Самая любимая женщина

 Предупреждение:

 Меня зовут Николай Сергеевич. Я ношу очки.
Я никогда не ловил бандитов, не был резидентом в стане врагов, не побеждал соперников по спорту на Всемирных Чемпионатах.
 В своих увлечениях, а их было много: архитектура, фото, кино, байдарка, джаз, велосипед, нырянье с маской, -был крайне непостоянен, и заметных успехов ни в одном из них не добился.
 Техника? Ведь я Горный инженер по образованию, но и тут всё достаточно скромно: правда, объездил весь Союз с инспекторскими наскоками, но что б, какой технический прорыв совершить… Нет, к сожалению, и этим похвастать не могу.
 Женщины? Да, кое-что, было. Но, опять всё предельно скромно: девочек в лесопарках не насиловал, кинозвёзд на фестивалях не покорял.
 Сижу себе в своей конторе с трудновыговариваемым названием, бумажки перелистываю, законной пенсии дожидаюсь. Уже немного осталось, всего 8032 дня.
 О чём, спрашивается, писать собрался? Сообщать читателю, как спалось, что во сне видел, да какой сегодня с утра был стул?
 Да, конечно же, нет! В этой печальной повести есть всё: и катастрофа, и коварные интриги, и самоубийство, и, даже, убийство.
 А, главное там есть женщина. Женщина, перевернувшая всю мою жизнь.
 Правда, состоявшиеся у нас с ней отношения, носили не столько лирический, сколько, как бы это сказать помягче, -анатомический характер.
 Поэтому, граждан с повышенным чувством брезгливости, убедительно прошу, настоящее художественное произведение не читать.


 С уважением,
 Автор.

Самая любимая женщина.

1.Первое знакомство

 Это случилось в тот период моей жизни, когда я уже был не самой первой молодости, кое-что уже успел повидать, ощутить, «что -почём» в нашей непростой жизни, познакомиться с изменой любимой женщины, испытать предательство лучших друзей, прочувствовать «благодарность» начальства за преданность и самоотверженный труд…
 Только что я расквитался с повисшими на мне, как вериги, неприятностями. Неприятности, это очень мягко сказано! Развод с женой, потеря сына, вынужденное переселение из отдельной квартиры в коммуналку, да ещё в мерзком районе, переход на другую работу с потерей в окладе.
 Но, слава Богу, какие-то друзья ещё сохранились. Они-то и помогли мне приобрести эту самую путёвку за полцены в Крым, мой горячо любимый Крым, где провел я столько своих отпусков, с детской беспечностью предаваясь своей страсти: подводному плаванью. Нет, не подводной охоте, а именно, плаванью. Мне нравилось просто нырять и любоваться таким прекрасным и загадочным подводным миром.
 Конечно, Черное море, это не Красное море, и до приключений Жана Ив Кусто мне, как Гагарину до Марса, но, как говорится, за неимением Гербовой, пишем на Простой.
 Профсоюзный, средней руки Дом Отдыха, где мне предстояло провести три недели, был расположен в восточной части Южного Берега, подальше от всяких Ливадий и Симеизов с их недоступными для простых смертных номенклатурными санаториями.
 Мне досталась двухместная палата. Сосед мой, парень лет тридцати, слава Богу, некурящий, был обыкновенный завсегдатай подобных мест отдыха. Его режим: пляж с картами и волейболом, вечерние танцы -шманцы до-упаду, прогулки по тёмным аллеям с очередной подружкой.
 Утром, когда я уходил, он ещё спал. Возвращался в палату он поздно ночью, минуя вахтёршу: пролезал сквозь лианы прямо на наш балкон на втором этаже… Кто он и откуда, я понятия не имел. За все три недели мы не сказали друг другу ни слова. Я даже имени его не узнал.
 Впрочем, передряги предшествующих месяцев так измучили меня, что я просто радовался своему одиночеству. «Одиночество», среди сотен людей!
 Я молча завтракал и уходил на море со своим нехитрым снаряжением подводного пловца. Мой путь был на скалы, подальше от общих пляжей, где как тюлени, лёжа едва ли не друг на дружке, весь день жарились на солнце тысячи купальщиков.
 Так, в полном уединении, я провел свою первую неделю в этом доме отдыха. Никаких знакомств, тем более, романов, даже и не пытался заводить: всякое общение мне претило.
 Однако, как выяснилось, я вполне жив -здоров, недельного отшельничества мне вполне хватило, чтоб немного прийти в себя. Оголённые женские туши на пляже не волновали меня по-прежнему, а вот взгляды одной отдыхающей с соседнего столика, которые я частенько на себе ловил, были мне, скажем так, не безразличны.
 Но и тут, я вовсе не собирался проявлять какую-то инициативу, что-то предпринимать. «Ну, смотрит и пусть смотрит!» Тем более что дамочка эта была явно, не свободна: её сосед по столику так активно ухаживал за ней все завтраки, обеды и ужины, так тараторил, усиленно при этом, жестикулируя, что можно было не сомневаться: определённые отношения там уже сложились.
 Это был довольно грузный мужчина, лет здорово за сорок, явно не спортивного вида, вдобавок, он щеголял в отвратительной полосатой, бело-голубой пижаме. Пижамы эти к тому времени уже вышли из моды, и отдыхающие, глядя на него, потихоньку насмешливо фыркали. Мне же, повторюсь, ни до него, ни до его пижамы не было никакого дела: я -сам по себе, я подводным плаваньем занимался…
 В тот день, на свои ныряния, я ушел не так далеко от общих тюленьих лёжек: что-то съел, наверное, не качественное, брюхо побаливало, да и озноб лёгкий чувствовал, в воду влезать не очень хотелось, но всё же полез…
 Одежду свою, обычно, я прятал в камнях, так как товарищей по погружению, чтоб покараулили, у меня не было.
 Но вот, невезуха! И пяти минут в воде не просидел, брюхо схватило. Вылез, оделся, пошел вверх за прибрежные скалы, чтоб присесть, облегчиться. По-маленькому, извините за натурализм, можно и в море, а тут, чую, дело серьёзное!
 Прошел первый ряд скал. Огромные камни, с дом, между ними расщелина, как улица, устланная маленькими камешками, как щебёнкой, и даже травка кое-где. Не травка, конечно, а колючки: это вам не Подмосковье!
 Карабкаюсь выше, подальше от моря, чтоб присесть спокойно: у самого берега можно и на отдыхающих напороться! Метров двести плутал в тени по узким щелям, где даже присесть было невозможно. Наконец, камни раздвинулись, и я вижу впереди свободное место, что-то вроде поляны, размером с боксёрский ринг. Со всех сторон высоченные скалы. Ну, думаю, здесь!
 Из-за ослепившего меня солнца я не сразу заметил в тенёчке, под скалой парочку.
 На расстеленном одеяле, навзничь, совершенно голая, широко раскинув ноги, возлежала моя незнакомка с соседнего столика, а сверху, приспустив штаны и выставив наружу свою волосатую задницу, трудилась «Голубая Пижама».
 На мгновение, я остолбенел и тут же ринулся прочь с этой поляны. Она озорно выкрикнула мне вдогонку:
 -Куда же вы, молодой человек? Может, втроём поиграем!?
 «Пижама» моментально скатился с неё, пряча лицо и натягивая брюки. Думаю, он не закончил свого ответственного дела…
 Я, потрясённый увиденным, забыл, зачем шел в эти скалы. Мне уже ничего не требовалось: организм переключился на иные эмоции.
 Подобные сцены я видел раньше, и не раз. Но то, случалось или в парке под вечер, когда ненароком, в кустах, напорешься на влюблённую парочку, или в рабочем общежитии, когда, по пьяной лавочке, чужую дверь без стука распахнёшь. А тут! Среди бела дня, вполне определённая особа, да ещё такой циничный призыв.
 И, хоть я даже не был знаком с героиней происшествия, определённо, я испытал тогда самую настоящую ревность…
 Не помню, как я добрался до своей палаты, не помню, чем закончились мои желудочные позывы. Скорее всего, прошли сами собой. Я всё время переживал увиденное, думал только об этой бесстыднице, о ней, этой пикантной дамочке с соседнего столика, которая не раз бросала на меня воровские взгляды.
 Вечером, на ужин я нарочно пришел попозже, стараясь не смотреть в сторону того столика. Всё же один взгляд бросил украдкой: - столик был пуст.
 Ни в какое кино, ни на какие танцы я в тот вечер не ходил, спрятался в своей палате, лёг в постель с книжкою но и чтиво мне в голову не лезло: пред глазами лишь неотступно стояла та сцена в скалах…
 На следующее утро я, как и вчера вечером, пошел в столовую попозже, надеясь на то, что ОНИ уже отзавтракали и ушли. Сел на своё место и трусливо, как воришка, взглянул на Их столик. Столик был пуст. «Слава Богу!», облегченно вздохнул я и принялся с аппетитом уплетать принесенный официанткой омлет.
 В описываемый период повсеместно внедряемая система самообслуживания привилась ещё не везде: в частности, в нашем доме отдыха существовали пока официантки.
 Уплетаю, значит, я свой омлет, голову опустил в тарелку, по сторонам не смотрю и вдруг слышу, тихо так и вкрадчиво:
 -Вы не будете возражать, если я сяду за вашим столиком?
 Вот те на! Приехали! Я боюсь с ней взглядом встретиться, стараюсь по сторонам не смотреть, а она самолично -персонально за мой стол уселась…
 - Нет, отчего же? Пожалуйста!
 Пауза. Наконец, я собрался с духом, выдавил из себя:
 -А на кого же вы вашего соседа бросили?
 -Он уехал вчера вечером. Путёвка кончилась,
 всё когда-нибудь кончается.
 Она произнесла это не то, чтоб с грустью, но с каким-то оттенком отрешенности. Отрешенности от моря, от жаркого солнца, которому все мы тут так радуемся, от завтрака, который ей сейчас принесут, и её лицо показалось мне необычайно одухотворённым и красивым.
 Это было то ли межсезонье, то ли, какая несостыковочка с заездами, не в курсе, но свободные столики в нашей, всегда переполненной столовой, в тот день, почему-то, были.
 Официантка, не сказав ни слова, принесла моей новой соседке завтрак. Та спокойно принялась его уплетать. А я ёрзал на своём стуле, не представляя, с чего начать беседу. Она мне, определённо, нравилась, но то, что я видел вчера, как какая-то мощная преграда, сковывало все мои мысли. Я был в полной растерянности.
 Сделать вид, что ничего не видел, ничего не слышал, ничего знать не знаю? Неестественно, это я не сумею. Начать ёрничать, по поводу виденного? Это значит, сразу её потерять.
 Я молча доедал свой завтрак, смотрел себе в тарелку и чувствовал себя последим идиотом.
 Она же, непринуждённо, как ни в чём ни бывало завела обычный курортный разговор.
И от погоды, от плохой кормёжки, от критики контингента отдыхающих, она легко перешла на вполне конкретную тематику.
 -А я Вам завидую: вечно уходите куда-то со своими ластами. Должно быть чрезвычайно интересно! Мне лично, противно целыми днями на топчане валяться, а что поделаешь, других предложений нет!
 Ну, это уже был не просто намёк, это откровенное предложение: дерзай, мол, мужик!
 Её лёгкость в обращении, вкрадчивый негромкий голос, как лекарство, сняли с меня оцепенение. Я подумал: «Ну, раз ты считаешь, что ничего не было, значит, ничего и не было!» и пригласил её с собой, предупредив, что это далеко и обед в доме отдыха мы, наверняка, пропустим.
 Сборы были недолгие: я захватил всё своё снаряжение, плюс полотенце, которое никогда с собой раньше не брал, она пришла к условленному месту в легком халатике, пляжных шлёпанцах и с
авоськой, в которой был кулёк с галетами и килограмма два винограда.
 Мы тронулись в путь к моим камням мимо лежбища загорающих.
 Пройдя с полкилометра по берегу вдоль галечных пляжей, мы упёрлись в скалу, перегораживающую нам путь.
 -А как дальше? -поинтересовалась моя спутница.
 -А дальше, надо залезать в воду и немного проплыть. Там, за скалой, снова будет тропа. Вы, надеюсь, плавать умеете?
 -А как с одеждой? Всё же намокнет?
 - Не намокнет, я способ знаю…
 Мы ушли уже достаточно далеко от «цивилизации», тут загорали лишь отдельные любители уединения, плюс редкие парочки, да ещё в тени скалы, которую нам предстояло обплывать, резались в карты четверо молодых людей.
 Я быстро скинул с себя рубашку, шорты, тапочки, оставшись в одних плавках, нацепил ласты и обернулся к своей спутнице, приглашая её последовать моему примеру. Она улыбнулась, положила на гальку авоську со снедью, движеньями ног скинула себя пляжные туфли и, нимало не стесняясь ни меня, ни двадцатилетних картёжников, сбросила с себя халатик. Под халатом у неё не было ничего.
 -Удивляетесь? Я всегда загораю голенькая: ненавижу, когда на теле от купальника белый рисунок остаётся.
 Играющие как по команде, обернулись. Один не выдержал, произнёс:
 -Во даёт, тёлка!
 Я быстро сгрёб её и свои причиндалы, не забыв про галеты, перетянул всё ремнём от шорт, привычным способом приторочил это хозяйство к своей голове и мы оба вошли в воду. Авоську с виноградом пришлось намочить.
 Через несколько минут, проплыв всего метров 50, мы вылезли на камни уже за этой, выступающей в море, скалой. Моя любимая бухточка, на сей раз, была свободна.
 Мы уселись рядом на полотенце в нашем мини-гроте, я в плавках, она, - в чём мама родила. Прямо пред нами море и солнце, за спиной: каменная стена.
Я не знал, куда мне девать свои глаза. Она снова выручила меня:
 -Неужели я такая страшная, что Вы смотреть на меня боитесь?
 Я молчал, я весь вибрировал, боялся, что моё естество неприлично себя поведет и она заметит это. А ещё я боялся, что не сдержусь и накинусь на неё с поцелуями, и тогда всё погибнет…
 Пауза затягивалась. И снова она спасает положение.
 -Вот что, уважаемый Коля, меня зовут Нина, Вы, небось до сих пор даже моего имени не знали. Давайте, учите меня нырять!
 С меня, как камень свалился: я уже не замечал, что она голая, показывал ей, как правильно надеть маску, учил, как надо дышать через трубку, как работать ластами.
 Рассказывал ей про Черное море, про его «болезни», про его животный и растительный мир. Говорил про рекорды ныряльщиков у нас и у проклятых буржуев. В то время я, как сказали бы сейчас, «был в теме». Но способа как от подводной тематики перейти к более приземлённым моментам, я не находил.
 Каждый раз, когда она входила в воду, я с вожделением разглядывал её попку, кругленькую, такую подвижную на тонкой талии, с таинственными тёмными местами где-то там, внизу…
 Мы провели в этой бухточке весь день. Ели виноград с галетами, ныряли по очереди. Она хорошо плавала и оказалась способной ученицей. Как маленькая девочка, она взвизгивала от восторга, разглядывая на дне разноцветные камни.
 Я уже привык к виду её обнаженного тела. Но трогать её, даже не пытался. Делал вид, что воспринимаю её, как товарища, как ученицу, наконец. И, никаких разговоров на ЭТУ тему. Только море, только подводный спорт.
 Свои маленькие надобности я спокойно осуществлял в море, а она, в какой-то момент, извинилась, сказала:
 -Не смотрите, мне нужно.
И сделала своё дело в метре от меня, на камушке.
 Вернулись в свой дом отдыха мы к вечеру. Она накинула свой халатик только после того, как мы преодолели в обратном направлении преграждающую путь скалу. Утренних картёжников за скалой, и вообще кого-либо на берегу, уже не было.
 Ужинали снова вдвоём за моим столиком. Ни о чём не разговаривали. Она один лишь раз произнесла:
 -Ой, как здорово. Я даже и не предполагала!
Про то, как было здорово мне я, естественно, промолчал. Как расстаться с ней? Что сказать? Не придумав ничего умнее, я выдавил из себя:
 -Вы способная ученица, если не возражаете, завтра продолжим наши занятия.
 -С удовольствием! -ответила она, хитро улыбаясь, отчего я, в который раз за этот день, почувствовал себя полным дураком.











