не были асфальтированы: обыкновенный булыжник.
 Кроме того, на всем полотне лежал слой снега сантиметров 10. Короче, чувствую, машина не тянет. Перешел на третью передачу. И на третьей не тянет. Перед самым Пушкино мотор, вообще, ослаб: еле-еле на второй передаче дополз я до дачи Здоровского родственника. Скорей всего, мы залили бензин не той марки, но разбираться и анализировать было некогда.
 Я так устал, что даже не сел за предложенный ужин, только бы домой поскорей, в постельку!
 Всю зиму машина простояла в Пушкино, а ранней весной 1959 года, наши знакомые перегнали ее к Виктору.
 Во дворе дома, где он жил, на Ново Песчаной, стояло уже несколько машин, авто владельцы организовали подобие кооператива, существовала какая-то охрана.
 В моем же, сто квартирном доме, я был единственный обладатель автомобиля.
 Теперь, читатель, догадайся сам, чего я больше вызывал у своих соседей, любви или ненависти?
 Пришла весна. Пора начинать авто- навигацию. Первым, по графику, был я.
 Вот так-то, мистер Хейли! Вам все, хаханьки!
 У вас там, на Диком Западе колеса используют по большой или малой нужде. (Прошу пардона, за пахнущую аналогию!).
 К примеру, Вашему, буржуазному мистеру Смиту из предместья Нью Йорка, где он проживает в своем двухэтажном коттедже, до его офиса никак не добраться, акромя, как на личном своем «Форде».
 А его, Смитовой, миссис Мэри детишек ихних, Джона да Бетси, ну, никак, без машины в школу не отвезти. Да кроме того, ей, Мэри этой, в шопе у Ватсонов, а это 25 миль от их дома, продуктов надо закупить на всю неделю. Куда она, бедная, без машины денется?
 Вот и гоняет она свой «Шевроле» с кузовом «универсал» по хозяйским своим делам, пока ее Смит доллары заколачивает.
 А старший сынуля их Майкл, восемнадцатилетний оболтус, тоже, манеру завел: тайком по ночам, на отцовской машине девчонок своих прогуливать!
 Пришлось и ему баловнику эдакому, купить у старика Тома подержанный рыдван неопределенной марки. Так и живут, мучаются: три машины на семью. Иначе никак нельзя!
 У нас с Виктором все, как раз, наоборот: весна на дворе, машина, вон она, новенькая стоит, сама на дорогу просится, а ехать абсолютно некуда, да и незачем!
 Но график есть график. Я решил съездить в Звенигород к тете Ане. Просто так. Ни за чем.
 Один, по первому разу, ехать побоялся, случись что, а машина-то на двоих, как потом, расхлебывать?
 Уговорил Виктора ехать со мной. Оторвал от дел человека. Сели вдвоем, Завелись, поехали.
 Прежде, чем выехать на улицы города я тихонечко сделал три круга по двору, чтоб к машине привыкнуть, ведь права-то получил сто лет назад! Зимняя поездка, перегон машины, не в счет. Я катался бы по двору и подольше, но мамаши разорались:
 - Ты чего, придурок, тут разъездился, не видишь, дети гуляют!
 Выехал. Совсем не страшно, дорогу знаю, скорость, где-то, 50 км/час, перед светофорами особенно не разгоняюсь: вдруг внезапно перекроют!
 Вот уж и Минское шоссе. Машин мало.
 Я шел в потоке, скорость, порядка 60 км/час. Ни я не обгонял, ни меня не обгоняли. Буквально, в первые же полчаса этой поездки, испарился весь мой «мандраж» перед дорогой.
Я уже не напрягался, какой рычаг задействовать. Руль, газ, сцепление, тормоз, не занимали мой ум: руки-ноги сами все вспомнили.
 Все внимание, - на дорогу! Вождение из трудной, страшной работы, незаметно превратилось в удовольствие.
А там, глядишь, и свертка на Звенигород подоспела.
 Проехали этот милый город. Асфальт кончился. Нам в Саввинскую слободу, еще километра три по грунтовке.
 Выехали мы рано, ночными заморозками грунт был скован, и дорогу до тетки мы преодолели без осложнений. В самую деревню, однако, въезжать не стали, грязновато показалось, да и в гору.
 У тетки мы особенно не задерживались, потрепались с час, не больше, из окна показали ей нашу машину:
 -Смотри, вон она стоит!
И распрощались. К тому времени, солнышко так пригрело, что грунтовая дорога от Саввинки до Звенигорода, превратилась в кисель.
 Аккуратненько, на второй передаче, стараясь не дергать, преодолевал я это первое мое дорожное препятствие. Машину мотало из стороны в сторону, едва не выбрасывая за пределы дороги, но она, все же, упорно ползла вперед.
 Перед самым городом, когда до асфальта оставалось, метров 50, мы увидели, как слева, в нашу размокшую грунтовку, с веселым журчанием вливается мощный ручей. Когда мы ехали, в Саввинку, здесь не было никакого ручья!
 «Журчат ручьи», это хорошо только в песнях Дунаевского, а тут… Огромная лужа отделяла нас от Звенигородского асфальта. Я остановился перед ней в нерешительности, и мы, наконец, застряли. Застряли капитально.
 Достали из багажника буксирную лебедку, развернули купленный мной в Челябинске трос.
 Все-то у нас было. У нас не было только опыта езды по российским дорогам. Трос нужно за что-то зацепить. А за что? До ближайшего дерева не меньше ста метров, столбов никаких нет. Колья, которые мы пытались вбивать в грунт, немедленно выдергивались, едва мы начинали натягивать трос.
 Без всякой надежды на успех, возились мы в этой грязи уже больше часа. На наше счастье, было воскресенье. Поглазеть на наши потуги сошлось уже немало аборигенов. Видимо вид наш был достаточно жалким, а сознание обывателя еще то, близкое к коммунистическому, когда человек человеку был волк, друг и товарищ, ну, и так далее…
 Короче, кто-то из толы, кликнул клич:
 -А ну, ребя, о па-на, навались!
 И сразу человек пять, по колено в воде, бросились к нашему «Москвичу» и, единым духом выкатили машину на асфальт. И это «за спасибо». Ни о каких « на поллитра», не было и речи!
 Попробуйте сейчас попасть в подобную ситуацию, вас обдерут так, что мало не покажется. Хорошо, если, вообще, не отберут машину!
 После этой поездки в Звенигород автомобиль, по графику, был какое-то время у Здорова. Как он им пользовался, история умалчивает, а вот на Первомайские праздники машина снова поступила в мое распоряжение.
 Я решил смотаться в Смоленск, к братцу Косте, тому самому, который научил меня ездить на велосипеде и даже подарил свой велосипед.
 В путешествие собрались почти всем семейством: мама, жена и я, естественно. Трехлетнюю дочь решили не мучить: «подкинули» ее тетке Зойке, старшей сестре Лидии Валентиновны.
 Выехали утром 30 апреля. Никаких особенностей в направлении ТУДА, памятью не отмечено. ТАМ, собрал богатый урожай похвал и комплиментов от многочисленной родни. Слух о том, что «Юрка из Москвы на своей машине приехал» быстро разлетелся по всему Смоленску. Остановились мы, конечно, у Кости.
 «Славу» свою мне пришлось отрабатывать: было выражено желание устроить в честь моего приезда, ну и заодно в честь Первого мая, праздника трудящихся Всего Мира, пикник на природе.
 Доставку участников на пикник, который, кстати, был устроен как раз на том месте, где перед Войной были расстреляны тысячи польских военнопленных, осуществлял я на своем «Москвиче».
 За три рейса перевез от Смоленска до Катыньских лесов одиннадцать человек.
 Это все мои двоюродные, троюродные братья, сестры, их мужья, жены. Знаком я был всего лишь с четырьмя из всей компании.
 Это: братец Костя, его жена Ирина Владимировна, Костина родная, а моя двоюродная сестра, Нина, и ее сын Всеволод, в то время студент мед -института. Остальные представляли молодую поросль по женской линии многочисленного семейства Заблоцких.
 У них были другие фамилии.
Их бабушки или мамаши, мои тетки, были значительно старше моего отца.
 Я никогда не видел этих своих теток, и знал о них только из разговоров взрослых в своем розовом детстве.
 Для чего я пишу об этом? А для того, что у меня не будет другого повода вернуться к этой теме. Я не какой-нибудь там Иван, родства не помнящий, я член многочисленного клана.
 Да, нас много.
 Но вот, в тельняшках ли мы? Можем ли мы поддерживать друг друга в беде?
 Стоять друг за друга, как стоят на смерть, хотя бы, те же чеченцы?
 Выручать друг друга, как это делают евреи?
 Проталкивать друг друга в верха, как это делают грузины для грузин, армяне для армян, татары для татар?
 Фига вот: мы даже не знаем своей родни ни в лицо, ни по именам!
 Вернусь на землю. Когда я, после привоза первой партии «пикникистов» на место поехал за следующей, едва не устроил себе аварию. Поясняю. Туда я ехал в перегруженной машине: со мной, нас было пятеро. Разбитая асфальтовая дорога. В основном, в гору. Еле плелись.
 Обратно я ехал пустой, под гору.
А дорога-то, та же! Рытвин не убавилось, а скорость втрое больше! Машина стала делать такие прыжки, что думал, перевернусь или, по крайней мере, разобью переднюю подвеску.
 Во время обуздал собственную прыть, получив еще один полезный урок вождения.
 Праздники пролетели незаметно, и вот уж 3е мая, пора в обратный путь.
 На выезде из Смоленска, я заехал в авто-сервис, произвел необходимые профилактические работы, которые полагалось провести после первых пятисот километров пробега. Мне сделали отметку в сервисной карте. Это было необходимо, иначе,- на гарантию не рассчитывай!
 На Минское шоссе я выехал уже матерым авто-асом. До самой Москвы держал скорость 100- 105 км/час. Сейчас никого не удивишь скоростью в 130-140 км/час, а тогда, как правило, выше 60ти не ездили. Почему не ездили? Потом расскажу. Я же был молодой, горячий. Рассказал, придя на работу о своей поездке, меня там ребята, смехом, скоростником прозвали.
 Машина перешла к Виктору, а когда снова настала моя очередь, лето было в разгаре.
 1959 год для меня был богат на события. Мало того, что я стал автомобилистом, мне не давали спать спокойно лавры Жака Ив Кусто.
 Нырянием, просто так, я увлекался с детства. (Читай краткую биографию!) А тут, как раз, организовывается при нашем ДОСААФе, кружок подводного плаванья. Я первый записался!
 Занятия по теории проводились в каком-то подвальчике на Бауманской улице. После работы, естественно.
 А надо заметить, когда была моя очередь «владеть» Москвичом, я непременно приезжал на нем на работу, не потому, что пренебрегал общественным транспортом, а только лишь из-за того, чтоб не оставлять машину на день во дворе. У меня не было, как у Здорова самодеятельного кооператива с охраной. С меня хватало ночных «вздрагиваний».
 Напоминаю: во всем нашем сто квартирном доме машина была только у меня. И, конечно, любителей восстановить социальную справедливость было предостаточно!
 Но, чтоб воровать машины? Нет, этого тогда не было. Или, почти не было. Просто напакостить по мелочи: дворники снять, антенну погнуть, матерное слово нацарапать. Это, всегда -пожалуйста!
 Кроме шуток, я психом становился: ночью во дворе могли орать песни и ругаться, сколько хочешь, я спал, как сурок. Но достаточно какой-нибудь бабе звякнуть помойным ведром, на звук металла, я моментально вскакивал и подбегал к окну, не мою ли это машину раздевают?
 И, я уезжал на работу, на машине, от греха подальше. А на работе, между прочим, та же картина, у подъезда стояли две машины: директорская и моя.
 Во, какой крутой мужик был Юрий Александрович в свое время!
 Правда, монополия моя была недолгой: через пару-тройку месяцев картина изменилась, появились машины и у Дацкевича, и у Чегодаева. Курач завел себе инвалидный вариант сто первого Москвича. Ну, а пока что, я один гарцую…
 Я выезжал на свою Озерковскую набережную. Там было тогда одностороннее движение. Ехал в сторону Садового кольца. Выезжал на Малый Краснохолмский мост, поворачивал налево, пересекая Садовое кольцо прямо на мосту, проезжал по мосту через Канал, снова, пересекая Садовое кольцо налево, на Садовничевскую набережную, мимо Краснохлмского камвольно-швейного комбината к Горбатому мостику и дальше, либо до малого Устьинского моста, либо еще дальше, до Чугунного моста.
 А там, в первом случае, я ехал через Москва реку по Большому Устьинскому мосту до Солянки, по Солянке до площади Ногина, затем вверх до площади Дзержинского. Иногда, я не сворачивал на Солянку, а ехал по Бульварному кольцу до Трубной площади. Там уже поворачивал в сторону своей родной Марьиной Рощи.
 Во втором случае, я ехал прямо до Балчуга. Поворачивал направо на Большой Москворецкий мост и через Красную площадь мимо музея Ленина, мимо «Метрополя», направо, вверх на ту же площадь Дзержинского.
 Потом, обогнув площадь Дзержинского, спускался вниз, поворачивал направо на Неглинку. Доезжал до Трубной, и дальше без вариантов.
 Там был мой район. Если по дороге я замечал сотрудников института, даже незнакомых лично, пешечком топающих на фирму, всегда останавливался и подсаживал.
 Однажды, один главный инженер проекта, шибко важная шишка в институте, некий Углов, которого я, таким образом, подвез по дороге, заявил мне, выходя из машины:
 -Вот вы, рядовой инженер, на машине разъезжаете, а я, Главный инженер проекта, не могу себе купить автомобиль!
 Это он мне так спасибо сказал, за то, что я его подвез.
 Опять отвлекся, ведь начал же про школу подводников!
 Нас было четверо любителей понырять. Леша Горячкин из моего, горного отдела, Вилька Жвирблянский из КБ, Вадим Болдырев из Обогатительного и я. Всю нашу компанию я подвозил к этому подвальчику на Бауманской, машину отгонял во двор напротив, и шел на занятия.
 По окончании занятий, мы заходили в этот двор, садились в мою машину, и я ехал домой, по пути высаживая своих товарищей, кто, где пожелает.
 После второго или третьего, уже не помню, занятия, когда мы выезжали на Бауманскую улицу, налево, с пересечением основного потока, я занял сразу крайний правый ряд, что делать не следовало. Ехавший за мной грузовик, которого я малость подрезал, решил показать мне, «чайнику», Кузькину мать: проезжая мимо меня, он специально вильнул задком в мою сторону, и своим задним колесом стукнул меня по переднему левому крылу. Мастерская работа: у кого «травма» на переднем колесе, тот и виноват!
 Я подрулил к тротуару, остановился. Стал осматривать повреждение. Вмятина была солидная, краска ободрана, но колесо не заклинило. Мои попутчики сразу же откланялись.
 Позвонил Здорову, ожидая услышать от него матюги в свой адрес. Если б вы знали, как он обрадовался, узнав об аварии!
 -Голуба, я так рад, что ТЫ первый. Я-ж еду и трясусь, чего бы не случилось: как потом с тобой разбираться?
 Починили мы машину быстро и дешево, за 15 рублей нам ее и выправили и покрасили.
 Летом я пару раз всем семейством выезжал, просто так, покататься, на Ярославское шоссе, в район поселка Клязьма. Один раз пригласил в эту поездку своего начальника, некоего Иванова, большого знатока Достоевского и водки. Прогуливаясь в тех местах, тогда я не мог себе даже представить, что на этой самой Клязьме, через два года у нас будет дача!
 Интересная поездочка была в Каширу, к тете Лизе.
 Туда я взял прокатиться своего лучшего друга, Сашеньку Тюрякова. К тому времени, он уже успел жениться, но в номенклатуру еще не попал, и еще не брезговал своими старыми друзьями, простыми смертными.
 Каширское шоссе было практически пустое. Где-то, в районе Михнева мы остановились перекусить. Битый час стояли на обочине, ни одна машина не проехала мимо!
 Через Оку, помню, ехали еще по старому, понтонному мосту. У тети Лизы в доме не задерживались: отдали визит вежливости и, привет! Решили прогуляться по тамошнему парку перед обратной дорогой. Машину у подъезда оставили. Ее тут же обступили местные ребятишки: автомобилей и в столице не густо, а там, вообще, редкость!
 Сашкина молодая жена, белобрысая дурочка, возьми да и скажи во всеуслышание:
 - Юр, а ты не боишься тут машину оставлять? Ведь ее эти мальчишки поцарапают!
 Видели б вы, как покраснел от стыда за свою половину мой гениальный друг! Мне же пришлось менять программу, отводить машину подальше от этого дома: мальчишкам была подана блестящая идея!
 В августе «Москвичом» пользовался Виктор, а сентябрь, был моим.
 Я задумал грандиозное путешествие: прокатиться с семьей до Северного Кавказа, через горный перевал, в Грузию, потом на берег Черного моря, самого синего в мире, и от Туапсе на север, домой, в Россию. В одиночку, на такие вояжи тогда, не отваживались. Стал искать попутчиков. Обыкновенно, по объявлениям.
 Вскоре такие нашлись. Некие Казакевичи, муж и жена, лет на 10 постарше нас с Ириной. Созванивались пока по телефону. Маршрут, в целом возражений не вызывал. Но, у них «Победа», у нас «Москвич». Они почти отказались, но мы уточнили: у нас НОВЫЙ «Москвич». Это меняло дело!
 Тогда «Москвичи» не по номерам моделей чаще называли, а просто: СТАРЫЙ Москвич, или НОВЫЙ. Встретились у них, уточнили детали, время выезда. У меня произошла заминка с отпуском на день. Снова, по телефону, условились, что по России поедем врозь, а я их на следующий день догоню обязательно. Встречу назначили, глядя на карту, за сразу Ростовом, как переедем Дон, в Батайске. Назначили крайнее время: 10 часов утра.
 Наш экипаж состоял из трех человек: жена, мама и я. Дочку сплавили тетке Зойке, она с сестрой, тетей Валей, как раз в это же время собиралась ехать в Гагры.
 Выехали не рано. Уже, где-то, во второй половине дня, когда Казакевичи были уже сутки в пути.
 Проехали Серпухов, Тулу, в Мценске, в придорожной гостинице, заночевали. Собственно, в гостинице спали мы с женой, мама расположилась на ночлег в машине.
 Перед поездкой я, с помощью умельцев из города Жуковского, переделал сиденья так, чтобы они раскладывались, и салон машины превращался в постель. Заводская конструкция такого сервиса не предусматривала.
 С утра пораньше продолжили путь.
Я выжимал из машины все. Буквально промелькнули Орел, Курск, Белгород, Харьков. Мы нигде не останавливались. На шоссе я обгонял всех. Еду, радуюсь: я первый!
 И вдруг, железнодорожный переезд. Вынужденная остановка иногда на полчаса, а то и больше!
 Я стою перед закрытым шлагбаумом, раздраженно тереблю руками руль. Подъезжает одна машина, из тех, что я обогнал, другая, третья. Водители смеются надо мной:
 -Ну, как дела, скоростник? Стоим?
Заночевали мы где-то за Новочеркасском, в кустиках, отъехав от дороги метров 30. Незадолго перед этим меня остановил Гаишник:
 -Давно за рулем? Не пора ли отдохнуть?
Я, действительно, почти засыпал от усталости, дорога в тех местах была ужасная: расплавленный асфальт сбился в нечто, скорее напоминающее грядки в огороде, чем нормальную дорогу.
