Взгляд со стороны

Проснулся я, наверное, с пятой попытки. Нет, вру, конечно, максимум с четвертой. Или третьей. Точно не помню, голова как чужая после двадцать часов работы. Сплошное издевательство над простым фельдшером: вызов - на станцию, вызов – опять на станцию, вызов – снова на станцию. И только глаза зажмуришь, только курткой накроешься: «НА ВЫЗОВ БРИГАДЕ ВОСЕМЬ». Чтоб вам лопнуть…
Если меня не подвел на сей раз слух, позвали амбулаторно. Это еще ни о чем не говорит, но все же лучше, чем дальнее село и полкилометра пешком в такую холодину под зыбким лунным светом спотыкаться о камни тропинки, чтобы разъяснить очередной, пригревшейся под одеялом селянке, что голова у нее болит от подпрыгнувшего АД, которое она и сама могла вполне вернуть к рабочим нормам, скушав таблетку нифедипина, стоящего тут же, на трюмо. Амбулаторно… кого черт принес в такое время амбулаторно? Если бы действительно плохо себя чувствовал – вызвал бы на дом, а уж если нашел силы дойти до станции – значит, не так уж плохо себя чувствовал. Ну а если все не так плохо – так какого дьявола тогда вообще пришел в четыре часа ночи?
Я зашарил ногами под кушеткой в поисках туфлей, зафутболив одну из них, в результате, аж под тумбочку. Ругнувшись, встал на карачки, разыскивая обувь в темноте.
- Ты чего там шуршишь, Витька? – поднял голову с подушки водитель. – Вызвали?
- Лежи, лежи, амбулаторно нас, - пальцы наконец-то ухватили туфлю за задник.
- А вдруг повезем?
- Позвоню, если повезем, - пообещал я, с кряхтением натягивая обувь – ноги так отекли за сутки, что туфли казались чужими.
Коридор станции на втором этаже был пуст настолько, что мои шаги по линолеуму гулко отражались от стен. Я шел мимо полуоткрытых бригадных дверей, откуда доносилось сопение спящих людей. Смена выдалась тяжелая – погода подвела. Несколько дней назад вдруг выглянуло солнце, стало жарко настолько, что я сам лично видел бабочку-капустницу, летавшую в растущих около станционной ограды лопухах. Три дня эта благодать продержалась, а потом резко, как и полагается в этой жизни и согласно законам нашей весны, закончилась – без всякого предупреждения на город обрушился дождь с градом, температура совершила обратное сальто на десяток градусов вниз, а носы граждан тут же наполнились секретом слизистых, обильно изливаемым в платки и салфетки. В поликлинику из заболевших обратился, в лучшем случае, каждый десятый. Оно и понятно – на дом участковый не придет, а по такой погоде тащиться самому как-то не улыбается. Поэтому все эти добрые люди, как полагается законопослушным гражданам, дотянули до температуры 39 оС и с чистой совестью стали звонить в «Скорую». Я лично весь день только и лечил, что «температуры». Рутину скрасило только два «давления» и одна разбитая коленка у игравшего в футбол подростка.
По пути со второго этажа на первый мне попался фельдшер с кардиологии - все забываю его имя - бредущий неуверенной походкой в комнату, сгорбившись под тяжестью кардиографа и дефибриллятора.
- Спать, спать, спать… - бормотал он. – Сил моих нет…
Мне показалось, что меня он и не заметил. За ним проследовала, зевая и деликатно прикрывая ротик ладошкой, Лиля, второй фельдшер.
- А врача где потеряли? – вяло поинтересовался я, уступая им дорогу.
- Карточку пишет, - вполголоса ответил парень с забытым мной именем, не останавливаясь. – Труп там. Полчаса с ним возились, да все впустую. Там такая онкология, что… - он махнул рукой. – Отмучался дедуля, одним словом.