 2. Страсть.

 Да, страсть! Самая настоящая. Что Вы думаете, если она старше меня на целых 12 лет, то нельзя и влюбиться? Ещё как можно! Можно голову потерять. Запросто! Но, по порядку…
 Я вернулся в свою комнату, соседа не было, у него, конечно, танцы, а потом «провожания» в кустиках до часу ночи. Это мне, недотёпе, судьба лежать без сна всю ночь! Надо же! Весь день провел рядом с голой женщиной, с такой красавицей, слюни зря распускал, подводник вшивый, и ни на миллиметр не продвинулся в нужном направлении!
 У меня хватало смелости разглядывать все её интимные подробности, только со спины, когда она входила в воду. Стоило ей повернуться ко мне лицом, я, как вор, отводил глаза. Никаких комплиментов, вся болтовня моя была только о море. Я просто боялся, что, сказав что-то не так, разрушу это волшебство. Иначе, как волшебство, я и не мог придумать названия ситуации, в которой оказался.
 Между тем, по внутреннему радио проговорили «Отбой», то есть, пожелали всем спокойной ночи. Соседа моего всё ещё не было. Я погасил свет, чтоб москиты не налетели, распахнул окно, скинул шорты и улёгся на постель. Мои мокрые плавки сохли на спинке кровати. Укрывшись простыней, лежал с раскрытыми глазами и мучительно придумывал, как выйти из тупика, в который сам себя завёл.
 Ничего в голову не лезло: все варианты проектируемых «атак» были изначально фальшивы и неестественны. А её образ, тем не менее, неотступно стоял перед глазами: вот она, в моей комнате, вся голая с такими чудными, аккуратненькими формами, такая красивая и насмешливая, такая близкая и недоступная. И чем больше я распалял себя её прелестями, тем недоступней она мне казалась…
 В дверь комнаты постучали.
 -Кто там?
За дверью женский голос:
 -Вы будете Коля?
Я быстро вскочил, натянул шоры, захлопнул окно и зажег свет. Поздним посетителем оказалась рыжеволосая девица лет 22, в халате и тапочках.
В руках у неё была простыня и полотенце.
 -Вы Коля? Вас ждут в 307й комнате, а мне придется переночевать на Вашей постели. Надеюсь, Ваш сосед возражать не будет?
 -Напротив, он будет рад до соплей! Мне что-нибудь с собой брать? -спросил я девицу, и тут же понял, что сморозил глупость.
 -Не нужно ничего, там всё готово: стол накрыт, постель разостлана, соседка, как видите, - отослана!
 Одно мгновенье, я накинул рубашку, сунул ноги в тапочки и почти побежал на третий этаж. Коридоры дома отдыха были пусты, на лестнице я также никого ни встретил. Постучался, вернее, поцарапался в дверь 307 й комнаты, и сразу забилось сердце, знакомый голос вкрадчиво позвал:
 -Входите, Коля!
 Я сразу обратил внимание на то, что к моему визиту основательно подготовились: нехитрая меблировка комнаты подверглась существенной перестройке: обе кровати были сдвинуты вместе, превратившись из целомудренных девичьих коечек в роскошное ристалище. Тумбочки также были сдвинуты и накрыты полотенцем. Получилось что-то вроде стола. На этом столике красовалась литровая бутылка вина, миска с виноградом и инжиром, блюдце с печеньем, два стакана и лампа-ночник. Верхний свет был погашен. Широко распахнутая дверь на балкон была занавешена марлей от москитов. Плотный металлический абажур лампы был поставлен так, что свет падал только на столик. Лицо Нины, сидящей на постели, было в темноте, зато её маленькие, вызывающе торчащие из распахнутого халатика груди, были отлично освещены.
 Нина встретила меня со своей неизменной улыбкой и тихо, пронизывая меня глазами, сказала:
 -Коля, Вы же сами сказали, что у меня большие успехи в этом прекрасном спорте. Не отметить это, считаю, грех! Ну, Вы, мужчина, открывайте бутылку!
 Бутылка уже была предусмотрительно откупорена, мне оставалось только вытащить «наживо» вставленную пробку. Я налил оба стакана. Нина, улыбаясь, произнесла тост:
 -Ну? За подводный спорт?
 Я, оказавшись в этой, сугубо неформальной обстановке, уже чувствовал приятную теплоту в известном месте. Я был, так сказать, «на полу взводе». Поэтому, едва услышав в который раз этот гимн «подводному спорту», перепугался, что других глубин, гораздо более приятных, чем морские мне не видать, как своих ушей.
 До моего полного конфуза, оставались мгновенья…
 Почти уверовав в то, что всё зря, что это очередной пустой номер, я залпом выпил свой стакан.
 И тут Нина, с силой обхватив мою шею правой рукой, плотно прильнула к моему рту губами.
 Я почувствовал, как её левая рука по-хозяйски действует в моих шортах…
 А дальше начались чудеса. Когда наше первое, бурное «сражение» закончилось, Нина не выпустила меня из своей прекрасной ловушки. Мне стало больно, я заволновался, так как «в курилках» слышал от мужиков про подобные «захваты». Она успокоила меня:
 -Не дёргайся, всё будет отлично! И тут, она провела пальцем по моим ноздрям. Её палец был влажный, и от него чем-то резко пахло. Сообразив, в каком месте у неё был только что этот палец, я задёргал головой.
 -Не мельтешись, не отравишься! Так надо.
Действительно, почти сразу после её мазка, у меня вновь возникло желание, и это сладкое самоистязание продолжилось.
 Ночь полного безумия! Оргазмов у нас, у обоих, было, не счесть! Мы ласкались, засыпали, просыпались и снова ласкались, как бешенные.
 Многократно меняли позы, и, при этом, я ни на мгновенье не покидал её нутра. Что это, вообще, возможно, сейчас даже не представляю!
 Она не стонала и не кричала, подобно героиням порно фильмов, она только громко мурлыкала, как большая кошка, или как дорогой «Кадиллак» на холостых оборотах.
 За всю ночь больше нами не было произнесено ни одного слова. Только, уже где-то, в середине дня, я спросил её:
 -А мы завтракать сегодня пойдём?
 -Что ж, на обед, пожалуй, успеем.
 Мы «отлипли» друг от друга только часам к четырём и сразу жадно накинулись на недопитую бутылку и виноград.
 Я молчал, потрясённый и опустошенный. И она молчала. Там, у меня всё болело. Я еле передвигал ноги. И, всё же, сходили на море, на ближайший пляж. Искупались, просто так, без ласт. На сей раз, она была в купальнике. И всё время, как дети, держали друг друга за руки. Молча поужинали.
 Затем, она «отпросилась» у меня сходить в туалет.
 Оставшись в одиночестве я попытался проанализировать произошедшее.
 «Вот чертовка, размышлял я, да что у неё там, в самом деле, доильный аппарат, что ли? Нет, эти игры плохо кончатся. Зайду-ка лучше в дежурную санчасть на берегу, проверюсь!» -решил я. И… снова пошел в 307ю комнату…
 И опять безумная ночь с Ниной. На сей раз, и завтрак, и обед, и ужин были вовремя. Зато, на море не ходили вовсе только тискались, безумно целовались и кувыркались в постели.
 Пару раз я пытался завести с ней разговор о делах житейских, узнать кто она, где живет, чем дышит. Она отмалчивалась. На вторую или третью мою попытку затеять беседу, резко бросила:
 -Тебе, что, моя биография нужнее моих поцелуев?
 Больше заговаривать с ней я не пытался.
 Так прошло три дня. Точнее: три дня и четыре ночи. Утром, после четвертой ночи, я проснулся в нашей постели один. На тумбочке лежала записка:
 «Прощай, меня не разыскивай. Лучше, чем было, уже не будет никогда… Нина.»
 Я, понятно, сразу же побежал в администрацию дома отдыха, наводить о ней справки. Но, конечно, ничего узнать не смог. Оказалось, что она вовсе и не Нина, а, вообще, какая-то Ашот. Это мне, уже потом, уборщица по секрету сообщила.
 Опустошенный, доживал я свой срок в этом доме отдыха. Ходил нырять в своё урочище. Но как-то, не нырялось. Даже зашел, разок, в те камни, где впервые увидел Нину с «Голубой Пижамой» в пикантной ситуации. Наверное, обыкновенная ревность потянула меня туда. Как преступников, говорят, притягивает место преступления. Шарил там по камням, как следователь, надеясь обнаружить какое-нибудь вещественное доказательство их интимного процесса. Ничего, естественно, не нашел.
 В 307ю комнату поселили вновь прибывшую отдыхающую. Рыжей девице пришлось вернуться восвояси. Она не очень расстроилась, видимо, уже успела наиграться досыта с моим соседом.
 Странно, «потеряв» любимую, я не рыдал и не плакал! Даже был рад её внезапному исчезновению. Она, как бы, дала мне время одуматься, правильно оценить всё произошедшее.
 Ведь в наших отношениях она всё время обгоняла меня. Шла впереди на пол корпуса. Пауза была мне просто необходима. В том, что сумею её найти, я, почему-то, не сомневался. Вернее, у меня было ощущение, что ОНА сама найдет меня. Не мозгами, печёнкой, я чувствовал, что нужен ей.
 Эти, физически опустошившие меня четыре ночи, вылечили меня морально. Я понял, что жизнь продолжается. Нина, подарившая мне безумные ласки, укрепила меня в сознании собственной силы.
 И вот я снова в Москве.
 Работа на новом месте полна трудностей, связанных не столько с освоением новых задач, сколько с выбором правильной линии поведения в новом коллективе. Как поставить себя, чтоб уважали, чтоб на шею не сели.
 Я старался, был бдительным, ввинчивался в новый коллектив, как шуруп-саморез. Свои нервные клетки не разбрасывал по нескольким направлениям.
 На предыдущей работе я успел зарекомендовать себя грамотным специалистом, высокое начальство «заметило» меня, но, по молодости, я переоценил свои успехи и потерял бдительность. Некоторые прохиндеи, почувствовав конкурента, сумели основательно мне нагадить. Да я и сам тогда наделал кучу непростительных глупостей!
 Однако, к сути дела. Вернемся года на два назад.

3. Жопа- Счастье!

