Нож бабушки Эммы

Немного о рассказе:
   Бабушка Эмма – обычная среднестатистическая бабушка, которая пытается продать на книжном рынке книги своего покойного мужа. Каждые выходные она тащит за собой тяжелую тележку, набитую до отказа никому не нужными изданиями. Приходит, когда ей все это надоедает, и она приходит на рынок с огромным ножом, которым разрезала мужа и такой вкусный яблочный пирог.     

  Александр Тураев по жизни старался придерживаться своих принципов, к выводу которых он пришел сам. Например, он старался не говорить слово «никогда», так как считал его самым противоречивым словом в мире всех времен и народов. Или высказывать свое мнение, подкрепляя его фактическими доказательствами. Сказать «это плохая книга» он не мог, он всегда отвечал на вопрос «почему?».
       В последний год он стал четко осознавать, какие вещи или запахи ему нравятся или нет. Стал формировать мнения о многих вещах, что слегка пугало его, но не сильно.
       Насчет культуры у него было свое, порой странное, мнение. Понимая тот факт, что люди все разные и по-разному живут и получают воспитание, он считал свой мир культуры почти совершенным. И искренне недоумевал, почему его друзья не понимают некоторых шуток. Например, он мог спокойно выйти на разделительную полосу, достать свой причиндал и помахать им проезжающим машинам. Ему нравилось такое поведение.
       И Алекс стал задумываться над тем, что ему нравится, а что нет. Четко осознав, что ему нравится курить, он однажды пришел к выводу – сигарета должна быть выкурена в удовольствие. Поэтому он придумал нехитрые правила поведения с сигаретами: не курить на ходу, не курить по утрам, не курить наспех и не курить, когда не хочется курить.
       И, сидя в Первомайском парке и глядя на окровавленный нож бабушки Эммы, Алекс старался унять дрожь в руках и насладиться сигаретой. Нештатная ситуация, нарушающая почти все его правила, заставляла его еще больше нервничать. Поэтому Алекс расслабил мышцы поясницы и развалился на стуле. Медленно и глубоко затягиваясь, он надеялся, что сейчас кто-нибудь появится на аллее, и тогда беспрецедентная акция по уничтожению четырех человек бабушки Эммы закончится. Но, увы, вместо этого в его глаза попал сигаретный дым, и Алекс, как прилежный и послушный молодой человек, старался скрыть этот факт.
       Но, похоже, бабушке Эмме было абсолютно все равно, что попало в глаз Алексу. Обосрись он здесь как трехлетний малыш, она бы этого не заметила. И Алекс знал, почему, но боялся ее хода мыслей. Психи - их пути самые неисповедимые, считал он.
       Бабушка Эмма первая нарушила глубочайшее молчание, нависшее между ними. Тем самым, развеяв некую неловкость, возникшую здесь.
       - Вот так вот, Лешенька, все и получилось, - горестно сказала она, помахивая рукой, в которой был нож, с края которого упала капля крови. Алекс невольно проследил за ее падением. Она упала на край ярко-зеленого листочка недавно пробившегося семени дерева акации.
       Не Лешенька, а Сашенька, и не Сашенька вовсе, а Алекс, но перечить старой бабке с кухонным ножом в руке совсем не хотелось. Смутно вспоминая, какая она была в ярости, совсем не хотелось. И присоединяться к трупам Консервы, Ящерицы, Шмыги и Царьжопы совсем не хотел.
       Консерва лежал на другой стороне аллеи с открытыми удивленными глазами с тряпочкой в руке, которой протирал диски. Бугорок его ширинки невольно притягивал взгляд Алекса, Консерве больше не натягивать на свой причиндал девушек. Этого боялся и Алекс. Периодически почитывая библию, Алекс прекрасно понимал, что его Бог за ванильное мороженое, но Алекс любил иногда побаловать себя и шоколадным. И Алекс глубоко в душе очень сожалел, что не отведал этого шоколадного мороженого, так как Костя в последнее время стал очень хорош по фигуре.
       Ящерица лежал на той же стороне на книгах бабушки Эммы, заливая их кровью. Книги эти были по изучению французского, немецкого и испанского языков. Здесь же нашли уголок и пара старых мужских туфель, на которых теперь покоилась сломанная рука Ящерицы. На его рыженькую бородку постоянно падал солнечный луч, придавая ей оттенок бледно-рыжей мочалки.
       Шмыга валялась на стороне Алекса слева от него. Она лежала около своих вышивок, с натянутым на голову петухом для заварочного чайника. Когда бабушка Эмма успела натянуть ей этого петуха, Алекс никак не мог вспомнить. Может, Шмыга сама натянула его на голову, чтобы спастись от печальной участи?
       Царьжопа лежала под фанеркой, из-под которой и торчала ее необъятная жопа. Она лежала справа от них, так как и торговала справа от Алекса. Глядя на две огромные половинки одного большого целого зада, Алекс думал, что местные собаки потеряли своего кормильца. Хотя, в какой-то степени он был рад. Тетя Лена, торговавшая между ним и Царьжопой и занимавшей пространство равное площади развернутой газеты, уже успела уйти домой. Вот кому Алекс сейчас действительно завидовал. Зависть есть плохое чувство, и Алекс прекрасно это понимал и умерщвлял его в себе, как только оно появлялось в зародыше, но сейчас он позволил ему разродиться побегами и отростками.
