Бородино - зееловские высоты

Русская армия отступала довольно быстро, но в полном порядке. Войска Коновницына с трудом в арьергардных боях сдерживали авангард наседавших французов. Армия подошла к Колоцкому монастырю, лежащему в 20 верстах от Можайска. Командующий намеревался дать тут генеральное сражение, но выбранную позицию не нашёл удобной и отступил до села Бородино, находящегося в 11 верстах от Можайска. По той же причине он несколько ранее отступил с позиции под Царёвым- Займищем.
Главная квартира расположилась в селе Татарках, тремя верстами ближе к Можайску, на большой дороге. Барклай остановился в селении Горки, что на половине дороги между Татарками и Бородиным, а Багратион - влево от дороги, в селе Михайловском.
Михайла Ларионович Кутузов в сопровождении нескольких офицеров штаба подъехал к деревне Татарка, тяжело спустился с лошади и неторопливо направился к избе, отведённой под штаб. Как обычно, он был одет в короткий сюртук, имея шарф и шпагу через плечо сверху сюртука. Командующий с видимым удовольствием опустил своё грузное тело в кресло, стоявшее у стола в середине горницы, склонил большую голову с седой шапкой волос и прикрыл единственный глаз. Казалось, Кутузов задремал.
Один из сопровождавших командующего офицеров, полковник Толь, состоящий в должности генерал-квартирмейстера, подошёл к столу и бросил внимательный взгляд на карту местности предстоящего сражения с пометками командующего, небрежно лежащую на столе. Сосредоточенное, напряжённое выражение его лица сменилось растерянным и даже недоуменным выражением.
Командующий приоткрыл свой глаз и с полуулыбкой следил за всеми изменениями лица полковника. Толь действительно пребывал в полном недоумении. Если бы он не знал, что расположение русской армии, отмеченное на карте, было начертано рукой самого Кутузова, он посчитал бы, что план расположения войск составил человек мало сведущий в искусстве вождения войск. Части первой армии Барклая: 4-ый и 2-ой корпуса под командованием генералов Богговута и графа Остермана-Толстого, совместно с некоторыми другими воинскими частями, всего 75 тысяч человек, планировалось сосредоточить на правом фланге, на крутом берегу реки Колочи, впадавшей в Москву-реку. По мнению Толя, в этом месте французы наступать не решатся. Форсировать реку и штурмовать крутой берег под огнём батарей бессмысленно. Пехота будет уничтожена, а кавалерию применить на крутом берегу вообще невозможно. А вот левый фланг очень слаб. Он открыт, почти не укреплён, равнина позволяет проводить атаки больших масс конницы. Багратион там возводит какие-то земляные укрепления, но что он успеет сделать за сутки? У Багратиона в распоряжении всего 25 тысяч. Разве правильно ставить на слабый левый фланг, к тому же плавной дугой уходящий назад, так мало войск? Правда, войсками фланга руководит князь Багратион. Он мастер обороны. В Шенграбенском бою он стойко сдерживал атаки превосходящих сил французов, что позволило русской армии избежать окружения. Может быть, Кутузов придумал что-нибудь похожее? У командующего, по-видимому, свой замысел, недоступный пониманию его, Толя, разума. Толь не считал себя полководцем большого толка и допускал, что решения Кутузова ему не дано осмыслить.
Поймав эту мысль, Толь сразу успокоился. Кутузов снова полу-открыл глаз, взглянул сбоку в лицо Толя, хмыкнул, снова закрыл глаз, погрузившись в трудные размышления.
"Где же стратегический гений Наполеона? Неужели он не понимает, что война им уже проиграна? Он зашёл в самую глубь России, не имея достаточно продовольствия и фуража. Население, скорее всё сожжёт, чем снабдит его армию. Он не воспринял опыт войны в Испании. Вся дорога от Вильны и Смоленска завалена трупами лошадей и брошенным снаряжением, включая тяжёлую артиллерию. У французских солдат нет зимней одежды. Долго ли Наполеон сможет гоняться за моей армией по просторам России? Появились дезертиры и мародёры, что ранее было почти неслыханно для французской армии. Кажется, император запаниковал и совсем плохо готовится к генеральному сражению. Даже не рассчитывает на подвоз тяжёлой артиллерии и подход отставших маршевых батальонов. Главной своей задачей он считает необходимость втянуть меня в сражение с теми силами, которые у него сегодня есть. Но сил у него всё равно много, отборные солдаты, прошедшие всю Европу. Их трудно остановить в сражении, но если это удастся, то на помощь Наполеону подтянутся отставшие части, и армия французов удвоится", - так или почти так размышлял Кутузов. Кутузов не хотел давать сражения.
