Виновен

Роман Ланский
(с) январь 2007
ВИНОВЕН

Здравствуйте. Меня зовут… Хотя кому какая разница? Даже мне никакой разницы нет. И нет никакой разницы в том, что я пишу. Может это Интернет-дневник, а может быть и что-то другое. Мне просто наплевать. Наплевать на это и другие никчемные аспекты скушнейшей из всех земных жизни. Итак, зовут меня…

- Кот! Эй, Котяра! Скорей двигай сюда, тут такое!!!

Ну да. Вот так меня и зовут. Кот. Котяра. Котофей. И прочее.

- Что там стряслось, черт возьми?

Я всегда сплю в школе.

- Там Катерина себе вены режет!

Ну вот. Опять кто-то себе вены режет. Второй, наверное, раз в моей скучнейшей жизни.

- Ёперный бабай, чё это она удумала? Пошли, поглядим.

Трефа ведет меня по школьному коридору. Куда – я пока не знаю. Трефа – это парень. Мой друг. Мой враг. Хороший парень. Плохой парень. И просто человек, который очень хорошо понимает, что ему от жизни надо, и поэтому радуется ей, жизни. В отличие, конечно от меня. Низенький. Худой, как скелет. Как я. Но, в отличие от меня одежда на нем мешком не висит. Как бы то ни было, а он ведет меня. Ведет по коридору в неизвестность, где одноклассница решила завязать со скукой жизни и перейти к скуке смерти.

- Пришли. Катюх, чё там?

Это Трефа говорит. Катюха – подруга Катерины. Катюха – враг Катерины. Это не шутка. Это жизнь. Жизнь гнилого центра страны, у которой еще живут конечности. А в центре живет Пессимизм. Пессимизм и безысходность. Здесь друг одновременно и враг. И не поймешь, кто на самом деле эти друзья. Эти враги. Нет общих интересов. Нет ничего связывающего. Нет общности.

Вы видели большие мусорные контейнеры, в которых всякого дерьма навалом? Я видел. Мир «Центрального» подростка похож на них. В мусорнице редко встретишь два одинаковых предмета. В мире тинейджера редко встретишь настоящего друга. Друга, который дважды друг и никогда – враг. Все больше встречаются друзья и враги одновременно. Которые в лицо хвалят, а за спиной обливают неслыханной грязью. Это люди, которые боятся высказать правду в лицо. Они врут тебе, что ты хорош и говорят другим, что ты плох. И нет потому у тебя никакого развития. Счастье, если ты узнаешь, как ты плох и исправишься в лучшую сторону…

А между тем Катюха уже ответила Трефе:
- Сидит на окне, глазеет на нож.
Трефа:
- Во дает, дура старая!

Я плюю. Плюю на пол. Промахиваюсь. Слюна медленно сползает по стене. Я вхожу в вонючий женский туалет. Не менее, в принципе, вонючий, чем мужской. Я осторожно подхожу к Катерине. Рывком выхватываю у нее из руки нож и выкидываю его в окно.

- Тоже мне, Сид и Нэнси! Хрена ли?

Нет мне ответа. Я не психолог. Катерина встает на подоконник. Хочет выброситься из окна. А я начинаю петь песенку:

- Ну, давай, сделай это,
Покажи всем, что ты слаб!
Еще один шаг, один момент,
Дай повод для смеха болтунам,
Сделай подарок своим врагам,
Порадуй их всех, что тебя больше нет!
Напугай случайных прохожих,
Заставь их задуматься о судьбе!
Иди, купи на улице drugs,
Купи себе «колеса» и вколи кетамин,
Чтоб не терзал душевный огонь,
Иди, повесься, тебе нужен покой!
Ты думаешь, что ты очень крутой?
Ты даже не можешь над собой взять контроль!
Никому ничего не докажешь ты здесь,
Даже если ты жизнь свою заживо съешь!
Не хочешь бороться со сложной судьбой,
Тебе бы полегче, ты хочешь покой!

Я заканчиваю петь. Катерина оборачивается на меня.
- Меня Костя бросил.
Я сажусь на закрытый унитаз. Ко мне возвращается обычное для меня состояние полнейшего пофигизма.
- Один бросил – другой найдется. Ты ж красивая девушка, не пропадешь.
Катерина до сих пор стоит на подоконнике.
- Спасибо. Но он же был… Он был вроде как единственный. Я думала, мы созданы друг для друга, ну, и тому подобное…

«Блин! – думаю я. – Вот еще не хватало её увещевать»

- Индюк, как известно, тоже много что думал. И факт, что он в суп попал. Значит, не созданы друг для друга. Значит, не тот. Плохо значит, искала, раз не того нашла!

Катерина окончательно слезла с подоконника.

- Почему ты так уверен? Откуда ты знаешь?! Ты ж его почти и не знал!

Я начал выходить из терпения. Пофигизм пофигизмом, а тут никакого пофигизма не хватит.

- Я не знаю, почему я знаю или почему не знаю. Факт в том, что знаю, а откуда, это уже другой вопрос, ответа на который я не знаю! Тьфу, язык уже заплетается!

Я кричал. Но потом вдруг резко успокоился.

- Я видел его глаза. Это раз. И твои глаза я видел. Это два. Мне этого вполне достаточно. А то что в мире все попарно создано, это и ежу понятно… И ему же понятно, что при таком различии взглядов, бросаемых и не бросаемых в сторону собеседника никакой парности в вашей паре не было.

