Чужая революция

 В этом мире того, что хотелось бы нам – нет!
 Мы верим, что в силах его изменить – да!
 (с) Ю.Шевчук

_________________________***__________________________


 - Пусть оно все катится к чертям собачьим! Я бы не против сейчас бросить все и махнуть куда-нибудь на Мальдивы! – сказал Сергей, мечтательно закрыв глаза.
 - Да, неплохо было бы, конечно, – Иван вставил заводской детонатор в лично им приготовленную, по рецепту Нобеля, взрывчатку и прикрепил датчик от дистанционного взрывателя. Получившуюся бомбу он аккуратно положил рядом с другой такой же и, полюбовавшись на творение, взялся за третью.
 - Но тут вопрос другого плана: смог бы ты дальше продолжать беззаботно жить, зная, что происходит в стране, да и в мире в целом? Я нет.
 Сергей, не открывая глаз, нахмурил брови, и, немного подумав, изрек:
 - Меньше знаешь - крепче спишь.
 Вдруг он сорвался с кресла-качалки, в котором покоился до этого, быстро прошелся по комнате из угла в угол, затем, обшарив все карманы, достал из нагрудного зажигалку и смятую сигарету. Он попытался ее расправить, но случайно обломил у самого фильтра. Смачно плюнув, он бросил остатки ни в чем неповинной перед ним сигареты прямо на пол. Иван только искоса посмотрел на него, ничего не сказав, но сочувствие к другу явно читалась в его глазах. Тот же продолжил:
 - Черт бы побрал это человеческое любопытство, а! Ну, вот кто не давал мне спокойно работать?! Была своя фирма, причем дела на ней процветали, особенно в последнее время, когда пришла Эллочка… Умная баба она, Эллочка… - Сергей, на миг прервав свой диалог, подошел к окну, и почему-то заулыбался. – У меня и Таня умная была… Мне вообще всю жизнь на баб везло! Ни одной глупой не встретил. Хотя, кажется, женился бы не на ней, а на какой-нибудь дуре, и все бы по-другому было…
 За окном большими мягким хлопьями шел снег. Для ветреного в это время февраля погода стояла на редкость тихая. Маленькие елочки на просеке, погребенные под сугробами за зиму, проглядывали едва заметными зелеными веточками на сплошь белом фоне. Если вглядываться дальше, куда уже почти не доставал свет от уличного фонаря, висевшего под козырьком, можно было различить неподвижную сплошную темную стену: это начинался дремучий, непроходимый лес. В практически полной тишине, царившей в доме, и нарушаемой лишь монотонным звуком работающего в сарае дизельного генератора, было слышно, как где-то в глуши тайги заухал потревоженный филин, проснувшись после дневной спячки. Пора на охоту… берегитесь грызуны! Сергей почему-то гоготнул, представив, как маленькое беспомощное создание, бьется в когтях безжалостного хищника, но, испугавшись своей реакции на воображенную картину, крепко зажмурил глаза, сжал зубы, и сквозь них произнес:
 - Ваня! Какие же мы стали жестокие и циничные! Мне страшно от этого делается…
 Иван, покончивший уже с третьей по счету бомбой, и напевавший себе что-то под нос, медленно повернулся к товарищу и с ехидной улыбкой на лице выдал:
 - А ты думал, что, убивая, ты станешь добрее и гуманнее? На войне нет места жалости. Враг заставил твою жену уйти от тебя… стой! Не перебивай, я все равно знаю, твою позицию. Ты хочешь сказать, что она ушла из-за того, что ты недостаточно уделял внимания ей и сыну, но не забывай, из-за чего ты это делал. Ведь ты работал, работал по 15 часов в сутки, для того чтобы обеспечить ребенку достойное будущее, чтоб ему не пришлось думать лишь о работе, как тебе. Ты делал это для того, чтобы она вкалывала меньше и больше уделяла внимания воспитанию вашего чада. И ты делал это достойно, ведь сам говоришь – предприятие твое стало очень даже прибыльным. Но ведь, если бы правительство уделяло больше внимания своим бесценным, в