По ту сторону протокола гл. 27

Глава 27. Легко ли быть женщиной?

  Закончив осмотр предметов, Яна заполнила бланк постановления о приобщении к делу вещественного доказательства. Не успела она приняться за другую работу, как в ее кабинет шумно ворвалась Машка Зубкова. Она швырнула на стол Яны уголовное дело и с апломбом заявила:

- Все равно не буду с ним спать!
- С кем? – удивилась Яна.
- С Козодоевым! – гневно выкрикнула Машка, плюхнулась на стул и зарыдала.

  Яна вздохнула, но спрашивать у Машки больше ничего не стала. Может быть, Машке показалось, что начальник имеет на нее виды, а может быть, и нет. Та немного успокоилась, и скорбным голосом поведала Яне, что Козодоев опять к ней придирается, а, значит, намекает, что она должна стать его любовницей.

- Ну что ему в этом деле не понравилось? – нервно вопрошала Машка, потрясая законченным делом. – Сказал, половину переделывать надо, а сам на мои ноги так и зыркает!
- С чего ты взяла, что Козодоев тебе на постель намекает? – усмехнулась Яна. – Может, действительно, дело ерундовое?
- Да, перестань ты, Яна, как будто не знаешь! – Машку не так-то легко было сбить с толку.

  Уж если она чего вбила себе в голову, ничем оттуда не выбьешь, какие разумные доводы ни приводи. Впрочем, возможно, Зубкова была права.
  Явление, названное американцами “sexual harassment” – сексуальное домогательство – в милиции цвело пышным цветом. Некоторые начальники, не страдающие моральной чистоплотностью, руководя коллективом, состоящим процентов на 50 из молодых, в основном, интересных женщин, чувствовали себя (а, может быть, и были, по сути) козлами в огороде.

 В далеких Штатах эти, с позволения сказать, Казановы, давно бы сидели за решеткой или платили огромные штрафы пострадавшим от их домогательств женщинам.
  Яна не считала себя красавицей, но, тем не менее, тоже успела ощутить на себе, как это неприятно, когда некий стареющий ловелас, назойливо и нахально оказывает знаки внимания. Причем, на отсутствие взаимности со стороны понравившейся особы, распутники реагировали одинаково – начинали преследовать по службе, придираться по мелочам, и бывали случаи, когда женщина, не выдержав прессинга со стороны начальника, вынуждена была перейти в другую службу или уволиться совсем.

 Сашка Зауэр, обладающая яркой внешностью, и полностью опровергающая миф о непроходимой тупости блондинок, пострадала больше.
  Ей вдруг начал оказывать знаки внимания не просто начальник отделения, а начальник всего следствия города с говорящей фамилией Кобелев. Наличие мужа у приглянувшейся женщины-следователя не останавливало развратника. Она была вынуждена уйти на какое-то время в другую службу. Так что, рыдания Зубковой вполне могли быть обоснованными.

  Яна, как могла, постаралась успокоить Машку, посмотрела вместе с ней дело, и, что могла, посоветовала ей исправить в деле, чтобы противный Козодоев все-таки отстал. Машка повздыхала, забрала дело и удалилась гордой походкой непокоренной рабыни Изауры, на которую чем-то была внешне похожа.

  Яна только собралась продолжить работу, как ей позвонил Кинжитаев.
- Яночка, выручай! – зачастил он в трубку. – Нужно срочно вещи изъять по убийству, а прокурорский следак занят.
- А сам не можешь? – удивилась Яна.
- Понимаешь, надо с женщины платье снять, а по закону положено, чтобы изымающий был одного пола с тем, у кого изымают, - голос Кинжитаева был умоляющим.

- Ладно, сейчас приду, - вздохнула Яна.
  «Что же это за дело-то такое, по которому человека раздевать надо?» - подумала она, но отказать Улугбеку она никак не могла.