 Он не знал, что в ближайшем окружении Наполеона многие тоже считали положение французской армии смертельно опасным. Маршал Бертье, Дарю, главный интендант армии, Дюрок и Коленкур доказывали Наполеону гибельность движения в глубь необъятной страны.
Когда Наполеон вернулся после осмотра горящего Смоленска, он швырнул свою саблю на стол и сказал: "Кампания 1812 года окончена", однако вскоре передумал и отдал распоряжение наступать...
Кутузов пытался объяснить себе причину слепоты Бонапарта. Может быть, 10 лет непрерывных побед притупили его когда-то острый ум? Или он фаталист и верит в свою счастливую звезду, которая всегда, в конечном счёте, ему помогала? Раньше ему везло. Попав в безнадёжное положение в Египте, он сумел выйти невредимым, да ещё организовал переворот в Париже. Свою первую битву в должности первого консула он почти проиграл. Только удачный манёвр генерала Дезе спас положение и принёс победу при Моренго. "А вот генерал Моро при Гогенлиндене одержал почти в то же время настоящую, бесспорную победу над австрийцами", - судачили тогда обыватели в богатых кварталах Парижа.
После битвы при Эйлау, которая закончилась с неопределённым исходом, Наполеон попал в тяжелейшее положение. Армия устала, генералы глухо роптали, шли непрерывные дожди, войска завязли в непроходимой грязи, продовольствие заканчивалось. Наполеон проявлял выдержку, упорство и энергию. Он спал в сырой палатке, не снимая одежды, в течение нескольких недель. В Париже зрело недовольство... Все проблемы решил разгром Наполеоном при Фридланде русской армии. Очевидно, он и сейчас думает, что судьба его каким-то образом выручит. На этот раз он ошибается. Скорее всего, чёткого плана окончания кампании у него нет, а милость Фортуны не бесконечна. Конечно, Бонапарт великий полководец, он одержал множество замечательных побед, но бывают моменты, когда неудачно складываются многие обстоятельства. В таких случаях может помочь только удача, которая раньше всегда сопутствовала Наполеону. В этой войне удача Наполеона могла зависеть только от слабости царя, который после захвата Москвы согласился бы на заключение мира... Наполеон плохо знает Александра и не понимает, что русский царь прекрасно помнит участь Павла Первого. Дворянство не простит ему нового мира с Наполеоном. Англия - тоже.
Наполеон смертельно желает сражения, значит, давать сражение просто нельзя. Через 2-3 месяца армия французов значительно ослабнет и соотношение сил буден совсем иным, но сегодня Наполеон ещё очень силён. Потери в битве будут огромны.
Кутузов не хотел битвы. Он не сумел себя заставить дать сражение при Царёвом-Займище. Отступил, сославшись на слабость позиции, хотя войска встретили его, как человека, который прекратит позорное барклаево отступление, покажет французам силу русского оружия, восстановит поруганную честь армии. От Колоцкого монастыря Кутузов тоже приказал отступить.
Кутузов вспомнил, как его встречала армия у Царёва-Займища. Старые седоусые ветераны с сосредоточенно-угрюмой надеждой смотрели ему в лицо, многих он узнавал по прежним походам. Молодые солдатики с восторгом пожирали глазами нового главнокомандующего, некоторые видели его впервые, но много о нём слышали. Встреча с солдатами его привычно взволновала. Полки перед сражением представляли собой великолепное зрелище. Красивые, разноцветные мундиры пехоты и кавалерии, начищенная амуниция, кивера и кирасы. На смерть солдаты шли при параде, в чистых рубахах, как на свадьбу... Сила и мощь державы! он знал, что солдаты его любили, почти, как Суворова. Даже Багратиона любили меньше. Он тоже любил этих людей, почти отцовской любовью. Сколько их погибнет в сражении, сколько будет покалечено? Зачем всё это, если нет в том нужды? Только для того, чтобы показать французам и всему миру доблесть русского воинства, утолить желание солдат и генералов пролить кровь за отчизну?
 "Может быть, отступить? Армия и дворянство его осудят. Император снимет с командования, как Барклая. Не поможет русская фамилия. Император после Аустерлица его не любит, считает ответственным за то поражение. Он назначил меня командующим только под давлением общества.