       Консерва, перед тем, как стать трупом с удивленными глазами, был мужчиной по имени Костя. Он был высокого роста слегка ожиревший и напоминающий китайскую свинью. Прошлым летом Алекс с Наташкой постоянно над ним подшучивали над его развивающейся зеркальной болезнью, но в этом году Костя удивил. Выйдя торговать на аллею весной, Алекс увидел мужчину приятной внешности и спортивного телосложения. И Алекс, недолго размышляя, понял, этот шоколадный кусочек он точно хочет попробовать.
       Единственное, что бесило Алекса в Косте – супераккуратность. Костя приходил на аллею и расстилал газету не мене двадцати минут, подгоняя края тютелька в тютельку. Потом он ставил коробки с дисками, что тоже занимало немало времени и манипуляций. Глядя на него сквозь пелену дыма (кстати, только в Первомайском парке Алекс позволил себе курить рано утром) за расточительностью физической энергии, он начинал беситься. Для мужчины такая аккуратность была явно чересчур, даже пропитанного голубой краской до мозга костей.
       Однажды Костя подошел к Алексу и стал болтать с ним о всякой чепухе. Не понимая сути разговора и не видя его окончания, Алекс стал набираться терпения. Своих целей он не забывал, а изъяны бывают у всех. Проболтав всю субботу, Алекс подумал, что Костя ищет себе хорошего товарища. И с довольным видом сообщил Наташке об этом. На что та, загадочно взмахнув бровями, попрощалась с ним и умчалась домой.
       Радуясь, что знакомство с Костей стало продвигаться, Алекс не мог дождаться воскресенья. В семь утра, воткнув наушники телефона в уши и включив любимую музыку, Алекс помчался в Рощу, где торговал слегка устаревшими и не интересующими его книгами. Разложив книги на клеенке, Алекс приволок из лесу стулку, которую там прятал, развалился в ней поудобней и закурил.
       Довольно растягивая лицо в улыбке, Алекс смотрел, как Костя подошел к своему месту и начал свой ритуал супераккуратизма. И даже это не смогло вывести Алекса из себя, сейчас он чувствовал себя как хищник, ждущий жертвы.
       Когда Костя разложил диски и подошел к Алексу, тот расплылся призрачными надеждами хотя бы на один шоколадный вечер. Они разговаривали весь день. Периодически Костя отходил к своему товару или в туалет. Тоже делал и Алекс. Потом они играли в карты, что заставило усомниться Алекса в умственных способностях своего собеседника. Костя играл из рук вон плохо, хотя грозился порвать Алекса, как тузик грелку. «Как телепузик целку», - подумал тогда Алекс. Да, такие мысли были не экзотикой в потоке мыслей Алекса, но вот что действительно его поразило так это другая мысль – телепузики ведь тоже трахаются! Разоржавшись над этой мыслью, Алекс был охлажден ушаком холодной. Наконец-то открылась истинная цель Консервы плотного двухдневного общения с Алексом.
       В прошлом году с Алексом торговала Даша, но в этом году она нашла работу, и времени у нее не было. Оказывается, Консерва хотел узнать телефон этой самой Даши. Смущенно переминаясь с ноги на ногу, он стеснительно достал сотовый телефон.
       - Что, давно девушки не было? – ехидно спросил Алекс, стараясь сохранить все тоже выражение лица. Хотя разочарованию не было предела.
       - Давненько, - Костя почесал затылок и начал краснеть.
       - А что так плохо? – Алекс достал сотовый телефон и начал искать номер Даши.
       - Я расстался со своей полгода назад. Ушла от меня к качку, - он засмущался так, что Алексу стало его жаль.
       Ему стало ясно, почему Костя похудел. И пред глазами пролетели шуточки и колкости, которые были когда-то отпущены в сторону Кости.
       - Теперь вот в спортзал хожу.
       Алекс продиктовал Консерве Дашин номер и разочарованно сел на стулку, окутанный сизым дымом любимых сигарет.
       На следующие выходные пришла Даша и чуть не придушила Алекса. Костя оказался глуп и туп, и поговорить с ним оказалось не о чем. Впрочем, как и сейчас. Ведь с мертвыми не поговоришь.
       Ящерицу на самом деле звали Димой. Это был человек маленького роста с рыжими и мерзкими, как считал Алекс, волосенками на лице. От него всегда дурно пахло, а проще говоря, воняло. Он торговал на аллее фильмами и знал о них очень много. Алекс всегда обсуждал с ним новинки, но всегда держал дистанцию. Наташка периодически с ним общалась, но так долго как Алекс не могла, ее попросту тошнило от запаха Димы.
       - Как ты можешь с ним так долго разговаривать? – постоянно спрашивала она.
       - Я не дышу, - всегда отвечал Алекс.
       Шмыгой была обычная бабка, имени которой Алекс не знал. Она была похожа на мелкую проныру, только не шуструю, а неуклюжую. Она старалась прийти в Рощу раньше Алекса и занять его место. Однажды Алекс проспал и приехал в Лес (так иногда они с Наташкой называли Рощу) на полчаса позже. Шмыга заняла его место и не хотела уступать его. Недолго думая, Алекс поджег ее долбаные картонки, которые она подстилала под клеенку. С тех пор она не занимает его место. Бабушка Эмма тогда долго смеялась под крики подружек Шмыги. Ее они выжили с этой стороны и Консерва, подвинувшись, уступил ей место.