буквальном смысле этого слова, гражданам, тебе и пахать бы по столько не пришлось! Что оно сделало, это правительство? Набило себе карманы, да для отвода глаз, чтобы показать, что оно не бездельничает, отправило в страны третьего мира гуманитарную помощь, потратив на этот фарс пятую часть денег, которая им и не принадлежит даже, а принадлежит, тебе мне, всем людям нашей огромной Родины! Да у нас теперь много друзей по всему белу свету, только жаль, что эти далекие друзья не заменят тебе Таню и ребенка. Кстати, она, кажется, замуж за какого-то африканского принца вышла? Вот ты у него и спроси, у этого самого принца: куда он девал те деньги, которые наш народ зарабатывал и подарил его народу, и почему у них там по прежнему, ничего не решилось с голодом и эпидемиями! Знаешь, можно подумать, что содержание твоей бывшей семьи всем очень дорого обходиться.
 - Ну-у, знаешь мил человек, это ты зря!... – Сергей, до сих пор напряженно слушавший напарника, насупившись, отвернулся и стал нервно шарить по карманам в поисках табака, но, естественно, ничего не нашел, и опять сплюнул на пол.
 - Не кипятись, Сереж. Я пошутил. – Иван достал из ящика стола нераспечатанную пачку «Winston» и кинул другу. Тот, поймав сигареты, быстро раскрыл их, извлек зажигалку и с наслаждением затянулся. - Ты же знаешь, я никогда ничего не имел против Тани и до ее ухода от тебя и после. Она хорошая женщина и я, как и ты, желаю ей только счастья в ее новом браке. Но речь сейчас не о том к кому она ушла, но о том, почему это сделала… Ты ее все еще любишь?
 Сергей отвернувшись в сторону окна, но не глядя в него, задумчиво пускал колечки дыма. Те, сорвавшись с его губ, плавно поднимались к потолку, но, на уровне стыка верхней части рамы с обналичкой, развеивались едва заметным сквозняком. Он затушил сигарету о свободное от окурков место на подоконнике, и, обернувшись, посмотрел Ване прямо в глаза. Во взгляде того не было и тени иронии, лишь печаль:
 - Да. Я безумно по ней тоскую…
 Они оба на несколько минут замолчали, смотря друг на друга, но как бы сквозь. После этой паузы Иван стал, не спеша заворачивать свои изделия в тонкую цветастую ткань, похожую на женский шелковый платок, и упаковывать по одному в большие темно-вишневого цвета саквояжи. Ему предстояло, не особо светясь, подойти с этой поклажей к машине одного важного для дела государственного служащего, и вскрыв багажник, положить в него одну из сумок. Это представлялось не очень сложным, так как бюрократ явно считал, что бояться ему не кого, ведь трудится он, разумеется, по данным купленной им прессы, исключительно на благо народа, и поэтому экономил на охране. А что? Народ, видя огромную армию телохранителей, будет думать, что чинуша явно не честен, раз так трясется за свою жизнь, боится, значит, гнева народного. А так, люди смотрят, что Остап Юрьевич один на простой 31-й «Волге» ездит и восторженно думают: «Вот он правитель по настоящему близкий к своему народу!». Правда не знают они, глупые, что у «Волги» той стекла бронированные, да и сам Остап Юрьевич не расстается с верным другом ПМ, а легкий кевларовый бронежилет снимает, только когда домой приезжает. И уж наверняка практически никто из них не знает, в какой тайной организации состоит всеобщий любимец.
 Сергей же, молча прошел до полюбившегося кресла. Плюхнувшись в него, он достал из пачки очередную сигарету и закурил, опять закрыв глаза. Сейчас надо просто ждать. Ждать пока в брошенную хозяином-лесником хибару, находящуюся довольно далеко от больших дорог, не приедет на снегоходе еще один их компаньон, Максим, привезет поесть, и самое главное: одежду, парики, грим и прочие предметы для необходимого изменения внешности экстремистов.