- Да откуда ты все это знаешь?!

Катерина явно ничего не понимала.

- Да хрен его знает, откуда. Мать говорит, когда я родился, а родился я, сама знаешь где…
- Где?
- Там, где весь медперсонал или китайцы или умеют по-китайски говорить. Так вот. Одна такая китайская медичка, верящая, естественно, в какого-то там Будду Гауману или Гаутаму – черт их разберет, сказанула, что я, дескать, будущий Будда. Представляешь? Это я-то, бухач и матершинник – Будда! Да еще и нарекла меня как-то по-ихнему, Муйтрея или Майтрейя. Это, типа, Спасущий Мир Любовью означает. Чушь, конечно, собачья, но мало ли что. Будем считать, что все вышеизложенное про отношения и парности я оттуда, от этой самой Будды Муйтреи и знаю.

Катерина рассмеялась. Рассмеялась и пошла на выход. Депрессия, наверное, кончилась и Костян был забыт.

Я вышел немного погодя, когда коридор уже опустел после звонка на урок, на который я, естественно, не пошел. А пошел я в мужской на этот раз туалет, закурил и долго, долго смотрел вверх, на затянутое тучами небо.

* * *

А ведь была и другая жизнь. Честное слово. Тогда, когда я жил на периферии. На окраине. Имя этой другой жизни – детство. Святая святых каждого человека. Хотите уничтожить человека? Нет ничего проще. Уничтожьте его детство. Как? Заставьте его забыть. Забыть весь тот свет и погрузите его во тьму. Тьму дружественных врагов. Тьму и ад взрослой жизни. Тьму обмана, лицемерия и продажности. Тьму личной выгоды. Тьму несправедливости. Вы убьете человека. Вы сделаете мутанта-убийцу. Он будет убивать всех, ибо лишь на светлых моментах из памяти зиждется все сознание человека.

Но было ли то детство? Было ли то детство или всему виной моральное разложение всех людей, живущих в центре сверхдержавы? Было ли то детство или всему виной моральное разложение некоторых отдельно взятых личностей? Личностей, по роковому стечению обстоятельств оказавшихся рядом со мной? Личностей слабых и никчемных? И не сам ли я такая личность?

Нет. Нет никаких общих закономерностей и не виноват столичный регион в том, что он столичный. Не виноваты мои друзья в том, что предложили мне бутылку пива взамен бутылки «Спрайта». Все, вся жизнь любого человека висит на двух волосках: на светлой памяти о светлых моментах и моральной силе. Мои друзья и я виновны лишь в своей слабости. Виновны в собственной наглости. Виновны в том что не смогли устоять и взять бутылку пива из рук других падших. Виновны в том, что не постыдились протянуть бутыль другому. Виновны в том, что не понимают, что все решают они. Виновны.

А невиновен лишь сильный. Сильный духом невиновен в своей истинной безгрешности. Сильный умом невиновен своей хитростью. Сильный властью невиновен, потому что никто не осмелится пойти против власти, кроме Сильных наглостью, которую они же путают с храбростью, Сильные которой невиновны, потому что остальные убоятся идти против них. И невиновны все остальные Сильные своей Силой.

Я знал и знаю сильных духом. Они и есть дважды друзья. Друзья, которые не покинут. Друзья которые не предадут. Друзья, которых не покинешь и не предашь. Друзья, которые смогут уйти за тебя в могилу. И ты сможешь уйти туда за них. Как слаб бы ты не был.

* * *

Я сижу. Сижу и режусь с Трефой в карты. Потому его Трефой и прозвали. Я еще иногда его Тузом называю. Любит он играть в карты, и не победишь его никаким шулерством. Мы играем. Мой шарф ЦСКА торчит так, чтоб всем было видно. Чтоб боялись мясные фанаты «Спартака». Мы играем. И совершенно не замечаем толпу качков, идущую к нам. Нам просто пофиг. Мы играем. А качки подходят. Качки подходят. Один сильно дергает меня за шарф, так, что я падаю. Мы падаем. Трефу тоже валят. Трефа матерится и пытается съездить кому-нибудь по роже. Ему это не удается. Зато удается мне. А все происходит безмолвно, и в голове летят точно такие мысли. Нас насилу заваливают. Качки нас бьют. Качки пинают мне в лицо. Я отлетаю. Мои губы в крови. Я улыбаюсь. Я кричу кричалку ЦСКА:

- Ветер, ветер, ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч!
ЦСКА еще сильней,
Он гоняет всех свиней!

И крича «ЦЭЭСКА! ЦЭЭСКА! ЦЭЭС…» я проваливаюсь в небытие.

* * *

Спартаковцы играют нашими картами. А я валяюсь около свалки и гляжу на них. Больно. Но эта боль моя. Моя до мозга костей. Я ее заслужил. Заслужил тем, что поддался на массовость футбола. Это, конечно, неплохо. По крайней мере, если сам не лезешь в драку. Но есть ведь и такие люди, которым лезть в драку совершенно обязательно. Это, наверное Сильные физической Силой и слабые умом люди. А хотя, черт его знает, кто они. А раны и синяки болят, шарф мой разрезан, но я этого заслужил. Виновен.

Роман Ланский,
14.01.2007 г. 2:55:52