  В кабинете Кинжитаева на краешке стула притулилась тетка неопределенного возраста бомжеватого вида. То есть, в ее внешнем виде наличествовали признаки злоупотребления спиртным и проживания в антисанитарных условиях. Грязная одежда, землистого цвета лицо, давно нечесаные сальные волосы – в общем, полный набор украшений подобного рода женщин. Яна уже научилась не выказывать своего отвращения и не морщить нос при их виде. Лишние эмоции в данной ситуации могли помешать налаживанию контакта.

- Понятых нашел? – обернулась Яна к Кинжитаеву.
  Тот кивнул, на минуту вышел в коридор и завел в кабинет двух женщин средних лет вполне интеллигентного вида. Почтенные дамы, увидев «леди-бомж» и ощутив исходящие от нее «ароматы», брезгливо сморщили носы. Им-то психологический контакт совершенно не был нужен.
- Что изымать? – покорно спросила Яна у Кинжитаева.

  Улугбек отозвал ее в сторону и шепнул на ухо, что с бомжеватой дамы по фамилии Огурцова необходимо снять платье, на котором могут быть следы крови. По оперативным данным, как доверительно сообщил Кинжитаев, Огурцова вполне могла быть соучастницей кровавого убийства, хотя пока не хочет в этом признаваться. Вполне возможно, платье может стать единственной уликой, могущей изобличить преступницу. Остальные вещи они уже изъяли, а про платье как-то забыли, тем более, что оно было заправлено в растянутые тренировочные штаны.

 И вот сейчас, в отсутствие прокурорского следователя, ведущего расследование убийства, Яне предстояло изъять столь важную улику.
- Понимаешь, Янка, - торопливо шептал Кинжитаев, - есть у меня информация, что она помогала труп окровавленный перетаскивать. Непременно на платье должна кровь остаться. Давай, работай! – с этими словами Кинжитаев вышел из кабинета.

  Все правильно, выемка таких вещей должна производиться не только лицом одного пола, с тем, у кого изымают, но и понятые, либо иные участники должны быть также одного пола.
- Снимайте платье, - обратилась Яна к Огурцовой, когда за Кинжитаевым закрылась дверь. Понятые с ужасом посмотрели на зверствующего следователя. Отвращение к бомжихе в их глазах сменилось неким подобием жалости. «Совсем милиция обнаглела – уже одежду отбирают!» - явно читалось в глазах оторопевших женщин.

  Огурцова отреагировала более спокойно, будучи предупрежденной Кинжитаевым о сути предстоящего следственного действия. Покорно стащила с себя замызганную темно-синюю мастерку, а затем и ситцевое платье такого же неопрятного вида и протянула его Яне.
Яне совсем не хотелось брать в руки грязную одежду, и она протянула Огурцовой полиэтиленовый пакет, чтобы та сама положила туда платье. Женщина уже была готова бросить платье в пакет, как вдруг Яна, забыв на секунду о брезгливости, схватила ту за руку.

- Что такое? – недоуменно спросила Огурцова.
- А где подол от платья? – в ответ спросила Яна. Действительно, на затрапезном платьишке начисто отсутствовал подол.
  Огурцова глупо хихикнула.
- Понимаете, гражданин, то есть гражданка следователь…У меня в камере это… ну, женские неприятности начались… Ну и пришлось, платье порвать… А че делать-то?

  Огурцова на самом деле была задержана следователем прокуратуры на трое суток. Яна лихорадочно размышляла, соображая, что делать. Если Огурцова, как говорит Кинжитаев, помогала перетаскивать труп, следы крови как раз должны были остаться именно на подоле! А что, если та умышленно оторвала подол, уничтожая улики, а сейчас нагло врет про критические дни? С нее станется!
 
Черт, что же делать-то? Кинжитаева в кабинет не пригласишь, нарушится законность следственного действия, и впоследствии оно может быть судом не признано как доказательство.

