Лифт на эшафот

 РОМЕО: Джульетта, скажи слова, которых я лишен…
 ДЖУЛЬЕТТА: Богатство чувств чуждается прикрас, отсутствие
 лишь чувства многословно…Моя любовь так страстно разрослась,
 что хватит нам ее и половины.

 В. ШЕКСПИР, «Ромео и Джульетта».

Маргарита Александровна откинулась в кресле. Хорошо, что ее хоть на пару минут оставили в покое. Нужно собраться и основательно разобраться с этим делом. За годы работы в следственных органах ей довелось повидать многое. Она порядком устала: надоели задымленные бары и ночные клубы, ярко накрашенные девицы, танцующие стриптиз, трупы, облепленные жуками-могильщиками, постоянные разборки с начальством, ночное сидение за компьютером, выматывающие душу и тело допросы.
Николай Юрьевич резко распахнул дверь, и вся суета и шум служебного коридора заполнили небольшой кабинет. Розанова недовольно поморщилась и посмотрела на своего коллегу. Он был недоволен, и это бросалось в глаза. Дверь захлопнулась, и следователи оказались изолированными в четырех серых стенах. Маргарита вопросительно посмотрела на него.
- Эти кретины… - возмущенно начал Николай, но только махнул рукой. Розанова поняла, что в ней что-то оборвалось. Значит, их постановление посчитали недостаточно обоснованным и срок на расследование дела не продлили. К черту бессонные ночи, напрасное волнение, напрасно потраченное время.
Василец беспомощно плюхнулся в кресло. Старая мебель жалобно скрипнула и покосилась. Папка, которую раздосадованный следователь бросил прямо перед Маргаритой, приоткрылась.
Розанова пододвинула ее к себе и еще раз посмотрела на фотографии. Маленькая задушенная девочка. Белокурые волосы. Такой первоклашкой через год станет ее собственная дочь, Вика. Розанова вспомнила дочурку и улыбнулась. Николай заметил ее улыбку и удивленно посмотрел на нее. «Заработалась, бедная…» - Сочувственно подумал он. – «В отпуск бы ей, с семьей хоть немного бы побыла».
Сам Василец был закоренелым холостяком. Он считал, что семья и такая работа вещи несовместимые. Однако был хорош собой, в 35 лет считал себя молодым человеком, и был не прочь закрутить романчик с хорошенькой секретаршей или студенткой – практиканткой.
Маргарита ему нравилась. Ее не назовешь молодой и неопытной, все-таки 30 лет. Муж, двое детей. И семь лет работы в следственных органах. Тоже накладывает своеобразный отпечаток. А Коле нравились ласковые и нежные создания, которых легко можно обвести вокруг пальца.
- Марго, - шутливо позвал Коля. Он всегда так называл Риту, когда хотел предложить ей что-то соблазнительное. – А не пойти ли нам пообедать?
Ленивая улыбка Николая растопит какую угодно глыбу льда.
- С делом что делать будем? – Все еще хмурясь, спросила Маргарита, но глаза ее уже улыбались.
- Как «что»? – удивился Николай. – Расследовать. Да вот только на сытый желудок думается легче. Соловья баснями не кормят. Слыхала?
Маргарита беззаботно рассмеялась.


 Май пришел как-то неожиданно, сумбурно. Все словно ожило, запело, зацвело в какую-то долю секунды, словно по мановению волшебной палочки.
 Маргарита прикоснулась рукой к ветке яблони, тронутая нежностью первых листочков, и почувствовала, как кожа увлажняется капельками утренней росы. С ветки на ветку перепрыгнула маленькая птичка, и что-то весело защебетала. Рита подняла лицо к восходящему солнцу, глубоко вдохнула воздух, почувствовала, как он звенит. Знала ли она раньше со всей ее наблюдательностью, что он прозрачен и в то же время наполнен миллионами, миллиардами звуков, красок и цветов?