Любой другой назначенный после моей отставки, командующий выиграет эту войну. О Кутузове тогда или не вспомнят или будут вспоминать с осуждением, как не вспомнят про умницу Барклая. Если я дам битву и, уложив половину армии, выиграю войну, героем и освободителем в этом случае буду только один я", - такие мысли проплывали в голове фельдмаршала. "Может быть, всё же отступить, сохранить жизни людей. Ну что тебя, старого вояку, может ещё страшить в этой жизни? Немилость царя? Ты её уже испытал. Презрение общества? Общество после победы может всё понять... Но может и не понять!"
Чем дольше Кутузов размышлял, тем отчётливее он понимал, что отступить от Москвы без битвы у него не хватит моральных сил.
Старый фельдмаршал устало сидел в кресле, опустив большую седую голову на грудь. Он не мог себя заставить принять окончательное решение. Вчера ему показалось, что он нашёл выход и сумеет при удачном стечении обстоятельств перехитрить Наполеона, царя, солдат, генералов и, может быть, даже самого себя.
Да, он пойдёт на битву! Основную часть войск он спрячет за крутым берегом Колочи и на высоком холме в центре позиции. Вся эта масса войск расположится невдалеке от большой дороги. Четвёртая часть армии под руководством Багратиона расположится на слабом левом фланге. Кутузов предполагал, что слабый левый фланг русской армии вызовет у Бонапарта непреодолимое желание обойти этот фланг крупными силами. Наполеон любит манёвр и умеет его использовать. Когда французы окажутся в глубоком тылу, необходимость отступления будет очевидна и виноватой в том окажется слабая позиция. Но ведь другой, более подходящей позиции, в ближайших окрестностях офицерам штаба отыскать не удалось!
Все эти доводы покажутся очевидными для армии и генералов. Почти сто тысяч солдат, сосредоточенных у дороги, примут походный строй и уйдут. Разъярённого Наполеона будет удерживать в арьергардном бою князь Багратион с 25 тысячами войск. Он сумеет обеспечить отход армии, как это он сделал под Шенграбеном. Армия будет спасена!
Кутузов поднял голову и посмотрел в сторону Толя. "Да, полковник, действительно странное расположение войск", - сказал он даже не шёпотом, а одними губами.
Главнокомандующий встал с кресла. "Господа, советую хорошо отдохнуть перед сражением. Завтра вам потребуется употребить много сил", - сказал Кутузов и открыл дверь в небольшую холодную комнату, где денщик приготовил ему постель.
Рано утром 7 сентября Наполеон начал движение войск. Грянули орудия. Дивизия генерала Дельзонна атаковала деревню Бородино и захватила её...
Накануне Наполеон целый день не слезал с лошади, обозревая позиции русской армии. Он сразу заметил слабость левого фланга. Маршал Даву предложил план глубокого обхода русских войск на левом фланге со стороны Утицы. "Кутузов опять сбежит!" - резко ответил Наполеон маршалу.
Наполеон использовал тактику фронтальных атак. С пяти часов утра самый яростный бой завязался на левом фланге, у Семёновского оврага, где стояли войска Багратиона. Дивизии Компана, Морана, Бруссье, вал за валом, накатываются на позиции Багратиона. Убит генерал Компан. Место его занял маршал Даву и повёл дивизию в атаку. Под Даву убили лошадь, бездыханного маршала унесли с поля боя. Наполеону доложили о гибели Даву. Император послал на левый фланг Нея, однако Даву оказался не убитым, а только контуженым. Он пришёл в себя, и оба маршала возобновили атаки. Позже к атакующим колоннам присоединилась кавалерия Мюрата.
Кутузов с утра напряжённо ждал сообщений с поля битвы. Вскоре он понял, что события разворачиваются не по задуманному им плану. На огромной территории разгоралась жестокая битва. Наполеону всё-таки удалось втянуть Кутузова в генеральное сражение. В штабе появляются гонцы с просьбой о подкреплении. Кутузов придерживает резервы до последней возможности. Наконец, полки, расположенные на правом фланге, по жаре, под огнём противника, зашагали на помощь генералам Багратиону, Раевскому, Дохтурову. Теперь спасение армии зависело только от её стойкости.
Ужасное зрелище представляло поле битвы. Над левым флангом висело густое чёрное облако, смешавшееся с парами крови. Солнце заслонилось кровавой пеленой. В центре пылало Бородино, а правый фланг был ярко освещен лучами солнца. Кутузову доносили о потерях. Ранен Багратион, убиты Кутайсов, Буксгевден, Тучковы, Горчаков. Войска дрались с поразительной отвагой. Кавалерийские атаки сменялись одна другой. Войска сходились целыми массами. Многие батальоны в рукопашных схватках перемешались, так что трудно было отличить своих от чужих. Потери были страшные. Лошади без всадников бегали целыми табунами. Раненые брели к перевязочным пунктам, пока могли, выбившись из сил, падали на трупы убитых ранее.
