Блаженная
- Баб Шура, ты никак задремала? – директорский водитель Славик через плечо глянул на пожилую женщину на заднем сидении. Та дремала, головой прислонившись к боковому стеклу, сквозь которое пригревало по-весеннему теплое солнышко. - Оно и понятно: разморило от усталости.
Сколько ж ей пришлось пережить за эти последние несколько месяцев. Сначала в село пришло известие, что юные следопыты обнаружили в одном из захоронений в Полесье останки ее без вести пропавшего мужа. А потом и награда его нашлась, та, что не успел он получить при жизни. Вот эту-то коробочку с медалью, завернутую в чистую тряпицу, даже во сне прижимала к груди баба Шура.
Два пожелтевших треугольничка, казенное письмо со строчкой : «…без вести пропал..», маленькая затертая фотокарточка для какого-то документа, да вот эта медаль – вот и все, что осталось от Гришеньки. И еще горстка земли с того места, где похоронен он. Капсулу с землей как раз сегодня вместе с наградой вручили бабе Шуре, Александре Ивановне, в райцентре.
Славик улыбнулся про себя, вспоминая, как баба Шура пыталась при всех произнести непонятное для нее слово «капсула», потом махнула рукой и поклонилась «городскому начальнику» за «земельку с Гришенькиной могилки». А тот обнял женщину и поцеловал ей руку, совсем смутив её, не привыкшую к такому вниманию.
Будто услыхав мысли Славика, баба Шура открыла глаза и посмотрела на коробочку с наградой.
- Ты поспи еще, баб Шура, - Славик улыбнулся женщине, - а как подъезжать будем – я тебя разбужу. Вот и Степана Дмитрича сморило.
- На том свете отосплюсь, Славичек, - баба Шура погладила рукой тряпицу и, вытерев слёзы уголочком платка, задумчиво произнесла: - Вот как бывает, Гришенька…
Григорий Савич… Гришенькой стала она называть своего мужа уже намного позже, когда и пришла-то та казенная бумажка. Ей казалось, что позови она его нежно, Гришенька, он вернется, живой и здоровый, к своей молодой жене. Да и женой-то была она всего два дня: в первый день пришел к ней, семнадцатилетней Шурочке, Григорий Савич, поклонился в пояс и предложил жить вместе, коли глянется он ей. Время, мол, такое, ухаживать некогда. Да еще и швейную машинку принес – подарок по тем временам царский. Вечером в сельсовете расписались, и вошла Шурочка в дом тридцатилетнего Григория женой и матерью троим его детям - сироткам: четырехлетнему Алешке, двухлетней Пашеньке и совсем крошечному Ванятке, которому от рождения было всего несколько месяцев. А через день на фронт ушел Григорий. Ушел и пропал без вести, успев отправить в дом родной всего два письма-треугольничка.
Бережно хранит их Шура в металлической коробочке из-под печения вот уже столько лет. Достанет, перечитает, поплачет и опять спрячет в коробочку. А потом зажжет свечу, помолится и поговорит с Гришенькой на той пожелтевшей маленькой фотокарточке. Про все дела свои расскажет, и про детей, и про сельчан.
Так и жила она, Александра Ивановна, все эти годы. Уже и дети выросли, внуки, правнуки родились, а Шура по-прежнему ждала своего Гришеньку. Много раз за годы эти сватались к черноглазой красавице молодые люди, да она только рукой отмахивалась: какие женихи – ведь мужнина жена я! Да и не погиб он, пропал просто…Соседи лишь плечами пожимали: глупая, мол. А она не теряла надежды получить хоть какую-либо весточку.
И вот радость такая. Пусть у самой бабы Шуры не хватит сил на могилку съездить, так дети навестят-поклонятся. Да и внуки обещались. Вот и Степан Дмитрич, директор совхоза, собирался Славика отпустить – они с её внучкой Аннушкой вроде как жених и невеста.
УАЗик остановился возле аккуратного дома с большим садом.
- Ну вот, Ивановна, приехали, - Степан Дмитрич подал женщине руку, - А ты, смотрю, по-прежнему калитку не запираешь.
- Господь с тобой, Степушка, зачем же мне калитку-то запирать: разве у нас воры-то в селе живут? Все ж мы рОдные. Сами душевные и детей добру всегда учили, - баба Шура мягко дотронулась до руки директора. Затем продолжила: - Да и колодец у меня во дворе. А как кому водицы испить захочется – как же я закрываться-то от людей буду?
Степан Дмитрич смущенно улыбнулся. Он всегда, еще с детства, смущался, когда баба Шура, Александра Ивановна, говорила своим тихим голосом, казалось, настолько обыденные вещи, что самому становилось неловко: как можно было думать по-другому?