Я побрел по коридору первого этажа, бездумно разглядывая уже до трещинок и подтеков краски знакомые стены и стенды, эти стены украшающие. Особенно мне глянулся один, где красочно изображены две ладони, объятые пламенем и держащие человеческое сердце. «Светя другим, сгораю сам» - приписано ниже. Стенд старый, его уж давно поделили для своих нужд завхоз и эпидемиолог, обвешав его плакатами и приказами, касающимися пожарной безопасности и профилактики ВБИ на догоспитальном этапе. Но надпись осталась, хотя и поблекла с годами. А вот интересно, много ли будет света другим, если я вздумаю запалить вот так вот собственное сердце? И пользы? Бррр… спросонья в голову какая-то чушь лезет.
- Что там, Инна Васильевна? – поинтересовался я, забирая карточку в окошке диспетчерской. Диспетчер молча посмотрела на меня и так же молча отвернулась. М-да, запамятовал я как-то, что Инна Васильевна у нас манерами не избалована. Я раздраженно сложил карточку вдвое, с грохотом выволок тяжелую терапевтическую укладку из ячейки в заправочном кабинете и толкнул дверь кабинета амбулаторного.
На кушетке сидел мужчина средних лет, выглядевший настолько здоровым, что у меня мгновенно подкатила к горлу злость. Одет он был в новые синие джинсы с множеством заклепок, выстроившихся по шву в блестящую фалангу, тесную кожаную куртку, обтягивающую талию, а под курткой имел светло-зеленый свитер с вышитым давно уж забытым детьми Чебурашкой на груди. Волосы у него на голове были настолько белыми, что казались крашенными, но таковыми не являлись. Глаза были под стать свитеру – светло-голубые, как у канонических «голубоглазых блондинов», и тоже производили впечатление некой ненатуральности. Впрочем, это могли быть и контактные линзы.
В общем, непонятный какой-то был мужчина.
Я нарочито громко поставил укладку на пол и уселся за стол, разворачивая карту вызова.
- Доброй ночи.
- И вам доброй ночи, доктор, - широко улыбнулся пациент. Он настолько радостно это сказал, что я недоумевающе поднял глаза. Издевается, что ли? Нет – «Чебурашка» смотрел на меня искренними голубыми своими глазами, и ни в одном из них не было издевки.
- Что вас беспокоит? – поинтересовался я, вынимая из нагрудного кармана ручку. И едва не чертыхнулся, сообразив, что забыл в комнате фонендоскоп с тонометром.
- Я пришел за вашей помощью.
- Сюда все приходят за помощью, - теряя терпение, повысил голос я, судорожно соображая, как бы техничнее смотаться на второй этаж за «давленометром». Тащить с собой сумку тяжело, оставлять с этим чудиком – страшновато. Мало ли… Ценного там ничего нет, но за пропажу по голове никто не погладит. - Конкретно, что вас беспокоит?
Мужчина вздохнул.
- Я хотел бы поговорить с вами, не вызывая вашего раздражения разговором. Но, опасаюсь, что не преуспею в своих стремлениях.
«Преуспею»? «Стремлениях»? Это откуда он нахватался таких архаично-извитых выражений? Он, часом, не из этих, истинно верующих?
- Поговорить? Вы обратились в четыре часа ночи на «Скорую» помощь для того, чтобы поговорить?
- Да, - снова улыбнулся мой непонятный собеседник. – Время мне показалось вполне подходящим для этого.
Я выпрямился на стуле.
- А вы в курсе, что в четыре ночи очень хочется спать? Особенно тем, кто пашет двадцать четыре часа подряд, говорливый вы мой?
- Да, разумеется. Но иначе разговора у нас просто не состоялось бы. Мое время…
- Его и не состоится, - отрезал я, вставая. Черт с ним, с тонометром, все и так понятно. – Если в помощи вы не нуждаетесь, то чешите отсюда на все четыре стороны, договорились?
- Хорошо, доктор, - покорно сказал пациент.
- Я не доктор, - нетерпеливо ответил я, - я фельдшер. Долго вас ждать?
- Буквально минуту. Я прошу вас – выслушайте меня, не перебивая, после чего я избавлю вас от своего присутствия. Обещаю.