 Это был период, когда Страна восстанавливала разрушенное Войной хозяйство. Взорванные фабрики и заводы, затопленные шахты.
 А что сказал товарищ Сталин? Товарищ Сталин сказал, что уголь, это хлеб промышленности. А ещё сказал товарищ Сталин, что если Советский Союз будет вырабатывать в год столько-то миллионов тонн чугуна и стали, то он будет гарантирован от всяких неприятностей. Не знаю, что имел в виду товарищ Сталин под словом «неприятности», но думаю, что он имел в виду Американский империализм.
 Вот про уголь, про чугун и про сталь товарищ Сталин всё рассказал, а про свинец он ничего не сказал: про свинец он издал секретное Постановление Совнаркома и ЦК КПСС.
 В результате было образовано некое учреждение, в задачи коего входило обеспечить быстрое и качественное строительство предприятий, производящих свинец.
 Зачем столько свинца? спросит неискушенный читатель. Пули лить? Грузила для удочек делать?
 Не-ет! Для пуль и грузил у нас свинца хватало, а вот для автомобильных и танковых аккумуляторов, для многокилометровых кабелей и, главное, для новой, секретной, атомной отрасли, свинца было явно маловато.
 Ну, лады! Постановление издали, помещение нашли, а где взять нужное количество специалистов?
Ведь, чтоб подготовить их, многие годы нужны?
 Не робей, Вася! Наша Партия и не с такими трудностями справлялась!
 Согласно этому Постановлению, целый ряд Министерств были обязаны выделить во вновь образованное Ведомство, определённое количество специалистов нужного профиля.
«Оброк» был наложен и на Угольщиков, и на Метростроевцев, и на учреждения Цветной и Черной металлургии.
 Вот когда обрадовались там кадровики!
 -Наконец-то, сможем избавиться от своих лодырей и проходимцев!
 Сброд это очень мягкое выражение для характеристики тогдашнего коллектива фирмы, в которую меня занесло. Кстати, не будь этого Постановления Правительства, мне, грешному, ни за что бы не уйти от высылки из Столицы нашей Родины Москвы, в какую -нибудь горную Тьму-Таракань!
Вот некоторые типы из того паноптикума.
 Аванесян Арутюн. Числился инженером-строителем. Уволенный за ненадобностью из ОРГАНОВ деятель. Мстительный, безграмотный, мелкий интриган. Путаник, лентяй и болтун.
 Про свои чекистские «подвиги» нёс, порой, такую чушь, что сам барон Мюнхгаузен так врать постыдился бы. В дополнения портрета уникальный грязнуля. Секретарши плакали и жаловались начальнику, что после ночного дежурства этого деятеля, телефонную трубку в руки не возьмешь, так она заплёвана и воняет.
 Аронов Александр Константинович, Главный Механик. В управленческом аппарате не бывает главных механиков. Механики нужны только на предприятиях.
 У нас же, был. Арап, пробы негде ставить! Начальству «пудрить мозги» умел блестяще. Всех его ошибок и пакостей не перечислить. Приведу, к примеру, парочку.
 Идёт оперативный разбор срыва плана. Докладывает ведущий инженер данного предприятия:
 -Монтаж воздуховода остановили, так как кончились шестидюймовые трубы.
 Аронов вскакивает и визжит на весь кабинет:
 -Кончились шестидюймовые, так пусть проложат две, ТРЕХДЮЙМОВЫЕ!
 Товарищ рассуждает просто: шесть, это три и три. Сказанное было выдано с апломбом, широкий жест, блеск желтых глаз, завывание… Все, молча «скушали» этот бред, и начальники отделов, и наши Горные Генералы.
 А, между прочим, чтобы эквивалентно заменить шестидюймовые воздуховоды на трехдюймовые, надо проложить не две, а ПЯТЬ трехдюймовых труб!
Кто-кто, а уж главный-то механик, это знать должен!
 Идем дальше. Беда случилась. Авария на шахте! Затопляет, бедную! Насосы не справляются. Начальство спокойно: там, как раз, сейчас находится в командировке наш Главный Механик, уж он то наведет порядок!
 А Главный-то Механик, сидя в гостинице и прослышав краем уха про аварию, моментально собрал свои монатки и, огородами, огородами, через окольные поселки, чтоб, ненароком, с кем ни будь с шахты не встретиться, благополучно смылся! Хорош?
 Барбад Исидор Яковлевич. Этот, просто откровенная сволочь. Жирный, ленивый бабник.
 На работе занимался только пустой болтовнёй. Простое письмо готовил две недели. Любой, самый мелкий вопрос, которым он занимался, мог раздуть до проблем мирового масштаба.
 Всем нам, рядовым служителям пера и телефона, его павлиний апломб был виден, как на ладони, а Высокое Начальство, в своей наивности, слушало этого арапа с раскрытым ртом.
 Замечу, что оба эти проходимца были внештатными консультантами-экспертами во Всесоюзном Комитете по делам Изобретений. Можно только себе представить, скольким талантливым людям эти бездари испортили жизнь!
 Кудинов Порфирий Тихонович. Личность далеко не такая яркая, как две предыдущие. Горный инженер «от сохи». Лентяй, матерщинник. «Клюёть, блюёть». Вот, пожалуй, и все достоинства. Бездельничал где-то в Минугле. Выгнать не могли: у нас ведь профсоюзы стеной стоят на страже интересов трудящихся! А суд, наш Советский суд, самый гуманный суд в мире, обиженных бездельников, как правило, обратно восстанавливал на работе.
 А тут такое Постановление! Пенсия назначается с пятидесятилетнего возраста, причём, в размере 50% от оклада, получаемого за последний календарный год работы. У нас на фирме он 1600 рублей получал, как старший инженер, ему, к тому времени, уж 48 лет исполнилось.
 Год пробездельничал и мягко «спланировал» на рудник. Туда, где побольше всяких коэффициентов: и за «свинцовые», и за «высокогорность», и за «удалённость». Оклад начальника участка на шахте 4000 рублей. С коэффициентами все 5000 набегает.
 И поработать-то до пенсии надо всего лишь годик. Да за это время даже, как следует, развалить участок не успеешь! А там, глядишь, пожизненно 2500 рублей! Вот, поэтому-то, и курил в коридорах Порфирий Тихонович в своё удовольствие, пока на рудник не уехал.
 Лавочку эту, после смерти Сталина вскоре прикрыли. Но тот, кто успел, тот успел!
 Любили эти вышеперечисленные деятели в нашей комнате собираться, умные беседы вести, анекдоты травить.
 Особенно Барбад старался. Юмор, на полметра тоньше французского!
 Начало рабочего дня. Мы, которые не корифеи и не гении, нас трое всего, сидим, строчим свои бумажки. В комнату заходит Аронов:
 -Ну, шахтостроители, как дела? Перевыполняем?
В ответ молчание, чего на глупости реагировать? Аронов молча присаживается на свободное место.
Вскоре заходит изнывающий от безделья, Барбад.
 С нами даже не здоровается, обращается непосредственно к своему лучшему другу, Аронову:
 -Саша, а ты слышал новость, в Итальянском посольстве с полмесяца назад два человека умерли, так их целых десять дней похоронить не могли.
 -Почему?
 -А у них из жопы макароны торчали!
И заливается хохотом, как шестилетний мальчик, впервые увидевший в цирке клоуна.
 В комнату входит Порфирий с папироской в зубах. Команда в сборе, можно начинать беседу.
 О чем? Да, конечно же, о женщинах!
 Столько грязи и скабрезностей в рассказах о женщинах я не слышал даже в воровской компании, где по молодости лет мне довелось побывать. Причем, Барбад в этих разговорах, больше налегал на свою мужскую силу и неотразимость, а Главному Механику больше импонировала утончённость в интимных делах. Сегодня он в ударе:
 -Мужики, а вы пробовали утку?
 -Как утку, жареную, что ли?
 -Нет, вы берете за крылья обыкновенную живую домашнюю утку и натягиваете её на свой возбуждённый прибор…
 Сермяжному мужику Порфирию этих ароновских изысков, не понять:
 -Подожди, что ты мелешь? Это невозможно! Утку?! Так там же у неё и грязь, и дерьмо?
 Но рассказчик вошел в раж, он не видит отвращения слушателей, это уже не Главный Механик, это артист, он упивается собственным выступлением, он почти кричит, его желтые глаза горят безумным огнём:
 - И вот, за секунду до того момента, когда вы достигнете своего апогея, вы отрубаете утке голову!!!
Целомудренный Порфирий осуждающе качает головой:
 -Ну, братец, ты загнул: это уже садизм, это уже садизм, это уже садизм…
 Непосредственный начальник наш, Волков Михаил Николаевич, опытный горняк, в прошлом директор крупного предприятия, деловой человек. Ничего общего, казалось, с этими арапами у него и быть не могло, но, то ли их близость по возрасту, то ли некое общее хобби, позволяли и Аронову и Барбаду вести себя с ним, панибратски.
 Не малую роль в общении наших горняков старшего поколения сыграла «секретная» книга про «Эти дела», которую кто-то притащил на фирму.
 Книгу эту прочитал весь мужской коллектив. Её обсуждали и комментировали, причём, отдельные положения данной книги примерялись к вполне конкретным ситуациям. Проще говоря, ни одна женщина в нашем учреждении не избежала деловых оценок своих дамских качеств со стороны этих половых гигантов.
 У Марьи Петровны из бухгалтерии хороша грудь, зато ноги никуда не годятся, у Елизаветы Сергеевны из планового, наоборот, ножки хороши, а спина сутулая.
 Обсуждался и цвет лица, и ротик, и глазки, но главное внимание, всё же, эти знатоки уделяли филейной части. Тут поток красноречия был неисчерпаем. Больше других, изгалялся Аронов, у него был готов целый набор примеров, и всё из личной практики!
 Михаил Николаевич, который, в общем-то, не особенно одобрял разглагольствования своих друзей на эту пикантную тему в рабочее время, когда речь заходила об этой, главной составляющей женского шарма, сам не мог сдержаться и мечтательно провозглашал:
 -Даа-а, жопа, это Счастье!
 Дело в том, что Волков, похоронив свою первую жену ёщё на руднике, где он директорствовал, прибыв в Столицу нашей Родины по призыву Партии и Правительства, не имел в Москве жилья.
 Предложенная Руководством комната в общей квартире на краю города, его не устраивала.
 Помогли добрые знакомые, сосватав ему молодую женщину, которая, хоть и проживала в коммуналке, вместе со своей мамочкой, но зато в Центре, и имела не одну комнату, а целых две!
 Михаил Николаевич был приглашен в нашу фирму не на какие -нибудь 1200 рублей, как, скажем, я, а с сохранением его прежнего, директорского оклада.
 А это было, Ого-го! Словом, брак по любви состоялся, несмотря на значительную разницу молодых в возрасте.
 Супруга Волкова, Алла Яковлевна, «Волчиха», как прозвали её, за глаза, те же Аронов и Барбад, кроме квартиры, обладала достоинством, в точности соответствующим определению «Жопа-Счастье», что было неоднократно подтверждено нашими знатоками женских прелестей. Но это всё лирика.
 А ещё были командировки. Интересные, и как знакомство с многообразием нашей родной России, и как возможность, проявить себя на деле.
 Наши Горные Генералы, убедившись, что я в технике кое-что кумекаю, стали брать меня с собой в деловые поездки. Мои своевременные подсказки частенько помогали им в глазах подчиненных оставаться на высоте, достойной их высоких званий.
 Ехать с генералом хорошо тем, что не приходится мыкаться с доставанием билетов в общий вагон и трястись в кузове попутной машины километров двести от железной дороги до рудника.
 Тебе обеспечен и проезд в купированном вагоне, а то и в знаменитом «СВ», обеспечена и встреча с доставкой до места на директорской «Победе». Зато на тебя ложатся дополнительные обязанности по обслуживанию шефа бытовым «сервисом» в пути. Все расчеты с проводниками, официантками, таксистами, «пробивание» мест в гостиницах, в таких поездках, естественно, ложились на меня.
 Но превращать себя окончательно в холуя я всё-таки, не позволял: - за пивом я не бегал!
 А на руднике всё становилось на свои места: совещания и посещение рабочих мест вместе, свободное время, врозь.
 У Генералов -своя компания: дирекция и представители из местных Райкомов-Обкомов, у меня -своя компания: молодежь из интеллигенции.
 Как правило, на предприятиях обнаруживались знакомые или по производственным практикам, или же однокашники. Естественно, в этих случаях происходили вечерние встречи «за жизнь», и «за это дело».
 Именно в этих командировках понял я, насколько прав был наш великий поэт Владимир Маяковский, когда сказал: «Единица, - ноль!»
 На одной из наших строек случилась беда: пробиваемый новый ствол шахты стало затапливать.
 Внезапный прорыв воды.
 Виной, всё тот же русский авось. Прежде чем проходить шахту, а это сооружение стоит столько же сколько, скажем, железнодорожный мост через Волгу, положено, по всем правилам, пробурить скважину, посмотреть: а что же там, в подземелье, на самом-то деле, творится?
 Но ведь скважина тоже денег стоит, да и время уйдёт с полгода. А нам свинец нужен уже вчера.
Ну, и начали проходку без бурения пилот -скважины. Метров двести прошли. Столько же, примерно, ещё остаётся. И вот, на тебе, на карст нарвались!
 Карст, это пустоты в известняках, заполненные водой. В тех местах, где проходилась шахта, этим карстом изрыто всё подземелье, целые подземные моря! Геологи всё прекрасно знали. Но… Постановление Правительства, приказ Министра, а, главное наше, Советское: -Давай, давай!
Авось, повезет, проскочим мимо. Выходит, не проскочили!
 Ствол шахты диаметром 6 метров, как тоннель метрополитена. Насосы, которыми из шахты воду откачивают, специального вертикального исполнения, чтоб места меньше занимали.
 В шахте и без того приток был хороший, там уже висело два насоса, а тут целое море в забой ворвалось!
 Остановить проходку? Да вы что! А кто об этом осмелится доложить Министру?
 Опустили ещё два насоса. Практически, всё место занято насосами. Для проходчиков пространства нет. Удаётся откачивать ровно столько воды, сколько поступает в шахту из пробоины. Уровень воды в забое ствола держится порядка полутора метров. Как работать, по шейку в воде? Получается полный компот!
 Проходка стоит, время летит, миллионы киловатт энергии расходуются зря, а Министру идут ежедневные доклады, о том, что борьба с аварией успешно продолжается. Такая вот, советская се ля ви!
 И вспомнилось мне: прочитал я как-то в нашем родном Горном журнале про похожую аварию на Африканском алмазном руднике. Там очень глубокие рудники! В глубь уходят аж, на полтора, два километра.
 Так вот, как происходило дело на том, капиталистическом руднике, где, как известно, человек человеку волк.
 Сразу, после внезапного прорыва воды, было принято решение приостановить проходку и эвакуировать людей из забоя.
 Немедленно был созван совет из наличного технического персонала для принятия решения. Заметьте, дело обошлось без Министра!
 10 часов (часов, а не недель!) потребовалось для разработки проекта ликвидации аварии. Прорыв зацементировали, воду откачали, проходку возобновили уже через десять дней…
 …Прошел почти месяц безрезультатных откачек. На рудник спешит мой Генерал. Почему, спросите, не прилетел раньше? Да потому, что знал, дело тухлое, а раз он старший, то ему и докладывать Министру!
 Для страховочки, Генерал прихватывает меня. Снова техническое совещание. Большие люди сидят: дирекция рудника, местное Парт начальство, Органы, конечно тут, как тут…
 На столах геологические разрезы разложены. Материалы, между прочим, все шибко секретные!
 Раньше я на подобных совещаниях только шепотком шефу свои соображения подсказывал, а тут сдуру, возьми да вякни, во всеуслышание:
 -Проходку эту, давно пора остановить. Зря переводим энергию. Всё равно, работать в таких условиях невозможно. Насосы следует вытащить. Шахту, - затопить.
 Все аж побелели, от такой наглости. Но пока молчат. Я продолжаю:
 -Статический уровень воды в данном карстовом поле 130 метров, шахта в настоящее время пройдена на 207 метров. Это значит, что уровень воды от забоя ствола поднимется не более, чем на 70 метров и остановится, сам собой.
 Я уже в раж вошел: -Тогда, в условиях стоячей воды, силами ЭПРОНА, возможно проведение работ по цементации каверны. После чего, мы вновь опускаем насосы, спокойно откачиваем стоячую воду и продол…
 Договорить мне не дали, один «деятель» из местных, вдруг заорал, как зарезанный:
 -Что мы тут сидим и слушаем эту вражескую пропаганду! Что несёт этот тип! Он предлагает нам пригласить террористическую организацию, своевременно разоблаченную нашими органами!!!
 В помещении воцарилась гробовая тишина, видимо, человек этот умел нагонять страх на местное начальство.
 Мой Генерал не сдрейфил, встал на мою защиту:
 -Измаил Садирович, не горячись! Тут есть рациональное зерно, Николай Сергеевич, конечно оговорился: он имел в виду ЭПРОН, не как организацию, он просто предложил использовать практику водолазных работ … И, обращаясь ко мне:
 -Ты выйди, пока, Николай Сергеевич! Мы тут разберёмся.
 Я был весь в поту. Надо же! Товарища Сталина уже сколько лет как похоронили, а дело его живёт!
 Ну откуда же мне было знать, что мой любимый ЭПРОН, который поднял из морских глубин столько затонувших кораблей, ЭПРОН, который спас для страны несметное количество богатств, ЭПРОН, про который я прочитал в детстве столько интересных книжек, этот самый ЭПРОН, оказывается, не что иное, как вредительская и террористическая организация?
 А само-то моё предложение по спасению шахты с помощью водолазов, разве не дельное? Но, как учит нас Маяковский, единица ноль!
 Года через два я узнал, что на Северном Урале была ликвидирована подобная авария на шахте с использованием водолазов и 12 человек получили Государственную Премию. Очевидно, там действовала не единица, там был коллектив.
 А тамошняя, уральская единица, скорее всего, присутствовала на нашем, тутошнем, совещании и ушами не хлопала, а держала ухо востро…
 Но про это, оговорюсь, лишь догадки. Моё оскорблённое самолюбие вибрирует.
 Пришел я в свой номер и завалился на постель, не раздеваясь. Жгучая обида переполняла всё моё существо, занимала все мои мысли.
 «Гады тупые! Работай на них, после этого!»
К обиде, чего греха таить, примешивался страх.
 «А что, если этот бдительный кретин в синих галифе действительно, дело заведёт? Ведь ИМ, ничего не докажешь!»
 В таком состоянии у русского человека один выход: напиться.
В дверь номера постучали.
 - Коль, к тебе можно?
Лешка Привалов, однокашник мой. Он не москвич, ему терять было нечего, он с удовольствием «распределился» на этот рудник. Лёшка знал о моём приезде, но так как я всё время был «при Особе», встретиться и потрепаться, по-свойски, нам до сих пор не удавалось.
 Я рассказал ему про то, что случилось на совещании, куда его, как малую сошку, не пригласили. Лёшка рассыпался в комплиментах:
 -Ой, Коль, да это же здорово! Это же выход, а то зря время тянем, да энергию переводим. Трусы они все, своё кресло им дороже народных денег! А ты, Коль, гений! Мы все в тебя верили!
 - А этот тип?
 -Брось, не боись, не те времена, всё же.
И он пригласил меня на вечеринку, которая должна сегодня состояться на квартире одного молодого инженера.
 -Так, небольшой мужской междусобойчик. Вот там и зальёшь свою обиду! Между прочим, один интересный тип намечается.
 - Кто ещё?
 -Придешь, увидишь!
Лешка ушел и мне стало полегче.
 