 Проснулись, почти с рассветом. За Шахтами дорога стала лучше. Перед Ростовом, совсем хорошая. Переехали Дон, едем по высокой дамбе, вокруг деревья. В отдалении маленькие домики. Это уже Батайск. И мы увидели: внизу,
справа, на зеленом заливном лугу одиноко стоит бежевая «Победа», наши Казакевичи.
 Было ровно 10 часов утра.
 С этого момента мы ехали на пару, то есть, старались не терять друг друга из виду. Если у кого-либо из нас случалась непредвиденная остановка, другой подъезжал, интересовался в чем дело. Рации, понятно, у нас не было, так что, ежели останавливался тот, кто в данный момент ехал сзади… Словом, сами понимаете!
 Но, к нашему счастью, таких непредвиденных остановок, было немного, в основном, у них. Я, как правило, ехал сзади: гнать, как накануне, уже не было необходимости. Кроме того, я чувствовал, что Казакевич на своей «Победе», хочет быть ведущим. Ну и, ладно, я не гордый!
 В бытовом отношении мы никак не были связаны, питались отдельно, в основном, «сухим пайком».
 В столовую зашли все вместе только один раз, в городе Орджоникидзе. Это столица Северной Осетии, он же Жзауджикау, он же Владикавказ.
 Справка для читателя, когда я расписываю свои Московские передвижения, я пользуюсь советскими названиями улиц и площадей.
 За пол дня от Батайска, мы проехали станицу Павловская, Армавир, Невинномысск и вот он Кавказ,- Минеральные Воды.
 Свернули с трассы на юг, «бегом» исколесили всю группу курортов района Мнинвод: Кисловодск, Железноводск, Пятигорск, Ессентуки.
 Нам бы остановиться там, хоть на денек, побродить по Лермонтовским местам, выяснить, где он стрелялся и почему в него попали, так нет, свербило, как чирий в одном месте: -Вперед, вперед, вперед!
 Снова выехали на главную магистраль и заночевали в частном доме при дороге, в пяти километрах от Владикавказа.
 Перед тем, как отойти ко сну, мы заспорили: по какому из трех перевалов нам следует преодолевать Большой Кавказский хребет?
 На свежем атласе автомобильных дорог, которым мы заблаговременно запаслись, Кавказский хребет пересекали ТРИ государственных дороги: через Рокский перевал, через Клухорский, и через Крестовый.
 На наше счастье хозяин дома слышал этот спор. Он охладил наш пыл, сказав, что через горы ведет одна единственная Военно-грузинская дорога, вдоль Терека, через Крестовый перевал.
 -Мистер Хейли, у Вас там, в Америке, местные Сусанины тоже выпускают такие карты и атласы, следуя которым, можно голову сломать?
 Ранним утром мы распростились с хозяевами и в путь. Позавтракав культурно в столовой Орджоникидзе (Владикавказа, Дзауджикау), мы направили наших железных коней по пути Остапа Бендера и отца Федора, прямо в Дарьяльское ущелье, вдоль Терека, которому Маяковский в свое время, в пену палку совал.
 Красотища, неописуемая, поэтому, я и не берусь ее описывать! Тем более, что замка царицы Тамары, я там не увидел.
 Без приключений проехали мимо всяких опасных мест, вроде скалы «Пронеси Господи», остановились передохнуть в высокогорном селе Казбеги, последнем населенном пункте на северном склоне.
 Часок постояли. Надо трогать, а у Казакевичей их «Победа» не заводится! Набежали местные «умельцы». Бесполезно.
 Я первый вспомнил, чему меня на курсах обучали: -Разряженный воздух! Передвинул рычажок в карбюраторе на самую бедную смесь, и мы поехали.
 Вот и перевал. Сразу за перевалом запахло теплом. Вниз, вниз, вниз. Только и знай, тормози! А дорогу, между прочим, все время пересекают мелкие ручьи. Тормозные диски намокают и «не хотят» тормозить. Еще один урок!
 Проезжаем деревни, все в зелени, домов не видно. Первый городок. Спрашиваем, -«Что за место?»
 -Цхинвали!
Понятно, едем дальше. Дальше Гори, родина Великого Вождя. Под огромным гранитно- мраморным саркофагом спрятался маленький домик, в котором родился и вырос этот злодей.
 В Гори нам предстояло решить, ехать ли дальше, до Тбилиси, или сразу повернуть на запад, к морю.
 Подъехали к богатой, четырехэтажной гостинице. Здание из какого-то камня. Высоченные потолки, вокруг высокий каменный забор. Казакевичи засомневались, стоит ли тут останавливаться? Но мы не выбирали, мы были настолько усталыми, что радовались любой возможности прилечь, наконец, и отоспаться. Гостиница пустая. Без проблем взяли номер. «Москвича» оставили во дворе гостиницы. Казакевичи поехали искать ночлег в другом месте.
 Мама хотела, как и в Мценске, переночевать в машине, но ей не разрешили.
Поднялись в номер. Комната метров 30, высота потолка метров 5, никакой мебели, на троих две огромные кровати. Мы расположились и пошли вниз, в ресторан, ужинать.
 В ресторане, в его огромном зале было пусто. Лишь за одним, заставленным бутылками и заваленным яствами столом сидела компания мужчин, человек 12. Они пели. Что-то национальное, многоголосое.
 При нашем появлении все с явным недовольством повернули головы в нашу сторону: -ЖЕНЩИНЫ в ресторане!? Непорядок!
 Однако все обошлось без эксцессов.
Утром мы спокойно покинули этот негостеприимный дворец. Машину не угнали, инструмент не украли.
 От Гори дорога пошла, вдоль реки Риони. Проехали Кашури, Зестафони, Кутаиси, Самтредиа и выехали на берег Черного моря в 15ти километрах западнее Поти.
 Там мы снова увидели «Победу» Казакевичей, но, едва встретившись, мы тут же и распрощались, пути наши разошлись: они собирались остаться, позагорать здесь на берегу, под Батумом, а мы заторопились в Гагры, где под опекой тетки Зойки осваивала российские курорты наша трехлетняя дочь.
 Вернусь слегка назад. Когда мы ехали, уже одни, на своем «Москвиче» от Гори до побережья, я по горло натерпелся страху: при каждой, самой маленькой остановке, будь то заправка бензином, или покупка инжира на рынке, нас мгновенно обступали десятки здоровенных парней в черных кепках:
 - Продай машину, продай машину! Сорок тыщ даю, пятьдесят даю!
Мне, порой, еле удавалось вырваться от них и уехать.
 С Казакевичами, дай им Бог здоровья, тоже были постоянные приключения. О том, как они застряли на перевале, я уже писал.
 У них каждый день что-нибудь, да случалось, проколы шин, потери «дворников». После перевала, когда мы спускались, они, как и всегда, ехали первыми. Вижу, стоят. Я подъехал:
 -Какие проблемы?
 -Что-то в салоне бензином пахнет!
 Стали смотреть: все сухо, но пахнет. Открыли капот: с двигателем все в порядке. Я предложил посмотреть багажник.
 -Да там у нас нет ничего такого.
 -Откройте, посмотрим!
Посмотрели: багажник битком набит разными тряпками. Одеялами, сумками и все это хозяйство, капитально смочено бензином из прохудившейся канистры. «Шмотки» развесили для проветривания, а канистру Казакевич собирался дать запаять местному умельцу.
 Эти «умельцы», чуть что, моментально обступали наши автомобили. Я еле уговорил его, не делать этого.
 Замечу, что техническая часть моего, 407го ни разу не дала мне повода для огорчения.
 В организационном же плане, и в нашем лимузине не всегда было все «О, кей!»
Еще где-то возле Белгорода, на полном ходу, супруга моя, прихлебывая кофе из бутылки, уронила пробку. Шарила, шарила под сиденьем, не нашла. Ко мне:
 -Юра, я пробку потеряла, поищи!
Я лишь на мгновенье отвел глаза от дороги, нагнулся пробку ей поднять, смотрю, машина в кювет катится!
Нет, ребята, за рулем в такие игры не играют…
 В Дарьяльском ущелье, где очень внимательно ехать надо, я что-то сказал не так, она со злости стала молотить меня атласом по голове. Моя мать ее, дуру, остановила:
 - Ира, что вы делаете, он же машину ведет!
Это называется: «Сквозь тернии к звездам!»
 Простившись с Казакевичами, мы направились в Гагры. И тут я превзошел сам себя: я несся так, что на крутых виражах горной дороги обгонял местных таксистов. Иногда, на повороте, машина шла «юзом» всеми четырьмя колесами, я почти делал знаменитый «полицейский разворот». Скорость, за 100.
 Я был в ударе, мать и жена сидели тише воды, ниже травы… Больше, я так никогда в жизни не ездил.
 Мы остановились в Старых Гаграх. Сентябрь. Бархатный сезон. Все комнаты сданы, все койко-места заняты. Нашлось одно местечко где-то в самом конце ущелья, койка нам с Ириной на двоих. Двора у хозяев не было: домик примыкал непосредственно к скале.
 Автомобиль пришлось оставлять на улице. Это конец ущелья, там, собственно, никто и не ездил, но народ-то ходит! Решение нашлось: я снял с машины колеса, втащил их в дом, под нашу койку, поставил автомобиль на кирпичные столбики и мама, все та же мама! спала в нем все дни, которые мы там провели.
 А были мы там целых две недели. На катере катались с дочкой и тетками. На машине ездили в горы, на источник Авадхара, на озеро Рица. Поговорка местных экскурсоводов: «Кто на Рице не бывал, тот Кавказа не видал». Глупости, вот кто через перевал не ездил, тот, действительно, не видал Кавказа.
 Встретил я там случайно троих ребят со своей фирмы: Лешу Грячкина, товарища по подводному плаванью, Володю Годасса из обогатительного отдела и Яшу Липкина, из металлургического отдела. Мужики в моих годах. Хорошие фотографии есть на память!
 Съездили с ними на мыс Пицунда. Тогда там никаких построек не было: заповедник, реликтовая сосновая роща. Сейчас все застроено, загажено. Там, на пляжной гальке я застрял со своей машиной, словно в жидкой грязи. Ребята, понятно, вытянули. Еще один урок!
 Все хорошее быстро кончается. Пора в обратный путь. Хотел ехать вдоль побережья до Новороссийска, а там вверх, до Краснодара и в Россию по уже знакомой дорожке. Но меня предупредили, что перед Новороссийском оползень сошел, дорога перекрыта. Пришлось сразу от Туапсе сворачивать на Краснодар по проселкам.
 Только я проехал прибрежные рощи, узкую полоску, километра два, как начались бескрайние колхозные поля. Жирный Краснодарский чернозем, превращенный сентябрьскими дождями в непролазную грязь.
 Я вспомнил свой первый рейс в Звенигород. То были цветочки! Тут я увидел картину, достойную кисти Айвазовского. Пошлость, конечно, но лучше не скажешь!
 На дороге, насколько хватало глаз в разных ракурсах «загорали» застрявшие «Москвичи» и «Победы». Яркие голубые, красные, белые, желтые точки пунктиром были рассеяны по всему горизонту. Грузовиков, что-то, я там не видел! Я понял, что по дороге мне не проехать. Рискнул, поехал по целине.
 На второй передаче, стараясь держать ровный газ, по оси в грязи, я ровно и упорно продвигался параллельно дороге мимо застрявших машин. Только бы не дернуться, только бы не остановиться! Из радиатора шел пар. Мотор ревел, казалось, все, конец! И, тут, я почувствовал, как машина выкатилась на сухое место!
 Начался асфальт. Это было настоящей победой.
 До Краснодара, -рукой подать. К ночи мы успели доехать до Харькова и заночевали в кемпинге: такие заведения тогда уже стали появляться!
 Наутро я обнаружил, что вода в лужах замерзла: лето кончилось, пора до дома.
 К вечеру мы были в Москве.
 Виктор, увидев машину, раскрыл рот от удивления: под капотом не было двигателя, там был какой-то большой торт. На всем, на трубках больших и маленьких, на проводах, на карбюраторе и бензонасосе, налип такой слой грязи, что всех этих подробностей просто не было видно.
 Когда машину отмыли, выяснилось, что вылетел один болт из картера. Но, масло не ушло, более того: уровень масла был нормальный! Отверстие было надежно законтрено запекшейся грязью.
 Машина зимовала на даче у родственника Виктора.
 Наступило лето 1960 года. Я считал себя уже матерым автомобилистом. С напарником никаких трений, если не считать мелких дамских «фокусов», которые иногда откалывала супруга Виктора, Ирина Александровна. Она к этому времени получила Права и участвовала в эксплуатации нашего общего «коня» с нами наравне. Я не возражал, хотя возразить имел моральное право: нашим джентльменским договором вождение общей машины членами семей не предусматривалось!
 Виктору удалось не очень дорого снять гараж на Покровке, недалеко от Садового кольца.
 Это было просто здорово: я уже не дергался по ночам, как раньше, когда машина стояла у меня под окнами.
 Хотя, разобраться, какой толк в машине, если она стоит в гараже на Покровке, а ты живешь у Павелецкого вокзала? Видимо, опять придется с мистером Хейли права качать!
 В гараже этом мы особых ценностей не держали, но все же, когда уезжаешь, ворота полагалось закрывать. Ирина Александровна, по рассеянности, не всегда это делала…
 Дочка моя, к тому времени подросла, и находилась в детском садике, а детсад этот был на даче в районе станции Расторгуево, по Павелецкой железной дороге. Самое милое дело, дочку в лагере навестить. Предложил тестю с тещей составить компанию.
 И вот, мы с женой, в назначенное время, стоим со своим «Москвичом» у подъезда ее родителей.
 Тесть, Владимир Алексеевич, вышел без опозданий. Ждем Лидию Валентиновну.
 Ждем 10 минут, 20, полчаса. Тесть не выдерживает, поднимается за ней на 6й этаж без лифта. Спустился к нам минут через 10, утешил:
 -Она собирается. Подождем еще немножко.
 Ждем еще 10 минут, 20, полчаса, час.
Я, -злой, как черт: поездка срывается! Наконец, мадам выходит. Я не выдержал, сказал ей что-то, типа: «-Семеро одного не ждут!»
Она сморщилась, и, в упор не замечая ни меня, ни дочь, сказала мужу:
 -Знаешь, Птица, я что-то передумала ехать.
 Стоило пол дня терять! Тронулись. Пока ехали по городу, я ничего подозрительного в машине не замечал, а вот, как выехали на Каширку и я, и тесть обратили внимание, что машина как-то вибрирует. Причем, только на скорости 55 км/час. На более высоких скоростях вибрация пропадает. Ниже пятидесяти, опять, никакой вибрации. Стали делать эксперименты. Точно: как скорость достигает 55 км/час, начинается вибрация. Скорость выше, вибрация исчезает.
 Внучку мы навестили, там все без проблем, вернулись нормально: тестя к самому подъезду подвезли. Я доложил напарнику о замеченной неисправности.
 Вместе провели испытания. Убедились оба: как только скорость подходит к 55ти , начинается непонятная тряска.
 Позвонили в гарантийную мастерскую. Там нам, ответили, что сами мы вибрируем, и что они на глупости не реагируют, а вот если у вас, мол, деталь какая-нибудь сломается, тогда приезжайте. Но только, чтоб обязательно был акт ГАИ. Словом, с фирмы нас «послали».
 Мы с Виктором пошли по линии частного сектора, стали искать спецов. Но никто из знакомых «кирюх» не мог нам помочь. «Москвичи 407» в Государственные автохозяйства тогда еще только начали поступать. Механики, набившие руку на автомобилях прочих марок, с «Москвичами» были мало знакомы. Не знали их «болезней».
 И все же нам повезло.
 В одном из гаражей, (а мы с Виктором просто обходили их все подряд, куда нас, пускали, естественно!) мы увидели стоящего на «яме» нашего, 407го . Под ним возился слесарь, что-то постукивал, что-то подтягивал. Увидев нас, спросил:
 -Что, беда, какая?
Виктор стал пространно рассказывать ему про поведение нашей машины. Мастер, не дослушав, перебивает его:
 -А! «Шимми»? Это у них у всех!
И, обращаясь ко мне, (Виктору под пятьдесят, а я, на вид был мужик ничего, в спортивной форме!):
 - Иди сюда! (я спрыгнул к нему в «яму»), смотри, (он указал мне пальцем), расшплинтуй здесь, и здесь, подтяни, и снова зашплинтуй.
 -А на сколько подтягивать?
 -На одно деление.
 В этот же вечер мы «починили» нашу машину.
 Интересный момент. У моего сослуживца, тоже купившего «Москвич 407», и тоже страдавшего от этой непонятной тряски, после того, как я с ним поделился нашими с Виктором успехами, возникла идея дать объявление и, не раскрывая секрета, заколачивать денежки, избавляя автолюбителей от этой «Шимми».
 Я не поддержал его предложения, дружба у нас не получилась. Ну, и ему не довелось стать авто слесарем: он обеспечил себе имя и состояние, на продаже аквариумных рыбок.
 А еще был у меня авто-момент, когда я потешил свое самолюбие.
 Встретить на улице лицом к лицу знаменитость всегда интересно, можно потом друзьям рассказать об этом.
 Ехал я как-то ночью, часа в два по Сущевскому Валу от Савеловского вокзала в сторону Марьиной Рощи. Зачем и откуда ехал, не помню, скорей всего просто перегонял машину, от Здорова к себе домой.
 Вижу, параллельно со мной едет на 403м «Москвиче», и силится меня обогнать, кто бы, вы подумали? Сам Олег Попов! «Солнечный клоун». Это было в широкой части улицы Сущевский вал. Там два Садовых кольца рядом свободно улягутся.
 Я нажимаю, он не отстает, я быстрее, и он быстрее.
Я припустился на всю катушку, у меня же 407й, а у него всего лишь 403й!
 «Сделал» я Олега Попова!
 Пустячок, а приятно.
 Между тем, мои бывшие приятели по двору продолжали мне досаждать, царапая и пачкая мою машину. О былой дружбе их со мной уже давно не могло быть и речи.
 Еще бы, они, как правильные, мужики уж и в тюрьмах побывали, и выпивают по вечерам, как все нормальные люди.
 А я, кто такой? Интеллигент вшивый! Сперва со скрипкой по двору бегал, потом в институт записался, а теперь, вообще гад, машину купил!
 Словом, мой «407й» стал мне больше приносить хлопот, чем доставлять удовольствия.
 Многие юмористы тех лет частенько в своих художественных произведениях проезжались на тему, что, мол, автолюбитель бывает счастлив два раза. Первый раз, когда покупает машину и второй раз, когда ее продает.
 У Вас там также, мистер Хейли?
 Короче, когда Виктор, осенью 1960 года предложил мне отступного, я не долго сопротивлялся.
 Но и тут, все было непросто. Здоров заявил мне, что машина побита, что она потрепана (пробег к тому времени был не более 30 тысяч км.). Красная, мол, ей цена сейчас 15 тысяч.
 Я не согласился, стал ему доказывать, что конъюнктура изменилась, и что эта машина стоит сейчас не меньше 35 тысяч. Напоминаю, мы купили ее за 25.
 Он чуть не в драку:
 -Ты аферист!
Но мы не стали драться, договорились отогнать машину на авто рынок, якобы для продажи. Оценить там, а уже потом, решать наши дела.
 Вечером, накануне эксперимента, я наполировал нашего «Москвича» до зеркального блеска, вымыл колеса и днище, пропылесосил салон. А на утро сюрприз: во всю дверцу процарапано до железа, матерное слово из трех букв.
 До приезда компаньона успел все закрасить и заполировать. Поехали в Южный Порт.
 И что вы думаете? Меньше, чем за 10 минут нашелся покупатель, согласившийся выложить за машину 35 тысяч!
 Я не стал больше базарить с другом: купил машину за 12 с половиной тысяч, за столько же, и отдал.
 Автомобиль этот служил семье Здоровых еще добрых 20 лет, а для меня «Москвич 407»,- пройденный этап.