 Вадим обнял ее за плечи слишком резко и неожиданно. Дрожь проняла тело. Муж ворвался в ее мир совершенно без приглашения и разрушил его гармонию и святость.
 - Как хорошо, что ты дома, - конечно, муж счастлив, что он послушалась совета Николая, и взяла первый за три последние года отпуск. - Теперь ты сможешь уделять больше внимания мне и нашим детям. Пошли, они уже ждут тебя.
 Поцелуй мужа был обыденным и давно уже не пробуждал никаких эмоций. Каких эмоций она хочет? Ей тридцать лет, Вадик работает в процветающей фирме экономистом, старается для блага семьи и ее личного счастья тоже. Он ни разу за всю совместную жизнь не упрекнул ее в том, что она не занимается домом, не нянчит детей, не готовит и не стирает им пеленки. Вадим ни разу не возмущался ее недельными отлучками, ночевками вне дома. О таком муже все женщины мечтают.
 А дети? У кого есть такие очаровательные сын и дочь, как у нее?
 «Что мешает тебе спокойно жить, Маргарита?» - спросила сама у себя Розанова, когда они с мужем рука об руку поднимались по лестнице их загородного домика в спальню к детям.


 День прошел просто чудесно. Маргарита не была так счастлива уже давно. Она еще раз подумала о том, что сделала правильный выбор.
 Ну кто еще, кроме Вадима, способен так развлекать детвору, испачкавшись в песок и глину, словно Вождь Краснокожих? Маргарита несколько огорчилась лишь тем, что вечером мужу позвонили и попросили подъехать в город по вопросам работы.
 Ну смеет ли она упрекать Вадика в чем-то? Это она, которая привыкла оставлять супружеское ложе по ночам пустым и холодным?
 Маргарита потушила свет в спальне детей и пошла к себе. Она легла и постаралась уснуть, сон не шел. Может, стоит сесть за компьютер или почитать? Это всегда действовало на нее усыпляющее. Нет, она примет таблетку и будет спать.
 …Шумная толпа молодежи окружила ее, завертела в ритме бешеной музыки. Девочка-подросток в мини и с накладными ресницами. Он подходит к ней и берет ее за руку. Ток его прикосновения проникает в нее и становится хорошо. «И ты стараешься забыть о том, что будет впереди и бросаешься вся в огонь последней любви, и сгораешь, как бумага, в моих нежных руках, ведь это все в последний раз, и ты забыла свой страх…» Они занимаются любовью в машине под монотонное напевание «Мальчишника». Ей (ошибочно) кажется, что в ее жизни не будет прекраснее момента. О чем думает он? Она не успевает догадаться. Мимо проезжают машины с сиренами, выбегает молодежь из бара. Он поправляет бретельки ее бюстгальтера, помогает застегнуть платье.
 Он возится с ключами, закрывает машину. Она устремляется туда одна, не дожидаясь его, слегка хромает, так как неудобные "шпильки" натерли ноги. На набережной многолюдно. Спецназ вылавливает из воды тело белокурой изнасилованной девочки, задушенной детскими колготками. Скорая скорее всего здесь не понадобится…
 Это только сон!!! Маргарита испуганно тянется к ночнику и включает свет. Что не дает ей жить спокойно? Посиневшее личико шестилетней девочки, требующей отмщения? «Марго, успокойся, у тебя отпуск». «Марго, а если бы это была твоя дочь?» Эта мысль переворачивает все ее сознание, сеет в душе панику. Словно полоумная, подминая ногами ковер, не разбирая дороги, Маргарита мчится в детскую.
 С умилением смотрит она на мирно посапывающих детей. Особенно хороша любимица Вика. Она улыбается во сне, протянув ручонки к младшему братику. Золотистые кудряшки, обрамляющие ее личико, волнами рассыпались по подушке, расшитой зайчиками и пингвинами.