       Шмыгина подружка КАпальщица с тех пор стала смотреть на Алекса как-то презренно. Однажды уловив ее взгляд, наполненный отвращением, он спросил:
       - Чего пялишься?
       Она скорчила лицо.
       - Эх ты, - она покачала головой, - разве можно так обращаться с людьми?
       - Она заняла мое место, - сказал Алекс как можно спокойнее, чувствуя, что ярость начинает бурлить.
       - Так ты же опоздал.
       - Она прекрасно знала, что я приду. Вы уже выжили Эмму Александровну, а теперь и меня хотите выжить…, - и понеслась родимая по просторам матерного пространства и оскорбительной логики.
       С тех пор из компании Шмыги никто не смел кинуть косой взгляд в сторону Алекса.
       Царьжопу еще периодически называли Говнобаком. А в мире культурного общества ее звали Лидия Михайловна. Лидия Михайловна, а просто тетя Лида, или Говнобак за глаза, приезжала на машине. Вернее ее привозил муж, какой-то профессор колхозных полей, имевший увесистый мешок перед собой, называемый животом, и жутко красное лицо. Она появлялась в Роще раньше всех и кормила собак. Она привозила по пять килограмм куриных лапок и раздавала их собакам, которые огромной стаей прилетали сюда.
       В это время приходил Алекс и расстилал клеенку, и собачки, набив животики лапками, начинали носиться туда-сюда. Однажды, они разыгрались так, что опрокинули раскладушку тети Лиды и разбили бедную «балерону». Но сердце тети Лиды было наполнено добротой, и, конечно же, она простила их и продолжала кормить.
       Она торговала значками, открытками, статуэтками и игрушками из яиц-сюрпризов. Она садилась на стул, и ее огромная попа свисала по бокам целый день. Периодически она подбешивала Алекса, но в целом они неплохо сдружились. С чувством юмора у нее было туго, но Алекс удивительным образом находил общие темы для разговора. Потом тетя Лида стала занимать Алексу место, чтобы никто другой его не занял. В честь этого Алекс терпел дворняжек, прибегавших по утрам.
       Бабушка Эмма, так Алекс называл Эмму Александровну, была самой обычной российской бабушкой. Она жаловалась на маленькую пенсию, на высокие цены и болячки. Алексу всегда было жалко ее, она торговала старыми учебниками, и могла не заработать ни рубля. Она волокла тяжелую тележку, и Алекс всегда помогал ей, если видел, как бабушка Эмма телепает в Рощу. Потом она расстилала клеенку, раскладывала учебники и целый день, сидя на пеньке, ела яблоки.
       Как-то раз Алексу Дашка принесла фильмы в красном подарочном пакете, которые брала у Алекса посмотреть. Тащить пакет было неудобно, и Алекс положил диски к книгам. Он хотел выбросить пакет, но, увидев бабушку Эмму, стоящую раком и собирающую свой товар, решил предложить этот пакет ей.
       Бабушка Эмма горячо расплакалась и обняла Алекса. Ей так понравился пакет, что она не сдержалась.
       - Лешенька, - Алекса бесило, что она никак не могла запомнить, что он Алекс, - спасибо тебе большое. Тебе он, правда, не нужен?
       - Нет, баб Эмм. Берите, если он вам нравится.
       - Ой, спасибо, такой замечательный пакет. Я с ним в больницу буду ходить.
       Муж бабушки Эммы умер десять лет назад, оставив ей только квартиру. И то, слава, Богу. Дочь бросила ее и уехала жить в Москву и перестала помогать матери. Поэтому, бабушка Эмма была совсем одна и жила на одну только пенсию без всякой поддержки со стороны. И Алекса очень печалило, когда она приволакивала тяжелую тележку в Лес и, просидев целый день, не зарабатывала ни рубля.
       - Опять ни рубля не заработала, - говорила она и взмахивала руками. - Зато хоть свежим воздухом подышала, - и грустно улыбалась.
       Она старалась обратить это в шутку, но Алекс видел печаль в ее карих глазах.
       - Хорошо, что милиции не было. Посидеть дали спокойно, - бывало, добавляла она.
       Милиция периодически появлялась в парке и разгоняла блошиный рынок, так как торговать в неположенном месте не положено.
       В тот момент, когда бабушка Эмма рассматривала пакет, Алекс видел ее радостной и даже немного счастливой. Видимо, ей не часто делали подарки, и Алекс тогда сам стал чуточку счастливее.
       Но минуты счастья мимолетны, как и все остальные минуты, и быстро уходят безвозвратно. Бабушка Эмма продолжала таскать тяжелую тележку, забитую до отказа старыми учебниками и еще парой старых туфель. Как-то Алекс спросил ее, откуда она взяла столько учебников. Бабушка Эмма поведала ему историю о том, как ее муж умер и оставил ей десять ящиков этих учебников. Он был преподавателем английского и французского языков в колледже и продавал учебники в различные учебные заведения. И в один момент его не стало, а десять ящиков остались. К моменту этого разговора бабушка Эмма продала два ящика.
       Алекс ужаснулся. Бабушка Эмма, насколько он знал, торговала здесь уже три года. И за эти три года она продала всего два ящика учебников. Неудивительно, что она такая грустная, и такая радостная, когда продаст хотя бы одну книжечку. И еще он подумал, что давно бы сбрендил на ее месте.