Солнце уже садилось, но огонь не прекращался. Остатки 6-ого корпуса Дохтурова ещё кое-как держались, но оконечность левого фланга была совершенно отброшена назад. Все с нетерпением ждали темноты, которая с прекращением кровопролития спасла бы от совершенной гибели, которой было не миновать, если бы день ещё продлился часа два. Конечно, войска бы не побежали, но легли бы на месте. Часть гвардии, Преображенский и Семёновский полки, не сделав ни одного ружейного выстрела, понесли от ядер до 400 человек урона. Истребление человеческого рода предстало во всей полноте!
К вечеру Кутузову доложили, что французы выдавили русские войска со всех обороняемых позиций. Однако прорвать фронт им не удалось. Части отошли организованно и готовы к продолжению сражения. Об отступлении и речи не было.
В окружении нескольких офицеров к Кутузову подъехал какой-то генерал, в темноте его трудно было сразу признать. Он соскочил с лошади и подошёл к Кутузову. Кутузов узнал генерала Барклая де Толли. "Рад вас видеть живым и здоровым", - сказал главнокомандующий. Ему докладывали, что Барклай появлялся в самых жарких местах битвы, как бы намеренно смертельно рискуя жизнью. А ведь он человек холодный, рассудительный, без лихой бравады, не картинный Милорадович и не презирающий смерть Багратион! "Как вы оцениваете исход сражения?" - продолжил Кутузов. "Сражение по принятым в армиях понятиям проиграно: враг захватил все наши позиции, поле битвы осталось за ним", - сухо ответил Барклай. "Поле битвы, поле битвы!", - неожиданно взорвался всегда спокойный Кутузов, но сразу взял себя в руки и ответил своим обычным скрипучим голосом: "Хороший ты человек, Михайло Богданович, умный, много сделал для нашей будущей победы, но не орёл. Ты участвовал во многих сражениях, многое видел. Посмотри на этих солдат! Разве это - проигравшие сражение люди? " И он кивнул в сторону проходившего полка. Солдаты радостными криками приветствовали стоявших у дороги генералов. "Вот после Аустерлица, там были действительно побеждённые, шли с понурыми головами, плакали. Солдат, он всё чувствует лучше нас с тобой. Нам нужно ему верить... Но не всегда и во всём", - и Кутузов хитро подмигнул Барклаю.
В армии царили бодрые, наступательные настроения. Кутузов предполагал, что в стане Наполеона не воспринимали битву, как победу, скорее всего, там царило разочарование и унынье.
 "Может быть, продолжить битву, используя боевой дух армии", - мелькнула робкая мысль. "Стареешь, Михайло Илларионович, поддаешься общему настроению... Для поддержания чести державы крови пролито предостаточно. Нужно спасать остатки армии", - думал старый фельдмаршал. Когда после подсчёта потерь Кутузов узнал, что из 112 тысяч его войск вчера погибло 58 тысяч, он буквально схватился за голову (такую цену он не был готов платить за честь мундира) и твёрдо решил отступать. Но для начала нужно было охладить горячие головы сподвижников. Помогла весть о том, что Наполеон вчера не вводил в бой свою гвардию, сохранив 20 тысяч отборного, свежего войска и ещё ожидал подхода корпуса маршала Ожеро. Многие призадумались.
Кутузов на совещании сообщил генералам о потерях и сказал, что необходимо отступать, так как удерживать с 40 тысячами уставших солдат позицию, которую вчера защищали 112 тысяч, невозможно. А дальше будет видно. Армия отступила в надежде дать бой ближе к Москве.
Вся Можайская дорога была покрыта ранеными и умершими от ран солдатами, но при каждом из них было ружьё. Безрукие и безногие люди тащились, не утрачивая своей амуниции. Ночь была холодная. Те из раненых, которые разбрелись по селениям, зарывались от стужи в солому и там умирали.
 Коляска генерала князя Васильчикова проехала около дороги по большой соломенной куче, под которой укрывались раненые, и некоторых передавила. Генерал с ужасом увидел в канаве тело солдата. Голова его, лежавшая у края дороги, была раздавлена, а мозг размазан и по грязной колее...