_________________________***__________________________


 Сергей вышел за дровами. Лесник был человек запасливый и, видимо, дров заготовил на целый год, но вот перезимовать не сумел – подхватил воспаление легких, и слег в больницу, а как поправился, то решил не появляться до весны, потеснить несколько месяцев свою взрослую дочь в ее скромной однокомнатной квартирке.
 Прохладный воздух махом разогнал сон и тоску по Тане. Сергей решил немного прогуляться по заснеженному лесу, подышать, подумать. Сугробы доходили порой до колен, и идти было местами тяжеловато, но он никуда не торопился – разминал, одеревеневшие от недостатка нагрузки мышцы.
 «Самое страшное, что Ваня во всем прав. Он всегда прав, этот чертик из табакерки! Сколько у нас уже было с ним разговоров еще до того, как я вошел в организацию, и я тогда уже понимал, что он прав. Просто не хотелось ничего делать, не хотелось даже думать о какой-то системе, о стране… Да просто хотелось жить полной жизнью! Домик загородный хотел, чтобы с прудиком, детишек хотел, двух мальчиков и двух девочек, хотел ездить отдыхать на курорт всей семьей… Много чего хотел и все планы провалились в тартарары, когда Таня ушла. Она права, ее можно понять, как женщину, как мать. Она считала, что уже ничего не изменишь, и надо просто жить, и поэтому ушла, ушла навсегда.
 Как это странно было осознать, что ее нет рядом. Всегда была, и вот нет. Записка только: «Ты самый замечательный! Я любила, и буду любить только тебя! Прости меня за все, но так будет лучше… Прощай!». Как же я тогда запил!.. Если бы не Ванька, продал бы все, набрал бы водки, заперся в пустой квартире и подох бы в отходах собственной же жизнедеятельности. Ваня всегда был человеком с неспокойной душой, все время чего-то искал… мечтатель он, Ваня! Хоть и мент, пусть бывший, но все же, а мечтатель. Он ведь мне цель в жизни подарил. НАСТОЯЩУЮ ЦЕЛЬ. Не накопление сомнительного богатства и полное материальное удовлетворение от своего глупого существования, а ИДЕЮ!»
 Незаметно для себя, он сделал круг и наткнулся на собственные следы, уходящие от поверхности снежного покрова, почти до самой земли, на глубину сантиметров тридцати. Рядом виднелись, едва различимые в потемках следы какого-то мелкого грызуна. Взглянув вперед, он увидел, какую дисгармонию натворил на этом маленьком клочке белого листа. То же самое было позади. Ему стало неуютно, и он решил сделать еще кружок, наступая след в след.
 «Мы все изменим. Пусть не я, не Ваня и не Максим, пусть это будут уже следующие поколения, но это будем МЫ! Сначала нас не поймут, назовут преступниками, террористами, бомбистами и разными другими словами, нас будут ненавидеть, но потом, когда люди осознают нашу правоту, осознают просто потому, что им ничего не останется больше, кроме, как осознать и принять, мы станем героями. Но это далеко не главное, ведь слава – нужна лишь идиотам, по настоящему умный человек ищет не славы, а правды. Главное, что люди поумнеют, осознав, как ошибались, осознав, что их на протяжении столетий водили за нос, начиная еще с эпохи Петра Великого; они поумнеют, потому как такие ошибки очень, очень дорого нам стоят, поумнеют потому, что мы - такой народ, простой, доверчивый, но в тоже время мудрый. Они увидят правду. И тогда они сами пойдут по нашим стопам, след в след, чтобы не повторять тех ужасных разрушительных ошибок, что были сделаны до них. Они пойдут, просто из-за инстинкта самосохранения, чтобы сохранить то, что осталось от нашей культуры, нашей цивилизации. И для них, глупых и умных в одно и то же время, эта революция уже не будет чужой. Она станет их собственной частью».
 Начинал подниматься ветерок, и снег превратился из крупного и пушистого в маленький и колючий. Сергей свернул к поленнице. Подойдя, он рукавицей стряхнул с верха свежий белый пух, набрал хорошую охапку дров, и крикнул Ване, чтобы тот открыл дверь.
 Растопив печь, он опять устроился на своем кресле и, включив плеер, закрыл глаза. Гребенщиков пел:

 «Этот поезд в огне – и нам не на что больше жать,
 Этот поезд в огне – и нам некуда больше бежать.
 Эта земля была нашей, пока мы не увязли в борьбе...»

 Иван посмотрел на друга, покачал головой. Взяв со стола шомпол, он промокнул его в открытой масленке, и точными уверенными движениями стал чистить свой ПМ. А за окном ветерок уже превращался в пургу…