«Марго, твоя дочурка спит. А та, вторая девочка уже четвертый месяц гниет глубоко в могиле… Но там она, где ил. Но я ее любил, как сорок тысяч братьев любить не могут… Марго, ты будешь ставить свой дочке свечки на тортик, а кто-то на могилку…»


 Николай отодвинул пустой одноразовый стаканчик и затянулся сигаретой. Табачный дым приятно пощипывал легкие и гортань. Было тепло, даже немного душно. В небольшом баре было пустынно. Двое завзятых выпивох повисли у стойки и о чем-то тихо говорили. Чуть поодаль от Васильца сидела молодая влюбленная парочка и тоже курила. Бармен уныло передвигал пустые бутылки и рюмки.
 Николай не сразу заметил ее. Настя сидела чуть левее стойки и роняла слезы в давно остывший кофе.
 «Сколько ей лет? – мелькнуло в голове у Николая. – И как только родители отпускаю таких «зеленых» ночью по городу шататься?»
 Только сейчас Коля обнаружил, что «зеленая» пристально смотрит на него. Где-то он раньше ее видел. Кожаная курточка, потертые джинсы, вязаная шапочка, тонкие косички. Точно. Эту девочку он видел сегодня под своим подъездом, когда выезжал на работу. Николай встал, подошел к ней. Его рука легко накрыла ее тоненькую ручку в дешевых колечках. По телу девчонки бродила нервная дрожь.
 - Это Вы тот детектив (это слово неприятно резануло слух Васильца), который расследует убийство Савенковой Кати? – Прокуренный хриплый голос никак не ассоциировался с хрупкой внешностью девочки. Вот она – эта ниточка, которую упустили они с Маргаритой! Николай Юрьевич подхватил девочку и повел в свою машину.
 Она умоляющее посмотрела на него, и следователь протянул ей сигарету. Она медленно прокуривала салон его нового автомобиля, и слезы безжалостно струились у нее по щекам.
 - Катю убил мой брат… И не только Катю, - сотрясаясь в истерическом рыдании Настя протянула Васильцу стопку мятых фотографий.
 Порнографические снимки шестилетней белокурой Кати, еще двух незнакомых учениц начальной школы. Живы ли эти две девочки?
 - Твоему брату платили за его работу? – спросил Коля, не дожидаясь, пока сестра убийцы перестанет плакать. Все-таки насколько Розанова была близка в своей версии, предполагая, что надо начинать расследование со школы. Вполне возможно, что это работа какого-нибудь старшеклассника.
 - Я не знаю. Я просто подслушала его телефонный разговор, а потом нашла все это. – Настя всхлипнула. – По-моему, Кирилл просто псих.
 Николай был поражен и отчасти ликовал. Обычно все самые запутанные дела удавалась раскрыть Маргарите, а сейчас удача сама ползет к нему в руки.


 Розанова молча смотрела перед собой. Холодные стены, окрашенные в розовый, с каким-то серым отливом, цвет. Зеленая электронная ниточка жизни то размашисто, то угасающее прыгающая по стеклу прибора. Как не хочет умирать твое сердце, милый Коля! Две трубки врезались в побледневшую кожу лица простреленного коллеги. Этот аппарат соединяет тебя с жизнью, Коля.
 Маргарита наклонилась над Васильцом в надежде, что он придет в себя. Тогда она сможет сказать ему все невысказанные слова, которые теперь так душат ее. Не обманывай саму себя, Маргарита, человек с мозговой комой не желает облегчить тебе душу.
 Розанова еще никогда не чувствовала себя такой беспомощной, такой жалкой и слабой. Она ничего не может сделать. Она может только стоять здесь и молча смотреть, как догорает «жизни свечка» дорогого и близкого человека, коллеги, друга.
 Явись к ней сейчас Дьявол, Бог, да кто угодно – она бы продала свою душу за его жизнь. Но время шло, а всевышним силам было все равно до ее страданий и стенаний. А может быть, ее душа была слишком невысокой платой за душу Николая? За его жизнь?