Вошли в деревеньку Фили. В четвёртом часу дня 13 сентября в избе крестьянина Севастьянова Кутузов собрал совещание генералов, командовавших крупными подразделениями. Присутствовали: Беннигсен, Барклай де Толли, Платов, Уваров, Раевский, Дохтуров, Остерман, Коновницын, Ермолов, Толь и Ланской. Решался вопрос, давать ли новое сражение или оставлять Москву. Беннигсен высказался за сражение. Барклай - за отступление. Дохтуров, Уваров, Коновницын, Ермолов поддержали Беннигсена. Особенно удивил Кутузова герой сражения при Бородине Ермолов, который ещё вчера высказывался за отступление. "Можно быть храбрым человеком, но интриганом. Вот и Беннигсен такой", - подумал Кутузов.
 Остерман спросил Беннигсена, ручается ли он за успех в новой битве. "Я не сумасшедший, чтобы на этот вопрос ответить утвердительно", - сказал Беннигсен в ответ с холодным выражением лица.
Кутузов неожиданно прервал дебаты и сказал: "Я приказываю отступление властью данной мне государем и отечеством".


 * * *

Жуков находился на своём командном пункте. Он позвонил по прямому проводу Сталину и доложил ему о предполагаемой окончательной дате начала наступления на Берлин: 16. 4. 45года. Сталин не возражал. "Вам на месте виднее", - коротко ответил он. "Вот вопрос и согласован", - положив трубку, подумал Жуков.
В разные периоды войны у Жукова по-разному складывались отношения со Сталиным, но сейчас он был доволен добрым отношением к своей личности Верховного. Сталин, переместив с должности командующего Первым Белорусским фронтом Рокоссовского, назначил на это место Жукова и доверил войскам фронта брать Берлин. Это был большой почет и признание огромных заслуг в войне. "Костя, наверно, обиделся, ничего, переживёт. Он молодец, хорошо командовал 16 армией под Москвой. Но командовал фронтом и отвечал за оборону Москвы всё же я," - подумал Жуков. " Второй Белорусский фронт Рокоссовского должен был действовать севернее Жукова и очистить от немцев побережье Балтийского моря. Первый Украинский фронт Конева наступал южнее. План Жукова был прост: в направлении главного удара с плацдарма в 24 километра по фронту, он сосредоточил 4 общевойсковые армии и 2 танковые. Танковые армии предполагалось вводить после прорыва пехотой обороны противника, с выходом их на оперативный простор для охвата Берлина с севера и северо-востока.
Жуков рассчитывал ночной атакой при свете прожекторов и поддержке огромного числа артиллерийских стволов достаточно быстро разрушить оборону противника и ввести в прорывы танковые армии. Фронт обладал более чем двукратным превосходством сил над противником.
В пять часов утра 16 апреля началась самая мощная за всю войну артиллерийская подготовка. В течение 20 минут сорок тысяч орудий громили немецкую оборону. 143 прожектора осветили клубы дыма на семикилометровом поле. Прожектора должны были ослепить противника.
Перед рассветом Жуков приехал на командный пункт 8-й гвардейской армии генерала Чуйкова, который был расположен недалеко от посёлка Рейнтвейн на высоте 81,5. "А ты не мог выбрать посёлок градусом по-крепче?" - спросил Чуйкова Жуков.
Мощные пучки света прожекторов упёрлись в клубящуюся завесу из дыма и пыльной гари, возникшую от разрывов снарядов. Ветер, как на грех, дул навстречу. Вскоре командный пункт был окутан непроницаемой мглой, и командующие перестали что-либо видеть, управляя войсками по радиотелефонной связи и через посыльных. В репетиции на макетном полигоне всё виделось совсем иначе.
Первые полчаса после начала наступления противник почти не вёл огня. Жукову показалось, что командные пункты и огневые позиции немцев были подавлены. Однако донесения показывали, что в захваченной первой линии обороны почти не оказалось трупов противника, после начала огня противник, очевидно, ушёл на вторую линию обороны. Тысячи тонн снарядов пропали даром.