- Стёпушка, завтра Паша с детками приедет, и Алешка, так ты уж с Лизаветой своей в гости приходи. И ты, Славичек. Милости просим! Помянем Гришеньку, - пригласила попутчиков баба Шура.
- Спасибо, Ивановна, придем обязательно. Да у тебя, поди, завтра полсела соберется. Ты уж не волнуйся - все заботы совхоз на себя возьмет. И торжественно гильзу с землей с могилы Григория Савича захороним, и стол накроем, - улыбнулся, попрощавшись, директор.
…
Две серые фигуры, сутулый подросток и высокий нескладный молодой человек с фонариком в руках, крадучись, вошли в дом и сразу же наткнулись на ящик с водкой, который загодя был принесен по распоряжению директора совхоза для завтрашнего мероприятия.
- Ого, это мы удачно попали, - человек выше ростом вполголоса захихикал.
- Тихо ты, - шикнул на него приятель, - мы не за этим пришли. Бабка сегодня в райцентре была. Ей медаль мужнину вручили, значит и денег дать должны были. Деньги искать надо, а не водку.
И хотя второй был явно с ним не согласен относительно ящика водки, все же послушно проскользнул вслед за приятелем в комнату.
Луч света фонарика метался по нехитрой обстановке дома, выхватывая из ночи старые ходики на стене, слоников на буфете, салфеточки, вазочку с цветами на столе. Но не находилось ничего, что могло бы указывать на деньги. Вывернутые ящики шкафа тоже особо ничего не дали: наручные часики и две серебряные ложечки перекочевали в карман. Более ценного «старателям» найти не удалось.
- Слышь, Лось, а, может, и нету у бабки ни фига?
- Ну не истратила же она все на водяру, - тот, кого назвали Лосём, кивнул через плечо на входную дверь,- говорю же: я сам видел, как Дмитрич суетился. Да и маманя моя бабе Шуре по хозяйству помогает.
- А может бабка держит все под подушкой?
- Ага, - проскрипел сдавленный голос, - и деньги, и колотушка какая-нибудь, - Не-е-е-е, Серый, в ту комнату не пойдем: не ровен час, узнает меня баба Шура.
- Гы-ы-ы-ы, - молодой человек скорчил рожу, - так и скажи, что слабо! А то: бабка старая… деньги «на раз» возьмем и медальку прихватим… Фуфло!
Серый со смешком сплюнул на пол сквозь зубы.
Подначивание Серого возымело действие и тот, кого приятель называл Лосем, осторожно ступая по половицам, вошел в соседнюю комнату, а спустя пару минут вышел, неся в руках потертую металлическую коробку.
На самом верху лежала медаль, далее – бумаги, письма. Но, движимые жаждой скорой наживы, молодые люди не стали вдаваться в дальнейшие подробности содержимого коробочки, Серый попросту засунул ее за пазуху, и продолжили поиски. В соседней комнате заворочалась баба Шура.
- Серый, пора сматываться. Ты человек пришлый, завтра тебя уже не будет, а мне здесь еще жить, - заволновался подросток, - А что как узнает меня баба Шура?
- Гы-ы-ы-ы, Лось, так ты еще и трус! Делов-то: стукнешь бабке чем-нибудь по башке, она не только тебя, себя узнавать перестанет.
-Кто тут? – баба Шура появилась в комнате неслышно. Видела она уже плохо, но голос Оксаниного сына она узнала сразу, - Олеженька, деточка, что-то случилось?
Подростка будто током ударило. Что теперь делать? В мозгу выстрелило: бежать!
Когда рассвело, Олег с опухшими от рева глазами пробрался к палатке, разбитой на пригорке его «приятелями». Там уже никого не было, лишь обгоревший ящик и несколько пустых бутылок из-под водки напоминали о прошедшей ночи.
- Ну чё, пацан, нашелся? – Серый вышел из-за кустарника, - ну ты даешь: так живо сиганул, я аж и не сразу сообразил.
- Что теперь будет, - всхлипывал подросток, - баба Шура всем расскажет… Мне хоть из села беги…
- Не расскажет, - грубо прервал его Серый, - ничего она уже не расскажет.
И пошел. Потом оглянулся и, глядя в округлившиеся от ужаса глаза подростка, выругался: мол, с кем связался.
Олега тошнило, буквально выворачивало на изнанку. Что теперь делать?- страх разрывал все его внутренности.
- Слыш, Лось, а бабка–то у вас ненормальная. Это же надо – подохнуть из-за бумажек старых и вшивой медальки, - обернувшийся Серый с остервенением швырнул бабы Шурину коробочку в сторону. – Ты знаешь, что она перед смертью шептала? «Прости их, Господи, ибо не ведают они что творят!» Блаженная…
----------
опубликовано в журнале "Венский Литератор" №5, 2007
Свидетельство о публикации №207112700144