 4. Мальчишник
 
 В назначенное время я прибыл по указанному адресу. Двухэтажный кирпичный дом, благоустроенная двухкомнатная квартира. Ванны и мусоропровода, правда, нет, зато есть электроплита. Телевизора тоже нет, сюда программы не доходят, передачи через спутники осуществятся ещё только лет через 15-20. Зато у хозяина есть приёмник «Спидола», вражеские «голоса» слушать.
 На столе в разных видах мясо, водка, шампанское. Много зелени. Жена хозяина, а он из аборигенов, согласно обычаям тех мест, поставив блюда с угощениями на стол, ретировалась на кухню. Кроме Лешки, который пригласил меня, четыре мужика. Лешка представил меня:
 -Вот, ребя, мой однокашник, Николай Сергеевич, сегодня можно просто Коля. Это спаситель нашей «Западной»!
 Все, как полагается, отрекомендовались, «поручкались»: Саша, Петя, Володя, Сергей Сергеевич.
 Трое первых, как и мы с Лёшкой, - горные инженеры, местные труженики. Лешка работал сменным инженером у нас, на проходке, Саша, Петя и Володя трудились на эксплуатации. Саша, -сменный инженер, Петя, молодой специалист, выпускник Днепропетровского Горного института, «прислуга за всё», пока, по статусу, мало чем отличался от простого рабочего, Володя руководил участком, и был, как раз, Петиным начальником.
 Нам с Лёшкой и Саше в то время было по 30, Володя, хозяин квартиры, чуть постарше, ему, наверное, лет 35. Я хотел уточнить его настоящее имя, он киргиз, тот в ответ отговорился:
 -Зови меня Володя, по-нашему тебе не выговорить!
Петя, самый младший, ему всего 21 год.
 Сергей Сергеевич стоял особняком. Это как раз и был тот загадочный интересный тип, которым, как приманкой, воспользовался Лешка, приглашая меня в эту компанию.
 Крупный мужчина, атлетического сложения, лет, слегка за пятьдесят. Густые, как у Брежнева брови и абсолютно голый череп. Непонятно, то ли он был лысым, то ли он брил голову. Дяденька сверлил нас своими маленькими глазками, оценивая, кто чего стоит, говорил покровительственно, мягко, приятным, рокочущим баском.
 Он, артист провинциального цирка, специализировался на жонглировании тяжестями. Умел также делать разные хитрые штучки: глотать шпаги, отпиливать женщинам головы, варить яйцо в ладони и, конечно, блестяще жульничать в карты.
 На этот рудник завёз его для очередной «халтурки» директор местного клуба, хороший Володин знакомый, а уж Володя «отловил» Сергей Сергеича в гостинице, пригласив выпить на халяву. Однако, предупредил, что карточной игры не будет!
 Уселись за стол, и поехало: за встречу, за здоровье, за взаимные успехи, за свинец.
 Не забыли, естественно, и про моё сегодняшнее революционное предложение. И, наконец, дошли до женщин…
 Мы все, кроме Пети, сегодня чувствовали себя холостяками: моя жена далеко, в Москве, Володя свою на кухню отослал, это надёжно, Лешка и Саша вовсе ещё не женаты, а Сергей Сергеевич, вообще, был убеждённым холостяком. Он имел на этот счет свою, особую теорию, в которую, после энного количества принятых рюмок, и принялся нас посвящать.
 Петя же, который недавно привез на рудник из своего законного, очередного отпуска молодую красавицу жену, девицу, слегка постарше его, и очень ею гордился, представлял в нашей компании он оппозицию.
 Сергей Сергеевич, по-отечески подтрунивал над ним.
 -Петя, а у вас с вашей избранницей всё, конечно, началось ещё там, на курорте?
 -Конечно, мы сразу полюбили друг друга!
 -И она Вам отдалась в первый же вечер?
 -Что Вы ерунду говорите! Ничего ТАКОГО у нас там вообще не было! Мы после Ялты вместе поехали к ней в Ташкент, там расписались и потом уже, как муж и жена, приехали сюда.
 -Она Вас со своими родителями познакомила?
 -Она сирота. В Ташкенте была только прописана, комнату там снимала …
 -И, конечно, Ваша невеста оказалась девственницей?
 -Естественно!
 -Скажите, Петя, а когда вы покупаете себе ботинки в магазине, вы их сначала примеряете?
 -Ну, как же, без примерки?
 Мы, слушатели, сидим, не дышим, чуем, что сейчас наш Петька сядет в такую галошу, что обхохочешься.
 -Но, как же Вы, выбирая себе подругу на всю жизнь, не убедились предварительно в том, что она Вам подходит?
 -Я, что, должен был спрашивать, а какой у тебя размер? У меня, мол, 24 сантиметра, подойдёт ли тебе?
 -Да что Вы, Петя, пошлости говорите! Разве дело в размере? Хотя, и размер, тоже, немаловажный фактор. А темперамент? Ведь он у людей такой разный. А культура интимных отношений? Вам одно нравится, а ей, к примеру, это же самое непереносимо?
 -Да что Вы всё ерунду-то говорите: весь мир одним и тем же миллионы лет занимается без всяких «примерок» и нормально, человечество живет и прогрессирует!
 -Ох, молодой человек! Я чувствую, что Вы хорошо учились в школе!
 -Да, представьте, я был отличником…
Петя раскраснелся он уже не понимал иронии этого матёрого прожигателя жизни. А мы, увидев, что игра опасно затягивается, дали понять Сергей Сергеичу, что пора оставить Петю в покое.
 Циркач охотно перешел от частного к целому, от «воспитания» Пети к общеобразовательной лекции на уже затронутую тему.
 -Ребятишки, человек тем и отличается от животного, что использует Божий дар соединения самца с самкой не только для продления рода, но и для удовлетворения прихотей плоти своей.
 -Похоти, Вы хотите сказать? -снова не выдержал Петя.
 -Похоти, похоти, дорогой Петенька. Ей самой! Но похоть эта самая, имеет несчётное количество форм, размеров и оттенков! Одна похоть довольствуется трёхминутной вознёй в пьяном виде где-нибудь за помойкой, а другая похоть, это утончённая игра. Это упоительное любование божественной красотой среди роскоши и благоухания, это чудесный, увлекательный спорт, это гимн телу, здоровью, это торжество вечной молодости…
 -Да, -снова перебил Петя,- гимн молодости в пенсионном возрасте!
 -Совершенно верно, молодой человек. Оглянитесь вокруг и вы увидите шестидесятилетних юношей и двадцатилетних брюзгливых стариков!
 Володя, как хозяин, поспешил вмешаться:
 -Ребята, ребята, брек! На личности не переходим!
 Но циркача уже было не остановить:
 - Вы, отличник, Куприна ещё разок перечтите!
 -Что, «Яму», что ли? Читал!
 -Да не «Яму», а «Поединок», как там друг Главного Героя красиво о плотской любви говорил! Впрочем, во всём бывают таланты и бездари. Как в живописи, в музыке, в спорте, так и в любви.
 -Вы себя, конечно, к талантам относите?
 -О себе мне самому судить сложно, но если Вы мне поможете, я вам, так и быть, кое в чём откроюсь!
 Тут Сергей Сергеевич, оставив бедного Петю в покое, стал развлекать нас фривольными байками из своей многоплановой цирковой биографии.
 Мы, разомлев от водочки, с интересом его слушали. Лично у меня, даже как-то тепло в штанишках сделалось. Только Петя, воинствующий моралист, не выдержал, и опять его перебил:
 -Да врёте Вы всё! Нельзя так о женщинах!
 Напомню читателю: время тогда было совсем другое. Слова «секс» вообще никто не знал. Никаких порнографических картинок, не то, чтоб открыто, в киосках, их, даже, тайком показывать не смели. Ещё бы: за это, срок!
 По закону считалось, что ответственность положена только за изготовление и распространение, но разве наша практика когда-нибудь совпадала с нашими законами?
 А Сергей Сергеевич (стопочки, да тосты, между тем, шли своим чередом!), обидевшись всерьёз на это Петино провокационное заявление и, войдя в полное к нам доверие, взял да и достал широким жестом из кармана пиджака толстый конверт.
 А в конвертике-то, фотографий десятка два!
 На фотографиях этих, изображен сам Сергей Сергеевич, абсолютно голенький. Да ещё девица одна, весьма из себя красивая, и тоже, в костюме Евы. Да ещё карлик какой-то кривоногий, бородатый, с огромной головой, тоже голый весь.
 А кое-что у карлика того, размером, как у хорошего жеребца!
 И трудятся они вдвоём над девицей этой.
И с тыла ей заходят, и с фасада. А девице, видать, всё нипочём, поскольку смеётся она во весь свой рот на тех фотографиях, на которых рот её свободен от другого, более ответственного занятия.
 Мы все сразу желторотыми оказались: ТАКОЕ, - видим впервые!
 Фотки сделаны, безусловно, мастером. Тут были и общие, и крупные планы. На некоторых снимках просто были изображены интимные места участников этой вакханалии.
 Особенно запомнился один, так сказать, поясной портрет. Мужчина, скорей всего, наш «учитель», стоя сзади, тискает главную героиню за груди. Лица его не видно, только руки. Огромные, жадные руки. Девица расплылась в улыбке, широкое, красивое лицо, глаза закатаны вверх, так, что белки видны снизу, полные губы, а на верхней губе маленький шрам, отчего губа имеет форму сердечка. Причём, шрам этот, совсем не портит её, а лишь придаёт всему облику дополнительную пикантность.
 Рассматриваем мы фотографии эти, передаём друг другу по штучке, обалдели, сидим не дышим, руками штаны придерживаем. Нам одновременно и стыдно, и противно, и интересно…
 Вдруг, дикий визг: Петька вскакивает с места…
 Володя опомнился первый:
 -Хватай его, ребята, а то набедокурит! А ты, -обращаясь к циркачу, -деятель искусства вшивый, мотай отсюда, пока цел!..
 На этих глянцевых, похабных черно-белых фотографиях и в фас, и в профиль, во всей своей прелести была изображена невинная девушка, Петина молодая жена…





















5. Коварство без любви.

 И снова моя контора. Текучка: бумажки, телефонные звонки. Меня никто не вызывает, не трогает. Сам не стерпел, прорвался в кабинет к Генералу:
 -Николай Антонович, ну как решили, останавливаем откачку?
 -Подожди, Николай Сергеевич, не пори горячку, всё узнаешь в своё время.
 И только. Больше этим объектом заниматься мне не пришлось: я получил другое ответственное задание.
 «Сверху» пришли документы с серьёзным грифом. Соответствующий допуск, только у наших Генералов и у Волкова. А разобраться детально в этих документах, поручили мне.
 Начальник Первого Отдела пошел на компромисс: мне разрешили заниматься с этой документацией, но только не в общей комнате, где некоторые сотрудники вообще не имели допуска, а в кабинете Волкова. Так получилось, что я на несколько дней засел в кабинете начальства.
 Тут-то меня впервые и засекла молодая жена Волкова. «Волчица», пресловутая «Жопа -Счастье». Она, зачем-то, часто к шефу на работу заходила.
 Женщина, как женщина. Симпатичная, почти моя ровесница. Одета, правда, чересчур броско и слишком много намазана. Со спины, конечно, полновата но не настолько, чтоб уж, очень!
 Ко мне обращалась на «Вы», корректно, без всяких, там, покровительственных ноток. Я же, когда у них с супругом заходил семейный разговор, тактично выходил из кабинета. Вот и все дела!
 Сижу я, значит, в кабинете начальства, секретный трактат штудирую, а самого Волкова в командировку отправляют. Он мне и говорит:
 -Николай Сергеевич, не в службу, а в дружбу, получи за меня мою зарплату, я не хочу, чтоб Алла Яковлевна лишний раз тут светилась. Ты сообщи ей по телефону, как деньги получишь, а она подъедет к проходной и заберёт. Доверенность я тебе оставлю.
 Я понял своего начальника: очень не хотелось ему, чтоб его единомышленники по сексуальным проблемам Барбад и Аронов лишний раз с его женой общались.
 Волков отбыл в свою командировку. Наступил день зарплаты. Мы в общую кассу не ходили, это за рекой, в другом здании. Нам, наши финансисты, на рабочее место приносили. Подошел мой черёд получать. Мою зарплату мне выдали без разговоров, а вот когда стал получать за Волкова, выяснилось, что доверенность не так оформлена. Но меня хорошо все знали и, конечно, мне доверяли.
 -Коль, а ты не пиши «по доверенности», а просто, распишись за него. Ведь ты знаешь, как он расписывается?
 Я и расписался. Получил деньги, звоню «Волчихе»:
 -Алла Яковлевна, я получил зарплату Михаил Николаича. Вы когда сможете к проходной подъехать?
Тут и началось:
 -Ой, Вы знаете, я вся расклеилась. И голова трещит и ноги. Прямо не знаю, что со мной. Николай Сергеевич, а может быть, Вы ко мне подъёдете?
 Ну, как тут откажешь, жене любимого начальника?
Она подробно рассказала мне, как найти их дом, уточнила:
 -Там пять кнопок на двери. Наша сверху, белая…
Я доложился Высокому начальству, записался, как положено, в книге ухода-прихода, и вот я у Никитских ворот, в переулочке.
 Двенадцатиэтажный доходный дом дореволюционной постройки. Тёмный подъезд, квартира на первом этаже. Против белой кнопки фамилия не Волков, а Розенблюм. Соображаю, звоню.
 Алла Яковлевна меня встречает в стёганом халатике, и туфельках на высоком каблуке. Пышно взбитая причёска, ярко намазанные губы, сногсшибающий аромат дорогих духов.
 Я торопливо достаю конверт с деньгами, и уже пытаюсь повернуть назад, но она меня останавливает:
 -Нет, нет, никаких! Сначала кофе! Проходите, проходите!
Огромная, темная комната, метров 40, не меньше, вся заставлена старинной мебелью и завешана коврами. Большущие фарфоровые вазы, как в антикварном магазине, высокие потолки. Посреди комнаты большой круглый стол, покрытый тяжелой тканой скатертью, вплотную к нему придвинут широченный, продавленный диван.
 На столе хрустальный графин с коричневой жидкостью, две рюмки и ваза с печеньем.
Алла Яковлевна усадила меня на этот диван, сама примостилась рядом. В комнату вошла седая сгорбленная женщина. Я дёрнулся, чтоб встать, хозяйка остановила меня:
 -Не обращайте внимания, она ничего не слышит.
И, громко, обращаясь к старухе:
 -Мама, ну я же просила кофе! И, идите!
Я снова достал конверт. Она взяла его, отложила в сторону, не раскрывая, и что-то быстро стала говорить мне, про то, что на мне там воду возят эти бездельники, как она одна меня понимает!
 Я слушал и молчал, у меня было сухо во рту, язык прилип к гортани. Халатик у Аллы Яковлевны как-то совсем распахнулся!
 А там такие объёмы, какие мне и не снились, а там такое ажурное бельё, точь-в-точь, как на витрине в Гуме.
 От её духов кружилась голова и, главное, я знал: этим самом халатиком прикрыта, только руку протяни, неоднократно рекламируемая в нашей комнате, «Жопа -Счастье»!
 Алла Яковлевна продолжала что-то быстро говорить, как гипнотизёр, глядя мне прямо в глаза.
 Я уже ничего не соображал. Машинально выпил коньяку «За мои трудовые успехи», старуха принесла кофе и скрылась в смежной комнате…
 Эх, не устоял я тогда перед соблазном! Большой грех! Знал ведь отлично что нельзя пакостить там, где живешь!
 А когда вернулся на работу, секретарша въедливо заметила:
 -Николай Сергеевич, у вас шея помадой испачкана. Дать ватку?
 Надеялся, что не протреплется. Размечтался! Упустить такой жареный фактик! А эта дурёха, Алла,
ещё, и ещё раз звонила на работу, снова на дом приглашала!
 Я у телефона кручусь, как уж. И так, и эдак отнекиваюсь. То Люсей, то Соней её называю.
Телефон-то у нас параллельный, секретарша все наши беседы прослушивает. Аллу эту, и без имени, по голосу все узнают. Словом, инцидент получил огласку.
 Вернулся Михаил Николаевич. Аронов и Барбад всё расписали ему в лучшем виде, не скупясь на украшения. Вдобавок, из центральной бухгалтерии Волкову звонят:
 -Как, -мол, -у вас там с зарплатой? Подпись на ведомости подделана.
 Надо же такому случиться, что как раз в те дни, когда я влип в эту мерзкую историю, наш Великий Иллюзионист КИО возвращался со своих очередных гастролей по капиталистическому Западу.
 И, то, что простому смертному было нельзя, ему, Всесоюзному Чудотворцу, было можно.
 Короче, КИО привез в Союз для продажи десяток прекрасных экзотических шуб из настоящего американского скунса. Одну из этих десяти шуб купила, это я знаю точно, жена моего друга, Юрки Урьяса, а вторую подсуетилась и приобрела, как раз используя конвертик, который я принёс, Алла Яковлевна. Куда делись остальные 8 шуб, мне неизвестно…
 От Михаила Николаевича, которому мотовство его красавицы уже порядком надоело, Аллочка этот маленький эпизод решила скрыть. Вопрос: где деньги?
 Разговор у меня с начальством был короткий и, по-мужски, прямой.
 Я начал с того, что, мол, виноват, сам не знаю, как поскользнулся.
 -Ну, набейте мне морду, Михаил Николаевич!
 -Морду я тебе, Николай Сергеевич, бить не стану, а вот, работать дальше нам вместе будет сложно. Зла на тебя я не держу. Тем более, в то, что ты меня обворовал, я не верю!
 Сотрудники в Управлении, кроме четырёх -пяти матёрых «горных зубров», которым моя молодая активность была, как кость в горле, меня любили. Мой Генерал дал соответствующую команду, кадровик засел за телефоны и вскоре я «по собственному желанию» перешел на новое место.
 В окладе, потерял малость. Ну, не без этого! А в остальном работа та же: телефонные переговоры, переписка, командировки.
 Я, было, начал успокаиваться, ан, нет: о моём аморальном поведении «доброжелатели» в подробностях доложили моей супруге.
 Отношения наши с ней давно уже были не сахар. Всё случившееся оказалось достаточным поводом для развода.
 Год нервотрёпки, и вот я таков, каким представил себя читателю в начале этой грустной повести. Алиментов на ребенка мне не присудили, поскольку моя мадам получала их с её прежнего мужа. Замена отдельной квартиры на коммуналку, конечно, серьёзная потеря качества, зато разлука с тёщей, меня совершенно не огорчила…
 В фирме, где я оказался, появление нестарого, разведенного мужика сразу внесло заметное оживление среди лучшей половины коллектива. Дамочки из планового отдела, техснаба, бухгалтерии, окружили меня усиленным вниманием.
 Мне дарили удобные скоросшиватели и прочие канцелярские мелочи, подсказывали разные хитрости, как можно, минуя запись в книге прихода-ухода, выскочить за территорию, даже предлагали «случайно» оказавшиеся лишними, билетики на дефицитные спектакли в Большой, или на Таганку.
 Папки и дыроколы я принимал «со спасибой», а вот от билетиков, отказывался: во-первых, мне было не до театров, а во-вторых, я бдил, чтоб по-новой, дров не наломать.
 Объект курировать мне подсунули, самый что ни на есть, бесперспективный.
 Ну, не шла там проходка и всё! У соседей 15, а то и все 20 метров в месяц, а мои подшефные, хорошо, если метра на полтора углубятся.
 Моё новое руководство, зная о всех моих «приключениях», проявило гуманность:
 -Договоримся так, Николай Сергеевич, смотайся в отпуск недельки на две, на три, зарядись энергией, а потом уж ты у меня с этой проходки не вылезешь, пока дело не пойдёт! Вот.
 И был Крым.
 И была Нина…

