- Ладно, только побыстрее, - нелюбезнее, чем хотел, ответил я, присаживаясь на край стола, дабы подчеркнуть неофициальность происходящего. Спасибо Инне, всучила вызовок, зараза.
- Вы не спросили моего имени, - снова широко улыбнулся пациент. – И тем самым не поставили меня в затруднение, потому что я не знаю точно, как вас сказать его. Впрочем, вы, размышляя, не издеваюсь ли я, назвали меня Чебурашкой – меня устроит и такое наименование. А вас?
Я часто заморгал, уставившись на него. Откуда он узнал?
- Что?
- Извините, - покачал головой мужчина. – Я все время забываю, что вы не готовы… Ладно, это не относится к делу. Да, я могу читать ваши мысли, как поверхностные, так и самые сокровенные. Просто примите это, и давайте перейдем к главному.
- Что… что вы можете делать?
Пациент вздохнул, поерзал на кушетке, устраиваясь поудобнее.
- Боюсь, в двух словах не объяснить. Но я постараюсь – иначе вы немного не поймете, чего я от вас хочу.
Мягко говоря, я до сих пор не понимал вообще, что происходит, не говоря уж о желаниях моего странного ночного гостя.
- Я, как бы это вам сказать, не из вашего мира.
А, теперь понятно. Это уже не первый посланец Божий, встреченный мной за мою карьеру.
- Боюсь, что вы ошиблись, - тут же поправил меня «Чебурашка». – Я не посланец Божий, не ангел, не бес и не прочие элементы вашей религиозной и псевдорелигиозной мифологии.
Меня выдало лицо – слишком уж я побледнел, выслушивая это. Да откуда он знает? Неужели и правда читает мысли?
- Можно так сказать, я – ученый, если мерить вашими мерками.
- И что вы изучаете? – хрипло спросил я.
- Вас, - просто ответил гость. – Людей. Вы – моя научная работа, мой предмет, которому я посвятил большую часть своей жизни.
- Простите… я до сих пор не понимаю…
- Прощаю. Я и не требую от вас понимания.
Я вытер внезапно вспотевший лоб рукой. Кажется, минут пять назад я хотел спать?
- Тогда какого лешего вас принесло на «Скорую помощь», если вы… не знаю, инопланетянин или кто вы там? Почему бы вам не обратиться…
- Вы сами понимаете, почему, - печально улыбнулся пришелец. – Контакт с властями чреват либо ненужным официозом, либо длительным заключением под стеклянный колпак для наблюдения. И то, и другое только затормозит мою работу.
За полускрытым натянутыми на лесках занавесками окном было темно, слегка гудела люминесцентная лампа над головой, динамик селектора, висящий над кушеткой, статично потрескивал. Дверь неизвестного происхождения, всегда, сколько я себя помню, запертая на висячий замок с секреткой и опечатанная, все так же располагалась в дальнем углу, у завешенного белой занавеской окна. Где-то за окном, спрятавшись в щели фундамента станции, в окошке стерилизационного отделения, исходил трелями пригревшийся невидимый сверчок. А на кушетке передо мной, мило мне улыбаясь, сидел инопланетянин. Интересно, «психи» на станции?
- Не стоит так переживать, - покачал головой мой гость. – С вашей психикой все в порядке – кроме, конечно, резкого всплеска психоэмоционального характера на столь нетипичное для вас известие.
- Хватит шарить в моей голове! – опомнившись, рявкнул я. – Это вам не городская библиотека!
- Простите великодушно. Может, приступим?
- Приступим к чему?
- К разговору. Я хочу задать вам несколько вопросов, после чего вы можете продолжать свой отдых.
- Послушайте, зачем вам вопросы, когда вы и так все можете… не знаю, просканировать, что ли? – ехидно спросил я, убирая ручку в нагрудный карман.
«Чебурашка» нетерпеливо отмахнулся тонкой рукой, украшенной серебряной цепочкой.
- Это не совсем то, что вы себе представили. Мыслескольжение не является самодостаточным методом. Ну… даже не знаю, как сказать, чтобы вы поняли. Это все равно, что читать технический справочник без иллюстраций, полный специализированных и, в большинстве своем, чуждых вам терминов. Иное дело – разговор с техником, работающим и способным разъяснить все простыми и доступными словами.