 Что будет дальше? Маргарита хорошо знала исход таких ситуаций – они стали для нее обыденными.
 Скоро, очень скоро у Николая поднимется температура – это симптомы начинающейся пневмонии. Потом откажет печень. Безразличные медсестры начнут колоть "Уфилин", капать гормоны и ферменты. Болевые и чувствительные рефлексы у Коли уже давно отсутствуют. Медленно начнут угасать почки. Стремительно поползет вниз верхнее давление. Потом остановится сердце…
 …Ну, а если агония будет слишком долгой, то какая-нибудь рациональная рука подойдет к тебе и очень аккуратно выдернет все проводки, соединяющие с жизнью. А на небе заколышется и стремительно полетит вниз еще одна звезда.
 Потом ты будешь лежать среди венков и цветов, успокоенный, умиротворенный. Она подойдет и бросит ком земли на твой гроб. Соприкосновение дерева и земли будет подобным взрыву часовой бомбы у нее в груди.
 «Что же я буду делать дальше?» - подумала Розанова, неуклюже садясь в машину.
Она была полна решимости. Скоро, очень скоро она приедет в свой кабинет и соберет все доказательства вины убийцы Николая, будет слушать в суде долгожданный приговор и ликовать, осознавая, что это она, Маргарита Розанова, посадила обвиняемого в лифт, везущий на эшафот.
 Маргарита припарковалась у придорожного кафе, вздохнула и взяла в руки папку. Скоро она пополнит ее, разрабатывая полный состав преступления. Она видела тысячи таких фотоснимков, но при виде этого онемела. Он смотрел прямо ей в глаза. Все та же решительность, целеустремленность и печать глубоких размышлений на высоком лбу. В профиль и в анфас на Маргариту смотрел человек, ласкающий ее в хмельных снах, о существовании которых она боялась признаться даже самой себе. Это был он - повелитель ее юношеских лет, человек, сломавший черту, разделяющую маленькую девочку в мини и с накладными ресницами и женщину в длинном черном пальто, сидящую за рулем нового голубого «Опеля».


 Его вели по узкому коридору. Два охранника впереди, два охранника позади него. Когда закончится все это? Где этот долгожданный свет в конце туннеля? Денис на самом деле устал. Устал не только физически, устал эмоционально. Он не чувствует не только боли в руках, натертых наручниками. Он вообще не чувствует ничего. Какое-то странное, нехарактерное для него равнодушие. Скорее бы суд, скорее бы услышать приговор, который всему положит конец. Или только начало?
 Денис очнулся. Его ведут куда-то так, а не на допрос к полковнику Орлову. Нет, опять следовательский кабинет. Опять допрос.
 Женщина в черном стояла спиной к нему. По-моему, ее ничего не интересовало, кроме ветки благоухающей сирени за окном. Охранник толкнул Дениса на стул, стоящий перед столом следователя. К его удивлению на столе был абсолютный порядок.
 - Оставьте нас одних, - голос сухой и требовательный.
 - Но, Маргарита Александровна, он же убил Николая Юрьевича! – попытка сержанта Брюллова была пресечена строгим взглядом. Охранники вышли. Смелая женщина, не боится оставаться с ним наедине. Денис посмотрел на следователя. Она сидела напротив него и нервно играла брелоком. Связки белых волос закрывали ее лицо, и Денис не мог видеть борьбы противоположностей у нее в душе: любви маленькой девочки в мини и с накладными ресницами и ненависти следователя, у которой коллега одной ногой стоит в могиле.
 Розанова резко откинула голову назад. Узнает ли в ней обвиняемый ту девочку с наивными голубыми глазами?
 - Почему Вы убили Кирилла Иларионова и моего сотрудника? – голос ее звучал до неестественного хрипло и грубо. Денис Савенков стал нервничать. Что-то в этой суровой молодой женщине болезненно отдавало в его памяти.
 - Но этот уб.. же изнасиловал и убил мою шестилетнюю дочь! – его голос тоже охрип.