- Подождите секундочку, - звенящим голосом сказала Яна, и, не давая понятым и подозреваемой опомниться, пулей выскочила из кабинета. Делать этого, конечно же, было нельзя, но с другой стороны, как решить неожиданно возникшую проблему?
  Хорошо, что Кинжитаев никуда не ушел, а покорно ожидал в коридоре окончания следственного действия.
- Коля, иди скорее сюда! – почти закричала Яна.
- Ты зачем вышла? – изумился Улугбек. – Разве можно эту одну с понятыми оставлять?
- Да подожди ты, понимаешь, тут какие обстоятельства, - и срывающимся голосом Яна быстро изложила суть дела.

  Улугбек, услышав новости, разволновался не на шутку:
- Черт, мы как раз подозреваем, что она труп за голову тащила, а умер он именно от удара топором по голове! Если это так, то подол должен быть весь в крови!
- И что ты предлагаешь делать? – с нехорошим предчувствием спросила Яна.
- Что-что! Прокладку у нее изымать! А потом отправим на экспертизу – по группе крови элементарно определят, ее это кровь или убитого, - Улугбек в упор смотрел на Яну, полностью уверенный в правильности своего решения.

- Ты с ума сошел? – Яне стало дурно. – Как ты себе это представляешь?
- Яночка, а делать нечего, придется! Мы ее с такой уликой запросто расколем! – Улугбек даже притоптывал на месте от нетерпения, так ему хотелось получить вещественное доказательство.
- Может, до завтра подождет, а завтра прокурорский следователь изымет, когда освободится? – с надеждой спросила Яна.
- Не, ничего не выйдет! – Улугбек даже развеселился. – Он – мужчина, по закону не положено такие интимные вещи изымать. Так что, Яночка, сделай, пожалуйста, а уж мы в долгу не останемся!
- Тогда с тебя – коробка конфет! – в отчаянии выкрикнула Яна и направилась обратно в кабинет.
- Согласен на все! – крикнул ей вдогонку довольный опер.

  Вернувшись в кабинет, Яна, не глядя в глаза понятым и Огурцовой, огласила принятое решение. Лица понятых вытянулись, на них отчетливо читалось отвращение к предстоящему действу и явное возмущение действиями милиции. Огурцова поначалу изумилась, но, судя по всему, поняла, что сопротивляться бесполезно и, ухмыляясь, потребовала:
- Тогда давайте что-нибудь взамен! Ну, Вы же женщина, Вы должны понимать…

  «Надеется, что мы ничего не найдем, и отстанем от нее», - промелькнуло в голове у Яны, и она вновь выскочила в коридор, чтобы озадачить Улугбека. В конце концов, это его затея, вот пусть выкручивается, как хочет.

  Улугбек нисколько не удивился просьбе подозреваемой, молча зашел в соседний кабинет, также принадлежащий их группе, достал из сейфа лоскут хлопчатобумажной ткани и аккуратно и сноровисто, как будто всю жизнь только этим и занимался, сложил его в несколько раз. Полюбовавшись на результат своего труда, Кинжитаев передал импровизированную прокладку Яне:

- Вот, держи. По-моему, хорошо получилось. Ей понравится.
  Яна, чертыхаясь, с прокладкой в руках вернулась в кабинет. Она протянула Огурцовой прокладку и пакет и отвернулась, предоставив ей возможность сделать все самой. Понятые до конца следственного действия продолжали пребывать в состоянии ужаса и отвращения к происходящему. Да уж, впечатлений от общения с сотрудниками милиции им хватит надолго. Надо же было Улугбеку пригласить в качестве понятых приличных женщин! Впрочем, выбирать не приходилось.

 Бедные женщины, расписавшись в протоколе выемки, и услышав от следователя заветное «Спасибо, можете идти» пулей выскочили из кабинета.
  Яна молча протянула Кинжитаеву пакет и бланк протокола, и, не попрощавшись, также поспешила покинуть гостеприимный кабинет оперов.

  …Кинжитаев сдержал свое обещание и на следующий день принес Яне огромную коробку конфет. Позднее он с радостью поведал Яне, что Огурцова под гнетом улик созналась в соучастии и будет нести ответственность наравне с убийцей. Справедливость в очередной раз восторжествовала…