- Логично, - нехотя согласился я.
- Отлично, - улыбнулся гость. – Видите ли, все дело в том, что я давно изучаю вас, как вид, в совокупности вашей жизнедеятельности в условиях замкнутого пространственного ареала.
- Как-то сухо звучит, - заметил я. – Словно речь идет о колонии микробов на питательной среде, ей-Богу. Что вы подразумеваете под замкнутым ареалом?
- Вашу планету, разумеется. Вы живете только в ее пределах, не имея выхода во внешнюю среду.
- А космические полеты? Вы недостаточно подготовились, изучая нас, Чебурашка. Мы, к вашему сведению, уже в космос летаем.
- Ах, это… - мой посетитель искренне рассмеялся. – Это такие мелочи, о которых даже не стоит упоминать. Недалекие вылазки на ближнюю орбиту с черепашьей скоростью – это, простите, достижение настолько малое, что им можно пренебречь.
Я невольно бросил взгляд в темноту окна, где, невидимый сейчас за высаженными магнолиями и акациями, белел в темноте каменной бюст, стоящий возле аккуратной клумбочки с нераспустившимися еще цветами.
- Наша подстанция находится на улице, названной в честь первого человека, вышедшего в космос. Неподалеку отсюда его памятник. Вы бы повежливее о покойном…
«Чебурашка» склонил голову, тряхнув светлыми прядями.
- Прошу меня извинить. Я не имел цели оскорбить ни его, ни вас. Но, все же, вернемся к нашему разговору. Вы не против?
- Только за, - я демонстративно покосился на часы, щелкавшие секундной стрелкой на отделанной серо-белым кафелем стене. – Глаза слипаются, знаете ли…
- Замечательно. В принципе, моя научная работа достаточно подробно смогла описать вашу жизнедеятельность. Истории государств, войн, открытий, достижений – все это мною изучено, систематизировано и классифицировано в соответствии с основной теорией.
- Это какой же? – заинтересовался я.
- Простите, не могу сказать. Это информация, которая не должна быть разглашена – ибо исказит ход… ммм, эксперимента.
- Ну-ну…
- Я работал, так сказать, с готовыми материалами, полученными путем… э-ээ, разведки, слежения… ну, иными словами, не имел прямого контакта с объектом изучения. Так вот, меня смутило несколько моментов, которые не укладываются в теорию – и подробный анализ полученных данных ничего не дал. Поэтому я принял решение - довольно рискованное решение - поговорить с человеком непредвзятым.
- Так говорите же!
- Меня заинтересовал один момент, нарушающий стройность вашего морально-этического базиса.
- Господи, сколько замудренных слов на ночь глядя, - скривился я. – Вы не в аудитории, профессор. Выражайтесь яснее.
- Ценность человеческой жизни, - разделяя каждое слово, произнес «Чебурашка». – Права человека. Их объявленная и фактическая реализация.
Я вздохнул, обмякая на столе. Уж в чем я не силен, так это в вопросах философии и права. Даже в училище лекции прогуливал, чтобы не мешать храпом остальным…
- Понимаете, возникает, как вы выражаетесь, нестыковка. Ваша теория говорит – жизнь человека бесценна. Ваша практика характеризуется постоянными войнами, истреблениями большого количества людей, пытками, убийствами. Ваша теория утверждает, что спасение жизни – первейшая обязанность и наивысшее благо, практика отмечает сотни умирающих ежедневно от того, что их просто никто не собирался спасать. Я прав?
- Все так, - не счел нужным спорить я. – Теория часто расходится с практикой.
- Более того, - не дал себя сбить Чебурашка, - по дороге сюда, возле дома с надписью «Гагарина, 16» на стене я видел лежащего на лавке мужчину… кажется, он был бездомным, судя по тому, что ночевал вне согретого должным образом помещения, а также одежда, которая была на нем…
- И? Вызвали бригаду?
