В поезде 030аа

За окном проплывают засыпанные снегом предместья Питера. Окно грязное, в серых дождевых разводах. От этого снег и все за окном тоже кажется серым. А впрочем, оно и вправду серое. На гнутой проволочной гардине болтаются коричневые мятые шторы. Они никак не хотят оставаться на своих местах и медленно сползают к центру окна, загораживая вид. Я снова и снова их одергиваю, и это меня нервирует. Пейзаж за окном перекликается с моим настроением. Серые бетонные заборы, замерзшая речка, поле с двумя заброшенными тракторами. Все бежит мимо окна в желании поскорее превратиться в блистательный центр бывшей столицы России. Я убираю в сторону колени, чтобы не мешать двум смешливым девчонкам с соседних полок собирать белье. Мужик надо мной надрывно кашляет и разговаривает по телефону. Одновременно. Слова смешиваются с кашлем, и мне кажется, что именно так разговаривали бы собаки, если конечно умели бы говорить.
Ночь была ужасна. В вагоне душно, но от окна дуло. Мне чудилось, что волосы на голове шевелятся от сквозняка и покрыты инеем. Казавшаяся поначалу мягкой лавка начала со мной партизанскую войну. Она давила на меня снизу и впивалась в тело, и не давала заснуть. Я крутился под колючим шерстяным одеялом, как грешник на сковородке в аду. На спине, на боку, на другом, на животе. Я пробовал спать во всех мыслимых позициях и кажется, придумал еще парочку новых. Тщетно. Ночь прошла в бессонных мучениях. Лавка вновь победила, и я был изгнан с ее суверенной территории. Мы подписали Пакт о безоговорочной капитуляции в восемь утра. Теперь только мой зад омрачал независимость строптивой вагонной лавки, но и это ненадолго. До Питера оставалось двадцать минут.
- А там, рядом с вокзалом есть Макдональдс? – пролаял пассажир с верхней койки. Он тоже ворочался всю ночь. Еще он тяжело вздыхал и кашлял. Видимо ему снился БигМак и жареная картошка фри. Веселые девчонки переглянулись, одна из них прыснула, а другая после долгой паузы сказала: - Э… нет там Макдональдса… Там Чайная ложка рядом. Прямо на вокзале. Не промахнетесь.
Мужик вздохнул. Видимо Чайная ложка его не устраивала. По мне так в самый раз. Что бы это ни было.
За окном проплыла станция Фарфоровская. Я уже ничему не удивляюсь. Я пью сладкий чай за десять рублей. Через пять минут поезд резко дернулся и встал, протяжно скрипя всеми своими сочленениями. Я как-то неловко махнул рукой над столиком.
- Мы уже п’иехали? – раздался тоненький голос из соседнего купе.
- Нет, - визгливо ответил женский голос.
- Когда мы п’иедем?
- Скоро, детка, - ответил мужской голос. В нем чувствовалась забота и что-то еще.
Папаша, наверное, подумал я, собирая полотенцем разлитый чай со столика. Я его все-таки разлил. Как типично.
Когда я относил пустой стакан и постельное белье с тщательно спрятанным мокрым от чая полотенцем, поезд тронулся, дернувшись пару раз и Питер стал еще на 10 метров ближе. Настроение мое стремительно улучшалось.