 Глава седьмая.
 Мотороллер «Вятка»

 Жизнь продолжалась и помимо КОЛЕС. Мама моя, устав от нашей неорганизованной жизни, давно уже мечтала, послать нас куда подальше, и переехать в какой-нибудь тихий уголок за городом. Она все время читала соответствующие объявления, и я лично, на своем «407м», возил ее осматривать предлагаемые варианты.
 В августе 1960 года она, наконец, определилась, и купила себе часть дома с небольшим земельным участком в поселке Клязьма, по Ярославской железной дороге.
 И вот тут, уважаемый мной мистер Хейли, я проявил большую серость, я не осознал важности момента.
 У меня, ведь, появилась ДАЧА, то есть, та самая недостающая компонента для обеспечения грамотной эксплуатации автомобиля.
 Автомобиль без дачи, ни к чему.
 Как говаривал мой талантливый друг, Юра Урьяс, доктор юридических наук:
 - Ну зачем мне машина? Ни дачи, ни любовницы у меня нет. А ездить можно и в трамвае!
 Я же, в упомянутом 1960 году, сходил с ума от занятий подводным плаванием. В Крым, нырять с аквалангом ездил. Чем все это закончилось, об этом будет особый рассказ, но факт остается фактом: у меня в жизни впервые появляется шанс стать, наконец, белым человеком, у меня налицо тандем «дача-машина», а я спокойно, вполне добровольно, расстаюсь с надоевшим мне «Москвичом».
 Я еще не осознал тогда, какие огромные изменения в мою жизнь внесет появление этой, мамашиной «конуры», как я, про себя, презрительно называл ее приобретение.
 Мама от нас уехала, обстановка в семье несколько разрядилась: уже никто ежедневно не пилил нас за устраиваемый беспорядок, ну и ладушки!
 В конце года произошло событие, вызвавшее целую лавину других событий, посыпавшихся на мою голову со скоростью падающих друг за другом костяшек домино.
 Я упоминал уже, когда писал про свои мото приключения, о своем соседе, некоем прохиндее Савушкине, который снабдил тогда меня разбавленным бензином.
 Так вот, все это милое семейство проживало теперь с нами в одной квартире. Ольга Алексеевна умерла. Савушкины подсуетились: опоили ее мужа- пьяницу, и обменялись с ним. За несколько четвертинок переселили его из комнаты в 18,5 метров, в свою двенадцатиметровку в соседней квартире.
 Это милое семейство состояло из четырех человек. Сам, он ведь, член Нашей Славной, работал уже не на грузовике, а возил какого-то посла.
 Жена его, Райка, работала на прядильной фабрике в Кожевниках, где регулярно воровала трикотажное белье. И об этом будет особый рассказ.
 Их дети: школьница Люська, начинающая воровка, свой первый аборт в 15 лет сделала, и, наконец, будущий кормилец, шестнадцатилетний Шурка, в то время обучавшийся на слесаря в ПТУ.
 Как они, представители гегемона, воевали со мной, недорезанным, я достаточно подробно описал в своей Краткой Биографии.
 Шурка, поднапрягшись, поразмыслив малость, резонно решил, что если люди так, запросто, продают машины и дачи себе покупают, значит, у них денег куры не клюют!
 Словом, компания из трех сопляков, 16ти -17ти, лет взломала двери и ограбила наши комнаты.
 Тогда, в шестидесятых, ограблений было существенно меньше, чем сейчас, взялись за дело серьезно. Голубчиков поймали, осудили.
 Но вся эта история прямого отношения к «колесам» не имеет. Это лишь первая косточка домино.
 Дальше все поехало–поскакало: рождение и смерть моего сына Сашеньки, суд над грабителями, квартирный обмен.
 А на дворе, уже шел 1962 год.
 Мы снова живем в отдельной квартире.
 Но не в центре, а в Кузьминках. Пятиэтажная «хрущеба» зато, отдельная, с телефоном, с горячей водой. Правда, чтобы добраться до этой, отдельной, надо у метро «Таганская» автобус штурмовать, да и дочка детского садика лишилась, но, ведь, у нас теперь ДАЧА есть!
 Для мамы это «сюрприз»: она дачу купила, чтоб от нашего общества избавиться, а мы ее и на Клязьме достали! Но отказать внучке в летнем отдыхе бабушка не смогла, тем более, что с осени девочке в школу.
 А раз дочку бабушке подкинули, и мне, сам Бог, велел на Клязьме бывать, и продукты возить, и маме помогать хозяйство осваивать.
 У меня началась новая жизнь. Я полюбил Клязьму. Не называл ее больше «конурой». Изменился круг моих интересов. Меня увлек простой, физический труд.
 Но не лопата и грабли прельщали меня, я больше налегал на пилу, рубанок и молоток.
 На даче стал бывать уже не только по воскресеньям, частенько и в будни, после работы я приезжал к матери, чтоб доделать что-нибудь начатое.
 Ну, и как следствие, стал больше и дальше отходить от «базы», стал обследовать окрестности.
 Сначала освоил места для купанья в одноименной речке. Затем, изучил карту данного района, обыкновенную, безмасштабную схему для рыбаков и охотников Подмосковья. И что же я на ней увидел!
 Как выяснилось, совсем рядом с маминой дачей, всего в каких-то 10ти километрах, расположены гигантские водохранилища системы канала Москва –Волга. Это ж наши, Подмосковные Великие Озера, Гурон с Мичиганом, и Эри со своим Онтарио!
 А я дурак, Здорову машину отдал!
 Что делать? Купил я, в спорт товарах на улице Горького трех скоростной велосипед Харьковского завода, и стал, по воскресеньям, после дневных трудов за верстаком, изучать подходы к этим самым водохранилищам.
 За несколько выездов, все разведал. Наметил варианты, как проехать на Пирогово, на Пестово, на Пялово. Можно и по лесным тропкам, можно и по шоссе. По шоссе выходило дальше, но по тропкам после дождей не проедешь. Но, одному скучно, а на велосипед подругу не посадишь. (Посадить, -посадишь, но далеко не уедешь!)
 Что делать? Опять мотоцикл?
 Тогда уже продавались двухтактные чешские «Явы» в двух вариантах: 250 и 350 «кубиков». Продавались по записи. И стоили недешево.
 Впрочем, я и не хотел покупать эти «Явы»: машины предназначались для скоростной езды по хорошим дорогам.
 И вот, иду как-то со станции, мечтаю об очередных вариантах своих «колес», вижу, на воротах дома объявление: «Продается мотороллер «Вятка».
 «Вятка», это как раз, то, что нужно: - нет аккумулятора, а, стало быть, и возни с зарядкой. Консольная подвеска колес и разъемные диски,
(а я уже знал, что такое демонтировать автомобильное колесо!). Мощность маленькая, ну и что? Двоих возит и порядок!
 Зато дешево, и сразу. Парень, который мне его продал, работал проводником на поезде «Москва –Владивосток».
 - Мне, -говорит-, на нем кататься некогда, я в дороге всю жизнь.
 Завели, прокатились пару кругов по травке перед его домом и ударили по рукам.
 Но, когда я приехал на своем новом «коне» к маминому дому и показал ей, где, примерно, хотелось бы его пристроить, она в штыки:
 -Я не позволю тебе на своем участке гаражи городить, тут у меня флоксы!
 Строгая у меня мама была. Строгая и справедливая…
 Началась эпоха МОТОРОЛЛЕРА, короткая, но яркая.
 Свободными вечерами и по воскресеньям я стал осваивать свою покупку. К двигателю претензий не было: заводился сразу, от первого толчка ногой, нормально «мощь» набирал, малые обороты держал устойчиво. А вот консольная подвеска колес, которая мне так импонировала удобством монтажа–демонтажа колес, при езде создавала мне, с непривычки, проблемы: уж очень вертляв был мой конь, на поворотах!
 Непросвещенному читателю разъясняю: консольная подвеска, это когда нет вилки, обнимающей колесо с двух сторон, как у велосипеда, а, прямо от руля, вниз, идет штуковина, вроде трубы, к которой с одной стороны крепится такая, здоровая блямба.
 На этой «блямбе» прицеплены тормозные колодки, и привинчено переднее колесо.
 И вся эта фигня подпирается мощной пружиной, сглаживающей толчки при езде на неровной дороге. Заднее колесо, крепится также, сбоку. Но там еще сложнее: там, вдобавок, еще и двигатель присобачен…
 Поле этого тех минимума, надеюсь, у читателя не будут возникать сложности в понимании дальнейшего текста.
 Я продолжал в свободное от топора и рубанка время наращивать технику вождения. Однако, ездил я только по своему поселку, по всем его «писательским» улицам: Пушкинской, Лермонтовской, Костомаровской, Некрасовской.
 Мама жила на Тургеневской. Это самая тихая, зеленая улица. Шириной почти с футбольное поле, поросшая плотным, низким травяным газоном, она представляла идеальный полигон для обучения. Выезжать за пределы поселка мне было нельзя: мой транспорт не был зарегистрирован в ГАИ, не было номеров.
 По лесным тропкам я, все же, пару раз прокатился до водохранилищ, но это было рискованно: в тех местах можно было, запросто, напороться на милицейский патруль.
 Мамино упрямство я, конечно, преодолел: соорудил под самым окном (там, где флоксов не было!), гаражик для своего коня, нечто вроде собачьей будки с кодовым замком.
 В июле 1962 года я из своего института перешел на работу в Комитет по Черной и Цветной металлургии.
 Напомню читателю страничку из нашей истории: Хрущев, дабы упрочить свое положение после развенчания «Культа личности», решил, как следует, потасовать колоду наших руководящих кадров.
 Он ликвидирует Министерства, работавшие по отраслевому признаку, и организовывает Совнархозы, по признаку территориальному.
 А, чтоб бразды правления в стране не порвались окончательно от этих нововведений, создает отраслевые комитеты, консультационные органы, без права «решающего голоса».
 Вот, в одном из таких временных ублюдков я и оказался, погнавшись за длинным рублем.
 Мне было присвоено высокое звание: «Эксперт».
 Эксперт «чего», почему «эксперт»?
Ни одной экспертизы я той лавочке за два года не провел. Я там готовил кучу приказов и распоряжений, реализуя «идеи» второго лица в этом Комитете, Великого Костина, фантазера и Дон Кихота, наломавшего столько дров, что люди, которых коснулись его реформы, харкали кровью с тех пор, вплоть, до самого распада СССР.
 Непосредственным начальником у меня был Иванов Анатолий Васильевич, тот самый, с которым я подружился еще в ГСПИ-1. Который на свадьбе у меня был, которого я по Ярославке на «Москвиче» своем прогуливал, с которым, наконец, неоднократно напивался в усмерть.
 Так вот, снова перехожу к колесам. Мотороллер надо везти на регистрацию, это только в будни, а Иванов меня не отпускает:
 -Юриус, успеете, успеете у нас, работы невпроворот!
 Лето в разгаре, я обнаглел, раскатываю на своем мотороллере без номеров, даже, позволяю себе короткие «марш-броски» по Ярославке, от Тарасовки до Клязьмы.
 С милицией порядок, ни разу не попался, а вот с самим «конем» измучился вконец!
 Еду как-то с водохранилища, дом уже рядом. Что-то виляет машина, еле удерживаю равновесие. Остановился.
 Смотрю: «Ба!» Переднее колесо еле держится на двух болтах, два отвалились вовсе от ступицы, (помните, это такая «блямба»?), два оставшихся болтаются, вот-вот, тоже отвалятся.
 На руках докатил машину до дачи. Разобрал больное место. Притащил искалеченную ступицу на работу. Иванов позвонил в один из подшефных институтов, немедленно прискакал сам Главный инженер!
 -Будет сделано в лучшем виде. Аргоном заварим!
 Готовую ступицу мне принесли на другой же день.
Не знаю, чем они там ее варили, все болты снова отлетели после двух поездок. Естественно, я теперь ездил с максимальной осторожностью и на шоссе не выезжал.
 Тогда не было рекламных газет, не было реклам по телевизору, зато прекрасно работало «сарафанное радио».
 Я сел за телефон. Звоню одному, другому, третьему. И, где-то, на шестом звонке, от очередного приятеля узнаю, что около ВДНХ, на улице Королева, за зеленым заборчиком, налево, пройдя пивную палатку, стоит железный гараж. Там по вторникам, один парень перетачивает болты, крепящие колесо к передней ступице мотороллеров «Вятка».
 То есть, «болезнь», оказывается, случилась не только у меня, типичная конструктивная недоработка: у всех «Вяток» в этом месте отлетали болты.
 Но, вот, почему-то, «лечить» эту массовую болезнь стал не завод, выпускающий хлам для населения, а умелец из железного гаража, что за пивной на улице Королева, возле ВДНХ!
 После этого, второго ремонта уже ничего у меня не отлетало.
 Новая беда пришла совсем с другой стороны.
 Я заметил, что езжу все время на спущенных шинах. Сколько их ни накачиваю, через несколько километров приходится подкачивать снова.
 Но, ведь у меня знаменитая «Вятка», не надо мучиться, вынимая камеру, отвернул с десяток болтов, разобрал обод, и все дела.
 Вот я и разобрал оба колеса. Вытащил камеры из покрышек. Мама! Камеры клееные-переклеенные!
 Как же им не пропускать воздух! Удивительно, что эти камеры, вообще, держали давление!
 Я отодрал несколько особо старых заплат, заклеил заново. И с тех пор, почти перед каждой поездкой проверял камеры в воде на герметичность. Благо обода разборные!
 Мой начальник, разрешил мне, наконец, взять денек за свой счет, съездить в ГАИ за номерами.
 Как транспорт «на двоих» я использовал свою вятку всего один раз: вместе с женой прокатились до водохранилища.
 Помню, на обратной дороге, раз пять останавливались, шины подкачивали. С дочкой на мотороллере никогда не ездил, даже не «прокатил» ни разу. Хватило, все же, ума, не сажать ребенка на эту вертлявую тварь! Теперь у меня была забота: все вечера, когда не ездил на дачу, объезжал спорт-магазины в поисках камеры для «Вятки».
 Естественно, нигде и ничего.
 Зимовал мой «конь» в своей собачьей будке, у мамы под окном, Весной 1963 года я вытащил его на свет, проделал, скорей не по надобности, а из любви к порядку минимум профилактических работ, и пару раз прокатился.
 Я понимал, конечно, что с этой детской забавой пора кончать. Это не те колеса, по которым тосковала душа.
 Новая «Комитетская» жизнь раскрыла передо мной много таких возможностей, о которых я раньше, не мог и мечтать. Произошло чудо: в Комитете я был СВОИМ, а, стало быть, мне было разрешено то, что другим -Низзззя!
 За время работы в Комитете, я проявил несвойственную мне ранее активность в общественных делах.
 Я был полит–агитатором и дружинником, членом редколлегии и общественным распространителем разной макулатуры по заданиям Парткома.
 Как следствие, неоднократно участвовал в организуемых Месткомом «массовках», проще говоря, коллективных выпивонах на природе, съездил по бесплатным путевкам в Ленинград и Таллин, посещал бассейны в рабочее время!
 В Комитете мне впервые было разрешено выехать за границу. В институте, например, мне Партком не оказал политического доверия! (Читай Краткую автобиографию!).
 Секрет успеха прост: на фоне засевших там матерых бюрократов, неповоротливых, пятидесяти-шестидесяти летних маразматиков я, шустрый, тридцатисемилетний, выглядел Ален Делоном.
 Я почувствовал, что пользуюсь успехом у женщин. Читатель, не упрекай меня в том, что отклоняюсь от темы: колеса имеют прямое отношение к прекрасному полу!
 Но не станешь же комитетскую светскую львицу приглашать «Эх, прокатиться!», на вихляющем мотороллере!
 Короче, осенью 1963 года, расклеив в нескольких Московских информационных «точках» рукописные объявления, я благополучно избавился от своей «Вятки», продав ее, по дешевке, какому-то студенту Института Физкультуры.
 А вскоре, мне, вообще, стало не до колес. Непосредственный начальник, Иванов, не вынес моих успехов на ниве общественной деятельности, а, может, я, не ведая того, ему по женской части дорогу перебежал?
 Его любовь ко мне превратилась в собственную противоположность. Все приемы, какие только может применить опытный садист, не выходя за рамки уголовного кодекса, на мне были апробированы.
 Последние месяцы работы в этом Комитете стоили мне многих бессонных ночей и потери килограмм 20ти живого веса.
 С 1 июня 1964 года я снова в родном Институте, но уже не в Марьиной Роще, а на Толмачевке, напротив Третьяковской галереи, там, где находилось раньше разогнанное Хрущевым Министерство Цветной металлургии.
 Там, где я хотел за казенным забором прятать на день от воров свой мотоцикл «АВО -250 Зимсон». Мои новые друзья из Комитета постарались сделать так, чтобы мне не пришлось вновь начинать с нуля, я был зачислен в Техотдел на должность Руководителя Группы.












 Глава восьмая.
 «Запорожець»

 В те годы, 1961-62, может, несколько раньше, появилась на улицах Москвы забавная, самодвижущаяся, четырех колесная конструкция производства Запорожского завода «Коммунар».
 Автомобиль «Запорожець», микролитражка, двух дверный седан. Четырехтактный двигатель воздушного охлаждения, мощностью, аж, в 23 лошадиных силы, был расположен сзади, там, где у всех порядочных автомобилей находится багажное отделение. Багажник и бензобак, напротив, находились спереди, там, где положено быть двигателю. Длина машины всего три метра с четвертью.
 Изначально, развал колес у ненагруженной машины был настолько велик, что она казалась кривоногой. Кроткий кузов округлой формы отдаленно напоминал всемирно известного «Жука», знаменитого Фолькс –Вагена. Подчеркиваю: ОТДАЛЕННО.
 Автолюбители относились к «Запорожцу» с иронией и, за форму кузова, называли его «горбатым». Водители самосвалов их просто презирали и называли «Еврейский танк».
 И, между прочим, зря: еврейские танки в первую Арабо –Израильскую войну показали, что с ними шутки плохи!
 Стоили эти машины необыкновенно дешево: всего две тысячи, и стояли в свободной продаже.
 Поясняю молодым читателям: только что прошла Хрущевская денежная реформа, деньги подорожали в 10 раз. (Зарплаты, соответственно, в 10 раз снизились!)
 «Москвич» в то время стоил 7-8 тысяч, (по-старому: 70-80 тысяч!), «Волга», где-то 12-15 тысяч, а коробок спичек всего одну копейку!
 «Запорожец», повторюсь, стоил 2 тысячи с чем-то. Больше, конечно, чем коробок спичек, но дешевле «Москвича» чуть не в 4 раза!
И, главное, никакой очереди, никакого ажиотажа…
 Я только что перешел на новую работу, казалось бы, сиди тихо, держись обеими руками за место, не высовывайся! Но я был уже не тот послушный министерский мальчик двенадцатилетней давности. Нервотрепка последних месяцев закалила меня.
 У меня зубки прорезались!
 Я научился так «осаживать» наглецов, что они потом долго, долго меня стороной обходили. Кроме того, я спокойнее стал относиться к своей карьере. Понял, что Министром мне не быть, а мои пенсионные 120, «ре», уже заработаны.
 Следовательно, никакой паники, смотри по сторонам, пробьемся!
 Сердце мое чуяло, что если я сейчас упущу момент, не видать мне больше машины, как своих ушей.
 А «момент» таков: неиспользованный отпуск, кинокамера «Адмира», фотоаппарат «Зенит», подводное ружье с двойным натяжением, плюс 500 рублей занятых у своей подружки, Лильки Макляровской, она всегда готова товарищу помочь! Остальное занял все в той же неизменной кассе взаимопомощи, у своей мамочки: у этой пенсионерки всегда деньги бывали!
 И вот, 20 ноября 1964 года, с очередным «хорошим знакомым» моей жены, Толечкой, профессиональным водителем, мы едем в авто магазин на Бауманскую, платим в кассу деньги и тут же, нам выкатывают серенького «Запорожца».
 Ни до, ни после, такого в Советском Союзе больше не случалось: люди, обычно, вносили деньги в магазин, через месяц, два им приходила открытка, «Будьте любезны, явитесь с паспортом за машиной, такого-то числа, в такие-то часы». Попробуй, не явись в срок! Твою машину, мигом, продадут другому…
 И вот мы с Толечкой, вдвоем едем к нам в Кузьминки на новом «Запорожце», уже улучшенной конструкции: двигатель стал мощнее на целых 4 лошадиных силы!
 Подъехали к нашему дому в Кузьминках, остановили машину на асфальтовой площадке перед подъездом. Толечка вытащил ключ зажигания из замка, вылезли оба, Толечка повернул этим же ключом замок в дверце, захлопнул дверцу, и все!
 В Кузьминском доме, уже не помню, сколько квартир было в той пятиэтажной «хрущебе», так же, как и на Озерковской, автомобиль тогда был только у меня одного!
 И никаких «секреток», цепей на руль, «капканов» на педали, прерывателей на массу, замаскированных краников на бензин. «Ревунов» тогда еще, просто, в природе не было, то есть, абсолютно никаких противоугонных мер я не предпринимал. Оставляя машину у подъезда, я только снимал щетки стеклоочистителей. И ни одной диверсии!
 Это что, Коммунизм был?
 Толечка приходил к нам еще разок, уже зимой, покатались. Он за рулем сидел. Я, после почти пятилетнего перерыва, не особенно рвался за руль. Машина пока не была зарегистрирована в ГАИ, ехали без номеров. На кольцевой дороге (Совсем пустая была!), нас остановил милиционер:
 -Почему без номеров?
Я объяснил, новая, мол, только купили, едем за номерами. Покатались часок, возвращаемся. Тот же гаишник. Уже издевается:
 - Ну что, ребятки, ГАИ на ремонте?
Пожурил, и, даже, не оштрафовал! Это, точно, был коммунизм. А я его проспал!
 Номера я получил 16 февраля 1965 года: МОТ-58-36.
 Об этом радостном событии имеется поэтическая памятка:
 Каждый покупке несказанно рад.
 Что ж, так и дальше, не зная лени:
 Ты,- термос купила, я взял номера.
 Каждый работал в своем направлении.

 P.S. Ночевать не жди.
 Ведь я «МОТ», а не жмот.
 Впрочем, хам и идиот.
 В моих архивах, также, найдено поэтическое свидетельство того, что я, еще не успев сесть за руль своего нового коня, уже был достаточно отягощен разными эксплуатационными заботами.
 Вот как выглядело мое поздравительное письмо моей Звенигородской тетке:
 Привет, тетя Аня!
 С женским Вас, днем!
 У меня «Запорожец»,
 Все мысли, о нем.
 Когда-то, начну
 На нем я кататься!
 Пока, успевай,
 По толкучкам мотаться.
 То лампу купи,
 То прокладку достань.
 А там, на резину
 В очередь встань!