       И однажды бабушка Эмма действительно сбрендила.
       Случилось это в начале августа. Был очень жаркий день. Людей на рынке было мало, и торговля шла из рук вон плохо. Но Алекс не расстраивался, он купил бутылку пива и играл с Наташкой в дурака на старом огромном пне. Обычно люди сидели на аллее до трех-четырех часов, потому что в это время поток людей прекращался, и делать тут было в основном нечего. Самые заядлые сидели до четырех или пяти.
       Алекс с Наташкой играли, пока не зазвонил Наташкин телефон. Она быстро попрощалась и умчалась на встречу с сестрой. Алекс посмотрел на часы, было полпятого. На аллее остались только он, Шмыга, Консерва, Ящерица, Говнобак и бабушка Эмма. Шмыга уже собиралась, она оттряхивала свои вязания и складывала в пакет. Костя протирал диски, последний ритуал супераккуратности перед уходом домой. Ящерица уже сложил свои диски и ушел куда-то, оставив свою импровизированную витрину, короче говоря, раскладушку. Тетя Лида складывала игрушки из шоколадных яиц, все время бормоча себе что-то под нос.
       Бабушка Эмма сидела в ступоре. Алекс испугался, что ей плохо. Температура воздуха была сегодня действительно очень высокой. Но она шевелила губами. Ее глаза смотрели в одну точку и не шевелились, они стали темными.
       Алекс оглянулся. По аллее никто не шел. Было тихо и так приятно, будто Роща затягивала в себя. Алекс обожал это время, поэтому он сидел допоздна. Он закурил и сел на стул. Хотелось есть, но еду он не брал с собой, и так тяжести хватало. Покурив, он сходил в биотуалет, то есть прямо в лес, и решил собираться домой.
       Когда он подошел к своему товару, Дима нагибался, чтобы сложить раскладушку. Алекс увидел лицо бабушки Эммы, оно было отрешенным, но в тоже время самым живым за все то время, что Алекс ее видел. Такой удивительный эффект заставил Алекса замереть на месте. С бабушкой Эммой было что-то не так, она стала совсем другая. Это и привлекало. Алекс неожиданно для себя понял, что ждет, по-настоящему жаждет, от нее чего-то необычного.
       Бабушка Эмма тихо подошла к Диме сзади и достала огромный кухонный нож. В мгновение ока она полоснула им по шее Димы. Струя темной крови брызнула на раскладушку, Дима схватился за шею, но кровь продолжала хлестать сквозь пальцы. Он резко разогнулся и повернулся к бабушке Эмме. Его бледно-голубая рубашка превращалась в темно-красную. Окровавленной рукой он потянулся к бабушке Эмме, она резко отскочила назад и схватила Димину руку. Такой прыти Алекс от нее не ожидал. Рука хрустнула, и Дима закричал. Его крик был захлебывающимся, и мелкие капли крови вылетели из его рта на лицо бабушки Эммы, а некоторые повисли на его рыженьких усиках. Его рука трещала и трещала, Дима сделал два шага в сторону, и бабушка Эмма толкнула его. Запнувшись за край асфальта, Дима упал прямо на старые учебники бабушки Эммы.
       - Ты что делаешь, падла такая?! – закричала тетя Лида. Она попыталась встать, но у нее ничего не вышло.
       Бабушка Эмма повернулась и зло посмотрела на нее. Сзади подошел Костя, он хотел схватить бабушку Эмму, но она поняла, в чем дело. Она с легкостью повернулась и воткнула нож ему в шею. Как она смогла сделать это с ее низким ростом, Алекс никак не мог понять. Костя безо всяких трагических сопротивлений упал на спину. И только во время его падения Алекс увидел, что тряпочка так и зажата в руке.
       - Эмма, ты что делаешь? – спокойно спросила Шмыга. Но Алекс прекрасно видел, что ее трясет, и она вот-вот сойдет с ума. В руках она держала петуха для заварочного чайника.
       - А что такое, Нина, боишься, я и тебя прирежу? – спросила бабушка Эмма.
       Она прошла прямо по своим учебникам, наступив на левую кисть Димы.
       Шмыга быстрым шагом попыталась уйти от бабушки Эммы. Но у той словно открылся огромный поток энергии. Она добежала до Шмыги и воткнула ей нож в спину. Алексу показалось, что затрещали ребра, но это, скорее всего, было лишь воображение. Шмыга подняла лицо к небу, корчась от боли. Она встала на колени, и бабушка Эмма снова воткнула в нее нож. Нет, кости трещали, однозначно. Бабушка Эмма взяла из рук Шмыги петуха и надела ей на голову, как символ победы над ней. Потом она пихнула Шмыгу, и та упала лицом вниз, все еще хрипя.
       Алекс достал сигарету и бросил пачку на землю. То, что казалось ему огромным телефильмом на самом реалистичном экране мира, вдруг оказалось правдой. Он осознал это и похолодел. Поджилки мелко затряслись, а дыхание стало прерывистым. Ноги слегка подкосились, и Алекс рухнул на стул. Но, заложенные им правила курения, по-видимому, срабатывали. Он старался забыться в сигарете и получить от нее удовольствие. Почему он так делал, никто не знает. Вспоминая сейчас случившееся, он не может понять, почему просто не убежал. Или не достал сотовый телефон и не вызвал милицию. Дрожащей рукой он подносил сигарету ко рту и дрожащими губами выпускал дым.