6. Второе дыхание.

 Моё кресло откинуто на максимум. Я почти лежу. Монотонно гудят моторы, уши слегка заложены. Проходящая мимо с подносом стюардесса о чём-то нам говорит, я не очень хорошо разбираю её слова.
 Смотрю в иллюминатор, а там, далеко внизу, только белые до слепоты облака, вверху, тёмно синее небо.
 Лететь ещё часа полтора. Потом будет автобус, а там, предстоит ловить попутку: Генерала нет, на «Победе» меня никто не встретит! А, пока что в кресле, под монотонный гул двигателей, хорошо мечтается.
 Недопитая бутылка на столе, взъерошенная, разъехавшаяся квадратная постель, маленький прямой носик, жадные, озорные губы, упругие теннисные мячики с малюсенькими коричневыми кнопочками посредине, спутанные белокурые волосы и огромные, голубые, бесстыжие насмешливые глаза…
 Автобуса ждать пришлось недолго, билеты были, а вот «голосовать», ловить попутку в этом не то Термесе, не то Гермесе, пришлось часа полтора.
 На мой рудник проехало несколько машин, но водители хитрили, не хотели брать: на мне фуражка горная, меня они обязаны подвезти задаром. Зачем им это? Они лучше «левака» в кабину возьмут!
 Но вот все дорожные трудности позади, я в кабинете Главного. Он кисло улыбается, казённое
«-Как добрались?» а сам, небось, думает: ещё одного соглядатая, принесло!
 В маленькой гостинице в тот день было пусто: ведь это край света, не проезжий шлях! Тупик, дороги дальше нет. Высота 2000 тысячи метров над уровнем моря. Заезжают сюда только снабженцы да начальство местное.
 Мне дали отдельную комнату. «Номером» назвать её, рука не поднимается: умывальник в конце коридора, остальные «удобства» в будке на улице, напротив входа в эту «Гостиницу». В комнате стол, стул, тумбочка, двустворчатый платяной шкаф. Кто и что в него вешает, непонятно, для постояльцев было бы достаточно парочки крючков за дверью.
 Я привел себя в порядок после пыльной дороги и снова направился в контору. Секретарша сказала, что Главный, выехал в район.
 -А с кем можно по техническим вопросам переговорить?
 -А с Кузнецовой, с Тамарой Андреевной, начальником Техотдела. Вторая дверь направо.
 Вторая дверь направо была широко раскрыта: от страшной среднеазиатской жары трудящиеся спасались сквозняком. Я вошел. В довольно просторной комнате стояло шесть столов. На двух столах были чертёжные доски и женщины, почти лёжа, что-то вычерчивали на разложенных там геологических картах, а одна, видимо та, которая и есть Тамара Андреевна, сидела за столом в конце комнаты и что-то писала. На меня никто не обратил внимания. Я громко покашлял. Тогда та, которая писала, вдруг встрепенулась, вскочила из-за стола и кинулась ко мне.
 Бурные объятия, поцелуи. (В щечку, только в щечку!)
 -Колька, откуда ты свалился? Здравствуй, здравствуй, здравствуй!
 -Томка! Так ты здесь? Я и не подозревал!
 Кузнецова Тамара Андреевна оказалась Потаповой Тамаркой, моей однокашницей, первой красавицей экономического факультета, в которую я, между прочим, небезуспешно, был влюблён на втором курсе.
 Роман наш с ней не получил тогда развития: подвернулась, некстати, некая разбитная журналистка, разведенка с ребёнком, моя первая жена…
 Теперь моя производственная задача существенно облегчалась:
 -Что-что, а уж истинную картину происходящего на этой, провальной стройке, я от Тамары выведаю!
 Шахта проходилась в скальных породах самой, что ни на есть, высокой категории твёрдости. Вода, основной бич проходчиков, на сей раз, не была серьёзным препятствием: забой ствола был почти сухой.
 Загвоздка была, в другом: едва ли не половина зарядов в пробуренных шпурах, а их набиралось около сотни, при взрыве давала отказ.
 Мало того, что проходка ствола топталась на месте, дальнейшая работа продолжалась с огромным риском: среди развороченных кусков породы оставались десятки невзорвавшиеся, но снаряжённых детонаторами шашек аммонита.
 Шарахни кто случайно по такой находке кайлом или лопатой, и привет: рабочего в гроб, начальника смены, в тюрьму!
 Что ж, надо оформлять рекламацию на завод, где эти самые детонаторы выпускают. А это, сами понимаете, какое Ведомство!
 Всё надо документально, чтоб, как говорится, комар носа…
 Я решил не торопиться, засел за книжки. Тем более, что в шахту, забой осмотреть, меня, пока, не пускали: там, как раз, шла разборка завала после очередного неудачного взрыва. Работало всего два человека, это, вместо двенадцати-то! Чтоб аккуратненько, чтоб друг другу не мешали.
 С Тамарой, (ей здесь работать!), мы условились: она мне «ничего не говорила!». Я, мол, сам до всего докопался!
 Итак, неделю целую, днём я сидел в Тамарином отделе книжки технические перелистывал, расчеты на линейке производил.
 Ведь буровзрывное дело мы проходили ещё на втором курсе, давненько уже! Предмет, помню, вёл, доцент Ассонов, тогдашний корифей. Не старый, вовсе человек, но руки тряслись, заикался. «Во,- думали, профессия! Довзрывался!»
 Но удивляли нас больше не его трясущиеся руки, а то, что на каждое занятие он приходил в разных костюмах! И все костюмы были «с иголочки»! Нам, студентам беспартошным, тогда это казалось вершиной благосостояния.
 Днём я читал, формулы в памяти восстанавливал, а вечерами, лёжа у себя в каморке, предавался сладким воспоминаниям.
 Эти замечательные четыре дня в Крыму не шли у меня из головы. Я вновь всё переживал, сопоставлял, анализировал. Ведь Нина не первая женщина у меня. Чего, казалось бы, с ума сходить!
 Но всё то, что было до Нины, это, как серые будни до праздника. Какие-то нелепые, ненужные знакомства. Если по-честному, лишь, для «этого дела». Прогулки в парки, в кино. Приставания.
 Подружки паузу выдерживают, цену набивают.
 Потом, нюни-слюни, типа:
 «- Ты теперь меня уважать будешь?»
 А за что, спрашивается, их уважать? Исключение, конечно, было. Настоящее чувство. Это, как раз, Тамара Потапова. Но и тут, в самый неподходящий момент, как снег на голову, свалилась моя Валентина.
 «Журналюга» из «Московского Комсомольца». «Полицейский репортер», как я её окрестил. Тогда модным был фильм по сценарию Симонова «Русский вопрос». Так вот «полицейский репортёр», -это оттуда.
 Валентина не разводила долго «цирлих -манирлих», она, как Юлий Цезарь: пришла, увидела и заарканила!
 Справедливости ради, скажу, что в интимных моментах она, не в пример всем предыдущим пассиям, меня никогда не разочаровывала. Нервы, правда, трепала во всю. Но до Крымской Нины, однако, и ей далеко!
 Во время этих, сугубо теоретических анализов, в памяти моей, конечно, неоднократно возникали картины недавнего мальчишника на затопленной шахте, россказни того циркача, и фотографии, на которых в таком неожиданном ракурсе предстала Петина молодая жена. Но то, случай особый.
 Это уже Академия, высший класс! Дистанция, как между классическим балетом Большого театра и убогими танцульками. Тут, как мне казалось, даже Нина не потянет!..
 Неделя прошла. «Подковавшись» на тех-литературе, я снова пошел к Главному. Мы ещё раз вместе посмотрели паспорт буро-взрывных работ: всё, вроде, правильно.
 В чём же дело? В качестве детонаторов?
 Я начал «рыть». Где можно проверить качество детонаторов? Да там, откуда их берут, на складе ВВ.
 Склады взрывчатых материалов бывают двух типов: базисный, куда взрывчатка завозится с заводов-изготовителей и где особые условия её хранения. ( Терроризм, он и раньше был терроризм!) и расходный, на котором находится относительно небольшое количество этого опасного продукта, на текущие, так сказать, потребности.
 Базисными складами в те времена заведовали люди, начальство которых размещалось на Лубянской площади, в Москве. Расходными складами командовало начальство конкретного предприятия. Вход на эти склады разрешен только узкому кругу лиц. Надо идти на поклон к директору рудника.
 А это, -ПЕРСОНА.
 У нас, в Советском Союзе, все граждане, конечно, были равны. Но некоторые, были, почему-то, равнее других. И намного равней!
 Нюшкин, такова его фамилия, бесспорно, умный, волевой мужик, на все 100% был НАШ человек.
 Настолько НАШ, что ему, директору затерянного в горах Средней Азии небольшого рудника, полагалась «вертушка», телефон прямой Правительственной связи. Он, запросто, мог снять трубочку и:
 -Алле! Никита Сергеевич? Это я, Нюшкин…
Вот к такому человеку я должен явиться на поклон, просить допуск в святая-святых, на склад ВВ. Часа полтора секретарша промариновала меня в приёмной, наконец, впустила.
 Персона косо посмотрела на меня, едва я вошел, сесть не предложила:
 -Что там у тебя? Говори коротко, я отъехать должен.
Я сжато, как мог, изложил суть дела.
 -Работать не умеете! Мы теми же детонаторами пользуемся, и ни одного отказа!
 -Но, может быть, на складе Вам, для эксплуатации отбирают качественные, а на проходку выдают все подряд?
 -Ты думай, что говоришь! Ладно, сходи, убедись сам что Ваши мудаки просто работать не умеют!
 И в селектор:
 -Люся, выпиши этому деятелю пропуск на склад
 ВВ на завтра!
 И вот наступило «завтра». В быткомбинате рудника меня одели, как положено, в горняцкую спецовку, дали согласно правилам безопасности, сопровождающего, свободного от смены Горного мастера, и мы пошли сначала в ламповую, где меня снабдили фонарём на каску и аккумулятором, а уж потом в шахту. Нам пришлось подождать некоторое время, пока клеть выдала «на гора» с десяток вагонеток. Затем стволовая скомандовала:
 -Садитесь. Вам куда?
 -Нюрк, нам на второй горизонт!
Второй горизонт был нерабочий. Ни лязга вагонеток, ни блеска электросварки, ни пролетарского мата. Тихо. Мы молча зашагали по тёмной выработке, где были проложены рельсы.
 Я, просто так, чтоб завести разговор, спросил своего «Сусанина»:
 - А что, на электровозе подъехать нельзя?
 -Горизонт отработан, откатка демонтирована. Нам недалеко!
 И, действительно, буквально через две минуты после его слов, мы свернули с основной выработки налево, в узкий лаз, где идти можно было только друг за другом. Прошли по этой щели метров 50, и я увидел впереди свет. Узкий проход расширился до размеров обыкновенной комнаты. При входе горела электрическая лампочка.
 «Комната», была отгорожена от прохода металлической решеткой, как у тигров в зоопарке. Перед этой решеткой на табуретке сидел человек. Думаю, что он спал, так как при нашем появлении он вскочил. Узкая, тоже из решетки, дверь. В глубине комнаты горела ещё одна лампочка, которая ничего не освещала. Была видна сгорбленная человеческая фигура, вроде, старуха, которая на чём-то сидела.
 -Давайте Ваш пропуск!
Я предъявил пропуск, сопровождающий сказал:
 -Дальше Вы сами. Перед тем, как уходить, пусть Клавка позвонит на ствол, я там буду.
 Я пошел за решетку, «общаться с Клавкой».
 Клавка сидела на одном из ящиков, в которых сюда, на склад доставляли его небезопасный товар. Ещё несколько таких же ящиков, положенных друг на друга и покрытых листом линолеума, представляли что-то вроде письменного стола. Лампа, оснащенная примитивным абажуром из куска жести, освещала только часть стены. «Так спать удобнее!» -решил я.
 У женщины из-под спецовки выглядывали ещё какие-то тряпки. «Ну, укутана, как капустный кочан!»
 Я подошел, поздоровался, представился, начал, было, рассказывать ей о цели своего визита, но она прервала меня:
 - Меня предупредили. Ну, что ж, давайте будем проверять!
 Кладовщица достала какой-то пластмассовый ящичек, раскрыла его, там оказались провода, клеммы, рукояточки и циферблаты. «Ага! -смекнул я, -омметр!» Следом, из-под ящиков, был извлечен пакет в промасленной бумаге. Кладовщица сделала, было движение, чтоб вскрыть его, но остановилась и, ко мне:
 -Вот, убедитесь, заводская упаковка, вскрываю при вас!
 Она замешкалась:
 -Темнота чёртова! Сейчас я свет налажу!
«Старуха» бойко вскочила на один из ящиков, поправила железку, примотанную проволокой к лампочке, и при ярком свете я смог, наконец, её разглядеть:
 У этой, закутанной в тряпки «старухи», оказалось очень красивое лицо, на верхней губе был маленький шрам, отчего губа имела форму сердечка. Причем, шрам этот, совсем не портил её, а лишь придавал всему облику дополнительную пикантность….