 Ох, незавидна
 Любителя доля!
 Как скажут:
 -Охота, пуще неволи…
 Я сел, таки, за руль ранней весной, обстоятельства заставили. Нашей дочке, Маринке, уже было 10 лет.
 Она честно отучилась свои первые два года в Кузьминках, в общеобразовательной школе, расположенной внутри нашего квартала.
 У нас, у родителей, была только одна радость: ребенку, по пути в школу, не надо переходить дорогу, по которой транспорт носится.
 Школа эта, могла бы принести вреда гораздо больше, чем пользы. Уровень преподавания в ней оставлял желать лучшего, а контингент учащихся, просто вызывал опасения.
 Жена моя, проявив максимум активности, устроила Маринку в Английский интернат, расположенный в Филях. Интернат предназначался для обучения и содержания детей, родители которых помогали строить социализм в развивающихся странах.
 Как Ирине удалось туда запихнуть нашу дочь, для меня до сих пор остается загадкой.
 Обеспечивать дочь чистым бельем была обязанность Ирины, а вот отвозить ее в понедельник утром в интернат и забирать оттуда в субботу после занятий, моя.
 Естественно, я отвозил и привозил дочь на своем «Запорожце», что придавало ей значимость в глазах одноклассников.
 Во время одной такой очередной поездки из Интерната в Кузьминки, проезжая по Ново Арбатскому мосту, я услышал подозрительный стук, и машина как-то запрыгала. Первое, что пришло в голову:
 -А, ерунда какая-нибудь! Вечером посмотрю.
Но мой ангел-хранитель тут же дернул меня:
 -Идиот! Ты же ребенка своего везешь!
 Я подрулил к тротуару, вышел. Мама родная!! Переднее левое колесо еле держится на двух болтах, причем, гайки отвернулись, сидят, буквально, на последних витках нарезки, один болт со своей гайкой вылетел, вообще, один, голенький: гайка уже соскочила!
 Словом, еще б полсекунды и даже страшно себе представить, что бы было: я б вылетел на встречную полосу движения!
 На двух болтах, буквально, шагом, останавливаясь, и проверяя состояние колес каждые 15 минут, добрался я до своих Кузьминок. «Запорожець», мать его!
 Потом две недели «воевал» с Гарантийкой.
 В начале лета я отогнал машину к маме на Клязьму и поставил ее в проходе к дому. Напоминаю, мама купила часть дома и соответственно, часть участка: три с половиной сотки. Весь участок в 16 соток, был поделен между пятью владельцами. К маминому наделу с улицы вел длинный, 25 метровый проход, шириной три метра.
 В конце прохода, как раз посередине, росла столетняя сосна. Человек, даже с ношей, проходил свободно, а машина дальше сосны не проедет!
 На первых порах меня и это устраивало.
Я боялся, что если заведу сразу разговоры о перепланировке участка, мама опять заявит, что у нее тут флоксы, да и с соседями надо вести себя поосторожней, с подходцем…
 Извините, мистер Хейли, придется несколько отойти от главной темы, дабы читателю были понятны, последующие поступки автора.
 Читатель помнит, наверное, когда я описывал свои мото -приключения, часто на свою раненую руку жаловался, она, мол, мешала мне мотоцикл водить, как кое-что плохому танцору, танцевать мешает.
 А что?- Все правильно, из-за этой проклятой войны я так и не узнал, что такое молодость: с 15 лет непосильная работа, голод, потом тяжелое ранение, потом ревмокардит, следствие болот фронтовых…
 И вот теперь, когда болезни отступили, когда по настоящему стали мне знакомы радости здорового тела, я как с цепи сорвался: ныряние, лыжи, гантели, байдарки, и, конечно, автомобиль!
 Подводное плаванье по времени совпало с «Москвичом». Следующим открытием стали лыжи.
 На лыжи поставил меня мой друг, а точнее, друг моего друга, Юра Урьяс.
 К описываемому периоду он уже был кандидат наук, работал старшим научным сотрудником в институте Государства и Права. И работал, надо сказать, по самой, что ни на есть, блатной схеме: он появлялся в институте только в дни аванса и зарплаты. Остальное время дома, или еще где, писал свои исследования на тему:
 «Механизм избирательной системы Федеративной Республики Германия». Тема, безусловно, очень нужная, так как она напрямую влияла на повышение жизненного уровня Советских граждан.
 Так вот, будучи «на вольном выпасе», Юра имел возможность ходить на лыжах, хоть семь дней в неделю! Кроме того, Юра, как кандидат наук, в дополнение к летнему полуторамесячному отпуску, который он, как правило, проводил в горах, имел еще и зимний, двухнедельный. Этот, дополнительный отпуск Юра использовал для поездок в Домбай, на горнолыжный курорт.
 Горных лыж, однако, у него не было: у него были обыкновенные беговые лыжи, но, оборудованные специальными креплениями. Кроме лыж там, в Домбае, у Юры было еще много кой чего интересного, но это уже совсем выходит за рамки моих «колес».
 Я не знаю, как он выглядел на Кавказе, но здесь, в Подмосковье, на длиннющих пологих спусках, Юра развивал приличную скорость и, при мне, не упал ни разу. Словом, по лыжам, он был для меня и учитель, и авторитет.
 Когда лыжный сезон закончился, Юра посадил меня в байдарку.
 У него была легкая двухместная байдарка «Колибри».
 Байдарочные вылазки проводились всегда по одной и той же схеме: на Истринском водохранилище, у тамошнего жителя Юра арендовал чердак в сарае, где и хранил свою байдарку в собранном виде. Так что, когда мы добирались до водохранилища, вытащить байдарку и «стать на воду», было делом трех минут.
 На водохранилище у Юры, было “свое” место, довольно уютненькая бухточка, и мы гребли к этой бухте изо всех наших сил: плыть надо было километра 4.
 Как правило, успевали, но иногда бывало и разочарование: кто-то раньше нас «захватывал» это место. Тогда Юра вступал в переговоры, на предмет:
 -Ребята, это же наше место!
 В ответ чаще всего мы слышали отборный мат, но случалось, что нам и уступали, если туристы, прибывшие раньше, ещё не успели, как следует осмотреться и распаковаться.
 Став лагерем, мы с Юрой отправлялись за дровами. Сейчас трудно поверить, что в ближайшем Подмосковье, на водохранилище, застроенном трехэтажными особняками, в зоне отдыха трудящихся многомиллионного города, было сколь душе угодно дров: и сухостой, и сухие низкие ветки больших деревьев, ломай-собирай, не хочу.
 Мы оба уходили со стоянки за дровами, совершенно не опасаясь, ни за палатку, ни за байдарку, ни за снаряжение, ни за ценности.
 А ведь с собой мы брали и бинокли, и фотоаппараты. Я поначалу, выразил, опасение, но Юра меня тут же пристыдил:
 -Ты что! Разве турист у туриста может украсть?
 Сейчас могут всё.
 Помню первый свой выход. Отправились мы за дровами, а уже стемнело. Сухостой нашли и в темноте. Нарубили, наломали по крупному. Вернулись ощупью к стоянке с охапками в руках. Юра спрашивает:
 -А где топор?
 Топор оставил я. Мне пришлось в кромешной темноте идти снова в глубь леса, туда, где мы рубили поваленный сухостой, искать топор. Это метров пятьдесят от стоянки. Фонарика у нас не было. Юра остался разжигать костёр, чтоб я смог вернуться “на огонек”.
 И я НАШЕЛ топор! В абсолютной темноте, в лесу захламленном ветками, среди полутора метровых кустов крапивы. А я был тогда в том месте ПЕРВЫЙ РАЗ!
 Когда у меня появился “Запорожець”, походы наши на Истру выглядели несколько иначе. Нас стало четверо: добавились его Тамара и моя Ирина. А иногда мы брали с собой и Маринку. Байдарок стало две: Юра с Тамарой на своей, Я, Ира, Марина, -на своей. И еще одну особенность этих совместных походов хотелось бы отметить.
 Юра с Тамарой жили у Сокола, на Ново Песчаной. Я, Ира и Маринка летом жили на Клязьме. Естественно, там же находился и мой конь - квинт- эссенция современной техники - «Запорожец». И, если мы с Юрой договаривались выехать где-то, не позже четырех часов, чтоб любимое место другие туристы не захватили, я со своей Клязьмы, с имуществом и бравым экипажем должен был выезжать, по крайней мере, за два часа до того. Ведь это случалось лишь по субботним дням, а дороги у нас, к тому времени, свободными в субботу уже не были!
 Заехал, забрал Урьясов, привез на место. Продукты для пикника свалили в общую кучу. Отдыхаем, загораем, катаемся на байдарках. Каждая семья, на своей.
 Тронулись в обратный путь. И тут начинается, выступает Тамара Габриелевна, горская княжна:
 -Вы хлеба привезли на рубль двадцать, мы,- луку купили на два сорок, вы, масла взяли на три пятьдесят, я,- конфет купила на семь сорок и т.д.
 Итог: с вас рупь тридцать. Все, по-честному.
 Ни моих лишних четыре часа на дорогу, ни мои потери драгоценного времени на водохранилище по обслуживанию машины, ни, тем более, затраты на бензин, в расчет не принимались. Мне почему-то это надоело.
 Совместные байдарочные выезды на Истринское водохранилище прекратились.
 Моя строгая мама уже смирилась с пребыванием «Запорожца», на даче.
 Ей нравилось, кататься по окрестным магазинам.
 Я смог убедить ее в том, что нужен гараж. Договорился с соседкой, Надей, малость передвинуть ее забор. Всего-то надо было «прихватить» метр ширины в проходе у калитки, на длину гаража. Надя с мамой в то время общих кур держали, я этой дружбой и воспользовался.
 Тогда шел массовый снос всех самоделок на центральных улицах. Мне попалось объявление: «Дешево продается металлический гараж».
 Дешево, это для меня! Гараж стоял почти на самой Самотечной площади. Уж не одно предписание, наверное, было о его сносе. Хозяин дал мне ключи и даже не пошел со мной:
 -Иди, смотри!
 Я осмотрел сооружение. Гараж размером 6 метров на 4, из 8ми миллиметрового котельного железа, двустворчатые металлические ворота, в приличном состоянии, и совершенно сгнившая крыша. Могучие листы частично были скреплены между собой сваркой, частично, - болтами. Разобрать-собрать этот гараж было невозможно. Его можно было только разломать!
 Я сказал владельцу, что это уже не гараж, а часть материала для гаража.
 Словом, просил он 120 рублей, а отдал за 20. Несколько дней вечерами, после работы я приезжал на Самотеку, и занимался разборкой.
 Листы котельного железа, створки ворот и шестиметровые слеги, которые мне удавалось «извлечь» из этого нестандартного сооружения, я складывал тут же, у тротуара.
 Все это имущество лежало просто так, на улице, без охраны и, больше, чем за неделю, никто не утащил ни одной железки!
 Когда работа по разборке была закончена, я заказал грузовое такси с «роспуском» и перевез свое богатство на Клязьму. Свалил привезенное, прямо посередине своей Карамзинской, самой зеленой улице в поселке, и, лишь через месяц, занялся сборкой гаража. И снова, никто, ничего, за месяц не украл!
 Нет, ребята, это, точно, был КОММУНИЗМ!
 На своем «Запорожце» я с семьей неоднократно ездил на дачу к тетке Марусе в Алабушево, ездил под Звенигород, в Саввинскую слободу, к тете Ане.
 А в середине лета мы с Урьясом, смотались в Ленинград.
 Его идея, его “хата”, временно освободившаяся комната его сестры, а мой транспорт, все тот же «Запорожец».
 Договорились выехать пораньше. Часиков в семь.
 - Нет, Юрк, в семь очень рано, давай в восемь! Лады. Чтоб мне быть у Юры в восемь, пришлось встать в пять: дорога не близкая, все надо просмотреть, подтянуть. Приехал к Юре ровно в восемь.
 Юра в постели. Встает, не спеша, пьет кофе, бреется. Потом начинает собираться, попутно переругиваясь со своей Тамаркой. Около десяти выехали. Выехали не одни, Тамара заявила:
 - Вы, мол, все равно, мимо Химок поедете, так забросьте меня, по пути, на работу.
 Резонно. В Химках выяснилось, что Тамара точно не знает, где находится её образцовый детсад, и нам пришлось порядком покрутиться по городу, прежде чем мы, наконец, ее высадили.
 Темп движения, который я задал себе с пяти часов утра, был утерян окончательно: я ехал в город Ленинград со скоростью 53 километра в час.
 После Калинина, (теперь, и раньше, - Тверь), шоссе было, практически, пустое: ни одна машина нас не обогнала, несмотря на мою черепашью скорость, да и навстречу попалось машины две-три, не больше.
 Заночевали мы в кемпинге, возле Вышнего Волочка. Я после ужина сразу улегся спать, а Юрий Петрович пошел в палатку к ночевавшим тут же иностранным студентам, приехавшим в страну Победившего Социализма, чтобы своими глазами увидеть счастливую жизнь людей на Одной Шестой части Планеты.
 Я крепко спал и ничего этого не видел. Суть происходивших в той палатке разговоров Юра поведал мне на следующий день нашего путешествия.
. “Запорожец” -машина тесная. Не “Мерседес”.
Я, понятно, за рулем, а Юра, - на соседнем сиденье.
 Он полулежит, закутавшись в спальный мешок: хоть и лето в разгаре, но, с утра прохладно, печка, естественно, не работает.
 Сидит, стало быть, мой пассажир, развалившись в своем спальном мешке, с упоением о событиях прошлой ночи рассказывает, и, забываясь, ноги свои, все время сдвигает влево, прямо на рычаги управления. Повторяю: “Запорожец” -машина тесная.
 Я отодвигаю его ноги сперва нежненько, он извиняется, и тут же снова их кладет мне на газ, я двигаю резче, он недоволен:
 -Чего ты толкаешься?
 Воистину сытый голодного не разумеет.
 Много разных заграничных интересностей рассказал мне в то утро Юра, в основном про то, как влипли эти загран-студенты, с обменом своих “зеленых” на наши “деревянные”. Говорит:
 -Они у меня спрашивают, мы понять не можем, КАК вы живете? Вот мы, немцы, живем ТОЧНО.
 Мы, французы, живем ВЕСЕЛО. А как вы, русские, живете?
 И заешь, Юра, что я им ответил? Я им сказал:
 -Мы, русские, живем ИНТЕРЕСНО!
 А уже почти перед самым Ленинградом, и мне представился случай отличиться.
 Молодой швед, рабочий, горя желанием лично ознакомиться с жизнью свободных советских людей, отправился, получив соответствующую визу, в СССР на мопеде.
 Так вот, как раз там, где мы его встретили, на авто заправке перед Ленинградом, у него кончилось горючее. Мопед его заправлялся смесью масла с бензином.
 Нюшка, которая на этой заправке обслуживала клиентов, в технике ничего не понимала. Швед, зная, что чистый бензин заливать нельзя, не разрешал ей совать кишку в бак.
 Так и стоял бы он на заправке, если бы не Юркин немецкий язык, да не мой технический гений:
 - Юра выяснил у него, в чем дело и перевел мне, а я объяснил «Нюшке», как она должна поступить.
 Кроме того, мы дали этому парню сахара, его рубли кончились в первый же день, и несколько добрых советов, чтоб он не погиб, как его далекие предки под Полтавой.
 В Ленинград добрались без приключений. Остановились в свободной комнате Юриной сестры. Это рядом с Московским вокзалом, в переулочке. Машину я оставил просто так, на улице, у подъезда. За три дня её никто не спёр, никто, ничего не отвинтил. Странное было время!
 Занимались мы с Юрой в Ленинграде тем, чем там обычно и занимаются: Эрмитаж, Русский музей, пригороды: -Пушкино, Петергоф, “Ракета” по Финскому заливу, прогулочный катер под мостами. Ну и, конечно же, - НЕВСКИЙ.
 Ничего примечательного в Ленинграде у нас с Юрой не случилось, если не считать легкой размолвки в ресторане “СЕВЕР”: он меня крохобором обозвал, а я его, пижоном.
 . До рукоприкладства, однако, не дошло и уже на другое утро мы катили восвояси, в родную Москву, столицу нашей Родины.
 Выехали часов в семь утра, сборы были короткие.
 В заначке у меня, еще с Москвы, была одна канистра с бензином и, естественно, полный бак.
 Я мчал со скоростью около ста километров. Это был мой реванш за дорогу “туда”. Никаких ночевок. Вообще, остановились всего только один раз, у Московского Моря.
 Там скопилась огромная толпа народа, поезда, почему-то, не ходили, а это было воскресенье, вечер. Мы подсадили одну женщину с ребенком, довезли до Москвы. Бескорыстно, естественно.
 Часов в десять вечера, того же дня, были в Москве.
 Я довез Юру до дома, а сам поехал к себе, на Клязьму.
 Больше мы с Урьясом вместе не путешествовали.
 В отличие от эксплуатации «Москвича», когда я придумывал, «-А куда бы мне еще съездить?», «Запорожца» я использовал так, как этого, в данный момент, требовала жизнь.
 Надо на работу, еду на работу. Надо к тетке Марусе в воскресенье заехать, еду к тетке Марусе в воскресенье. Надо подруге по работе шкаф платяной перевезти, перевожу платяной шкаф, политический багаж себе зарабатываю.
 Словом, я пользовался своей машиной тогда, когда в этом была необходимость. Думаю, знай об этом мистер Хейли, он был бы мной доволен!
 Чаще всего использовал я «Запорожца» для семейных байдарочных вылазок на наши водохранилища. На самом большом из них, Пестовском, имеется остров.
 Я приезжал с семейством на высокий берег водохранилища, недалеко от пристани Тишково, где была конечная остановка «Ракеты», и оставлял машину на самом обрыве, лишь заперев ее на ключ. Затем, собирал байдарку, сажал в нее всех, кто со мной приехал, и отгребал на остров. До него было около двух километров. С острова отлично смотрелась на высоком восточном берегу водохранилища среди вековых берез маленькая серая точка, мой «Запорожець».
 Я, со своим табором, располагался на этом острове капитально. Иногда жили там два–три дня. Дров на острове не было, костры разводить, запрещалось. Мы пользовались туристским примусом.
 С инспекторами природо–охраны, которые иногда наведывались, конфликтов не было.
 И ни разу, не то, чтоб угнали, ни разу никто, ничего не открутил у одиноко стоящей на берегу машины! Там, под этим обрывом, всегда сидели рыбаки с удочками. Некоторые тоже были на машинах. Но к середине дня рыбаки, обычно, уезжали. Мой же «конь», оставался.
 Однажды, уже к концу лета, плавали, тьфу, черт! конечно же, –ХОДИЛИ! мы с Ириной на своем «Салюте» по Пестову, туда-сюда, на веслах.
 Вечерело. Как в романах.
 Вдруг вижу, такой же «Салют» идет прямо на меня, но не на веслах, а под огромным, голубым парусом. Красотища!
 Когда он подплыл совсем близко, я отвесил капитану пару комплиментов, в ответ он предложил «пройтись вместе, катамаранчиком». Сцепили руками оба наши суденышка, и я впервые почувствовал «парусный кайф».
 Разговорились, познакомились. Будницкий Женя, инженер–строитель, лет на 8 моложе меня. Свои отпуска проводит в дельте Волги, Великой Русской реки.
 Он заторопился. Стал прощаться.
 Я поинтересовался:
 -Что за спешка? Еще пол шестого!
 -У меня «Ракета» в шесть от «Хвойного Бора», последняя.
 Я его успокоил:
 -Вон, видишь серенькую машину на берегу? Это, моя, подвезу до железной дороги!
 Словом, через несколько дней, встретились с Будницким в ресторане Химкинского речного Вокзала и обговорили все детали совместного похода в Дельту Волги на байдарках под парусом.
 Так, в августе 1966 года я впервые за много лет, не поехал в отпуск, в Крым, поменяв романтику Жака Кусто, на романтику Чичестера.
 Нас было шестеро. Мы с Ириной, Женька со своей тогдашней девочкой, ее звали Светка, и еще одна супружеская пара, Роберт и Светлана Барбетти. Поскольку полное имя моей супруги, по паспорту Светлана–Ирина, то поход этот стал Трех–Светным.
 Возглавлял поход Женька. Пижон, он требовал, чтобы все члены экспедиции были одеты одинаково, в полосатые тельняшки, паруса на байдарках должны были быть разноцветные и у каждой байдарки, чтоб был свой флаг.
 Мне было поручено сочинить гимн похода.
 Я с задачей справился. Мотив гимна, со свойственным мне оптимизмом, взял из песни Михаила Ножкина: «А на кладбище все спокойненько». Слова сочинил сам.
 Нам знакомы статьи конституции,
 Но особенно любим одну:
 -Кто одиннадцать месяцев трудится,
 На двенадцатый, хоть на Луну!
 Вот и едут все
 В санатории,
 Посещают и Крым, и Карл-Сбад,
 Сочи, Гагры,
 Подлипки, Майории,
 Ну, и Клязьминский пансионат!
 Повсеместная цивилизация
 Насаждает покой и уют.
 Лишь туристы, особая нация,
 Беспокойство себе создают:
 Шмотки собраны,
 Карты сверены,
 Ноги в кедах, харчи в рюкзаке…
 И отчалили
 Мы от берега
 На байдарках по Волге реке.
И еще куплетов 10 в этом же духе.
 Но все это было уже в походе, о котором пойдет особая речь, а пока, про «колеса».
 Итак, мой последний, пред -отпускной рабочий день.
 Я, на своем «Запорожце» еду на работу с Клязьмы до Толмачевки. Еду по Ярославскому шоссе, никого не трогаю. За мной, заметил в зеркало, метрах в 30ти , едет на «Москвиче» парочка: молодой парень за рулем и, скорей всего, папаша его, очкарик, лет под 70. И всю дорогу, болтают, болтают, и руками жестикулируют.
 Не понравились они мне, сразу. Решил поднажать, чтоб они из виду скрылись. А тут, перед сверткой на ВДНХ светофор, «бац!» - красный, как раз у меня перед носом.
 Я тормознул, и эти деятели воткнулись мне в зад!
 Удар был не смертельный: разбили задние фонари, помяли бампер и капот двигателя. Напоминаю: у «Запорожца» двигатель сзади! Остановились, подошел регулировщик, старшина. Обращается к тем, которые в «Москвиче»:
 -Нарушаем?
 -А чего он так резко тормозит! («Он», это я)
 -Дистанцию не соблюдаем! Оформлю протокол.
 «Оформили», я отогнул, как смог, помятый бампер, чтоб шкив вентилятора мог проворачиваться, и доехал до своего института. Вечером, без приключений добрался до Клязьмы, загнал машину в гараж, и на следующий день, прихватив байдарку и супругу, отправился в свой, «суровый и дальний».
 Это был незабываемый поход!
 Красавица Волга, Астраханская жара, комары-бомбовозы, осетры, черная икра, охота на уток в прикаспийских плавнях, интереснейшие встречи…
 Но, как учит нас старик Светоний: мухи, отдельно, -котлеты, отдельно.
 В сентябре мы благополучно вернулись из этой авантюры, отмылись, очистились от паразитов, которыми кишели наши волосяные покровы, по-братски разделили привезенные трофеи и снова потекли привычные будни: дом, -работа, работа,- дом. Помятый автомобиль спокойно ждал, когда, наконец, я возьмусь за его ремонт?
 В бытность мою совладельцем «Москвича», 1959-1960 годы, когда авто -сервис для «частников» в нашей стране практически отсутствовал, все ремонтно–регулировочные вопросы решались нами следующим образом.
 Или я, или Виктор, в зависимости от того, у кого в данный момент находилась машина, подъезжали к первому, встретившемуся на дороге гаражу, чаще всего это были гаражи, размещавшиеся в пандусах наших красавцев–мостов через Москва–реку, и первому же «Кирюхе», вышедшему из ворот данного гаража «покурить», объясняли свою нужду. Товарищ или сам охотно брался нам помочь, или, на худой конец, вызывал «Ивана». Отказа, на моей памяти, не было ни разу!
 Задания этим ребятам, как правило, поручались несложные: прокачать тормоза, отрегулировать «ручник», посмотреть, почему стоп-сигнал не горит, замок дверцы заедает и так далее.
 Мы оставляли у гаража свой автомобиль, передавали этим, совершенно незнакомым людям, ключи от зажигания, и договорившись, когда приходить за машиной: в пять? в шесть? -интересовались, а кого спросить?
 -Спросишь Михаила!
 После работы, заходили за готовой работой, вызывали Михаила. Появлялся Михаил, выкатывал отремонтированный «Москвич» и получал свою пятерку.
 Но на дворе был уже 1966 год, кое-что, изменилось.
 И радио и телевизор уже во всю орали про, так называемый, «Автосервис».
 Я взял отгул и поехал на своем помятом «Запорожце» в авто ремонтную мастерскую «Автосервис № 6», что сразу за мостом Окружной железной дороги на Дмитровском шоссе. Это была мастерская, специализирующаяся на «Запорожцах».
 В мастерской меня «обрадовали»:
 -Приезжайте недели через две, у нас будет запись на 1967год.
 Я загрустил: ремонт-то пустячный, машина на ходу, ну, слегка помят задок. Ремонт только для ГАИ, для «показухи».
 И тут ко мне во дворе этого «сервиса» подходит неряшливый мужик и предлагает свои услуги. Дешево, мол, и сердито, к завтрашнему дню получишь свою машину!
 -А далеко это?
 -Да нет, рядом. Поехали?
Я не стал долго раздумывать, вспомнив, как осуществлял все мелкие ремонты со своим «Москвичом».
 Но, повторюсь, годы были уже не те!
 Разврат в обществе прогрессировал. Воровство, рвачество, пьянство и безответственность среди пролетариев в сфере обслуживания, к тому времени, стали нормой.
 Подчеркиваю: в сфере обслуживания.
 На больших предприятиях такого бардака тогда еще не было, там это произойдет только через пару десятилетий.
 Мастер жил сразу за Кольцевой дорогой, тут же, у Дмитровского шоссе, не доезжая Долгопрудного, в двухэтажных бараках, Сталинских клоповниках, постройки конца тридцатых годов.
 Поторговавшись, сошлись на 15ти рублях.
 Я оставил ему машину «без ключей», и собирался уже уходить, но он потребовал и ключи, а то, мол, как же, он ее к сварщику подгонит, который в соседнем бараке живет?
 Короче, когда я на другой день пришел вечером к тем баракам за своим «Запорожцем», мне сказали, что мой «мастер», пьянь голубая, вдребезги его разбил, искалечив при этом четырех женщин.
 Авария произошла на Дмитровском шоссе, в 10 метрах ЗА Кольцевой дорогой, то есть, уже не в Москве, а в ОБЛАСТИ, поэтому разбитую машину гаишники оттащили за 50 километров от Кольцевой, до поста ГАИ на Икше.
 Я с трудом ее отыскал и едва смог узнать.
 Там, около будки поста ГАИ, рядом с моей, лежало еще штук 10 разбитых машин. Дежурный лейтенант, по доброму, посоветовал мне забрать машину, как можно быстрее.
 -А то, сказал, тебе нечего будет чинить! Мы не сторожа, мы тут ваше имущество не охраняем!
 И показал мне одну из лежащих там машин. Это был голый скелет: ни колес, ни двигателя, ни трансмиссии, ни фар, ни стекол. Даже были вырваны все провода. Лежал только помятый кузов.
 Пока мы разговаривали с лейтенантом, как наглядная иллюстрация его слов, прямо при нас, не стесняясь, к моей машине подходит неопределенного вида личность в штатском, наклоняется над раскрытой крышкой моторного отделения и бесцеремонно начинает сдергивать со свечей провода высокого напряжения.
 Лейтенант вмешался:
 -Я тебя, Васька, предупреждал?
 -А что? Бесхозный инвентарь валяется.
 -Я тебе покажу, «бесхозный»! Вон стоит живой хозяин!
Субъект немедленно испарился. Я стал просить своего собеседника, все же посмотреть за моей машиной. Предложить деньги, однако, побоялся. Он и не намекал на это:
 -Хорошо, приезжай завтра утром с буксиром, не позже 9ти. Скажу своим ребятам, чтоб поглядывали.
 Я изо всех сил помчался на станцию Икша, на поезд, в Москву, бегом к Здорову.
 Товарищ оказался на высоте: отложил все свои дела, мобилизовал старшего сына, Толю, и на следующий день, ровно в 9, я уже прицеплял буксировочный торс, от нашего общего «Москвича», к своему покореженному «Запорожцу».
 Буксировки этой мне не забыть никогда. Помните, во первых строках этой правдивой повести, я рассказывал, как из Каширы в мороз на грузовике ехал? Так эта буксировка еще похлеще была! Я сидел за рулем буксируемой машины, лобовое стекло выбито, а на дворе ноябрь! Перед «стартом», уговаривал Толю:
 -Не гони, дорогой, держи скорость не больше 40!
 Куда там! Молодой, красивый, он гнал все 60, и больше.
 Однако, добрались до дачи на Клязьме, благополучно.
 А вот теперь я вам расскажу сказочку, вроде 1001й ночи.
 Ситуация ясная: машину, по существу, угнали.
 Мой «мастер», напившись, вздумал на ней, знакомых дам покатать. Не для этого ему ключи были дадены!
 Доверенности на вождение, также, я ему не давал.
 Итак, угонщик выявлен, он в больнице.
 Потерпевший, я, то есть, тоже не скрывается.
 Фемида! В чем дело? Валяй, действуй, карай Зло, восстанавливай Справедливость!
 В ГАИ мой разум возмущенный быстренько остудили, чтоб он не шибко кипел. Мне там объяснили, как родному:
 -Предположим, у тебя украли ружье и совершили преступление. Злодея поймали, и он будет, по закону, за это отвечать. Но ружье-то, твое!
 А ружье, -это средство повышенной опасности. И ты, как владелец ружья, будешь отвечать за то, что не обеспечил это средство повышенной опасности от использования его другим лицом.
 Автомобиль, тоже средство повышенной опасности. Угонщик получит свою статью и за угон, и за нарушение правил уличного движения. А ты, как владелец этого автомобиля, будешь всю жизнь платить алименты этим четырем бабам, если они калеками останутся.
 А если, не дай Бог, кто помет, то и за решетку попадешь!
 Можешь, конечно, предъявить регрессный иск этому бомжу. Но что ты с него, с безработного пьяницы получишь?
 Между прочим, и мой «мастер» и четверо его пассажирок, действительно, в это время находились в больнице, а я, конечно, собирался подать иск о возмещении нанесенного мне ущерба.
 Следователь сказал, что вначале нужно произвести экспертную оценку ущерба.
Я связался с этой экспертизой, мы даже проехались с главным экспертом ко мне, на Клязьму.
 Он осмотрел машину и сказал:
 -Не связывайся ты с нами, стоимость экспертизы 10% от стоимости ущерба. Бомж, который разбил твою машину, нигде не работает, денег ты с него, все равно, никогда не получишь. Хочешь, я куплю у тебя эту машину, в таком состоянии?
 Он предложил мне за моего разбитого «Запорожца» 700 рублей. Я отказался, на том и расстались.
 Снова направился к следователю. А там уже был назначен другой! Он долго пугал меня разными встречными исками от потерпевших дам. Угонщик в его выводах (мне дали прочесть страничку из материалов дела), выглядел, чуть ли не героем. «…Благодаря своевременной реакции гражданину NN (я забыл его фамилию), удалось избежать лобового столкновения. Он принял единственно правильное решение выброситься в кювет…»
 Дальше можно было не читать, было ясно, что там все хорошо проплачено, и мне в этом деле ничего не светит.
 Я забрал свое заявление, сказав, что претензий к угонщику не имею. Подписывать, однако, ничего не стал.
 Поднял, по тревоге, всех друзей, мне порекомендовали мастера, который восстанавливал разбитые машины в своем кирпичном гараже. Кстати, это недалеко от моих Кузьминок. Я свозил его на Клязьму, осмотрели «больного», договорились о цене, 500 рублей с покраской. Запчасти должен был предоставить я.
 И вот тут началось. Изъездил все магазины, все авто -толкучки, шаром покати! Для «Москвичей» еще кое что достать было возможно: все же, родной завод в Москве, воруй-не хочу! А тут, брат, Запорожье.
 Выручил коллега по работе, Сироткин Павел Иванович, Царство ему Небесное! Он имел, от Собеса, как безногий инвалид Войны, такого же «горбатого», что и я. Им, инвалидам Войны через спец-магазин, кое-какие запчасти иногда подбрасывали. Мне нужны были, в основном, стекла. Справка: я, тоже Инвалид Войны, но машина-то у меня не Собесовская!
 Когда требуемый комплект запчастей был собран, я вновь связался с мастером и приволок ему свою машину.
 На этот, раз меня буксировал мой коллега по работе, некий Черников, личность необыкновенная.
 Если буду жив -здоров, и неуклонно подступающий маразм все же, позволит мне, продолжать заниматься сочинительством, обязательно предоставлю широкой публике на обозрение портрет этого человека. Это будет целая глава в задуманной мной книге:
 «Я, и другие Великие люди».
 «Запорожца» мне вручили обратно недели через две. Он был почти, как новенький.
 Новенький-то новенький, но я все время натыкался на сюрпризы: то чужой женский ботик из-под сиденья вылезает, то раздавленный патрон губной помады на полу, под ковриком нахожу, то кусок окровавленной тряпки.
 Словом, мой любимый «Запорожец» причинял мне большие страдания: он ассоциировался у меня с любимой девушкой, которую изнасиловали по крайней мере, шестеро подонков.
 Моя Ирина, между тем, решила стать еще более равноправным членом семьи, чем она была, до сих пор.
Она решила получить Права, чтобы, наконец, наравне со мною, эксплуатировать нашего общего коня.
 Действительно, почему это мне можно, по ночам, разных девок подвозить, а ей, мужиков, нельзя?
 Словом, она поступила на курсы автолюбителей.
 А я, между прочим, уже основательно зацикленный на своих байдарках, никак не мог в своих походных планах извлечь пользу от имеющегося в семье автомобиля.
 Ну, действительно, посудите сами: привез я, к примеру, свою байдарку к месту старта. Отчаливаю.
А куда машину девать?
 Рассуждаем дальше. Приплыл, ты, предположим, к месту назначения. Хорошо бы на машине теперь до дома добираться: и быстро, и с комфортом!
 А откуда тут ей взяться, машине-то этой? Она ведь там, на месте «Старта» осталась. Стоит, как сирота Казанская, ждет, пока ее разденут, или угонят.
 Нужен напарник!
 Мы заключили с Ириной джентльменское соглашение: она бесконтрольно владеет машиной круглый год. Я, провожу все необходимые профилактические работы и прохожу Техосмотр.
 За это, она обеспечивает мне «старты» и «финиши» в моих водных вылазках.
 Как у нее проходила учеба и сколько она дала «на лапу», не знаю, но к началу лета 1970 года она получила Права.
 И вот наступил ее первый самостоятельный выезд.
 В воскресенье, под вечер, рванули на Клязьминское водохранилище. При спуске с горы в поселке Пирогово, прямо на плотине, где в то, вечернее время, нам навстречу шла толпа народа к электричке, она ехала со скоростью 60 км/час.
 Я ей говорю:
 -Потише, смотри, сколько народа!
 -Ничего, никуда не денутся!
В результате, одну девчонку чуть не сбила, задев машиной по платью. Уехали оттуда, от греха подальше, свернули на грунтовку.
 Сухо, ехать можно: дождей давно не было. Ира едет тихо, ну, не больше 20-25 км/час. Машина спокойно переваливается по ухабам. Так моя супруга, и тут отличилась: какой-то пьяный Кирюха шел, шатаясь, по ОБОЧИНЕ! Она умудрилась, задеть его крылом, бедняга, от толчка в кювет свалился.
 Ударила не сильно. С ним, с подонком, наверняка ничего не случилось. Нас никто не видел. Ирочка сочла за благо прибавить газу и смыться.
 После этого она заявила:
 -Нет, это не для меня!
 А как же наше «джентльменское» соглашение?
 Вы что, серьезно? Так ведь Ирочка ДАМА!
 Мы решили расстаться со своим железным конем.
 Тогда личные автомобили можно было продать только через комиссионный магазин. Чтоб спекуляции не было. Очередной «Бзик» агонизирующей власти.
 В комиссионках тебе назначали цену, танцуя от Гос цены, с учетом износа.
 А продавали покупателю за солидную взятку. Автомобили снова были самый, что ни на есть, дефицит. Рыночная цена, втрое, впятеро, превышала Государственную.
 Был единственный выход не продешевить: передать автомобиль другому лицу по доверенности. Но это риск, юридически, ты при этом, остаешься владельцем. Случись что, на тебе ответственность, как на владельце средства повышенной опасности .(См. мою «1001 ночь»!)
 Перед продажей мой, обреченный железный конь сослужил последнюю службу. Почти по Некрасову. Только не в мороз, а в страшную жару.
 Я вез на нем свой собственный концертный рояль, распиленный на куски.
 В подробности, как дошел я до жизни такой, вдаваться не буду: мистер Хейли и так недоволен тем, что я все время отвлекаюсь!
 Короче: струны снял, ободрал с клавиш слоновую кость, раму развинтил, слава Богу, была не литая, а сборная! Ножки и «лиру» отвинтил, деревянный корпус распилил, сохранив только краснодеревую, верхнюю крышку и фасонную крышку от клавиатуры (там фирма указана!)
 Погрузил все это на верхний багажник, посадил с собой дочь и тронулся на Клязьму.
 От непосильной нагрузки в несусветную жару мотор несколько раз заклинивало от перегрева.
 Мы останавливались, «отдыхали» минут 40, и снова в путь. Наконец, как раз на свертке с Ярославского шоссе на Клязьму, (тогда там левый поворот был), машина остановилась окончательно. Я отправил Маринку бегом за матерью, и мы вдвоем с моей старухой, толкая, докатили машину до дачи.
 Я еще поездил с полгода на ней урывками. Но, повторюсь, я не пижон чтоб ежедневно на машине на работу ездить, а свободное время мое было целиком посвящено яхтам.
 5 июля 1971 года я передал свой «Запорожец» номерной знак МОТ 58-36, по доверенности некоему Аверину Ю. А. за 1700 рублей. Кто порекомендовал мне этого Аверина, уже не помню, неприятностей, однако, не было.



