       Бабушка Эмма спокойно повернулась. Алекс ужаснулся еще больше. Ее глаза были похожи на врата в ад, и стоит в них заглянуть, как ты провалишься туда безвозвратно. Бабушка Эмма провела рукой по лицу, размазывая кровь.
       - Что-то жарко сегодня, правда, Леша?
       Алекс поперхнулся дымом, чувствуя, как душа проваливается в пятки.
       Бабушка Эмма прошла мимо него и направилась к тете Лиде. Тетя Лида закричала и начала крутиться на одном месте. Она была обложена сумками и не могла через них переступить.
       - Лида, чего ты верещишь, как ненормальная? – спросила бабушка Эмма, аккуратно обходя книги Алекса.
       - Пошла на хер от меня, сука больная! – закричала тетя Лида. – Иди вон! – она замахала руками, пытаясь отбиться.
       Бабушка Эмма отпихнула сумку и подошла к тете Лиде. Ее нож легко вошел в жирный живот тети Лиды. Та охнула, но продолжала пытаться выхватить нож. Острое лезвие прошлось по руке тети Лиды, и она закричала, увидев кровь. Бабушка Эмма прошлась ножом по горлу тети Лиды, и та упала прямо на край раскладушки. Фанерная доска, на которой стояли статуэтки, взмыла вверх. Вместе с ней в небо устремились и сами статуэтки и подстаканники, которые в полете отбрасывали яркие солнечные блики. Статуэтки разбивались одна за другой на мелкие осколки. Фанерка накрыла тело тети Лиды, оставив торчать наружу только огромную попу.
       Бабушка Эмма повернулась к Алексу, зацепив ногой фарфорового петуха, стоящего на земле. Петух упал на бок и уставился на Алекса своим идиотским глазом. Алекс почему-то питал огромную неприязнь к этому петуху, особенно к его глазам, уродливым и немного пугающим. С ножа бабушки Эммы соскользнули капли крови, и нож хищно сверкнул на солнце. Ком смерти застрял в горле Алекса. Его убьет не бабушка Эмма, а задушит этот самый страх смерти.
       К его ужасу бабушка Эмма сделала шаг в сторону Алекса. Потом она остановилась и оглянулась. Она взяла стул тети Лиды, Алекс в замедленном действии видел, как вдавившиеся под тяжестью веса ножки стула теперь выходят из земли, оставляя небольшие отверстия.
       Человек, в виде обычной российской бабушки, приносящей смерть людям, хотел сесть рядом с ним.
       Бабушка Эмма поставила стул рядом с Алексом и села. Алекс еле дышал, но рука автоматически продолжала подносить сигарету ко рту. Он открыл рот, чтобы сказать: «Пожалуйста, не убивайте меня», но бабушка Эмма его опередила:
       - Лешенька, научишь меня курить? – она спросила это очень спокойно, словно с ним говорил мертвец.
       Кто-то невидимый внутри Алекса еще больше натянул нервы, они стали похожи на струны и мелко дрожали. Он впервые в жизни пожалел, что у него нет брата или сестры, которые могли бы позвонить ему и назначить встречу, тем самым спасти его от этого ужаса. Алекс боялся бабушку Эмму, но больше всего боялся ее мыслей. Это все ее сумасбродный ум играет с ним злую шутку, перед тем как отправить его к Богу. И только сейчас он понял, что все это время его окутывал сильнейший ступор, он боялся шевелиться.
       - Так ты научишь бабушку курить или нет? – Алекс не поверил, но в ее глазах появилась задоринка!
       Воображение играло с ним злую шутку. Как только он пошевелится, она тут же перережет ему горло. Он видел серо-белую пачку сигарет на земле и мысленно заставлял ее взять. И как только он наклонится, она отсечет ему голову, которая пойдет на корм собакам. Как куриные головы, которые сегодня утром тетя Лида им давала. Рука, которой он несколько секунд назад курил, теперь висела и не желала повиноваться. Давай же, иначе она тебя прибьет.
       Бабушка Эмма проследила за его взглядом. Она наклонилась, и Алекс видел, как ее окровавленные пальцы берут пачку, как на ней остаются следы.
       - Нехорошо разбрасывать добро, - сказала она, открыв пачку и протянув Алексу.
       Алекс дрожащими руками вытащил сигарету и чуть не выронил. Но удержал.
       «Да что ты, я и материться-то не умею», - вспомнил в этот момент Алекс ее слова. Эта фраза чуть не слетела с губ Алекса, и он плотно их сжал, больно прикусив край языка. Сказала она это, когда один очумелец пытался занять место бабушки Эммы. Алекс и Консерва заступились за нее.
       - Надо было матами его гнать, матами, - сказал тогда Алекс.
       - Да что ты, Лешенька, я и материться-то не умею. И сигарет никогда даже не пробовала, - ответила она и засмеялась. Ее круглый животик начал подпрыгивать. Это единственное, что бесило Алекса в бабушке Эмме. И еще он искренне удивился. Он считал, что каждый человек в своей жизни должен многое попробовать. А уж такую мелочь, как сигарета – и подавно.
       И теперь она хотела, чтобы Алекс научил ее курить.