7. Лучшая подруга.
 
 Я вернулся из командировки, доложил обстановку. Были, приняты соответствующие меры, проходка пошла полным ходом. И, как выяснилось, дело было вовсе не в детонаторах.
 На том Высокогорном Руднике наша Шарашкина Контора не была полной хозяйкой положения: мы были всего лишь подрядчиками по проходке некоторых капитальных горных выработок.
 Всё снабжение, как для инженерных надобностей, так и для быта: вода, тепло, энергия, шло от основного Рудника. От самого товарища Нюшкина. А это значит: горячая вода, -чуть тепленькая, техническая вода, с перебоями, -на электроэнергию, -строгий лимит. Мало того, что лимит, напряжение было, ну, ни в какие ворота!
 Все об этом знали, но воевать с Нюшкины, было бесполезно.
Тогда, дней через пять после своего посещения склада ВВ, я всё же прорвался на нашу проходку, в ствол.
В забое темнотища, еле друг друга разглядеть можно. Спрашиваю сменного:
 -Как же вы работаете? Ведь не видно ни черта!
 -А что поделаешь? Вон они, четыре прожектора висят, и все в четверть накала. Напряжение-то, вместо трехсот восьмидесяти, дай Бог, вольт сто пятьдесят!
 -Так вот, поэтому, у Вас и идут сплошные отказы! Детонатору, ваши взаимные дрязги «до Фени», ему подай напряжение, как положено!
 Причина неудач была найдена. Оставалось добиться от дирекции рудника нормального электроснабжения.
 Ну, это уже не в моей компетенции, у меня Правительственной «вертушки» не было!
 Стройка заработала полным ходом. Кто сумел поставить товарища Нюшкина на место, не в курсе. Может Министр, а может кто и повыше!
 Как Вы думаете, меня премировали? Может быть, меня орденом наградили?
 -Правильно, угадали: меня уволили.
 Очередная реорганизация. Просто-напросто нашу лавочку разогнали. Был Хрущёв, пришел Брежнев, новая метла…
 Но только на сей раз, о моём трудоустройстве никто не позаботился: много дров тогда было наломано. Тысячи людей бродили по Москве, работу искали…
 И опять я не погиб, специальность, правда, поменять пришлось и оклад «похудел»: те же 120, с которых начал свою биографию.
 Скажете, что я с тысячи двести начинал, ну, это уж от лукавого: Хрущёвские фокусы, те же 1200 стали называться 120!
 Теперь я уже не горняк, а организатор информационных потоков (каких, сам не знаю) в условиях технического прогресса развивающегося Социализма. Не хухры-мухры, а руководитель группы! У меня в подчинении пять мальчиков и девочек, которые, вообще, по 70 рублей получают.
 Я в «науке». Самое время, писать диссертацию!
 Нервную систему свою малость в порядок привел, а то, не поверите: при своей худобе сумел ещё потерять килограмм 20! Стал бегать по вечерам, телевизор купил. Чёрно-белый, правда, но зато с большим экраном.
 Снова, как и год назад, в воспоминания ударился…
 Здорово я тогда, в том подземном складе ВВ, нарвался на доморощенную порно-звезду!
 Как только узнал её, всё во мне, как отсохло.
 Клава, ничего не подозревая, один за другим вынимает из коробки детонаторы, соединяет их проводочками, что-то там включает, какие-то рычажки поворачивает, я смотрю на неё в упор, как загипнотизированный, и вижу не детонаторы и показания приборов, а акробатические этюды, которые она проделывала с цирковыми половыми гигантами.
 Сижу и гадаю: -«Спросить про Петю, или не спрашивать?» Если б спросил, то сразу бы раскрылся. И, кто знает, какова была бы её реакция!
 Клава чувствовала моё волнение. Думаю, что избалованная мужским вниманием, она относила его на счёт своей красоты.
 Откуда ж ей было догадаться, что я и есть тот самый хмырь, командированный из Москвы! Уверен, все подробности нашего «мальчишника», были ей известны.
 Через какое-то время, придя в себя, вспомнил, что я, - проверяющий, все-таки! Замечание ей сделал: почему, мол, она детонаторы перед проверкой в ящик с песком не зарывает? Правила, именно так предписывают. Она отпарировала:
 -Ну и пусть мне пальцы оторвёт! Вам-то, что?
 Если всё делать по правилам, тут до ночи сидеть будешь!
 Мы просидели несколько часов. Она вскрывала одну за другой коробки, а я, как зачарованный, пожирал её глазами, мысленно пририсовывая к её красивому лицу роскошное, обнаженное тело.
 К реальности вернул меня голос сопровождающего:
 -Вы скоро тут, у меня смена кончается!
 Проверка была закончена. Ни одного бракованного детонатора!
 Правду про Клаву я узнал на следующий день, от Тамары. Она, ехидно улыбаясь, спросила меня:
 - Ну, как проверка детонаторов? У нас уже многие подорвались на этой «мине». Я вижу, и ты не уцелел?
Отрицать всё целиком, было бессмысленно.
Я отделался полуправдой. Сказал, что просто видел раньше Клаву с мужем на другом руднике. (Назвал, где именно). Спросил, кстати, а тут ли её Петя?
 И Тамара поведала мне печальную историю: Красавица Клава, -молодая вдова. Петя, муж её, покончил с собой ужасным способом: в ту же ночь, выйдя с нашего «мальчишника», положил себе на голову под шапку два детонатора и подключил контакты к карманному фонарю. Было следствие, однако, истинных причин самоубийства установить не удалось. Она ему не изменяла, это точно. Иначе, все бы знали: маленький посёлок, как стеклянная банка, всё видно насквозь!

 Как-то вечером, осенью, возвращаюсь я со своей ежедневной пробежки. Уж почти к подъезду подбежал, меня окликают:
 -Коленька! Зазнались, своих не узнаёте?
Ба! Нина! Вот это подарок! А я в потной майке, в промокших кедах.
 -Ой, как я рад! Откуда? Ну, заходи в дом, я мигом приведу себя в порядок.
 Соседи были дома. Ругались, как всегда. Воняло тухлятиной: старуха варила псу очередное угощение. И у меня в комнате как на зло полный разгром, всё собирался перестановку сделать. Не успел, как всегда.
 Я провел Нину к себе, извинился, побежал принять душ.
 Привет: соседская девчонка заперлась в ванной! Я выматерился и вернулся в комнату. Накинул банный халат на потную тренировку. Грустно посмотрел на Нину:
 -Так и живём, ничего ни поделаешь!
 Нина, как вошла, так и сидела, не снимая пальто.
 -Знаешь, я, пожалуй, пойду. Телефона в квартире у тебя, конечно, нет? Дай мне свой рабочий.
 Она записала.
 -Ну пожалуйста, не пропадай! -взмолился я.
 -Не пропаду, обещаю!
Во мне снова заиграли, забурлили Крымские воспоминания. Азиатская красавица, бесспорно, волновавшая меня последнее время, вмиг исчезла из сознания. Её, вроде, как и не было…
 Нина позвонила мне на работу через два дня после нашей случайной встречи. Впрочем, случайна ли та встреча, не уверен!
 В ожидании звонка, я был в полной боевой готовности: гладко выбрит, при галстучке и при деньгах, если, конечно, считать, что 70 рублей, занятых до получки у сослуживцев, - деньги.
 Мы встретились, после работы, я заикнулся о ресторане, но она решительно отвергла моё предложение.
 -Нет, мы пойдём к Зойке.
Зойка жила на Проспекте Мира в огромном доме сталинской постройки. В двухкомнатной квартире с высоченными потолками и мусоропроводом прямо из кухни. У Зойки был телефон и горячая вода.
 Нина открыла дверь своим ключом. Я спросил, а где, мол, хозяйка?
 -Тебе, что, она нужна или я?
Больше я Нине вопросов не задавал, помня, о её неразговорчивости ещё там, на Юге.
 Дальше всё по программе: пара маленьких рюмочек чего-то очень крепкого из графина, долька мандарина, потом мощный борцовский захват с опьяняющим поцелуем и безумная возня в уже разобранной для этого постели.
 Всё, по-прежнему, здорово. Красивое загадочное лицо, тренированное умелое тело, чарующие запахи, очаровательная истома, но…
 Но, не было, почему-то, того, прежнего волшебного очарования, не было той, Крымской сказки!
 Как права была тогда Нина в своей прощальной записке: «…Лучше, уже не будет…»!
 Часов в десять Нина выпроводила меня домой, сказав, что сама остаётся здесь.
 Недели через две, она опять позвонила. Звонила потом ещё, и ещё. Мы встречались так же, у её Зойки, причем я, зная адрес, просто, приезжал к квартире в назначенное время.
 В один из таких визитов, я, уже протягиваю, было, руку к звонку, как дверь открывается, и оттуда, едва не налетев на меня, выходит высокий молодой парень. Парень смутился, не стал садиться в лифт, хотя кабина, в которой я только что приехал, ещё стояла на этаже, а быстро побежал вниз по лестнице.
 «Однако!» -подумал я и решил, что обет молчания пора нарушить.
 Когда наступил перерыв в нашей милой программе, я, не переставая ласкать Нину, спросил:
 -А зачем к тебе приходил этот симпатичный молодой человек, который чуть не сшиб меня с ног на лестничной площадке?
 Она недовольно фыркнула:
 -Всё-таки, полез с разговорами! Ну, так слушай: я, как любовница, тебя устраиваю?
 -Конечно, я просто счастлив!
 -Ну и ты меня устраиваешь. Пока, устраиваешь!
 И этот парень, кстати, очень приличный, милый
 мальчик, меня тоже устраивает!
 -Но я не хочу тебя ни с кем делить!!!
 -А я не туша говяжья, чтоб меня нужно было делить! Я остаюсь неделимой, как рубль неразменный, но тебе даю твоё, а Ромке, его Романом зовут, Ромкино.
 -Но, ведь, ты-то, одна и та же!?
 -Я-то, одна. Но вы-то, все разные! И то, что я могу ощутить с тобой, я никогда не могу прочувствовать с Ромкой. Наоборот, то, что для меня даёт Ромка, не можешь дать мне ты.
 - У него, что, длиннее?
 -Длиннее! Не хами! У вас, мужиков все радости на кончике этого, вашего… А женщина, несколько сложнее устроена!
 И она стала меня учить уму-разуму:
 -Ну, представь, миленький, что ты ходишь в какое-то учреждение по разным своим делам. Скажем, в 25й кабинет. И в это же учреждение ходит ещё один тип, которого ты, допустим, терпеть не можешь. Но он ходит не в 25й, а в 14й кабинет, и у него совсем другие дела. Ты что, из-за этого возненавидишь всё учреждение?
 -Сравнила! Придумала! А грязь? А зараза? Как я могу всю тебя ласкать, целовать, облизывать, если ты ещё после предыдущего мужика не просохла? «Кабинеты, коридоры!» Вход-то один!
 -И вход не один: не устраивает парадный, пожалуйста, зайди с чёрного! Словом, хватит, не нравится, можешь со мной не встречаться, а, если ты мужик умный, рекомендую подружиться с Ромкой.
 -Групповуху предлагаешь?
 -Дурак ты, Коленька, и уши у тебя холодные…
На этом прекратился наш любовный «сеанс», а заодно, и все наши встречи…
 Я выдерживал марку, не звонил. Но Нина, ни на минуту, не выходила из моей головы.
 Прошел месяц, полгода. Я стал вечерами дежурить у заветного подъезда. Надеялся подловить, если не саму Нину, то может Романа этого.
 Зойку, хозяйку квартиры, я ни разу не видел и не знал в лицо. Может, она и проходила мимо меня неоднократно.
 Настроение было отвратительное. На работе вынужден был заниматься сплошным очковтирательством.
 Мы вытягивали из пальца наукообразие прописных истин. Простым, очевидным вещам, придумывали разнообразные, хитроумные формулировки. Сплошные семинары, коллоквиумы, конференции. Начальство давило, чтоб я скорее «защищался», а меня чуть не рвало от собственной деятельности.
 И день, и ночь думал только о Нине. Анализировал, чем же это она так крепко могла меня взять? Что нас связывало? Ведь только интим. Больше ничего. Ни общих знакомых, ни совместного быта, ни, тем более, общих детей. Никакого единства мнений. Духовная сторона жизни: литература, музыка, живопись, политика, будь она проклята, в наших общениях даже не обсуждалась! Мы, вообще, ни о чём не говорили! Исключением была лишь моя болтовня о подводном спорте в начале нашего знакомства. Вероятнее всего, этот «подводный спорт» и был тем крючком, на который меня поймали!
 Но, ведь, я-то, человек интеллигентный!
 Homo Sapiens, едрёна вошь! И так крепко попал под власть её тела. Как мог я опуститься до уровня животного!?
 Напомню своему шибко грамотному читателю: в Советском Союзе секса не было! Не было, и всё! Даже слова такого никто не знал.
Правда, наш начальник АХО, демобилизованный матрос Васька Безруков, знал, он специальные медицинские книжки читал!
 О тайнах взаимоотношений мужчины и женщины говорить открыто, как-то, было не принято. Просвещение детей в этих вопросах дальше «аиста» и «капусты» не простиралось, а чтоб в литературе, или, скажем, в кино, про ЭТО, -Ни-ни! Даже невинный поцелуй главных героев в конце фильма считался, чуть ли не порнографией.
 Зато в кулуарах, мужики позволяли себе расслабиться. Такие интересные подробности выявлялись!
 Женщина рассматривалась и в фас, и в профиль. У этой, -«мышиный глаз!», У этой, -«как кастрюля с киселём!» Эта, «-каждый раз, целочка»…
 Оценке подвергались отдельные детали женских прелестей: грудь, ножки, филейная, извините, часть.
 Голубые глаза, розовые губки, чарующие улыбки, сногсшибательные причёски и наряды на этом рынке, практически, не обсуждались, и спросом, почему-то, не пользовались.
 Я, повторяю, человек интеллигентный. Оценка женщин по примитивному прейскуранту, меня категорически не устраивала. Тем более, сопровождающий эту оценку густопсовый мат.
 Обратился к классикам: Апулей, Мопассан, Вольтер. С двумя первыми, всё ясно. С Вольтером, сложнее. Признаюсь, философских его трактатов или, скажем, переписку с нашей Императрицей, я не читал, зато «Орлеанскую девственницу» и «Нескромные сокровища», в своё время проштудировал основательно.
 И что же извлёк я для себя? А то, что дела интимные «от Ромула до наших дней», волновали, равно, как простых плебеев, так и Великих Императоров. Лишний раз убедился, что разнятся меж собой дела эти как в цене, так и в качестве, от нуля, до бесконечности, и что в, тайных играх этих можно выиграть, и простой булыжник, и бесценный бриллиант…
 А Нина, всё не давала мне покоя.
 Наконец решился, позвонил. Ох, где же ты, моё самолюбие? Ответили сразу.
 -Простите, Вы, Зоя? Я Николай. Николай Сергеевич. Думаю, что Вы обо мне слышали. Я Нину разыскиваю.
 -А, «Ихтиандр»! Конечно, слышала! Ой, вы можете сейчас ко мне подъехать?
 -Конечно, могу.
 -Ну, жду…
Она повесила трубку. -«Ихтианр»! Ничего себе!
Я понял, что у подруг это была моя кодовая кличка. За что же так? Неужто, за мои подводные успехи? Лестно! Незадолго до тех событий на экраны вышел фильм «Человек амфибия». Ну, думаю, сейчас все выяснится.
 Через полчаса я уже стоял на лестничной площадке у заветной квартиры. Открыла женщина, лет под пятьдесят, с заплаканным, отёкшим лицом. Нечёсаная, в халате и тапочках.
 -Проходите, раздевайтесь. Извините, за мой вид. Ой, такой ужас, такой ужас…
 Она движением руки пригласила меня на кухню. На покрытом белым пластиком типовом кухонном столике стояла начатая бутылка водки, одна стопка, одна вилка и блюдечко с нехитрой закуской.
 Зоя молча достала мне вилку, поставила на стол ещё одну стопку, налила обе, указала мне на свободный табурет и, всхлипывая, сказала:
 -Ну, за её светлую память!
 -Как, «за память?» Что случилось?
 -Убили нашу Ниночку. Сегодня, как раз, сороковой день…
 -Как «убили?» Кто? Где? Когда?
 -Говорила я ей: подонок он, дрянь, дерьмо. Нет, она всё со своими экспериментами…
 -Какими ещё, «экспериментами»? Говорите толком! Убийцу-то нашли?
 -Нашли. Полуживой, сволочь, в тюремной больнице лежит. Он Ниночку прямо в вестибюле пырнул, когда она с работы уходила. Его охранники до полусмерти избили. Ну, ладно, выпьем…