 Глава девятая.
 Буйство велосипедов
 
 Мой начальник, в бытность моей работы в Плановом отделе ГСПИ-1, Драбкин Ефим Савельевич, большой души человек, говаривал:
 -Велосипед, транспорт бедного человека.
 Я никогда не считал себя «бедным».
Я, конечно, не был и богатым, но, уж, никак не бедным! И велосипед для меня никогда не был «транспортом».
 Развлечением, -да! Спортивным снарядом, -да! Важным, иногда главным, аксессуаром для покорения сердца очередной прекрасной дамы, -да! Чем угодно, но только не транспортом…
 И велосипедов этих в нашем семействе перебывало, не перечесть! А ведь это КОЛЕСА. И приключений, связанных с этими двух колесными творениями рук человеческих, было предостаточно. Сразу оговорюсь, случались исключения: два велосипеда были трех колесными, а один, даже был четырех колесный.
 Мой первый трехколесный велосипед, достаточно подробно описан в начале этого труда.
 Мой второй велосипед, мой довоенный, «взрослый» дорожный велосипед Пензенского завода, который мне подарил братец Костя, на котором я, собственно, и ездить-то научился, описан в первой главе, подраздела «Б», «Счастливая юность».
 Следующим велосипедом в моей коллекции был дорожный велосипед с моторчиком «Д-4», купленный мною вскоре после позорного провала с мотоциклом «АVО-250 Zimson».
 Мне не столько запомнился сам этот велосипед, сколько процесс установки на него двигателя, в тесной ванной комнате, под аккомпанемент эротического массажа, проводимого Няней Галей.
 А моей жене, Ирине, запомнился испорченный новый китайский плащ, результат моей героической поездки в Бутово.
 Расстался я этим велосипедом осенью 1958 года, уступив его Здорову за полцены.
 Когда мы переехали в Кузьминки, и когда на Клязьме появилась дача, велосипедам был потерян счет.
 Харьковский завод в то время выпустил специальную модель велосипеда под двигатель «Д-4». Более низкая рама и подрессоренная передняя вилка.
 Это же здорово! А то, как только разгонишься до скорости за 30 км/час, такая «трясучка» начинается, так бьет по рукам, хоть руль бросай!
 Купил я и этот велосипед!
 Еду по шоссе, по самой, что ни на есть, кромочке.
 Тебя обгоняют автомобили, едва не зацепив, обдают своей гарью, комочками гальки швыряются. Нет, на шоссе ты чужой!
 А по лесным тропочкам особо не разгонишься, на дерево налететь или на луже поскользнуться, мне уже как-то было, не по возрасту!
 Вот когда у тебя гость дорогой на терраске, а водка вся закончилась, это другое дело.
Тут велосипед с моторчиком незаменим. Сажусь и еду с залитыми глазами на станцию.
 Два километра туда, два обратно, каких-то 5 минут и банкет продолжается!
 Маринку свою я приучал к спорту с самого раннего детства. Плавать она у меня научилась в семилетнем возрасте, в бассейне теплохода «Россия», когда мы в сентябре 1963 года совершали турне Одесса –Батуми.
 Этой же зимой я ее и на лыжи «поставил».
 Гуляя с ней в Кузьминском парке, я приучал ее спускаться с маленьких горок. Но это, будет особая песнь.
 А годом раньше я посадил ее на велосипед. Не на трехколесного урода, на каком в детстве ездил сам.
 Велосипед был настоящий, двухколесный, с цепной передачей, на «дутиках». Назывался, кажется, «Малыш». К заднему колесу, с обеих сторон, были пришпандорены два опорных ролика, страховка обучающимся. Получалось 4 колеса, все правильно!
 Маринка освоила езду на двух колесах в первый же выход, дополнительные ролики ей только мешали. Я их снял.
 Кроме того, я снял и убрал до весны грязевые щитки с колес, звонок, фонарик, багажник и прочие блестящие штучки, совсем не нужные для катанья.
 За полгода девчонка подросла, велосипед стал ей мал.
 Я заранее, еще зимой, когда летний товар в магазинах стоял свободно, купил ей детский велосипед следующего размера.
 Ассортимент тогда был богатый: «Малыш», «Орленок». «Школьник», «Ласточка» и, кажется, еще что-то.
 По весне, когда велосипеды из магазинов исчезли, я нацепил на «Малыша» все припрятанные с осени прибамбасы, а они блестели, как новенькие, не помяты, не выгорели и пошел к «Спорт товарам».
 Встал с «Малышом» около магазина, и, через 5 минут получил за него ровно столько денег, сколько потратил на очередной велосипед зимой.
 Так, год от года, я шагал от модели к модели. Маринка все свое детство была при «колесах», а я, после «Малыша» уже не тратил на детские велосипеды ни копейки.
 Весной 1962 года, вторично осознав, что велосипед с моторчиком не для прогулок по лесу, я купил себе легкий, полуспортивный велосипед Харьковского велозавода «В 113». Задняя, бестормозная втулка с трехступенчатой трещоткой позволяла, в зависимости от условий езды, экономить силы на подъеме и при встречном ветре.
 Жесткое, «гоночное» сиденье вначале не очень импонировало моему изнеженному заду, но малость поездив, я научился «сливаться воедино» с велосипедом и, носясь с приличной скоростью по извилистым лесным тропкам, испытывал, как сказал бы Леонид Ильич, «чувство глубокого удовлетворения», или «ловил КАЙФ», как скажут теперь.
 Я обследовал на этом велосипеде ближние и дальние окрестности Клязьминской дачи, вплоть до той поры, пока не затосковал от одиночества, и не купил мотороллер «Вятка». Чем все это закончилось, Вы уже прочли.
 В 1968-70 годах, после неких драматических событий, мной предпринимались титанические усилия по восстановлению мира и спокойствия в семье.
 Мама моя, преследуя ту же благородную цель, укрепление семейных связей, пустила козла в огород: продала за 1000 рублей моему тестю, Яковлеву Владимиру Алексеевичу, летний домик размером 5х4 м, расположенный на южной стороне ее участка. Официально, этого домика как бы и не было, на плане там был указан сарай.
 Владимир Алексеевич одолел меня просьбами: продай да продай ему велосипед с моторчиком.
 - Зачем тебе два? Ты ж ездишь только на своем спортивном!
 И снова, как и в 1959 году, я расстался со своим, «модернизированным», уступив его тестю, как и раньше Здорову, за полцены.
 Летний домик, о котором я только что сказал, хотя теперь уже был вотчиной тестя, продолжал оставаться нашей общей мастерской. На его терраске, как и прежде, были установлены мои электро агрегаты, пила, рубанок, сверлильный станок, даже маленькая наковальня.
 Мы, с тестем, там трудились, кто во что горазд: он ульи для пчел конструировал, я детали для душа мастерил, или еще что.
 Вскоре после того, как у нас состоялась сделка по передаче велосипеда, случилось мне зачем-то забежать на терраску домика.
 Я обомлел: на терраске стоит, прислоненный к стеночке, бывший мой велосипед с моторчиком и нему подведены оголенные электропровода от счетчика, 220 вольт!!!
 Я чуть не убил его:
 -Ты соображаешь, что-нибудь, садист проклятый!? Ведь по участку семилетний ребенок бегает, внучка твоя!
 Он, сообразив, что наделал, залепетал:
 - Я от воров, я от воров…
 Не для воров он эту ловушку приготовил, он считал, что я буду тайком брать у него велосипед и кататься на нем.
 А вообще, в психологии кристально чистых коммунистов разобраться, иногда, бывает очень сложно!
 Именно в то время наши семейные байдарочные походы по рекам ближайшего, и не только ближайшего Подмосковья, были особенно интенсивны. Мне этого казалось недостаточно. Я считал, что еще больше сплотят семью совместные велосипедные вылазки по окрестностям Клязьмы.
 Мы с дочкой своих «коней» имели. Я купил, специально для Ирины, дорожный «женский» велосипед.
 Она, поупражнявшись с полчасика на травке, перед домом, сказала:
 -Ничего, годится!
 В ближайшее же воскресенье была намечена 2х часовая велосипедная прогулка: Клязьма –Тарасовка -Церковь –Звягино - Клязьма, с купаньем и перекусом.
 «Дружбы народов», однако, не получилось: прогулка окончилась грандиозным скандалом, новоприобретенный женский велосипед был отправлен на вечную стоянку, на чердак материного дома.
 А «Запорожец», такой маленький и удобный, ушел! Сколько раз жалел я о том, что с ним так небрежно расстался!
 Но я не все о нем рассказал в предыдущей главе, я утаил один маленький секрет: на своем «Запорожце» я, после аварии, ни разу не проходил техосмотр! Налог на транспортное средство платил, а техосмотр, -не проходил.
 Уже сейчас и не помню, какой-то мелочи мне не доставало, для полного его оснащения, которую я так и не смог купить.
 Ездил я на нем по Москве и по шоссе только с ранней весны до середины лета, когда Гаишники еще не проснулись, и не придирались из-за не пройденного техосмотра, и, потом, снова, поздней осенью, до белых мух.
 С сентября у ГАИ появлялись другие заботы, «месячники» по охране детей или еще какая-нибудь компанейщина. На техосмотры, им снова было наплевать! Летом же, чтоб не подставляться, я ездил только по загородным дорогам, в основном, по грунтовкам. Мой ареал: Пушкино, Ивантеевка, Пирогово.
 Эх, «Запорожець», «Запорожець»! Но дело сделано!
 А, ведь, были моменты, приятно вспомнить: едешь к себе на Клязьму, часиков эдак, пол второго ночи, стоит на обочине, вся такая одинокая. На голове, -«Бабетта», мини юбка еле- еле «сервиз» прикрывает. Голосует:
 - Эй, чувак! Прокатимся?..
 Ну, что теперь зря себя расстраивать? Нет автомобиля, нет! А без мотора мне уже жизнь не в жизнь.
 Извините, мистер Хейли, стыдно, конечно, но продолжу про велосипеды, никуда не денешься.
 Потеряв надежду восстановить семейные отношения, я решил не унывать.
 Расправил плечи, вымыл шею, и даже не заметил, как оказался с одной миловидной дамочкой, согласно определению современных сексологов, в состоянии «Лирической дружбы».
 Избранница моя проживала по Монинской ветке моей, Ярославской железной дороги. Где-то, возле Загорянки.
 По прямой, от маминого дома на Клязьме, до ее дома, ровно 4 километра. С учетом разных извивов и объездов, считай, -6. И вся дорога, лесом. У нее, мама больная, брат пьяница. А может, просто, муж ревнивый?
 Не выяснял! Короче, -у нее, нельзя.
 Я предложил компромиссный вариант, встречаться в лесочке, как раз посередине.
 Специально, поехал на Лианозовскую барахолку и купил там подержанный мужской дорожный велосипед, всего за 10 рублей! Переправил его своей даме. Она спрятала его в сарае своей подруги.
 И что вы на это скажете, Мистер Хейли?
За 10 рублей я обеспечил себе несколько незабываемых встреч! В подробности вдаваться не буду: моя цель, –КОЛЕСА!
 Но, увы, все проходит. Осталась в прошлом и моя Загорянская пассия.
 Однако, идея, использовать велосипед для интимных свиданий, мне понравилась: дешево и сердито!
 Впредь, я использовал эту идею неоднократно, варьируя избранницами и марками велосипедов.
 К началу 1972 года на чердаке маминой дачи пылились уже 8 велосипедов, 8 двухколесных железных коней, каждый из которых честно послужил мне, наградив меня мощной порцией ярких, незабываемых эмоций.
 А в сентябре этого же года, появился и мой последний велосипед. Спортивный, харьковского завода, существенно модернизированный против прежнего, трехскоростного. 8 скоростей, удлиненные шатуны, специальные зацепы для ног, усовершенствованное седло.
 Официально я подарил этот велосипед Танечке, своей третьей жене, когда она еще не совсем была моей женой, но катался на нем, в основном, сам. Таня садилась на него всего два-три раза, когда у нас были парные выезды.
 Но потом она пересела на мой, трехскоростной, он проще, а я, окончательно оседлал свой подарок.
 С осени 1972 года, вплоть до нашего переезда на Свистуху весной 1978 года, эти два велосипеда использовались нами и в хвост, и в гриву.
 Мы с Таней объездили все окрестности вокруг Клязьмы, весь район водохранилищ.
 Мы дерзнули расширить радиус своих вело экскурсий аж, до второго Московского стратегического кольца, так называемой «бетонки». Кстати, ехать тогда по этой самой бетонке на велосипеде, было сплошным мученьем: это были огромные, отдельно положенные бетонные плиты, щели между которыми, достигали, иногда, сантиметров 15-20! Асфальтом было покрыто едва ли четверть дороги.
 А, однажды, вообще, рискнули, проехать на велосипедах от Клязьмы до Свистухи, где находилась дача Таниных родственников.
 Это, порядка 60 километров.
 Для нормальных вело спортсменов это смешное расстояние. Но, во-первых, мы уже считали дни до пенсии, а, во-вторых, мы ехали не по шоссе. Мы пробирались до Свистухи напрямую, «огородами», через лес, по тропкам, мимо деревень, которые я смог «вычислить» по тогдашней, слепой и без масштабной карте–схеме Московской области.
 Любопытный факт, аборигены ни разу не смогли подсказать нам дороги. Мы спрашивали:
 -В какой стороне канал? Далеко ли до «бетонки»?
 Из встретившихся нам нескольких женщин и мужчин никто, ничего не знал. Живет народ в своей конуре, и все-то ему, «по-фигу!».
 А бетонка была, вот она, в пятистах метрах!
 С подобной картиной я встретился в свое время в походе под Великими Луками.
 Там довелось мне поговорить с тридцатилетним парнем, который за всю жизнь даже в соседней деревне ни разу не был.
 Мы с Таней тогда от Клязьмы до станции «Заветы Ильича», доехали по известным нам дорогам, а дальше, пробирались «по диагонали». Выехали из «дебрей» уже прямо к Подосинкам, что на «бетонке», рядом с Каналом. Дальше, берегом Канала, до дачи в поселке Свистуха.
 Дачей, которой мы сейчас гордимся, в то время владела вдова Таниного дядюшки, Антонина Федоровна Агапова. Серьезная особа!
 Этот путь Клязьма -Свистуха на двух велосипедах потом я проделал еще раз, уже с Маринкой, которая только что успешно закончила вступительные экзамены в Университет. Заставил ее, усталую до смерти, выкупаться в Канале, чтобы в себя придти.
 Она согласилась сделать это, но только за рубль!
 В 1988 году мы окончательно переехали на Свистуху. Наши велосипедные прогулки прекратились. Я, иногда, выезжал еще на велосипеде за продуктами через Канал, в так называемый, «Канальский» магазин, а моя Танечка на велосипед уже не садилась.
 А зачем ей велосипед? У нас тогда «Москвич» был! Не какой-то там «407й», а самый, что ни на есть «2140»!
 Я рассказал про последний велосипед, но было еще два предпоследних, забыть о которых, грех!
 Во время моего вело кобелирования в конце 60тых годов, случилось мне купить два складных велосипеда «Десна» по 60 рублей за штуку. Машина тяжелая, пуд! Вертлявая как шлюха, а как велосипед, никакая.
 Я соблазнился их компактностью: в сложенном виде «Десну» можно было перевозить и в метро, и на поезде. Один из этих двух, по какой-то причине, оказался у меня на даче. Стоял, естественно, в бездействии.
И я решил осчастливить свою старенькую маму.
 Приделал, к этому уроду, третье колесо, чтоб мама сама могла ездить по магазинам на ТРЕХКОЛЕСНОМ велосипеде. Электросварку я за свою долгую жизнь так и не освоил, поэтому моя, довольно сложная конструкция держалась лишь на хомутах и болтовых соединениях.
 В качестве третьего колеса было использовано колесо от детского велосипеда «Малыш».
 Судьба этой конструкции печальна: мама, как и следовало ожидать на этот велосипед ни разу не села, зато села на него «испытать» некая широкозадая любительница новой техники.
 Проехав по пересеченной местности каких-то метров сто, она отломала от велосипеда все, что могло отвалиться. Я с трудом восстановил первоначальный вид этого агрегата.
 Второй предпоследний, это гоночный велосипед «Старт-Шоссе» Харьковского завода. Огромные шатуны, 10 скоростей, абсолютно жесткое седло, руль, вынесенный вперед чуть не до половины переднего колеса и ОДНОТРУБКИ.
 Пред -история такова.
 В одно из летних воскресений на Клязьме, когда солнышко уже зависло над верхушками деревьев на западе, я, отложив рубанок в сторону, сел на свой спортивный, трехскоростной и поехал кратчайшей дорогой на Водохранилище. Прямиком, через Звягино, через лес по тропкам, на свой любимый обрыв.
 Каких-то 45 минут хорошего педалирования, и я на месте.
 Оттуда в это время только что отчалили огромные теплоходы, увозя обратно в город тысячи москвичей.
 Пусто, как на необитаемом острове.
 Только груды мусора, консервные банки, бутылки, клочья бумаги да редкие, одинокие фигурки аборигенов, собирающих «стекло тару», напоминают о цивилизации. Солнце уже коснулось крыш деревни Чиверево.
 Я прислоняю велосипед к березе, раздеваюсь догола, чтоб не ехать обратно в мокром и спрыгиваю с обрыва вниз, на маленький песчаный пляжик. После непродолжительного купанья, сажусь на своего «коня» и в обратный путь.
 Но уж сгустились сумерки, вот-вот станет совсем темно. Никаких лесных тропок! Ехать можно только по шоссе. Выезжаю из рощицы, где как раз и начинается асфальт, и вижу, что я вовсе не одинок в этой брошенной всеми зоне отдыха!
 Группа девочек 14-15 лет, а может и еще моложе, и все на гоночных велосипедах.
В шлемах, в одинаковых майках, команда Юниоров на тренировке.
 Они ехали не спеша, метрах в 50 впереди меня. Дорога здесь одна: им, чувствую, на Пирогово, на поезд, а мне на Клязьму, тоже через Пирогово. Ну, посмотрим, кто кого!
 Я уже почти приблизился к велосипедисткам. Почувствовав, что какой-то хмырь болотный их обогнать собрался, старшая предупредила: «Девочки!»
 Только одно слово, и вся эта команда в момент исчезла в темноте. Дорога не освещалась, а машин уже не было: все «гуляки» давно разъехались по домам.
 Я с остервенением мучил свои педали, но увидеть снова этих девочек мне не удалось.
 Так вот, что мне, оказывается, надо для полного счастья, думал я потом много дней: мне нужен гоночный велосипед!
 Но уже был дефицит: хорошие вещи, просто так, на прилавках не валялись.
 Только пару лет спустя мне случайно, в спорт–товарах, попался этот велосипед. Я тут же выложил 101 рубль с копейками и приволок покупку на Клязьму.
 Ой, как не просто оказалось мне, матерому велосипедисту, освоить эту спортивную штуковину!
 В первую поездку я никак не мог освоиться с горизонтальной «гоночной» посадкой: попа, извиняюсь, выше головы, а голова высунута вперед за середину рулевого колеса.
 Часа два ездил на асфальтовых дорожках по поселку, устал, как черт, едва не падал несколько раз. И неудобно, и непривычно и что-то тарахтит в коронной втулке, то тянет, то не тянет, педали вхолостую прокручиваются.
 Вернулся на дачу, а там гость дорогой, Вадим Крутиков, наш товарищ по Каахемскому походу, Танечку мою навестить приехал. Показал я ему свою игрушку, он проехался кружок перед домом, «Да, Юр, -говорит,- это автоматические линии!»
 И рассказал мне, темному, как работают эти автоматы. После их отладки, и запуска, первые детали получаются качественными.
 А дальше, инструмент давно затупился, а они все гонят, и гонят, и гонят брак!
 Разобрали мы втулку: он, как в воду смотрел, зубчики у храпчатки были не остренькими, как им быть положено, а округлыми, как бы кремом заварным смазаны.
 И это машины, на которых мы собираемся Олимпийское Золото добыть?
 Два вечера часа по три исправлял я заводской брак алмазным надфилем. Собрал втулку, прокатился, нормально, ничего не «прокручивается»!
 Следующий мой выезд был в магазин на Мамонтовке, мама зачем-то послала.
 Там в одном месте асфальт был разрыт, и дорога на участке протяженностью метров 50 была густо посыпана шлаком. Так и есть! Проколол я свою однотрубку!
 Сколько я ее потом не пытался заклеить, не получилось, а купить новые шины, -невозможно, их не бывает в продаже, «однотрубки» только по спорт обществам распределяются.
 Плюс электрификация всей страны!
 Много месяцев искал я «обувь» на свой Старт- Шоссе, все было, –пустые хлопоты.
Даже когда мы с Таней в 1979 году впервые вместе в Гагры ездили, и останавливались в Курске, у ее тети, и там, в Курске, помню, мы искали эти «однотрубки».
 Свой гоночный велосипед я продал по объявлению молодому парню, когда инфляция стала уже галопировать. Продал я его за 110 рублей, купил, помните, -за 101р. Девять рублей навару!












Глава десятая и последняя.
 «Москвич 2140»