       С надеждой, что кто-нибудь появится на аллее, Алекс посмотрел по сторонам. Но вокруг не было ни души. Стояло теплое предвечернее время, и Лес наполнился темно-желтым светом солнца, готовящегося к мягкой посадке за горизонтом. В его приятных лучах лежало тело Шмыги. Только теперь Алекс узнал, что зовут ее Нина. Она лежала без движения, и Алекс пытался уловить хоть малейшие признаки жизни. Но она была неподвижна. Может, она, лежа на асфальте, смотрит и не видит ничего, потому что на ее голову надет веселый петух, которого она сшила сама. Не видит ничего, кроме тьмы, и думает, что уже умерла, не понимая, что в состоянии шока эта маленькая пульсирующая точка – есть настоящая ножевая рана, наполненная огромными запасами боли.
       - Что нужно делать? – спросила бабушка Эмма, вертя сигарету в руке. Она уронила ее. Потом она посмотрела, как держит сигарету Алекс, и взяла ее точно также. – Рассказывай.
       Алекс вышел из ступора, мысленно приказав нервам не трястись, и объяснил ей нехитрую теорию потребления сигарет. Бабушка Эмма прикурила и просто выпускала дым. Выглядело это очень нелепо, но Алексу было абсолютно не смешно. У нее никак не получалось затянуться. Шальная мысль залетела в его голову, убежать, когда она затянется и закашляется. Ему пришлось затянуться раз десять, прежде чем бабушка Эмма поняла, как это делать. Она сильно закашлялась и наклонилась, схватив Алекса за руку. Убежать не удалось, вырваться из стальной хватки без физических потерь не удастся.
       Бабушка Эмма кашляла и кашляла. Алексу опять стало ее жалко. Он освободил руку и тихонько постучал по ее спине.
       - Ничего, баб Эмм, так все кашляют, когда первый раз затягиваются.
       Бабушка Эмма схаркнула густой комок слюней и распрямилась. Ее лицо покраснело, а из глаз текли слезы. Она тяжело вздохнула.
       - Какой ужас, как вы это курите? – она стала вытирать слезы рукой, разрисовывая лицо в еще более жуткие рисунки кровью. Алекс невольно посмотрел на Диму. Мелкие капельки крови ярко блестели на его рыжей бородке-мочалке.
       - Вот так и курим, - Алекс пожал плечами и затянулся, показывая, что это на самом деле так.
       Бабушка Эмма затянулась еще два раза и выбросила сигарету.
       - Гадость. Лешенька, тебе надо перестать курить, - сказала она.
       - Хорошо, баб Эмм, брошу, - и мысленно дал клятву Богу, если останется жив, то бросит.
       Он уже сильно сомневался в том, что она хочет его убить, иначе давно бы это сделала.
       - Эх, Лешенька, я такая несчастная бабушка, - грустно сказала она. – Муж умер, дочка бросила.
       Она замолчала. Алекс понял, ей необходимо перед кем-то излить душу, и набрался терпения. Повисла неловкая пауза и Алекс, чтобы поддержать разговор, спросил:
       - А от чего умер ваш муж? – он продолжал трястись, но уже как будто на автопилоте.
       - Я его убила. Вот этим самым ножом, - она показала нож, на котором уже чуть подзапеклась кровь. – Я ела его очень долго, а кости пришлось разрубать с помощью молотка.
       Алекс еще раз взглянул на нож, пытаясь забыть, что она только что сказала. Верхняя часть ножа была слегка расплющена, точно как мамин нож, оттого, что она с помощью молотка рубала таким способом замороженных кур. А бабушка Эмма рубала мужа. Алексу стало плохо от этого. Уж не этим ли ножом она резала пирог, которым угощала Алекса за тот прекрасный пакет? Он почувствовал легкую тошноту и затянулся, чтобы сбить ее.
       - А у меня и ножа-то больше нет. Я же бедная, ничего не могу себе позволить. На лекарство еле хватает. Вот и приходится все делать одним ножом.
       Желудок взбунтовался, Алекс отвернулся от бабушки Эммы, мысленно приказывая ей замолчать. Он молил Бога, чтобы кто-нибудь появился на аллее.
       И к его радости на аллее появилась девушка. Она шла легкой походкой, наслаждаясь свежим воздухом и приятным днем. Она была вся в розовом и болтала розовой сумочкой. И заметила она, что что-то не так, лишь когда поравнялась с Алексом и бабушкой Эммой. Она встала столбом, открыв рот, медленно обводя глазами окружающую среду.
       Бабушка Эмма смотрела на нее с той же задоринкой, с какой протягивала Алексу сигареты. Девушка, увидев ее взгляд, отшатнулась, а, увидев нож, резко повернулась по направлению куда шла и побежала. Ее каблучки быстро зацокали, они тоже были розовые.
       - Испугалась, - сказала бабушка Эмма и засмеялась. Ее маленький круглый животик затрясся. Алекс не смотрел, он это знал.
       Единственное, что он хотел сейчас знать, хватит ли ума у девушки вызвать милицию или нет?
       - А за что вы их так? – вопрос вылетел из уст Алекса непроизвольно, и он пожалел. Вдруг ее это разозлит.
       Бабушка Эмма некоторое время молчала, а потом сказала:
       - Диму я вообще терпеть не могу. Не могу объяснить почему. Он какой-то скользкий, какое-то у него поведение…, - она не могла подобрать слов.
       - Как у ящерицы, - сказал он.