- Нет, просто удивился общественному неучастию. Долго ждал прохожих, но их не было. Стучал в двери домов – мне не открыли. Я остановил двух человек в одинаковой одежде, занимающихся охраной правопорядка, судя по форме, оружию и нагрудным знакам, указал им на этого мужчину… почему вы смеетесь?
- Извините, - покаялся я, с большим трудом сгоняя улыбку с лица. – Дальнейшее мне уже известно. Данные охранники правопорядка в одинаковой форме сначала проверили ваши документы, потом, коль вы здесь, а не в «обезьяннике», сочли их не фальшивыми, после обнюхали вас, а потом посоветовали вам идти своей дорогой, и не мешать людям работать.
- Вы как будто присутствовали при разговоре!
- Практика, - пожал плечами я. – А напоследок, наверное…
- … посоветовали вызвать «Скорую», - закончил «Чебурашка». – Я узнал, где находится «Скорая» и что это такое, и вот, пришел, как видите.
- Вижу. А что же такое «Скорая», согласно этому объяснению?
- Это служба, созданная для спасения людей, попавших в беду, - вполне серьезно сказал мой ночной гость, строго глядя на меня. – Или меня ввели в заблуждение?
- Даже не знаю, - честно признался я. – Это с какой стороны взглянуть на нашу работу.
- Для этого я и пришел, - подвел итог пришелец. – Как я понял, вы первые и главные, кто занимается охраной ценности человеческой жизни и здоровья. Так?
- Так…
- Ваша задача – спасать и выручать тех, кто попал в беду…
- Упрощаете, - перебил я. – В беду может попасть водитель, у которого спустило колесо на трассе. Или неверный муж, чей презерватив дал трещину в момент забав с проституткой. Наша задача – это оказание медицинской помощи на догоспитальном этапе тем, чье состояние угрожает непосредственно их жизни и здоровью.
- Это благородно, - помолчав, ответил гость. – Но… тот человек, лежащий на лавке – разве его жизни и здоровью ничего не угрожает?
- Возможно, - помедлив, ответил я. – Вы хотите сделать вызов к нему?
- В вашем голосе я слышу иронию. Почему?
- Да потому, что мне известно дальнейшее развитие событий. Лежащий мужчина окажется в доску пьяным бомжем, пошлет бригаду матом в известном направлении, а то еще и драться полезет. А если и согласиться ехать в больницу – там его в течение десяти минуть выставят за дверь, как неподлежащего госпитализации.
- Может, стоит с ним просто поговорить?
- Отчего же вы не попробовали? – хмыкнул я. – Если вы так печетесь о его здоровье – почему вы не попытались сделать этого? Почему сначала привлекли милицию, потом нас? Испачкаться боитесь?
Гость некоторое время помолчал, размышляя.
- Нет… наверное. Не знаю… Просто я не обучен, как спасать людей. И что нужно для этого – тоже не знаю.
Его искренность остудила меня, готового вылить на его белобрысую голову поток ядовитого сарказма, припасаемого мной для подобных ситуаций.
- Но… ваше равнодушие меня, если честно, смущает. Вы же медик?
- Как видите.
- Так почему вы не спасаете того человека?
Я тяжело вздохнул. Если все же сей мультипликационный персонаж тот, за кого себя выдает – а выдает ни больше, ни меньше, как за пришельца со звезд – то ликбез затянется. Впрочем, это может быть всего лишь шустрый мальчик из какого-нибудь модного столичного журнала, снабженный азами психологии, ищет материал для сногсшибательной статьи, ориентированной на тоскующих в модных салонах гламурных читательниц. Что-то такое кричащее из серии «ЖУТКИЕ ФАКТЫ О РАБОТЕ «СКОРОЙ СМЕРТИ» В ТИХОМ КУРОРТНОМ ГОРОДКЕ!!!». Это многое объясняет – но ничего не упрощает, потому что в этом случае распинаться предстоит на порядок больше.


[Здесь выложена разрешенная издательством часть произведения. Полностью его можно будет прочитать, приобретя книгу]