С самого начала в действиях фронта что-то не заладилось. "То ли невезение, то ли предательство: немцы узнали срок начала наступления?" - мелькнуло в голове маршала. Первые два километра пехота и танки наступали успешно, хотя и медленно. Когда путь преградили ручьи, каналы, танки и самоходки стали отставать от пехоты. Орудия и миномёты немцев ожили и на рассвете стали обстреливать дороги, по которым густо шли советские войска и техника... Слишком густо... Жестокие бои развернулись на канале Хаупт, который огибал подножье Зееловских высот. Вешние воды сделали канал глубоким, непроходимым для танков и самоходок. Мосты обстреливались из-за Зееловских высот и прямой наводкой закопанных танков и самоходных орудий. Пока сапёры наводили переправы, войска стояли на месте. Произвести какой-либо манёвр танками и машинами было нельзя: дороги забиты пехотой - своих солдатиков можно передавить, а передвигаться по болотистой пойме, минным полям было невозможно. Действовала наша авиация, однако она плохо отслеживала передвижение войск и часто бомбила своих. Иногда приходилось её отгонять огнём зениток. На командном пункте связь с ней была почему-то потеряна. Когда связь восстановили, действия авиации стали очень эффективными.
К 12 часам Чуйкову сообщили, что Хаупт преодолён. Начался штурм Зееловских высот, и 8-я гвардейская армия прорвала две первые позиции противника. Жуков и Чуйков с облегчением переглянулись.
У третьей линии обороны наступление снова захлебнулось: скаты Зееловских высот были очень круты, самоходки и танки не могли на них взобраться. Проходимые дороги на Зеелов, Фридерсдорф и Долгелин были закрыты опорными пунктами немцев, с которых хорошо простреливалась местность, и они успешно жгли густо идущие танки. Для разгрома этих пунктов необходимо было подвезти артиллерию, а это потеря времени.
Жуков нервничал. В конце дня позвонил Верховный: "Что, завязли?" - спросил он. "А вот Конев прорвал фронт и наступает. Похожая ситуация уже возникала под Киевом. Тогда удалось взломать фронт на второстепенном направлении, а потом его сделали главным. Я предложил Коневу ввести в прорыв часть твоих войск". Сталин выдержал паузу. Жуков напрягся. На лбу легла глубокая складка. "Конев отказался от помощи", - закончил фразу Сталин. Жуков облегчённо вздохнул. Он не хотел отдавать свои войска Коневу. "Товарищ Сталин, ещё один удар и мы сломаем оборону фашистов", - произнёс Жуков с железной ноткой в голосе, он знал, Сталин любил это "железо", уверенность в его голосе. "Ну-ну. Помните, что взять Берлин должны мы, а не союзники", - сказал Верховный и положил трубку.
"Верховный торопит, Конев прорвал оборону и наступает", - сообщил Жуков Чуйкову, который стоял рядом и вопросительно смотрел ему в лицо. "Может быть, Георгий Константинович, притормозить, перегруппироваться, нащупать слабые места в обороне. Солдатиков жалко. Война-то кончается", - сказал Чуйков. "Да о чём ты говоришь, Василий Иванович. Так Конев первый войдёт в Берлин, а то и один и захватит его. Вперед! только вперёд! Солдаты знают, что впереди логово врага, они фашистов зубами загрызут", - как раненый лев зарычал Жуков.
"Не сумеет захватить Конев Берлин раньше нас, Георгий Константинович. Мне только сейчас "разведка" доложила, что его лихие танкисты-командармы Рыбалко и Лелюшенко оторвались далеко от пехоты и продолжают увеличивать отрыв. Горючего не хватает, так они сливают его с баков разбитых танков. Берлин одними танками не возьмёшь, сожгут на улицах. Тут нужна пехота, а наша пехота - ближе", - возразил Чуйков.
"Красиво говоришь, Василий Иванович, тем более нам надо спешить... Любой ценой!" - ответил Жуков. "Малинин, - обратился он к начальнику штаба фронта - ввести в полосе наступления Чуйкова танковую армию Катукова и танковый корпус Ющука".
"Там же возникнет столпотворение, да у меня и своих танков полно", - подумал Чуйков, но, взглянув на Жукова, промолчал, а ведь он был человек не из пугливых. От лица и даже крепко сбитой фигуры маршала исходила какая-то жёсткая, тугая энергия.
Во второй половине дня обозначился небольшой успех на правом фланге 8 армии: 47 стрелковая дивизия генерала Шугаева захватила несколько господствующих высот севернее Зеелова, а дивизия Зализюка вечером вела бои за станцию Зеелов. Сосед справа - 5-я ударная армия Берзарина лишь к исходу дня вышла на реку Альте-Одер. Сосед слева - 69 армия генерала Колпакчи и вовсе не смогла продвинуться вперёд.


В целом, армия генерала Чуйкова боевую задачу на 17 апреля тоже не выполнила. Железная воля Жукова гнала замедлившие движение армии фронта вперёд.