       Бабушка Эмма воодушевилась, и Алекс испугался, что она его сейчас прикончит. Но она сказала:
       - Вот именно, я все не могла понять, на кого он похож, - она улыбнулась. Ее улыбка была милой. Складочки ее губ выровнялись, и губы стали почти ровными.
       Алекс облегченно выдохнул.
       - И еще от него постоянно дурно пахнет. Я, конечно, не говорю, что от меня благоухает, но так вонять невозможно. Как ему самому плохо не было?
       - Он привык, - Алекс махнул рукой в сторону мертвого Димы. С конца сигареты упал пепел, и Алекс выкинул ее.
       - Наверное.
       - А Костю за что? – труп Кости тупо пялился в кроны деревьев.
       - За его аккуратность. Меня просто выводило из себя, когда я наблюдала, как он раскладывается. И еще он глупый, с ним не о чем было поговорить.
       Как тузик грелку, Костя тогда остался дураком восемь раз подряд.
       - Нину Ивановну я прикончила за то, что она со своими подружками выжила меня. Ты же помнишь, мы в прошлом году все вместе торговали? – Алекс кивнул. - Я же зимой не ходила, холодно было. А весной она меня не пустила, сказала, мол, я не ходила и теперь это место не мое. Я бы еще прикончила Ларису Ивановну, но, к сожалению, она сегодня не пришла.
       - А кто такая Лариса Ивановна? – спросил Алекс, перебирая в уме подружек Нины Ивановны.
       - Светловолосая такая. Она монетками еще торгует и журналами. Вы с ней поругались недавно.
       - А, все, я понял, кто это. – «Капальщица», - подумал Алекс.
       - Ну вот. Ее бы я тоже убила. Она с Ниной Ивановной тогда кричала на меня весной и выбрасывала мою клеенку.
       - Она была какой-то подстрекательницей, вечно капала Нине Ивановне на мозги. И еще двум теткам, которые стояли рядом с ней. – Алекс испугался своих мыслей, но в глубине души хотел, чтобы бабушка Эмма убила Капальщицу. Она была довольно неприятной в общении, и Алекс полагал, что она была двуличной женщиной.
       - Она вообще нехороший человек, - бабушка Эмма махнула рукой. – Я как-то вынесла две книги, там женский роман. Ну, думаю, буду просить по пятьдесят рублей за книгу. Разве это дорого? Книги-то большие, тяжелые. Так она как подлетела ко мне, продай мне их по тридцать. Ты представляешь? Что я на эти шестьдесят рублей куплю? Она мне, ты их не продашь, не мучайся, не таскай их («Капала на мозги», - подумал Алекс). Я ей говорю, лучше я помучаюсь, но за шестьдесят продавать не буду. Так она так зло на меня посмотрела. Леша, я думала она меня сглазит. Я даже тихонько перекрестилась.
       - А что потом? – Алекс чуть поерзал на стуле, так как затекла спина. Пачка сигарет упала на землю. Он посмотрел на нее, она была вся вымазана кровью. Превозмогая отвращение, он поднял ее и достал сигарету. Пальцы он вытер о край стула.
       Алекс глубоко затянулся и посмотрел на росток. Потом на бабушку Эмму, ожидая окончания рассказа.
       - Я их продала на следующей неделе. Пришла такая милая девушка и купила их у меня по пятьдесят рублей. Так я такая счастливая была. И еще она спросила третью книгу, я сказала, что не знаю про третью книгу. А девушка мне сказала, что в этом романе три книги. Но она все равно купила их у меня. А потом подходит Лариса Ивановна и так радостно меня обнимает, говорит я молодец, что продала их по пятьдесят. Да так подхалимно, мне так неприятно стало. А потом она сказала, что у нее есть дома эта третья книга, и она хотела собрать весь роман. Представляешь? Какая же она хитрая и неприятная в общении. Я с ней с тех пор не разговаривала и не здоровалась.
       - Со мной она тоже перестала здороваться, когда мы поругались, - ответил Алекс. – А тетю Лиду за что? – он посмотрел на осколки фарфоровых фигур. И на петуха, все так же смотрящего на Алекса одним глазом. Потому что второй смотрел на асфальт.
       - Ее собаки меня бесили. Я боюсь собак. Меня однажды в детстве сильно покусала собака за ноги, и теперь они все в шрамах. И еще этот тупой Тарзан. Он боится людей, но с аллеи не уходит, думает, что Лида ему еще что-нибудь даст. А люди начинают ходить, он их пугается и прыгает мне на книжки, по твоим, я помню, он тоже пробежался.
       - Да. Поэтому меня эти собаки тоже вымораживали.
       - Вот мне это и надоело. Жаль, и собак нет, я бы их сейчас тоже, того, - и бабушка Эмма засмеялась.
       Алекс тоже улыбнулся, смеялась бабушка Эмма задорно, и, если не видеть ее живот, то тоже начинал улыбаться.
       И вдруг улыбка в миг исчезла с лица Алекса. Он оторопел от мысли, что его то же самое бесило в людях. Дима бесил тем, что вонял. Костя своей супераккуратностью, Нина Ивановна всегда пыталась занять его место, тем самым, пытаясь выгнать его отсюда. А тетя Лида приводила в гнев людей сворой собак. И ругались с ней не только Алекс и бабушка Эмма, но многие другие. И Лариса Ивановна со своим мерзким характером не нравилась им обоим. Алекс ужаснулся оттого, что его мысли текли в том же направлении, что и мысли бабушки Эммы. Единственное, что ему осталось, это сойти с ума и взять мамин кухонный нож, которым она рубала замороженных куриц и пойти кромсать людей. От этих мыслей его опять стало трясти, а руки в мгновение стали ледяными и покрылись испариной.