 С 1975 года я живу на новом месте, на улице Дубки, рядом с Тимирязевской академией. Живу со своей Танечкой, в ее, Танечкиной, двухкомнатной квартире, с ее папой, Георгием Николаевичем и мамой, Верой Алексеевной.
 Есть у нас и дача, та самая мамина комнатка с терраской на Клязьме, в доме, где еще четверо хозяев. Ирочка моя нас там не беспокоит: у нее другие интересы! Маринке, тоже не до дачи: ей карьеру ковать надо. Зимой Университет, летом экспедиции и стройотряды.
 Домик, который мама моему тестю продала, пустует: Владимир Алексеевич умер в 1971 году, а теща, Лидия Валентиновна, вообще, на Клязьме была всего один раз, не сошлись они с моей мамой характерами!
 Так что, мы с Танечкой стеснений от моей прежней семьи не испытываем. Живем себе летом на даче, помогаем маме огородничать, Таня кур разводит, я вино из яблок делаю. Купаемся, катаемся на велосипедах, а вот добираемся мы до этой самой Клязьмы на поезде, и пожитки всякие разные таскаем туда сюда, в сумках и рюкзаках…
 Машины нет. Машину, во-первых, просто так не купишь, машины в СССР, свободно не продаются, а во-вторых, машина денег стоит, а где их взять?
 Я, всего-навсего, Главный Специалист, взяток не беру, воровать не умею. Таня, тем более: Директор школы! Ну откуда у нее деньги?
 Тогда всеобуч был. Леня Брежнев приказал, чтоб каждый подонок в его стране получил среднее образование.
 Вот и живем мы как дураки, я 250, да Таня 270.
 Действительно, если мы такие умные, то почему мы такие бедные? На еду–одежду, хватало. В Сочи–Гагры съездить могли. Театры–музеи, посещали. Даже стулья новые и чешские книжные полки купили самостоятельно. А вот на холодильник «Розенлеф» деньги у Георгия Николаевича занимали.
 А, чтоб купить автомобиль? Это запредельно!
 Но жизнь странные зигзаги проделывает.
 В марте 1976 года умерла Вера Алексеевна. Через два года умерла моя мама. Грустные события. Погоревали мы с Танечкой, как положено, стали свою сиротскую жизнь налаживать. А как покопались у покойниц в комодах и документиках, даже ахнули: у одной на сберкнижке 3 тысячи, а у другой целых 5!
 Мы с Танечкой считать еще не разучились: три да пять это же восемь.
 А восемь, это уже машина! Не «Волга», конечно, но вполне нормальный «Жигуль», или тот же «Москвич».
 Посоветовались мы с Георгием Николаевичем, а он, по натуре, гусар, и решили: была–не была, покупаем машину!
 Повторюсь, машины тогда распределялись.
То есть, тебе, за твои же кровные деньги, РАЗРЕШАЛИ купить машину.
 Товарищ Зюганов, я ничего не путаю?
Наша богатая орденоносная фирма ежегодно получала лимит на распределение 15ти, -20ти автомобилей для своих сотрудников.
 Право, на получение машины предоставлялось, естественно, достойнейшим. Никакого кумовства или блата, ни, Боже мой! Партком, Местком, зам директора, они свое дело туго знали.
 Для удобства, администрация распределяла автомобили по отделам, а там из желающих, сотрудники уже сами составляли очереди.
 Я записался. Сомнений в успехе не было:
 Я- передовик производства (см. мое фото на Доске Почета!),
 Я- Инвалид Войны, (см. удостоверение!), и, главное:
 Я- по своему отделу первый, и единственный претендент!
 Время шло. Дело было по весне. Сижу себе, работаю.
 Чего суетиться-то, я ж первый! Придет разнарядка, вызовут, не на базаре!
 Но не вызвали: мою машину зам. директора, Матвеев Володька, отдал своему приятелю, который даже в нашей системе не работал!
 В Советской стране, чтобы что-либо получить от власть придержащих не обязательно быть передовиком производства, не обязательно быть Участником Войны, или первым в законной очереди.
 Но обязательно надо быть СВОИМ.
 Получив незаслуженную оплеуху от родной дирекции, шел я домой с нехорошими намереньями напиться до потери сознательности.
 Прихожу, а у моей жены гости: соседка ее по старой квартире, Татуська, с мужем и двухгодовалой девочкой. На столе стоит как раз то, чего моя душа так жаждала.
 Татуськин муж, розовощекий крепкий парень лет тридцати, выпить оказался не дурак, и уже через полчаса после знакомства, узнав о моей беде, запросто хлопал меня по плечу:
 -Юр, машина? Да нет ничего проще! Завтра
я как раз дежурю, приезжай в «Южный Порт» часика в два, с паспортом. Спросишь Петю Гришина. Только, Юр, будет «Москвич», «Жигулей» у нас нет.
 Как выяснилось, Татуськин муж, обыкновенный рядовой гаишник, обслуживал район Южного Порта, единственного места, где автомобили для жителей Москвы продавались свободно. То есть, как «свободно»?
 Была очередь длиной в 5-6 лет, но не «стихийная», как в пятидесятые годы, а под управлением Администрации магазина, и местной милиции, естественно!
 В эту очередь Петя и «воткнул» меня, не слишком близко, чтоб «не дразнить гусей».
 27 ноября 1978, в 745 утра, почтальон принес заказную открытку: срок платежа 27 ноября.
 В 1245 явились в магазин с чеком и открыткой. Выяснилось: машину надо брать сегодня же.
 Последний раз сидел я за рулем семь с половиной лет назад. Ситуация на дорогах за эти годы изменилась не в лучшую сторону.
 Я привык к «Запорожцу», а это «Москвич», да еще какой-то, «2140». Словом, решил не рисковать. Позвонил на работу, моя тогдашняя помощница Инга Алексеевна, она всех в институте знала, обещала прислать мне умеющего паренька.
 В высоком, одноэтажном кирпичном здании, без окон и дверей, но с огромными воротами, за получением своего автомобиля стояла маленькая очередь из счастливцев с открытками. Передо мной человек пять-шесть.
 Я нервничаю: нет обещанного помощника. Впереди меня солидный грузин в черной куртке и кепке, несмотря на двадцатиградусный мороз.
 Из внутренних ворот два мастера в заводских комбинезонах с проймами, один, видимо, старший, другой, на подхвате, выкатывают автомобили очередному покупателю. Очередь грузина. Старший, ему подобострастно шепчет:
 -Вот, специально для Вас отобрал, мотор, как часики!
Грузин наклоняется к машине, заглядывает в салон и кричит на мастера:
 -Ты что мне лапшу на уши вешаешь? Мы как договорились? Красная машина и черные сиденья! Я не беру эту машину!
Продавцы пытаются загнать автомобиль обратно. Я выступаю:
 -Нет! Я следующий по очереди, я беру эту машину.
Они продолжают откатывать машину назад. Старший, увещевает меня:
 -Эта машина заказная, она не продается!
 -Не продается, говоришь? Это нарушение правил торговли! Женька, вызывай милицию!
Как раз в это момент я увидел только что вошедшего в пакгауз моего помощника. Мастера перекосило:
 -Давайте вашу открытку!
Я стал обладателем «блатной» машины с красными сиденьями.
 Худая слава Московского завода малолитражных автомобилей, уже давно не была секретом для потребителей. Вначале завод назывался «Москвич», так же, как и его продукция, но при Брежневе, когда дутый престиж нашей Славной КПСС достиг заоблачных высот, холуи от Партии, переименовали его, в «АЗЛК», что означает «Автомобильный завод имени Ленинского Комсомола».
 Считали, что имя Ленина, как магическое заклинание, улучшит качество продукции. Получилось, как раз наоборот: «Москвичи» выходили с конвейера в таком безобразном состоянии, что ехать на них без предварительной ревизии было просто опасно.
 И я знаю случаи, когда только что купленную машину полностью разбирали, «доводили до ума» в условиях личного гаража, вновь собирали, и только потом, отваживались на ней ездить!
 До сознания наших коммунистических умников за три четверти века так и не дошла простая истина: чтобы добиться хорошего качества продукции надо бракоделов, лодырей и пьяниц с заводов гнать, а хорошим работникам надо хорошо платить!
 А хорошо делать умели. Если хотели!
 Теперь, уважаемый читатель, понятно, почему я скандал устроил, увидев, что блатную машину у меня из-под носа уводят!
 Мой помощник, уже в темноте, пригнал автомобиль к нам, в Дубки, во двор нашего дома №11, и поставил его рядом с единственным металлическим гаражом одного инвалида.
 Я распрощался с парнем, так выручившим меня, и поехал отмечать день рождения моей второй жены Светланы-Ирины Владимировны, в двухкомнатную квартиру на Кутузовском проспекте.
 Слух о том, что у меня появился «Москвич 2140» разлетелся по институту. От многих людей я получил тогда помощь и советами, и реальными делами. Я понял тогда, сколько у меня настоящих друзей.
 Замечу, что времена пошли не те. Уже, запросто, с машин снимали колеса, и, как «высший пилотаж», даже угоняли машины!
 Моя Инга посоветовала мне установить «секретный» перекрыватель на бензопровод. И, кстати, подарила мне чудный, «фирменный» краник!
 Юра Ольхов, большой специалист по непрерывной магниетермии титана, посоветовал мне, в первые же дни, за любые деньги, поставить машину на охраняемую стоянку.
 Мои «подшефные» ребята из Конструкторского отдела подарили мне комплект «хитрых гаек» на колеса.
 И бесконечные советы, советы, советы…
 Патрикеев Юрий Борисович, начальник лаборатории по устойчивости металлов к коррозии, вообще, оказал мне огромную любезность: в ближайший четверг он, на своем Жигуленке, приехал ко мне в Дубки, сел за руль моего «Москвича» и мы с ним, и моей Танечкой, съездили в ГАИ, зарегистрировали нашу покупочку на гражданку Магницкую, как было решено на семейном совете, и получили номера.
 Почему не на меня, спросите? Я же Инвалид Войны?
 Права у Тани есть со студенческих лет, а у меня это будет уже третья машина.
 Мало ли что! Стольких «фокусов», от наших властей мы насмотрелись, столько «сюрпризов» пережили. Вам не понять этого, мистер Хейли!
 В заключении, Юра налил мне 20 литров бензина из своей канистры.
.
 Первые месяцы машина стояла под окнами без движения: холода, сугробы. Мальчишки прыгали на ее крышу с соседнего гаража. Вдобавок, Танина лучшая подруга в пьяном угаре мне руку ножом располосовала так, что я вообще мог лишиться возможности управлять автомобилем. Обошлось, однако, и на этот раз.
 Машину застраховали, понакупили кучу всякого авто барахла: багажник на крышу, удобный домкрат, ножной насос, противоугонную скобу на педали, чехлы на сиденья. Таня вступила в добровольное общество автолюбителей, «ВДОАМ», начались хлопоты о получении места на охраняемой стоянке. Сняли и внесли в квартиру аккумулятор, сняли и уже больше никогда не ставили обратно радиоприемник.
 Я обмерил всю машину, вычертил выкройку, и Георгий Николаевич сшил неплохой чехол.
 8 апреля 1979 года, когда дороги расчистились от снега, я рискнул.
 Созвонились с Крутиковыми, нашими попутчиками по Каахемскому походу, и поехали. Просто кататься. Сначала по Дмитровскому шоссе, потом по Рогачевскому.
 Уже на Рогачевском шоссе, я, освоившись, попробовал «поднажать». А что? Дорога свободная, видимость отличная. Не тут-то было: едва спидометр перевалил за 60, Татьяна на меня:
 -Ты что нарушаешь! Немедленно снижай скорость!
 Вот, такие дела, Мистер Хейли!
 Не поверите, за все 15 лет владения этим «Москвичом», за все 75 с лишним тысяч километров, которые мы с Таней на нем наездили, мне было позволено разогнаться до скорости 105 км/час только дважды.
 Это было на бетонке, между Подосинками и Алешиным, в сухую, солнечную погоду, при полном отсутствии, как встречного, так и попутного транспорта, и при видимости не менее 3х километров вперед!
 Сознаюсь честно: больше этих 105ти километров я и сам уже не хотел разгоняться, машина начинала прыгать на совершенно гладкой дороге, а мотор так завывать, что становилось неприятно.
 «Москвич», однако!
 Нормальная эксплуатация машины началась с 15 апреля. То есть, не просто кататься ездили, а по надобности: на Клязьму, на Свистуху.
 Я завел подробную запись всех моментов, связанных с эксплуатацией нашего «Москвича»: бензин, масло, маршрут, пробег, выявленные неисправности и т.д.
 Вот, для примера: «26.04. Поездка в Свистуху. Отвез деда, Тузика и телевизор. Подвез старух от парома. Накануне закрепил запаску «хитрой гайкой», долил 200 гр. воды дистиллированной в расширительный бачок радиатора. Заправил «омовителем» емкости. Спидометр 235,1-350,5.»
 Накануне майских праздников, 29 апреля, «махнули» в Смоленск, навестить братца Костю. Ничего авантюрного, ничего необычного, запоминающегося, в этой поездке не было.
 Выехали рано утром, с тем, чтоб без ночевки добраться до места. Состав «экипажа»: Георгий Николаевич, Танечка, Тузик и я.
 Распределили роли: тесть отвечал за питание в дороге, Таню, назначили ответственной за подарки Смоленским домочадцам, задача Тузика,- не испортить новые чехлы, а мое дело маленькое, знай, веди машину!
 Трое из нас со своими обязанностями справились: я вел нашего «Москвича» по правой стороне Минского шоссе, без обгонов и, не превышая скорости, т.е. не больше 60 км/час, Тузик поднимал лапку только на обочине, когда мы останавливались перекусить, Танечка по приезде, поразила всех Смоленчан своим вкусом и щедростью. А вот дедуля, дал маху.
 На перекусе, когда я, распрямив затекшие от напряжения мышцы, воскликнул:
 -Ох, с каким удовольствием я сейчас стаканчик крепенького сладкого чайку выпью!
 Он успокоил меня:
 -А чая нет.
 -А что же у Вас в этом красивом термосе?
 -Как, что, кипяток!
 Доехали в Смоленск без приключений. Некоторые трудности были с парковкой: Костин участок на косогоре, а я далеко еще не ас!
 На обратном пути, при выезде из Смоленска на трассу, на спидометре было уже 781 км. Пробега.
 Я заехал в «Автосервис», отметился там, и сделал «ТО-1», т.е. провел все операции, предусмотренные заводской инструкцией. Пригодится, думаю, для гарантии!
 Обратно ехал, сильно нарушал: скорость была 75- 80км/час, стремился успеть в Москву до темноты.
 А дальше, -пошла нормальная авто–жизнь: после каждой поездки, какой-нибудь сюрприз. Смотрю по своим записям, диву даюсь: перегорел предохранитель подкапотной лампы, не горит освещение щитка приборов, не работают стеклоочистители фар. Каждый день контролирую уровень масла, и доливаю, доливаю, доливаю…
 Отвлекусь малость. Случилось мне в июне 2000 года прокатиться со своей любимой дочерью из ее Голландии, где она проживает уже 17 лет, в ее поместье в Италии.
 Ехали мы на ее машине, подержанном «Опеле» с кузовом «Универсал». Марина мне талдычит всю дорогу: машина, мол, старая, давно пора менять. А эта «старушка» на прямой брала такие подъемы, которые моему «Москвичу» не одолеть и на второй передаче!
 Перед выездом я проверил у этого «Опеля» шины, масло, комплект инструментов. (Она там, у себя в Голландии, разъезжала даже без гаечного ключа и без домкрата!). По приезде на место, я снова проверил масло: доливать не надо. Вернулись в Голландию, проехав в общей сложности более 3х тысяч километров, -масло было на уровне! Заграница, мать ее!
 В июле к нам на Клязьму приехал братец Костя.
 Ну, тут уж моему «Москвичу» пришлось потрудиться.
 Я возил Костю по всем бухточкам наших водохранилищ, куда только мог проехать, и по всем ближайшим, о которых знал, художественно -историческим местам. Марфино, Жестово, Федоскино, Кусково, Архангельское. Были и еще где-то, не помню.
 Возил его в село Рождествено, на родину Суворова, и, конечно, на Свистуху.
 Костя, в свою очередь, помог мне реконструировать мой гараж на Клязьме.
 В августе 1972 года умерла мамина соседка. Надя, та самая, с которой у мамы было единое куриное хозяйство.
 Вновь на Клязьме воцарился ее братец, Бабурин Тимофей Иванович. Он был немалой сошкой по хозяйственной части в нашем тогдашнем государстве, в СССР, в самой, что ни на есть, богатой и секретной ее отрасли, в СРЕДМАШЕ.
 Тоже, мне, цековские дяденьки, в загадайки играли! Легкая промышленность, -это ситец и парча. Обувь, тряпки разные, презервативы, понятно.
 Тяжелая промышленность, -это паровозы, трактора, (читай -танки!!!), сталь и прокат.
 А вот что такое СРЕДНЕЕ машиностроение? Маленький трактор с тряпочкой?
 -А вот и не угадали!
 Среднее машиностроение, это водородная бомба плюс атомные электростанции. И, конечно, рудники, рудники, рудники… Денег на эту милую отрасль не жалели со времен, светлой памяти, Лаврентия Палыча.
 Короче, если в то время в свободной продаже невозможно было купить ни труб для водопровода на даче, ни листа железа, чтоб крышу починить, ни свинцового сурика, чтоб личную машину, на которую ты полжизни деньги копил, сохранить от коррозии, Тимка Бабурин, мог достать ВСЕ!
 Вернувшись в родные Пенаты, на освободившееся после покойницы место, он, прежде всего, заметил непорядок: для своего гаража я ведь выцыганил у Нади три квадратных метра ненужной ей площади.
 Пришлось искать компромиссный вариант. Весь трехметровый проход с улицы до материного надела (теперь моего, я, -законный наследник.) мы решили сделать полутораметровым.
 Стометровый «остров» на нашем участке, которым по судебному решению владела Надя, ликвидировали.
 Южную границу Бабуринского участка передвинули на несколько метров вглубь, к нам.
 Получилось так, что наше окно выходило на их участок. Но по «квадратным метрам», все было «фифти-фифти».
 Теперь у меня появилась возможность соорудить нормальный гараж.
 Читатель, конечно, помнит, как я построил себе временное укрытие для своего «Запорожца» из десяти миллиметрового котельного железа.
 Я заказал Тимофею необходимые профили и листовое железо. Он все привез, точно по размерам, сбросил весь материал через забор на мой участок, прямо в снег, и «забыл» мне позвонить, что заказ выполнен.
 Много сил потратил я весной отдирая керосином свежую ржавчину!
 И вот июль, Костя приехал. Он опытный строитель. Мы знатно потрудились, гараж получился на совесть! Задняя стенка откидывалась, так что, кроме своей машины, я мог поставить в гараж и машину гостя.
 В конце июля братец Костя заторопился домой.
 В знак благодарности за квалифицированную помощь, я вызвался подвезти его до дома, а он, как-то само собой вышло, пригласил меня с Таней.
 Так я съездил с Таней к Косте в Смоленск еще разок.
 Выехали не рано. Проехали Петрищево, знаменитую харчевню «У Зои», Можайск, Бородино. На траверзе город Гагарин.
 Стоп!
 Честное слово, я уважаю Первого Космонавта, Гагарина Юрия Алексеевича!
 Но зачем же менять названия старинных русских городов? Ну, поставь ты Гагарину памятник, хоть до неба, назови его именем центральную площадь, улицу, школу, дом Культуры, летное училище, наконец!
 Но почему же надо стирать с карты России город Гжатск?! Где же наша память? Поназывали: Калинин, Киров, Куйбышев, Андропов, Ульяновск, бесчисленные Ленинабады, Сталинокерты…
 Твери, Вятке, Самаре, Рыбинску, повезло, нашлось им место на карте Родины.
 А вот Симбирску исконное имя никак не хотят возвращать! Мало им, Ульяновцам, что на месте могил их предков Горком Партии поставили, очень нравится им жить под именем Главного Разрушителя Великой России.
Опомнились частично, и опять народ смешим: Санкт-Петербург Ленинградской области, Екатеринбург Свердловской области…
 С Волгоградом совсем запутались: может обратно в Сталинград переименовать? Слишком много, мол, крови там пролито, в Сталинграде этом. А скажите мне, где ее пролито мало?
 Может под Ржевом? А может под Старой Руссой? «Назови мне такую обитель…»
Не мучайтесь, господа, Царицын это, Царицын!
 Ну, это я так, по-стариковски побрюзжал малость… На самом деле мы в Гагарин не сворачивали, мимо проехали.
 Уже темнело. У Туманово, как положено, со скоростью 10 км/час проползли через Днепр, в сплошном, как молоко, тумане. Выкатили наверх, видим, в отдалении несколько огромных фур на ночлег остановились.