В 20. 30, 17 апреля 1945 года командующий фронтом рассылает приказ всем командующим армиями и командующим отдельными соединениями:
1. Хуже всех проводят наступательную Берлинскую операцию 69-я армия под командованием генерал-полковника Колпакчи, 1-я танковая армия генерал-полковника Катукова и 2-я танковая армия под командованием генерал-полковника Богданова.
Эти армии, имея колоссальные силы и средства, второй день действуют неумело и нерешительно, топчась перед слабым противником.
Командарм Катуков и его командиры корпусов Ющук, Дремов, Бабаджанян за полем боя и действием своих войск не наблюдают, отсиживаясь далеко в тылах (10-12 км). Обстановки эти генералы не знают и плетутся в хвосте событий.
2. Если допустить медлительность в развитии Берлинской операции, то войска истощатся. Израсходуют все материальные запасы, не взяв Берлина.
Я требую:
 А) немедленно развить стремительность наступления.1-й и 2-й танковым армиям и 9 танковому корпусу при поддержке 3, 5 и 8 гв. армий выйти в тыл обороны противника и стремительно продвинуться в район Берлина.
Б) всем командующим находиться на КП командиров корпусов, ведущих бой на главном направлении, а командующим корпусов находиться в бригадах и дивизиях первого эшелона на главном направлении.
Нахождение в тылу категорически запрещаю.
Жуков.
Но и следующий день, 18 апреля, не дал ожидаемых результатов, а появление на передовой большого количества начальства привело к необычайно большим потерям среди офицерского состава.
Жуков начинает отдавать боевые распоряжения непосредственно командирам корпусов через головы их прямых начальников, командующих армиями:
Командиру 9-го гвардейского танкового корпуса генерал-майору Веденееву:
18 апреля 1945 г. 24. 00
9 гв. тк действует очень плохо и нерешительно. За плохие действия объявляю Вам выговор. К исходу дня 19 апреля 1945 года любой ценой корпусу под Вашу ответственность выйти в район Фройденбурга.
Исполнение донести мне.
Жуков.
Командиру 11-го гвардейского танкового корпуса полковнику Бабаджаняну:
18 апреля 1945 г. 24. 00.
Я очень строго предупреждаю Вас о неполном служебном соответствии и требую более смелых и организованных действий.
Любой ценой 19. 4. выйти в район Вердер, Беторсхаген.
Жуков.
К исходу дня 19 апреля Зееловские высоты, в основном, усилиями 8 гвардейской армии генерал-полковника Чуйкова были преодолены...
"Вот теперь дорога на Берлин открыта, Василий Иванович", - обратился Жуков к Чуйкову. Он был, как обычно, строг, доброжелателен и снова уверен в себе. "А всё-таки, напрасно мы брали Зеелы в лоб, велики потери", - решил испортить настроение маршалу упрямый Чуйков. Жуков в этот момент, надев очки, читал донесение. Он не вспылил, не оборвал неуступчивого генерала, а ткнул пальцем в донесение: "Вот сообщают о потерях. Всего 30 тысяч за 4 дня. Историю знать надо, Василий Иванович. Кутузов под Бородиным 58 тысяч за один день положил. А ведь при наступлении, как тебе известно, всё-таки ты академию кончал, потери у наступающих армий всегда в 2-3 раза больше. Да и оружие теперь совсем другое, чем при Кутузове. Так что потери у нас с тобой мизерные. Вот так-то! Когда Берлин будем брать, там совсем другое дело. Большой город - большие потери!"
20 апреля передовые части 1-го Белорусского фронта достигли пригородов Берлина. То был день рождения Гитлера.

 * * *

В тот же день танки Конева приблизились к Берлину с юга, но они шли без пехоты и артиллерии.
 20 апреля, после перегруппировки сил, начал наступление на Берлин Рокоссовский. Его части шли мощно, неудержимо, по всем правилам военного искусства. Но приказа штурмовать Берлин он от Сталина не получил.
 Великий психолог, Сталин уже тогда пытался нужным ему образом формировать личные отношения между маршалами.
Наступали мирные времена, а маршалы за время войны почувствовали свою роль и силу, вкус к власти, и самостоятельности. Это необходимо поправить. Народ должен твёрдо понимать, что войну выиграл тов. Сталин, а не Жуков, Рокоссовский или Конев.
Впрочем, для решения такой задачи у товарища Сталина были и другие отработанные методы... Ведь сумел же он добиться того, что в сознании народа осталось, как непреложная истина, понимание того, что Гражданскую войну выиграл "лично" тов. Сталин со своим выдающимся полководческим гением.