       - Ты не бойся, Лешенька, - бабушка Эмма взяла его за предплечье, ее рука тоже была холодной. Алекс почувствовал кровь и хотел выдернуть руку, но сдержался. – Я тебя трогать не буду. Ты единственный, кто мне помогал и хоть как-то поддерживал. Хотя Костя и заступился за меня, когда какой-то мужчина попытался занять мое место, но все равно. Может, если бы он не пытался меня остановить, я бы и не тронула его.
       На аллее появился человек в голубой рубашке. Это был майор Рябов, высокий тощий человек, с рыжими непослушными волосами и кривым носом. Он замедлил шаг, увидев кровавое побоище, и достал пистолет.
       - Ну, вот и все, Лешенька. Это за мной, - она поднялась со стула.
       Потом она поправила юбку и сложила руки за спиной, держа нож. Она засеменила навстречу милиционеру, переваливаясь с ноги на ногу, как утка. Алекс не мог оторвать взгляд от ножа бабушки Эммы, он видел, как тот пачкает платье, оставляя темные полосы.
       - Женщина, покажите ваши руки! - громко и отчетливо произнес Рябов. Но бабушка Эмма продолжала идти к нему. Он всего на секунду посмотрел в глаза Алекса, будто пытался увидеть в них отражение спины бабушки Эммы, и что она за ней прячет. Но то, что у нее за спиной что-то есть, он понял сразу. – Я в последний раз повторяю, покажите ваши руки!
       Нож все также прятался за спиной бабушки Эммы. И Алексу вдруг стало интересно, нанесет ли он еще один удар. Или, может, два? Будет ли бабушка Эмма такая же прыткая, как тогда, когда убивала Диму, Костю, Нину Ивановну и тетю Лиду?
       Рябов выстрелил вверх. Выглядел он жалко, словно обделался посередине улицы. Его бледно-голубые глаза прекрасно отражали состояние его души. Она терзалась сомнениями, неужели все это сотворила пенсионерка, которая приближалась к нему.
       Алекс продолжал смотреть в спину бабушки Эммы. Прогремел еще один выстрел. Ее платье вдруг подернулось, и она остановилась. На ткани появилась дырочка, вокруг которой стало расплываться красное пятно. Нож выпал из рук бабушки Эммы и упал на асфальт, зацепив отколовшееся ухо зайчика. Бабушка Эмма рухнула животом вверх и закрыла глаза.
       Алекс посмотрел на Диму, Костю, Нину Ивановну и тетю Лиду. Ведь это он мог их убить, они тоже его вымораживали. И он тоже торговал книгами. Правда, их было всего одна тумбочка.
       Все происходящее дальше Алекс вспоминал с трудом. Память была поддернута пеленой, заслонявшей собой образы и действия, и никак не хотела исчезать. Хотя вспоминать особо не хотелось. Началось следствие. Алекса, конечно же, допросили, сняли одежду, в которой он был и даже сделали снимок кровавого пятна на руке. Затем началась грязь. Местные газеты наперебой писали грязные статейки, в которых выдвигали самые немыслимые и похабные предположения случившегося. Обвиняли и Алекса. Писали, будто все это устроил он, приводя в доказательство окровавленную пачку сигарет и кровавый отпечаток на руке. Но самый, пожалуй, веский довод был – только Алекс мог достать до шеи Кости, так как бабушка Эмма была низкого роста. Но следствие кончилось и газету закрыли за клевету. Не помогли их самые горячие извинения. Потом начался суд над бабушкой Эммой.
       В это время она еще лежала в больнице. Приговор выслушал адвокат бабушки Эммы, приставленный ей в судебном порядке. И Алекс, который был главным свидетелем. В больнице он навестил ее один раз.
       - Они позвонили моей дочке, - тихо сказала она. Было странно видеть ее, лежащей в больничной постели.
       Алекс посмотрел на милиционера. Он был молодой, но старался выглядеть сурово, от чего его лицо становилось глупым.
       - А она что? – Алекс очистил ей банан от кожуры и протянул. Милиционер пристально наблюдал за его действиями.
       - Перезвонила мне вся в слезах. Говорит, мама, как же ты докатилась до такой жизни. А что я могла ей ответить? – она откусила банан. – Ничего. Ничего я ей не ответила, просто положила трубку.
       На Алекса навалилась печаль. В ее голосе было много печали и одиночества, но насколько она была одинока, он и представить не мог.
       Когда она выздоровела, ее перевезли в тюрьму в тридцати километрах от города. Ее посадили в колонию строго режима на двадцать пять лет. Скорее всего, покинет она тюрьму только в деревянном ящике.
       Алекс пару раз приходил навестить ее. Когда они разговаривали в первый раз в тюрьме, Алекс вдруг понял, что не курил с тех самых пор. И искренне ответил на вопрос бабушки Эммы, бросил ли он курить. Но каждый раз, глядя на ее руки, вспоминал нож, которым она рубала мужа и резала пирог. Такой вкусный яблочный пирог.