 «Что,- думаю,- мне их выхлопными газами дышать, переночуем тут в кустиках» И уже сворачиваю, было, с трассы. Водитель из проезжающей мимо фуры, туда же, к тем, на ночлег подъезжал, высунулся и говорит:
 -Мужик, ты что, никак на ночлег намылился?
 -Ну?
 -Подъезжай к нам, до кучи, здесь «шалят»!
Я понял, что коммунизм в стране закончился, так и не начавшись.
 На утро Вязьма, где генерал Карбышев доказал миру, что есть такой лед на свете, который никогда не растает!
 И вот Смоленск.
 Там, в Смоленске, было принято решение съездить в Пржевальск, на родину Великого русского путешественника. В Пржевальске, в тамошней больнице, работал врачом Костин племянник, Всеволод. Кем он мне приходится, даже не соображу. Помните, я писал во первых строках этого труда о том, как мы, русские, своей родней дорожим?
 Костя, и мы с Таней, естественно, отправляясь в гости в Смоленск, накупили побольше продуктов,типа колбасы-сала-ветчины. Ровно столько, чтоб довезти, и не попортить. Начиналось интересное время.
 В Москву из ближайшего Подмосковья по субботам уже приходили «зеленые поезда» за продуктами, а в Смоленске тогда из мясного ассортимента свободно можно было купить только:
 «Ухо, горло, нос,
 Сиськи, письки, хвост».
 Пржевальск, понятно, и того не имел.
 В нашего «Москвича» уселись 5 человек. Мы с Таней, считай, средней комплекции. Костя с супругой, несколько крупнее нас, и еще с нами увязался Сашка, Костин сын, парень лет 25ти, тоже упитанный мальчик. Ну и харчей набрали, еле влезло в багажник.
 Сначала был асфальт, потом очень плохой асфальт, потом грунтовка с островками асфальта, а потом и без всяких островков.
 Часа два я мучил перегруженную машину по этой, зверской дороге. По крайней мере, сухо было, и на том спасибо! Приехали. Остановились под окнами четырехэтажного блочного дома, дома персонала городской больницы. Разгрузились, но автомобиль еще минут 30 разгибаясь, скрипел и постанывал, как больная старуха.
 Всеволод, выглянув из окна, сообразил, что это к нему, и выскочил нас встречать. Супруги его, Лидии Федоровны, так же врача этой больницы, дома не оказалось: она в ближайшем лесочке с глав врачом больницы «собирала грибы». В провинции это так называется. Когда она «с грибов» вернулась, познакомились. Бабенка, очень даже ничего!
 Не красавица, но изюм в ней есть. Севочка наш, теленочек против нее.
 Два дня пролетели незаметно. Милое местечко: лес, озеро, памятник смоленским партизанам, вокруг больницы цветники, дорожки песком посыпаны.
 Мой день рожденья там отметили, 54 уже! Бежит времечко. Обратно ехать было легче: Сашка решил остаться там, ему все равно, где бездельничать, да килограмм сто, считай, продуктов там оставили.
 Денек-другой посвятили осмотру Смоленска. Братец новостройками тамошними очень гордился, строящуюся АЭС нам показывал. Собор посетили, на «Блони» «прошвырнулись», это тамошний «Бродвей», и в обратный путь.
 Эта была последняя наша поездка на машине, говоря по-спортивному, на длинную дистанцию. Ни на Кавказ, ни в Крым, ни в Ленинград или, скажем, в Прибалтику, даже в Смоленск, мы больше не ездили.
 Эксплуатировали мы нашего «Москвича», беспощадно, но только в пределах Москвы и Области.
 Сразу, как приобрели, мы нацепили ему на крышу багажник. Стандартный, покупной. Вскоре я «усилил» этот багажник, прикрепив к нему продольно две двухметровые доски. Выстругал, выкрасил, отлакировал. Фирма!
Я на этом, «усиленном» багажнике яхточку свою, «Меву», возил. 120 кг., не шутка! Вдвоем с Таней, запросто грузили!
 Занятный эпизод произошел с этим багажником. Воскресенье, часов 12, все, кому надо ехать, уже уехали, дорога пустая. Я помыл машину, наполировал, уложили на крышу вместе с Таней мой чудо–багажник, и в путь!
 На Дмитровском шоссе, перед Лианозовским мостом, Таня на секунду утратила бдительность. Я разогнался не в меру, и с ужасом увидел в зеркало заднего вида, как мой багажник, оснащенный двумя досками, как мощными крылами, в точном соответствии с теорией аэродинамики отца русской авиации, Николая Андреевича Жуковского, взлетел над машиной и спланировал на асфальт метров, эдак, на 50 позади моего «Москвича», как раз перед идущим следом за мной автомобилем ГАИ!
 В спешке, я забыл закрепить багажник. Гаишники только посмеялись: наверняка, такое, они видели впервые!
 Почти половина всех моих выездов на машине были грузовыми рейсами.
Кроме верхнего багажника, оснащенного дополнительными досками, я и салон машины приспособил для перевозки грузов: снял заднее сиденье, отвинтил перегородку между салоном и багажным отделением. В таком виде мой «Москвич» мог принять почти трехметровый груз.
 Вы спросите, а зачем легковушку в грузовик превращать? Отвечу: жизнь заставляет!
 В период с 1978 по 1992 год в нашей семье и семьях наших близких были сплошные переезды. Иметь машину, и не помочь, не в наших правилах!
 Когда я использовал машину для перевозки мебели, мне удавалось засовывать в нее кровати и серванты, холодильники и комоды. О стульях, креслах и разных там телевизорах с коробками, я уж и не говорю!
 На работу я на машине не ездил, хотя сложности городской езды меня уже не пугали.
 В чем дело, спросите?
К концу первого года эксплуатации машины я стал замечать, что резина на правом переднем колесе неравномерно изнашивается: «лысеет» с внутреннего бочка. Я за книжку. Раздел «Развал –схождение». Читаю, лезу с рулеткой под машину. Рейку специальную соорудил. Меряю, расшплинтовываю, подтягиваю. Меняю колеса местами, как в учебнике. И звоню, звоню, звоню. Ответ один:
 -Резины в продаже нет, а когда будет запись, неизвестно!
 И снова, как стареющая дама на календарь, со страхом поглядываю на спидометр, а километраж стремительно растет и растет. Хоть и не езжу каждый день на работу. Только дача, только деловые поездки.
На работу меня и метро доставит, не барин!
 А страна не стоит на месте, уже появились кое-где вывески: «Шиномонтаж, развал –схождение». Посещал я эти заведения.
 Подъезжаю:
 -Здравствуйте! У вас можно развал-схождение проверить?
 -Нельзя, подъемник не работает!
 -Так вот же яма!
 -Сам лезь в яму!
И сидят, курят трое-четверо бездельников, в кассе дремлет намазанная девица, а клиенты подъезжают и уезжают ни с чем.
 Дождался я, наконец, записи на покрышки!
Все чинно, по предъявлению паспорта. (С Московской пропиской, естественно!).
По прошествии года, или что-то в этом духе, получаю открытку: -Приходите, получите!
 Получаю, и мне ставят отметку в паспорте. Не в техническом паспорте автомобиля, а в моем, серпастом -молоткастом гражданском паспорте, что по всем Советским законам делать недопустимо! Но Торговая Сеть в то время имела власти, пожалуй, не меньше, чем Лубянка!
 Но не все грустно. Осенью 1981 года возвращаюсь я из очередной командировки на Урал, а Танечка меня радостью встречает:
 -Юрик, а нам место на стоянке выделили!
Что ж, дай сюда! Хоть топать до этой стоянки с полчаса, зато не трястись по ночам, не подбегать на каждый стук к окошку!
 Стоянка эта через несколько лет превратилась в подобие гаражного кооператива…
 Ох, не простым было это превращение! Собрания, субботники, авралы чуть ли не каждый месяц и бесконечные взносы, взносы, взносы…
 А мы катаемся на своей машине! Как тут не вспомнить великую роль в наших с Таней прогулках ее папы, славного гусара, Магницкого Георгия Николаевича!
 Собрались ли по грибы, музей-усадьбу посетить, или на яхте нашей непотопляемой пройтись по бурным водам Пестовского водохранилища, Георгий Николаевич здесь незаменим.
 Пока мы с Таней отдавались без остатка азарту грибников, или еще на одну ступень поднимали свой, и без того высокий, культурный уровень, или с риском быть раздавленными внезапно налетевшей «Ракетой» делали на яхте очередной поворот «оверштаг», Георгий Николаевич на раскладном стульчике, с газеткой в руках и верным Тузиком, часами охранял нашего «Москвича».
 Но за удовольствие надо платить. Я полагаю, что мистер Хейли в этом будет со мной согласен!
 Уже на второй год моей безаварийной езды на родном «Москвиче», он, любимый, перестал заводиться, если накануне не поставить аккумулятор на подзарядку.
 Вскоре и эта процедура перестала помогать. Нужен новый аккумулятор. А где его взять? В магазинах один ответ: нет, нет, нет…
 Мои знакомые автомобилисты ставили себе краденые аккумуляторы от грузовиков. Один «герой» добыл себе даже аккумулятор от танка. Его «конь» заводился с пол оборота в любой мороз!
 Я же, как Остап Бендер, чтил уголовный кодекс и продолжал искать легальных путей выхода из этой ситуации. Мне посоветовали слить электролит и как следует промыть аккумулятор обессоленной водой .
 Мистер Хейли, вы какой водой в этом случае пользовались, снеговой или дистиллированной? Как, «никакой»? Вы что, просто выбрасывали негодный аккумулятор? А где же вы брали новый? Как, покупали!? А кто же вам его продавал, если вы предварительно не сдали старый?
 Вот именно так: сдать старый аккумулятор, и купить взамен новый мне, наконец, и удалось, однажды, в магазине на Каширском шоссе!
 И снова, как при покупке покрышек, мне сделали отметку в паспорте. На сей раз, правда, в техническом паспорте автомобиля.
 Автомобиль глох в самых неподходящих ситуациях. В основном, на светофорах. Читатель, не подумайте, что я такой уж безнадежный «чайник» не умеющий отрегулировать обороты!
 Мой «Москвич» был принципиален: он глох, как после моей регулировки, так же он глох, и едва выкатившись из ворот авто сервиса!
 Именно, своей бдительности обязан я тому, что пишу сейчас эти строки, а не лежу виде праха на каком-нибудь московском кладбище!
 Помните случай на Ново Арбатском мосту, когда я чуть не потерял колесо от «Запорожца»? Так вот, такого со мной больше не было!
 Я осматривал машину перед каждой поездкой.
И после поездки, как бы я не устал, обязательно, хоть бегло, огляжу всю ходовую часть. Ох, и не зря же я это проделывал!
 Однажды, при таком осмотре, обнаружил, что шкворень коренной рессоры почти весь вылез из своей проушины. Еще пара метров по дороге и, привет, Дрейфус!
 Я с трудом кувалдой загнал его на место и законтрил так, чтоб «Дворник вытащить не смог!»
 Другой пример. Приехал к стоянке. Подрулил к своему месту. Останавливаюсь. Трах! Что-то стукнуло под машиной. Сунул голову вниз: глушитель на асфальте валяется! Вот повезло: не отвалился же на дороге, дал мне до стоянки доехать!
 Тут уж никуда не денешься, надо в автосервис ехать. Вообще-то, все мелкие ремонты и регулировки я предпочитал делать самостоятельно. Но, как правило, в этих «сервисах» чаще были в наличие зап–части, которых в открытой продаже, как говорится «днем с огнем».
 Попасть в «сервис» было не просто. Во-первых, изволь ехать только в свой район. Во-вторых. Принимают, хорошо, если машин 10-12 в сутки, а то бывает что только 3-4 машины.
 У них, видите ли, мастер в отпуске!
 Очередь надо занять с двух часов ночи, не позже! Так и спят в своих машинах бедолаги-частники. Список очередников красуется на ветровом стекле первой машины.
 Перед открытием начинается ажиотаж. Все проснулись, идет толчея перед воротами. Обязательно появляются «блатные», которых мастера пропускают без очереди. Подъезжают и Инвалиды Войны. Им, тоже без очереди.
 Я, –инвалид войны, но наш «Москвич» зарегистрирован на Танечку! А она всего лишь директор школы. Мой номер не проходит, я езжу по доверенности.
 Наконец, въехал я в заветные ворота! Мальчишка лет 16-17 в замасленной спецовке, хозяином разгуливает по просторному цеху, где, как приговоренные, стоят у своих «Москвичей и «Жигулей», автовладельцы, терпеливо ожидая, пока этот сопляк, соизволит к ним подойти.
 В цеху появляются еще два-три работяги. «Сервис» начался.
 Я в таких фирмах побывал трижды: менял глушитель, стартер и «штаны», выхлопную трубу, присоединенную непосредственно к двигателю.
 С прочими неисправностями, которых было миллион, я либо справлялся сам, либо находил «своего» мастера.
 Доходило до анекдота. У меня лопнула пружинка в замке двери. Пружинок нет. Ищу замок целиком. Замков нет. Магазин предлагает переднюю дверь с замком.
 А что значит новая дверь? Это значит, что надо красить всю машину! И это из-за маленькой пружинки, которую, в общем–то, можно было смастерить из балалаечной струны!
 Я, как Ленин, пошел другим путем:
 я оставил водительскую дверь запертой наглухо и открывал свою машину через хитрую систему тросиков и рычагов, пропущенных через днище. Попробуй, догадайся!
 А цивилизация в стране набирала обороты. Уже не только снимали колеса, машины угоняли запросто! Так что, моя «химия», хоть и создавала мне неудобства, кое в чем была и полезной!
 Случайно я разбил стекло в задней левой дверце, (сорвался резиновый тяж с перегруженного багажника). Пришлось вырезать заменитель из оргстекла, так как купить настоящее стекло нам с Таней удалось только два года спустя.
 Неоднократно перегорали разные предохранители и всякие, там реле. В магазинах, -ноль! Я выходил из положения следующим образом: соединял различные электро механизмы, щетки, приводы омывателя стекла, сигнал, «мигалки» и прочее, напрямую через тумблер. Устанавливал эти тумблеры на руле. Мой «Москвич» по количеству этих тумблеров, на руле, вполне мог соперничать с современным пассажирским лайнером.
 Если машина постояла больше суток, ее не завести: пересыхали бензопроводы из-за негерметичности бензонасоса. И от этой беды избавился. Лично отполировал крышку и корпус этого агрегата!
 Почти все вспомнил. Хочу еще чуть-чуть про цивилизацию.
 В 1988 году моя Танечка стала законной владелицей дачи на Свистухе. Я владел тремя сотками и четвертью дома на Клязьме. Содержать две дачи не имело никакого смысла. Мы решили целиком перебраться на Свистуху.
 И вот, по разбитой, слегка присыпанной гравием дороге, еду я в очередной раз от Клязьмы на свою новую латифундию. «Москвич» под завязку забит разным дачным хламом. Не ценными вещами, типа холодильник-телевизор, а именно хламом: болты, скобы, деревянные чурки, поломанные табуретки.
 И вот, метров сто не доезжая Батюшкова, мне перегораживают дорогу шестеро или семеро бравых молодцов.
 -Ты кто? Чего везешь? А ну, открой багажник!
 Я открыл. А у меня и сверху черт знает что навалено.
Посмотрели, заметно разочаровались.
 -Налей бензину нам!
 У меня полный бак и еще канистра в запасе, но канистра завалена хламом, они ее при «обыске» не заметили, а бак в «Москвиче» в отличие от «Жигулевского», лежачий, чтоб отсосать из него бензинчик, приемы знать надо! У меня, конечно, насос есть специальный, но я про это молчу.
 -Валяйте, сосите сами. Там почти нет ничего!
Старший, приказал одному, отсосать.
 А у меня и шланга «не оказалось»!
 Отстали. Я поспешил дать газу. Следом за мной ехал «Жигуль». Его тоже остановили.
Чем там дело кончилось, не в курсе. «Сотовых», чтоб в милицию позвонить, тогда, понятно, не было.
 Техосмотры. О, это не рассказ, это целый роман! Поэтому, постараюсь быть предельно кратким: все равно, всех эмоций я передать не смогу.
 Первые два своих техосмотра я проходил в одиночку, в Гаи, что у железнодорожного моста Окружной дороги на Дмитровском шоссе.
 Гаишник в чине старшего лейтенанта едва покрутив мой руль, удивился и сказал:
 -Да как же ты ездить–то ухитряешься?
У тебя люфт больше 30 градусов!
 Он выгнал меня по-доброму, подсказав, где мне помогут. Я поехал по Дмитровскому шоссе за свертку на Рогачевское, туда, где сейчас шашлыки и проститутки.
 Там, на лесной поляне, у самого шоссе была отличная «яма» для самодеятельного ремонта. Один пожилой водитель грузовика, посмотрев, как я мучаюсь добрых два часа и не могу разобрать соединение двух рулевых тяг, залез в яму рядом со мной и мы вместе, орудуя ломом и кувалдой «разъединили» эти проклятые тяги.
 На лицо был обыкновенный заводской брак. На теле болта, в сантиметре от его шляпки, торчал огромный заусенец, и на нем, на этом заусенце, держалась моя жизнь и жизнь пассажиров моей машины.
 Заусенец стерся или сломался, как раз тогда, когда я приехал на техосмотр. Думаю так потому, что до этого, я никакого люфта не замечал. Я по новой, затянул соединение, вернулся в Гаи и получил похвалу от своего спасителя.
 Следующий техосмотр я проходил там же. Мне повезло: офицера, осматривающего мою машину, срочно вызвали куда-то. Все служебные машины были в «разгоне». Он попросил меня, его туда доставить. Недалеко, на Осташковское шоссе.
 И вот я снова за рулем под строгим милицейским контролем. Не дай Бог, нарушить правила! Обошлось. Я спросил даже:
 -А что, лейтенант, что-нибудь не так?
 -Да нет, все так, только водишь уж очень нерешительно!
 И этот Техосмотр закончился успешно.
 В дальнейшем технические осмотры проходили мы все «оптом», непосредственно на стоянке. Собирали, естественно, «малую толику». Но это не спасало от издевательств и мелочных придирок.
 Картина. Стоят рядами наполированные до зеркального блеска автомобили. Возле каждого, хозяин.
 Осмотр, официально, еще не начался, идет «моральная обработка». Пузатый майор в глянцевых сапогах и галифе, медленно обходит строй автомобилей, как эсесовец, строй заключенных концлагеря. Тычет наугад в капот первой попавшейся машины:
 -Амортизаторы ни к черту!
И идет дальше, небрежными замечаниями подобного рода, подчеркивая чудовищную пропасть, лежащую между ним и нами…
 Несколько лет терпел я эти издевательства, пока не устроили меня добрые друзья в клуб автомобилистов при институте Гипроцмо.
Там было все легко и просто: исправная машина, получай свой талон на ветровое стекло! Водители старались: ну кто хочет разбиться?
 Теперь, снова о грустном.
 Я не все сказал о наших с Танечкой договоренностях, предшествующих покупке автомобиля. Мы, решили заботы о нашем железном коне честно делить на двоих.
 Я, –обеспечиваю техническую сторону, она, как владелица, юридическую. Кроме того, ей, как имеющей Права со студенческих лет, я вменил в обязанность, вспомнить на деле, как управлять автомобилем.
 Мало ли что!
 И Танечка стала брать уроки вождения. Инструктором, был я. Я был очень плохой инструктор, я повышал голос и, почему-то, был всегда недоволен, когда Таня на каждом уроке спрашивала меня:
 -Юрик, напомни, где «газ», а где «сцепление»?
 Чувство дороги, однако, у нее было прекрасное.
 Ну, а тот факт, то, что она при повороте на 90 градусов размахнулась на все 180, и врезалась в бетонную стенку, говорит лишь о широте ее прекрасной души.
 Машина была помята не сильно и, надо отдать справедливость: наиболее дефицитные части для ее ремонта достала именно Танечка.
 После этого случая Таня за руль больше не садилась.
 А следовало бы садиться!
 До финала уже недалеко. Однажды летом 1992 года мне внезапно стало нехорошо, ну, очень нехорошо. Меня нужно было срочно доставить в больницу.
 Но, несмотря на то, что под окнами стоит вполне исправная наша машина, несмотря на то, что у моей любимой Танечки есть все права на ее вождение, мне пришлось добираться до больницы на перекладных.
 Я едва не «дал дуба». Наше «джентльменское соглашение» о: «Мало ли что!», на деле оказалось фикцией. Я понял, что Танечка тоже ДАМА.
 В марте 1993 года мы с Танечкой простились со своим «Москвичом».

