8. Краткая биография.
 
 Мы выпили, Зоя ещё налила себе и мне полные стопки. Мы снова выпили, уже молча, после чего Зоя уронила голову на руки, лежащие на столе, и стала реветь. Не плакать, а именно реветь.
 Я не беспокоил её. Минут через пять она подняла голову. Вытерла обмусоленное лицо подолом фартука:
 -Нинка, Человек! Я её с 13 лет знаю.
 -Кто она, по специальности?
 -Вы меня не перебивайте. Причём здесь специальность? Нинка, человек!
 Зоя несколько раз начинала рассказ и тут же прерывала его для очередного рёва. Наконец, она бессильно уронила голову на стол и заснула.
Я заглянул под стол: там стояла пустая бутылка
из-под водки. Очевидно, Зоя «освоила» её в одиночку ещё до моего прихода.
 Пришлось переносить беседу на другой день.
 Повторная встреча состоялась через несколько дней На сей раз водки не было: я принёс бутылочку портвейна «Три семёрки» и маленький тортик.
 Зоя всплакнула, для порядка, и свой рассказ снова начала словами: «-Нинка, человек!»
 Вот, что узнал я о своей экзотической возлюбленной.
 Во-первых, она армянка. Сколько я не спорил с Зоей, как же, мол, так: маленький прямой носик, голубые глаза, белокурая, чистейший русский язык, Зоя упрямо твердила:
 -Она -армянка!
 Далее, родного отца своего Нина не помнила, он исчез, когда девочке было всего годик. Отчим, которого Нина боготворила и называла не «папой», а Бабукой, тоже был откуда-то с юга. Словом, человек «Кавказской национальности». Профессиональный спортсмен, он нелегально обучал людей с толстыми кошельками запрещённым в то время восточным приёмам борьбы.
 Все трое, Нина, мать и отчим, ютились, милостью тамошнего управдома, в каком-то утеплённом чулане, в доме, ещё дореволюционной постройки.
 Нинка, по памяти, рисовала мне этот чулан. Там еле-еле одна кровать размещалась, две тумбочки, на одной из которых стояла керосинка, а другая служила обеденным столом, одна табуретка и узкий шкаф… Всё! Представляешь, все трое на одной постели спали!
Нинка с младенчества такого насмотрелась! Немудрено: вот поэтому она с одиннадцати лет и стала жить с отчимом!
 - Он, что, изнасиловал её?
 - Как бы не так! Ещё неизвестно, кто кого насиловал! Мать Нинкина рано умерла. Нинке, вроде, лет семь было. Бабука, понятно, по бабам стал ходить. Но, по тихому. А уж к Нинке относился, не всякий родной отец так балует! Игрушки покупал, в цирк водил, а, главное, мастерству своему страшному обучал её, буквально, лет с пяти. Иногда, часа по два в день заставлял её ногами палку отбивать или пальцами с размаху в мешок с песком тыкать. Всякие, там, шпагаты, мостики, кувырочки Нинка делала не хуже любой циркачки! Это я сама в детдоме видела!
 -В каком ещё «детдоме»?
 -В обыкновенном, не перебивай! Однажды, когда Нинка в школе была, Бабука привел в дом очередную потаскушку. А у Нинки, то ли учительница заболела, то ли ещё что, словом, вернулась она домой и увидела всю картину.
 Что было! Нинка, как взбесилась. Она кусалась, бросалась посудой. Баба та, убежала, исцарапанная вся.
 Бабука еле её тогда унял. «Пойми, -говорил, -я же взрослый мужчина. Мне же это нужно для здоровья!»
 А та своё: «-Тебе надо, вот и делай это, со мной!» Вот, Коленька, такая стерва, наша с тобой Ниночка!
 -Ну и что? Этот негодяй стал жить с ребёнком? - Так она, что ему устроила: проходу не давала. Школу забросила, у работы его караулила, чтоб он тайком не ушел куда!
 -Ну, и…
 -Чего, «И»? Отвел он её к знакомому гинекологу, сделали ей, что надо, чтоб не изуродовать. Бабука даже условие поставил, чтоб училась только, на отлично.
 -Что за дикость!
 -А вот и не дикость: ты, что, не знаешь пап-мам, которые за пятёрки своим чадам рублики дают, или в театры билеты покупают? А Бабука ей свою природную «конфетку» дарил! И что ты думаешь? Нинка с тех пор в школе ни одной четвёрки не имела: круглая отличница!
 -Да, уж. Революция в педагогике! Песталоцци с, Ушинским отдыхают!
 - А он ей ещё книжку приволок, по этому делу. Не то индийские способы, не то тайские, какие-то. Книжка с картинками, но на английском языке. Так Нинка сумела всю её прочесть, хотя в школе они, французский проходили. Со словарём сидела. Причём, словарь был не англо-русский, а русско-английский! Вот ты, учёный, попробуй-ка!
 -Ну, и чем всё это кончилось?
 -Кончилось всё тем, чем должно было кончиться: он сел в тюрьму, а она попала в детдом. Там мы с ней и познакомилась…
 -А что в детдоме?
 -В детдоме, как в тюрьме, свои порядки. Директор, сволочь, садист. Держал из старшеклассников личную охрану. Бандиты натуральные. Им метрики переправили, годы уменьшили, детишки, вроде. А им, архаровцам, уж по двадцать лет!
 Нинку, как привезли, сразу ко мне в комнату определили. Входят, помню, после ужина все четверо.
 -Зачем?
 -За Этим Самым! «Прописку» сделать, вчетвером, чтоб впредь, покорная была!
 -Изнасиловать, что ли?
 -Ну?
 -Так в комнате же ты ещё была, свидетель!
 -Да ты что, правда, святой, что ли? Ну, кто я для них? Правильно, всё же, тебя Нинка Ихтиандром прозвала!
 -Причём тут Ихтиандр? Это же человек-амфибия. Он в море, как рыба себя чувствует!
 -Ихтиандр, дорогой Коля, это прежде всего придурок, который в земной жизни ни черта не смыслит!
 Наступила пауза. Зоя, видимо, сообразила, что сказала лишнее. Мне стало тоскливо: «Ничего себе, оценочка!» Обижаться было глупо, я переспросил:
 -Они вошли, ну и что?
 -Ты б видел, ЧТО! Тот, который за руку Нинку схватил, согнулся весь, застонал. Я опомниться не успела, она, как молния, ему коленкой по яицам врезала, другому, - пальцами в глаза. Остальные двое, ****ьники свои, извини, закрыть не успели: в одного, -чернильницей швырнула, всю морду, залила, другому, -подножку, он посредине комнаты растянулся. На все дела, клянусь, секунда, не больше! Такого, ни в одном кино не увидишь! Девчонка, 13 лет с четырьмя бугаями сладила!
 Того, кому она глаза попортила, в больницу отвезли. Потом, его в детдоме уже не было.
 -Ну, а дальше?
 -Дальше, к директору вызвали, меня в свидетели. Там, чуть не весь педсовет собрался. Не весь, конечно, а только «шавки» его проверенные.
 Директор рта раскрыть не успел, чтоб мораль читать, Нинка бронзовую статуэтку Ленина со стола схватила, да как заорёт:
 -Хмырь вонючий, бандитов своих на девочек натравливаешь? Иди сюда, я башку тебе, раскрою!
Дальше, с ней истерика случилась. Связали её, в санчасть отвезли.
 -А потом?
 -А потом, суп с котом: на порядочки, которые в том заведении существовали, прокуратура давно зарилась. Случай с Нинкой, последней каплей оказался. Убрали того директора.
 -А Нинка?
 -А Нинка отличницей седьмой класс окончила и в мед училище подалась. С тех пор у нас дружба, водой не разольёшь…
 Зоя закрыла лицо руками и зарыдала, не стесняясь меня. Я погладил её по голове и молча ушел.
 Я решил, ещё обязательно зайти. Чувствовал, что самое интересное в биографии Нины, впереди.
 Через пару дней я снова был у Зои. Та же схема: «Три семёрки» и торт. На сей раз, она пригласила меня в комнату. На самом видном месте в рамочке с чёрной лентой висела цветная фотография, лётчик в полковничьих погонах. Я не спрашивал, я только бросил взгляд на эту фотографию, Зоя сама сказала:
 -Это мой Витенька. Он был лётчик-испытатель. Первые «МИГи» испытывал… Между прочим, мировой рекорд скорости установил!
 Она помолчала, потом убрала со стола принесённую мной бутылку:
 -Не трать ты деньги на всякую гадость! Вот, что нормальные люди пьют!
 На столе появился марочный коньяк в интересной бутылочке. В магазинах, ничего подобного я не видел. Зоя поставила на стол также две хрустальные рюмочки и к моему торту добавила мандаринов. Я не заметил, как мы перешли на «ТЫ».
 Она стала расспрашивать меня, чем я занимаюсь, где живу, и объявила мне вскоре:
 - Ну, я так себе и представляла! Вот, Коленька, а Нинка наша, птичка высокого полёта! Она, конечно, со сдвигом по фазе, малость, по этому делу, но во всём остальном, Нинка, человек!
 -Зой, ты мне дальше расскажи, что после детдома у вас было?
 -Мы обе в мед училище поступили, вроде техникума, на медсестёр учиться. Жили в общежитии, как все. По линии Досааф, от училища, в аэроклуб стали ходить, с парашютом прыгать. Нинка вскоре это дело забросила, а я Витю своего там встретила. А потом наши дорожки разошлись: я из училища ушла, как только нас стали на трупах тренировать. Б-ррр! А Нинке, хоть бы что! Она и там первой была. Через два года у них распределение. В комиссии какой-то важный деятель присутствовал, он Нинку сразу приметил, в свою закрытую клинику забрал. Там она и года не проработала, замуж вышла.
 -И кто же, Он?
 -Большой учёный. Ему тогда уже за пятьдесят было. Не то химик, не то атомщик. Два раза в год он в Нинкину клинику ложился, ему всю кровь там меняли. Импотент на все сто. Нинка красивая, она ему нужна была лишь для представительности, да, чтоб квартиру караулить.
Он овдовел недавно перед этим. Четырехкомнатная квартира где-то у Курчатова. Я там не была ни разу. Сам он почти круглый год в каком-то секретном Арзамасе живёт. Появляется только на симпозиумы разные, да в клинику.
 -Он жив?
 -Всех нас переживёт!
 -А сейчас он где?
 -Похоронил Нинку, и уматал в свой Арзамас.
Нинка их договор честно соблюдала: ни одного мужика в квартиру не приводила. В доме всегда порядочек, не стыдно любого заморского академика принять!
 -А ты как, Зой?
 -А я что, я была при муже. Вон, какую квартиру оторвали! «Победа» у нас была, каждый год в Сочи ездили. Сыночек был, его машина сбила. Потом Витенька…
 Я переменил тему:
 -А убийцу, которого ты говорила, арестовали, ты, ещё его подонком обзывала, он что, Нинин знакомый?
 -Ой, Коля, не всё сразу. Я не думаю, что тебе приятно будет знать некоторые подробности. Давай лучше, выпьем!
 Мы выпили не чокаясь, пожевали мандариновые дольки. Ревнивое любопытство распирало меня. Я не унимался и продолжал мучить Зою расспросами:
 -А этот Роман, откуда он взялся? Она давно с ним?
 -Роман, это её гордость! Нинке впору научные труды писать по мужским принадлежностям. А она погибла в безвестности, как капустный червяк!
 -О чём ты, какие принадлежности? Я тебя про Романа спрашивал!
 -Что Роман! Мальчишка, обыкновенный трус. Как узнал про этот ужас с Ниной, так и слинял. И не возникает. А Нина, между прочим, именно она, его мужиком сделала, онаниста несчастного!
 -Зоинька, раз начала, давай, уж, по-порядку!
 -Испортил Нинку, конечно, не Бабука. А они вместе с мамочкой. Ну, разве ж можно было при девочке, которая уж соображала, заниматься этим?
 А Бабука, он только вкус к солидным вещам привил…
 -Кстати, где он сейчас? Жив?
 -Не перебивай! Никто не знает. Может на лесоповале сдох, а, скорей всего, Органы его у себя пригрели, мастерству своему их сотрудничков в спецшколах обучает.
 -Так вот, про Нинку. Добрая она очень. Она ещё в детдоме одному мальчику помогла. Это было уже в седьмом. А мальчик был из шестого. Красивенький такой, застенчивый. Нинка застала его как-то за этим занятием.
 -Онанизмом, что ли?
 -Ну да.
 -Так это ж не смертельно! Почти все мужики через это проходят!
 -Это теперь, «не смертельно» А тогда было смертельно! Всё зависит от того, что тебе с детства вдолбили... Ты будешь слушать?! Так вот, она «пожалела» этого шибздика и добровольно показала ему, как надо, «по-настоящему»! А в то же время, насилия никакого над собой Нинка не переносила. И продаваться не могла. У неё было много мужиков, и все с какими-нибудь отклонениями. Ей нравилось их к общему знаменателю приводить.
 -Интересно, а где она свою «коллекцию» набирала?
 -На призывных комиссиях, в основном. На эти комиссии каждую осень мед персонал из разных клиник привлекают. И Нинку забрали разок. Так с тех пор на эти комиссии она каждый год сама напрашивалась, кроликов подопытных себе выискивала. Там мальчики маршируют перед строем врачей, в чём мама родила.
 -Интересно, а что же она во мне заметила?
 -А вот, как раз, ничего и не заметила, поэтому и обозвала Ихтиандром! Ты у неё «Разгрузочным объектом» числился.
 -А этот, кто убил, за что?
 -Коль, может, хватит на сегодня? Сволочь. Южная кровь. «Зарэжу!» говорил, и зарезал, подонок!
 















