В двух разделенных сердцах их будет в двое больше

О не родившейся любви

Сегодня в районе 13 мск, у нас сбоил Интернет, все время вылетала аська, я нервничал, я ждал, ответишь ты или нет. Сейчас пью виски [шеф видит, что мне хреново, но у нас срочное дело, поэтому наливает по чуть-чуть, вроде бы так полегче]. Пока шеф смотрит, что я наработал, читаю вчерашний день. И вижу, что между твоим: "Дима ты жив?", - и моим: "...с радостью...", - 6 минут 46 секунд. А ведь я ответил немедленно! Значит, аська висела около 5 минут. Я тогда смотрел на тебя, ты не отвечала... Я понял, что умерла ... наша дружба, которая возможно уже понесла нашу Любовь. Я думал, что это я убил её. И было невыносимо больно - собственными руками, убил Её вынашивающую мое дитя. Я умирал. Но сейчас топлю боль в виски, смотрю на цифры. И думаю, а может быть это стихия? Помехи на линии? Может быть, я не убивал, и имею право жить? Как порой жестока жизнь - мы живы, а их уже нет с нами. Что ж будем жить и за них. Тебе три жизни. И мне три жизни. В двух разделенных сердцах их будет вдвое больше.

О спасенной жизни

Четырнадцать лет назад мы стояли на автобусной остановке. Автобус из разряда "экспресс", тогда на такие автобусы собирались длинные очереди. Мне 26 лет, жене 24, она на восьмом месяце беременности, на руках полуторагодовалая дочь, прогулочная коляска, сумки. Добрый дяденька: "Вы проходите первыми, я вас пропущу", - очередь не менее двух сотен человек. Я запихнул сумку поменьше в сложенную прогулочную коляску, получилось "два места ручной клади". Жена взяла дочь на руки. Я просил ее: "Держись поближе ко мне!", - но женщины не любят дискомфорта, если им что-то не удобно, то...
Подошел автобус, очередь подалась вперед, сбиваясь перед дверью в толпу, теряющую самосознание - только вожделенные двери. Я жил в советском союзе, для меня все это обыденно.
Внимательно следя за движением автобуса и предвидя, где откроется дверь, я остановился, уперся, толпа разбилась и начала обтекать меня. Открылась дверь: "Таня прижмись ко мне - не отставай", - Таня этого делать не стала, потому что ей не приятно протискиваться за мной в толпу - дискомфорт. Я поднялся на ступеньку, вынося вперед сумку и коляску. И почувствовал неладное. Она должна была встать на ступень вслед за мной, при этом она или дочь неизбежно коснулись бы меня. Толпа, жаждущая сидячих мест, ничего не разбирает - только направление движения. Если сделать один правильный шаг, она внесет тебя в автобус. Они бы просто прижали их ко мне. А если сделать не правильный шаг... Я оглянулся...
И мир рухнул - жена не пошла за мной. Она отстранилась от неприятной ей толпы, желая остаться на улице. Но из пробитой мной полыньи уже никуда не деться! Толпа обтекла нас вокруг и за ее спиной уже были люди, и они толкали ее как помеху обратно. А те, кого еще мгновение назад сдерживал я, ломанулись вперед. Жена оказалась как будто бы в ножницах - на пол корпуса в проёме животом против сложенной створки двери. Она упиралось, но на неё давила толпа толщиной в пять-шесть человек расстояние между створкой и животом исчезало мгновенно. В тот момент, когда я обернулся, до двери оставалась едва ли ладонь.
Я взвыл, разжал руки, роняя кладь, развернулся, уперся ногами в ступень и основание поручня, руками в доброго дяденьку и еще кого-то. И с бешеным криком вытолкнут толпу назад. А их было около двадцати человек.
Никто не шевельнулся. Некоторые упали в лужи - в месиво из мокрого снега, воды и грязи - но лежали не шелохнувшись. Жена вошла, села, невредимая. Я поднял сумку и коляску, сел рядом. Она что-то сказала, я разразился матом. Толпа облегченно вздохнула и двинулась в автобус. Кто-то что-то говорил, обсуждая случившееся. А я почти терял сознание - только что чуть не погиб мой сын и, возможно, жена.