 Эпилог
 Я сижу перед своим большим домашним телевизором, пью кофе со сливочками. Люблю побаловаться вкусненьким!
 На экране мои обожаемые «менты». Они весело отмечают очередное, успешное завершение операции…
 Внезапно действие прерывается, и я уже вижу на экране милую полосатую киску, высотой с двадцатиэтажный дом, медленно идущую по шоссе, а из-под нее, как бы убегая, по этому же шоссе несется маленький красный лимузин.
 И бархатный голос диктора уверяет меня:
 -Масло «ЭССО», сила тигра. Вы в безопасности!
 «Менты» кончились. Я переключаюсь на другую программу, а там, чем-то озабоченный мужик в заводском комбинезоне рекламирует масло «ЛУКОЙЛ», -«Надежное масло для любой машины»…
 И я вспомнил, как сам покупал масло. Объезжаешь все знакомые авто заправки, -нет масла, обзваниваю (в рабочее время, естественно!) все, что только нахожу в телефонном справочнике, -нет масла.
 А весна на носу, автомобильный сезон приближается!
 И вот, еду вечером куда-то, уж не помню, в трамвайчике. Сижу, в окошко поглядываю. Не то Кунцево, не то Тушино, словом, край Москвы. Вдруг вижу, авто заправка и очередь, человек двести! Мысль работает мгновенно: «МАСЛО!». Выпрыгиваю, не доехав до пункта назначения, бегу к этой заправке.
 А я с работы, в костюмчике, и при мне никакой тары! Спасибо, «десятка» есть!
 Становлюсь в хвост очереди и первый вопрос:
 -Не знаете, по сколько дают?
 -Не больше восьми литров в одни руки.
 Соображаю: «Ага, значит, по четыре канистрочки!» и тут же, дождавшись «последнего», отправляюсь шарить по ближайшим свалкам подходящую тару искать, чтоб довезти это нежданное богатство до дома.
 Свалок на окраинах Москвы тогда было достаточно.
Но коробок из-под телевизоров или пылесосов там не было! Ничего, нашел мокрый картон и алюминиевую проволоку. Соорудил нечто, куда смог засунуть четыре двухлитровые пластиковые канистры. Пассажиры в трамвае были очень довольны! Уверен, что Вам, мистер Хейли, такой сообразительности не проявить, ни в жизнь!
 Перепачканный маслом, сорвавший свой нужный визит, но счастливый, часам к десяти вечера появляюсь дома. Весенняя профилактика автомобиля обеспечена…

 Прошло больше десяти лет, как моими колесами стали колеса моих родственников или соседей.
 Когда впервые я садился в чужую машину пассажиром, мне было страшно. Я боялся, что забьется мое сердце в тоске по рулю, и проникнусь я весь белой завистью к тому счастливцу, который меня везет. Но нет, не забилось сердце! И пульс остался в норме.
 Ничего не почувствовал я, кроме большой благодарности людям, которые за красивые глаза, подвозят нас с Танечкой от дома до дачи и обратно.
 Людям, которые, мистер Хейли, сумели–таки, превратить автомобиль из предмета роскоши в средство передвижения!
 Этим людям сейчас стали доступны не только «Жигули», но и «Форды», и «Тойоты», и «Мерседесы» и, конечно, вышеупомянутое масло «ЭССО». Только кошелек доставай!
 Но, как по Некрасову:
 «Зато беспощадно едят его мошки,
 Зато ему рано знакомы труды»,
зато узнали эти хорошие люди и про угоны машин, и про авто –подставы, и про разбой на большой дороге нашего родного ГАИ (ГИБДД), и про эвакуаторы, и про часовые заторы на улицах и магистралях.
 И, хоть не скоро еще, как ни старайся Лужков со своими «кольцами», наши дороги станут похожими на Ваши, мистер Хейли, я не теряю оптимизма, я надеюсь, что еще много лет мои друзья будут приглашать меня «Эх, прокатиться!» от дома до дачи и наоборот.
 А в завершение всей моей «колесной» эпопеи, мне, надеюсь, будет предоставлен роскошный автобус с черной полосой на борту, который прокатит меня с ветерком, в последний раз по родной Москве.

 Ну, как, мистер Хейли, утер я Вам нос?






 КОНЕЦ






 Оглавление
 
 Маленькое вступление………………… 1……
 1.Довоенные радости
 А. Розовое детство…………………6…
 Б. Счастливая юность…………… 17….
 2. Ожидание……………………………… 27 ….
 3. Первый блин…………………………… 45….
 4. По одежке протягивай ножки………… 59….
 5. Велосипед с моторчиком……………… 84……
 6. «Москвич» на пару………………………97….
 7. Мотороллер «Вятка»……………………139….
 8. «ЗАПОРОЖЕЦЬ»……………………… 156……
 9. Буйство велосипедов……………………200…..
 10. «Москвич 2140»……………………… 221……
 ЭПИЛОГ……………………………262….