9. Первым делом, -самолёты…

 Я стал ходить к Зое, как на работу. В неделю пару раз, это точно. Мы не говорили больше о сексуальных отклонениях Нины. Предметом наших бесед был её убийца. Я предполагал, что приговор ему будет лёгкий или, вообще, условный.
Друзья и родственники этого типа торгаши, жульё, наймут дорогих адвокатов, а там появятся смягчающие обстоятельства: состояние аффекта, отсутствие предварительного умысла. Аморальный облик жертвы разрекламируют …
 Я не был влюблён в Нину в общепринятом смысле этого слова, и, конечно, не страдал так, как Зоя, потерявшая верную подругу детства. Я на Нину, порой, даже, бывал очень зол, а скорее, зол на самого себя, так как чувствовал своё бессилие перед её беспредельной властью. Кто мне Нина? Сексуальная Госпожа?
 Но я остро переживал потерю: «-У меня украли часть моей жизни, не спросясь, уничтожили предмет моих вожделений!» Моё состояние очень напоминало капризы избалованного ребёнка, у которого отобрали дорогую игрушку. На душе было гадко. Полный дискомфорт. Как это так, взять и убить?
 Поэтому, предчувствие, того, что убийца легко отделается, возбуждало во мне недобрые замыслы. «Мужик я, или не мужик!?», подзадоривал я самого себя и решил сделать то, что доселе противоречило моим убеждениям.
 «Убить эту сволочь! Убить, во что бы то ни стало!» С Зоей своими намерениями, естественно, не делился.
 Возник вопрос техники. Я в этом деле - абсолютно не «копенгаген». Необходим был советчик, а возможно, и помощник. Моё же окружение, друзья и знакомые, инженеры и врачи, такие же беспартошные слюнтяи, как и я.
 Убийства они, конечно, совершали, но не преднамеренно: лишь в виде несчастных случаев на шахтах или в виде неправильного лечения. Нужен был профессионал.
 Я напряг свою память. Ага! Савельев Володька, он до восьмого со мной в одном классе учился. Отпетый двоечник. Он же милиционер! Как это я мог забыть родную милицию!
 Разыскать Володьку оказалось проще, чем я себе представлял. Он узнал меня, даже обрадовался:
 -А, Коля, грудь твою больно. Интеллигенция вшивая! Небось, профессор?
 - Нет, Вов, не профессор. Дело есть…
Мы отправились в ближайшую пивную, где я рассказал ему суть задания, но без конкретики. Так, просто, изложил ситуацию.
 -Это можно. Но это не ко мне. Есть у меня майор знакомый. Но там ты пивом не отделаешься, там для разговора коньяк нужен!
 Уговорить знакомого майора оказалось не просто. И Володька упрямился, и майор цену набивал. Наконец, произошла желанная встреча.
 В ресторане «Пекин». Мне обошлось это дело в две месячных зарплаты. Как и с Володькой, я конкретных имён не называл. Но майор, видно, специалист тёртый, по моим «вокруг, да около», сразу определил, о чём речь, конкретно.
 -А, это ту бабу, что в Пироговке зарезали? Знаю! Слушай, инженер, ты уголь добываешь? Вот и добывай дальше свой уголь, если жить хочешь! Ты знаешь, какие там деньги крутятся? Нет? Ну и гудбай! А за коньяк, конечно, тебе спасибо!
 Я начинал чувствовать своё полное бессилие.
Снова, при встрече с Зоей заговорили об этом убийце. Зоя, по какой-то интуиции, прочла мои мысли и, как и тот майор, перевела разговор на деньги.
 -Коль, извини, а сколько ты на работе получаешь?
 -Сто сорок.
 (Я, к тому времени повышение получил!)
 -Какое совпадение! Нинкин Бобик тоже 140!
«Бобиком» Нина с Зоей за глаза называли главврача клиники, где работала Нина. Там были сложные отношения, о которых мне, пока, было неведомо.
 - Коль, но ты, небось, свои 140, получаешь, в месяц?
 - Естественно, у нас не Америка, это только там получку каждую неделю выдают!
 -Вот так-то, Коленька, а Бобик получает свои сто сорок в час!
 Я, обалдел. Перемножил в уме 140 на количество часов в месяце. Нет! Невозможно! Таких денег не бывает!
 Я слышал, конечно, о подпольных «цеховиках», уже отгремел скандальный процесс с директором Елисеевского магазина, что-то говорили и о каких-то валютчиках. Но чтоб это так близко, чтоб моя Нина…
 -Вот, такие дела, милый Коля. Так что ничего не затевай, всё утрясётся в лучшем виде!
 Мы выпили за Нинку, по последней, и я побрёл домой. На душе было пакостно.
 Эх, всё можно купить и продать, на милицию нельзя положиться, а чистой морали, к которой с детства папа с мамой приучали, нет, и не было!
 На работе сплошное очковтирательство, в жизни беспросветная нищета.
 Убивало сознание собственного ничтожества…
 А тут ещё самолёты стали падать. Разбилась любимая футбольная команда. Разбился удивительный Ленинградский пародист…
 Выяснилось: отказывают двигатели. Стал искать. Мобилизовал свою группу по машиностроительным заводам.
 Так и есть: в Коломне, в Саратове ржавеют списанные паровозы, а самолёты падают!…
 Такое разгильдяйство возможно только в нашей стране! Принял меры. Позвонил куда надо.
 Паровозные движки стали устанавливать на самолёты. Совсем другое дело! Резко повысились лётные качества. Но, стала подводить конструкция: дюралевые крылья не выдерживали повышенной нагрузки, да и пассажиры жаловались: от котлов в салоне гарью стало пахнуть.
 Что ж, усилили вентиляцию, а крылья стали делать из предварительно напряжённого железобетона. Авиация стала, практически, безаварийной.
 И тут снова, возник «человеческий фактор»: бортпроводницы стали увольняться с рейсов. Так как им теперь приходилось топить паровые котлы дровами. У них, видите ли, маникюр от брёвен ломается. Аэрофлот стал в тупик.
 Выручили синоптики: в связи с общим потеплением в Москве стали одна за другой закрываться котельные. Освободившиеся истопники пошли на выручку Аэрофлота. В ЦК Профсоюза была зарегистрирована новая профессия:
 «Борт-истопник».
 Идея утилизации списанной техники пришлась по вкусу: вместо обычных шасси, на самолёты стали устанавливать гусеницы от танков Т-34, многие тысячи которых бездарно пылились на наших полигонах. Это позволило покорять Сибирские просторы без строительства новых аэродромов.
 Качество обслуживания пассажиров на дальних рейсах резко улучшилось, так как в салонах стали оборудовать сауны…
 Жизнь налаживалась. Вот только сирена надсадно над ухом ревёт, словно пожарная машина, а может, это не пожарная, а Скорая Помощь?..



















10. Свет в конце тоннеля.

 Ровно через два года, меня выписали из психушки.
 В моей квартире, я её почему-то не отобрали! -жили другие соседи, прежние, скандальные старики переехали. Приятная новость: установлен телефон, в коридоре, так что всем удобно.
 С работы меня уволили, но быстро восстановили. В окладе, правда, снова потерял: как начал свою карьеру со ста двадцати, так, видимо, её и закончу!
 Моей прежней группой руководит молодой парень, очень много о себе понимающий. Ну, это мы ещё посмотрим, жизнь, она не таких ломает! Начальник отдела тот же, но с диссертацией ко мне уже не пристаёт.
 Я снова стал бегать по вечерам. Вместо гантелей приволок себе двухпудовые гири. Книжечку купил, занимаюсь по системе, давление и пульс контролирую. Дома, вечером, сам себе пельмени варю. Утром, бутылка кефира с калорийной булочкой. Или кофе растворимый. Но баночка кофе, замечу, уже не 50 копеек стоит, как до моей болезни, а рубль!
 В обед забегаю в чебуречную. Бутылочка пивка, как закон! И, никаких женщин!
 На стенке перед моим рабочим столом висит лист ватмана. На нём кружки, закорючки и клеточки. Все думают, что это криптограмма какая-то, новый способ изучения информационных потоков. Я держу фасон, секрета не раскрываю.
 По вечерам, когда не бегаю, в театры хожу. Один. А что? Прихожу не к началу спектакля, а за полчаса, как только впускать начинают. Раздеваюсь в гардеробе и сразу в буфет. А там, - никого!
 Это после, и в антрактах, там давка будет. А я, первый! Беру кофе, бутерброд с икрой или с ветчинкой, пару пирожных, а в чашечку свою, незаметно выливаю коньячок из «мерзавчика».
С собой принес, естественно! Благодать! После такой «увертюры» все спектакли нравятся.
 А дома? Квартира-то коммунальная. У соседей двое детишек: мальчик и девочка. Парень в четвёртом классе уже, девочка ещё в садик ходит.
 Я детишкам свой глобус подарил, чтоб отношения завязать.
 Попытался, было, в своё «дежурство» мокрой тряпкой в местах общего пользования повозить, так Люся, это соседка новая, налетела на меня:
 -Ну что вы, Николай Сергеевич, пачкаетесь, в самом деле! Мне это совсем не трудно!
 А перед сном телик смотрю: «Знатоков» или «Кавказскую пленницу».
Люся иногда забегает ко мне, тайком от своих, горячую котлетку сунет или ножку куриную:
 -Что Вы всё пельмени, да пельмени, желудок себе испортите!
 Люся моложе меня лет на десять. Распустёха. Вечно нечесаная, в грязном халате и изношенных тапочках на босу ногу. Полные груди, огромное пузо, мокрые губы, румянец во всю щеку. Добрая, русская баба!
 Супруг её, Жора, они одногодки, работает дежурным электриком на метро. В основном, ночью. Не дурак выпить. Этот, напротив, со мной неласков: ещё бы, я -интеллигенция! Угрюм, молчалив. Мне на него наплевать!
 Как-то, полгода спустя после своего возвращения в цивилизацию, ночью, под утро уже, вышел я из своей комнаты в туалет, по-маленькому. Комнату, естественно, не запирал. Возвращаюсь, сюрприз: в моей кровати Люся, навзничь лежит.
 В ночной рубашке, ноги раздвинуты, сама не прикрыта ни простыней, ни одеялом. Глаза горят:
 -Иди скорей, у нас два часа есть!
Она была тёплая и ароматная, как свежеиспечённый хлеб. Я накинулся на неё с жадностью. Простая, бесхитростная баба, она стала мне родным существом в эти минуты. Я целовал и тискал её всю и совершенно не искал в ней каких-то особых сексуальных тонкостей. Ни моя прежняя жена, ни даже Нина не возникли в моём сознании в те мгновенья. Я просто плакал от счастья, измочил ей всё лицо и шею. Я так устал от многолетнего одиночества, и так был ей благодарен…
 Примерно через полчаса она вылезла из моей постели и убежала к себе, шлёпая босыми ногами по линолеуму.
 Визиты её стали регулярными: разок в неделю, перед рассветом. Днём же, как ни в чём ни бывало, никаких намёков или разговоров на эту тему.
 Жора, может, что и подозревал, но «возникать» не пробовал. Он меня боялся: я, хоть и «вшивый интеллигент», но бицепсы у меня к тому времени, стали завидными.
 А на работе? Раскрою секрет: таинственный ватман, загадочная криптограмма, висевшая на стене перед моими глазами, не что иное, как «обратный отсчет» дней, оставшихся до пенсии.
 Их оставалось всего пустяк: 8032 дня!
 На максимальную пенсию 132 рубля я уже не рассчитывал, для этого нужно было получать зарплату, по меньшей мере, 240 рублей. Моя прыть и наглость с годами резко снизились. К тому же, запахло компьютерами. А эта премудрость уже не про меня!
 Встретился я как-то с Зоей, узнал от неё последние главы краткой Нининой биографии и кое-что про упомянутого однажды Бобика.
 Это был матёрый деляга, оптовик по торговле наркотиками.
 Напомню читателю: никаких наркотиков, проституции, организованной преступности, и секса в Советском Союзе никогда не было!
 Так вот. По совместительству, Бобик,-сексуальный гигант. Врач по образованию, он не без ведома Власть Имущих, естественно, возглавлял в Москве престижную клинику. И, в соответствии со своим деликатным «хобби», содержал в клинике маленький, но качественный гаремчик.
 Нет, проституцией там и не пахло, упаси Господь! Бобик, великий эстет и большой чистюля, брезговал случайными связями. Гарем он содержал только для себя лично.
 Его высокооплачиваемые наложницы, одновременно были самыми надёжными его подельниками. Попасть в этот круг было престижно, и чрезвычайно трудно.
 Но, рыбак рыбака видит издалека! Нина прослышала про уникальные данные этого Бобика и сказала себе: «Я буду не я, если не устроюсь в этот «Кружок по интересам!»
 У Бобика, как раз, открылась вакансия. Выбывшая, то ли тяжело заболела, то ли болтала слишком много, факт тот, что она внезапно умерла.
 Новенькие, при поступлении, проходили хорошо законспирированный ритуал.
 Нина пришла к Бобику «на собеседование». Рассказала всё про прежнюю работу, а как дело дошло до документов, «оказалось», что у неё не было необходимой для приёма справки от гинеколога.
 -Это не беда, -утешил Бобик, - к счастью, я сам гинеколог, я вас осмотрю.
 И «осмотрел». «Осмотр» устроил обоих. Бобик назвал сумму зарплаты, от которой у Нины голова закружилась, но предупредил: «-Никаких связей на стороне!» Предупредил, также, что она у него не одна, что их трое, и, что всякие сцены ревности недопустимы! Поинтересовался, кто у Нины в настоящее время? Нина назвала только Романа, сказав, что он женатик, и большой телёнок. Обо мне, -молчок! «Телёнка», Бобик ей разрешил оставить. Какую роль Нина играла в торговле наркотиками, Зоя не знала.
 А потом я, конечно, спросил и про убийцу.
 Зоя сказала, что этот тип до суда не дожил:
 -Справедливость восторжествовала!
 Легче от этих сведений мне не стало.
 Справедливость. А что это такое, вообще?
 Я не знаю.
 -Может быть, Вы знаете?


 
 Москва 13. 02. 07г.









Оглавление


 Стр.

1. Первое знакомство……………………………1
2. Страсть………………………………………..15
3. Жопа 4. Мальчишник………………………………….43
5. Коварство без любви…………………………53
6. Второе дыхание……………………………….63
7. Лучшая подруга……………………………….76
8. Краткая биография……………………………92
9. Первым делом -самолёты!..............................105
10. Свет в конце тоннеля……………………….112