Смех

Ему смешно. Он смеется. Он смеется от души – в смысле, откровенно. Он потому смеется, что что-то внутри него, от него не зависящее, заставляет его это делать. Одним словом, нельзя его упрекнуть за этот смех. Разве он виноват? Разве его вина, что живот его колышется, что краска заливает лицо, что губы растягиваются в ухмылку, а обратно никак не возвращаются, что из глотки его рвется тот рокочущий, прерывистый, чем-то напоминающий кашель звук, который именуется смехом? Нет, как ни посмотри, а никак не удастся его в чем-то обвинить. Он чист и невинен, как дитя. А между тем то, над чем он смеется, лежит у его ног. Это кошка, которая любила сладко помурлыкать, развалившись в уютном хозяйском кресле, которая обожала лакать теплое молоко из блюдечка, которая сидела на подоконнике и провожала умным взглядом проходящих мимо суетливых прохожих - и которую минуту назад насмерть сбила машина. Мертвая, изуродованная, неподвижная кошка. А ему смешно. И он не знает почему.