 * * *
Александр Первый терпеть не мог Кутузова. Он не простил ему Аустерлица. В Кутузове было много лукавства, к тому же он был честолюбив, не любил делиться славой, - так считало окружение Александра.
 Почему Кутузов, командующий союзными силами в сражении при Аустерлице, проспал весь военный совет, происходивший на кануне сражения, и не настоял на своём мнении, предупреждая царя о возможности поражения? То ли он предполагал, что к его мнению всё равно не прислушаются? То ли хотел показать австрийцам их никчемность, а Александру, - что быть полководцем - это совсем не просто. Но, прогнозируя неудачу, он, очевидно, не ожидал такого полного разгрома армии союзников.
 Русское общество заставило всё-таки царя во время страшной опасности нашествия французов вручить судьбу России в руки Кутузова, этого "лукавого царедворца". Не смотря на то, что придворное окружение Александра считало Кутузова "хитрой лисой и старым сатиром", в войне 12 года даже они надеялись только на старого фельдмаршала.
 Дворянству не следует перечить, Александр помнил судьбу отца и роль Англии в этой судьбе. Англия сегодня тоже им недовольна...
Позже царь корил Кутузова в оставлении Москвы...
Сам царь понимал, что он не способен возглавить борьбу. И это, вообще говоря, делало ему честь.
"Что касается таланта, - может быть у меня недостаток его, но ведь он не приобретается: это - благодеяние природы, и никто никогда себе его не достал сам... Руководя такой огромной машиной в таком страшном критическом положении, и притом против адского противника, соединяющего с самой ужасной преступностью самый замечательный талант, и который распоряжается всеми силами целой Европы и массой талантливых людей... Не удивительно, что я испытываю поражения", - так писал Александр своей сестре в тяжкие времена отступления русской армии. Однако он себя недооценивал. В критической ситуации, когда Наполеон, находясь в Москве, предложил ему мир, Александр проявил твёрдость, что фактически, привело Наполеона к гибели...
Когда армия Наполеона отступала, Александр пытался подтолкнуть Кутузова к активным действиям. Он просто жаждал пленения Наполеона. Этого же хотел посол Англии в России сэр Вильсон (но не из личной неприязни, а из государственных интересов Англии: враг Англии должен быть уничтожен) и весь штаб Кутузова, который тоже рвался в бой. Но у "старого сатира" достало силы им противостоять. Отстаивать интересы Англии, проливая кровь русских солдат, он не желал. Тем более, что мороз потрепал не только французов, но и русских, а в прямой битве с Наполеоном всегда присутствовал большой риск. Кутузов избегал встречи с Наполеоном...
Утром 24 декабря в Вильне Александр вызвал Вильсона и сказал ему: "Вы всегда говорили мне правду, которую я не мог бы узнать другим путём. Я знаю, что фельдмаршал не сделал ничего, что он должен быть сделать... Все его успехи навязаны ему... Но московское дворянство поддерживает его и настаивает на том, что он первенствует в национальной славе этой войны. Через полчаса я буду должен дать этому человеку орден Георгия первой степени..."
Так царь Великой победоносной державы униженно извинялся перед послом Англии за не одобряемое Вильсоном решение о награждении Кутузова, за себя и за непонятливых московских дворян...
Александр был государственный человек, и умел скрывать свои чувства, он нашёл самые ласковые слова благодарности для фельдмаршала, вручая ему орден. "Вы спасли не одну Россию, вы спасли Европу!" - сказал он, обращаясь к Кутузову, пришедшему, в сопровождении огромной свиты своих генералов, поздравить царя с днём рождения.
 Кутузов с благодарностью принял орден и миссию "спасителя Европы", спасать которую он вовсе не собирался. Он не хотел заграничного похода, и ему не суждено было начать военных действий против Наполеона за границей России.
27 апреля 1813 года, в г. Бунцлау, в прусской Силезии, тяжело больной, умирал Кутузов. Царь прибыл к смертному одру фельдмаршала проститься.
Александр подошёл к постели. Около постели за ширмой случайно оказался чиновник Круппенников. Он слышал, как царь тихо произнёс: "Прости меня, Михаил Илларионович!" "Я прощаю, государь, но Россия вам этого никогда не простит". Царь промолчал... Через несколько минут фельдмаршал умер.
Крупенников с удивлением подумал: "В чём же виноват царь перед Россией? Наверно об этом теперь, после смерти Кутузова, знает только сам царь!"

 15 июня 2007 года.