 - И Вы считаете, что это дало Вам право убивать? – в ее голосе теплилась надежда.
Савенков словно не услышал ее. Он обхватил руками в наручниках давно немытую голову и пробормотал:
 -…присылал мне открыточки…со всякой гадостью…А потом фотографии моей Катеньки.
Маргарите стало жалко его. Захотелось прижать его истерзанную немытую голову к своей груди и плакать вместе с ним навзрыд.
 - И Вы предлагаете мне верить в Вас, в правосудие? – Денис стал агрессивным. – Чем Вы смогли помочь мне? Нашли тело дочери в таком состоянии, что пришлось гроб выносить закрытым? – Савенков увидел фотографию ее семьи. – А что, госпожа следователь, если бы какой-нибудь 17-летний «отморозок» сделал такое с Вашей дочерью? Вы бы тоже стали говорить о достоинствах нашего правосудия?
 На смену вспышке гнева пришло отупение. Савенков поник и уже покорно сказал:
 - Я расскажу Вам все. И как я вычислил его, и как…сделал это. Расскажу, где спрятал оружие. Расскажу все, о чем спросите. Но поймите – я не считаю себя виновным.
Совершенно неожиданно Денис понял, что она стоит сзади него и нежно проводит своей красивой рукой по его спутавшимся волосам. Денис испуганно и удивленно посмотрел на следователя. Где он видел эти васильковые невинные глаза, извечно прорезанные печалью?
 - Ангел мой… Неужели ты не узнаешь меня? – боль разбитой души и противоречивого сознания застыли в стоне склонившейся над ним женщины.
 - Рита… Боже мой, Рита! И это ты? – что в его словах? Боль, ужас, страх, отчаяние? Марго не знала. Не восхищение, это точно. Когда-то она считала, что достигла многого, а себя видела совершенством. Ей бы было не стыдно предстать перед человеком, который бросил ее, оставил одну в прокуренном ночном клубе, уходя под руку с женщиной, старше его на 14 лет, в новую богатую жизнь.
 Почему же сейчас, она, Маргарита Розанова, не чувствует ничего, кроме боли, стыда, унижения и отчаяния?
 Ее руки нежно обхватили его осунувшееся лицо, и все ее страдания отразились в ставших мутными от слез глазах. Она неуклюже поцеловала его в лоб, все расплылось перед глазами.
 Они целовались страстно и долго, словно в своей далекой грешной юности, словно он не был обвиняемым по статьям, за которые полагается смертная казнь, словно она не была следователем. Она открыла глаза и увидела его глаза. Совсем близко, рядом, эти выразительные карие глаза с множеством горящих зеленых чертиков.
 - Рит.. Расстегни наручники, милая…- пробормотал он в ее опухшие уста. Она понимала, что он преступник, что он может скрутить ей шею, что он может попытаться бежать через окно, что ее кобура висит в непосредственной близости от него – у нее на бедре, и что он способен на все, что способен оправдать. А при желании Денис может оправдать действительно ВСЕ. Однако поспешно щелкнула замком. Его руки, его губы. Нет, Маргарита не испытывала физического блаженства. Ей было приятно, когда его губы касались теплого воска ее шеи и плеч, однако, что может сравниться с этим состоянием эйфории ее души? Этого момента Маргарита Розанова ждала больше 10 лет. Она - завоеватель мира, она - победитель всей Вселенной, она покоряет мужчину, который пренебрег ею, где истина, где ложь? Они обе рядом. Марго, какую из них ты желаешь слушать? Лицо Маргариты было устремлено ввысь, глаза остановились на неоновой лампе, а по щекам солеными ручейками катились слезы. Когда Вы плакали в последний раз, госпожа следователь?
 Затрудняетесь с ответом? Вы не знали, что такое слезы? Плакать умела хрупкая девочка в мини, а следователь умела только терпеть. «Почему я не могу отключиться и забыть обо всем?» - это доставляло Маргарите дискомфорт. – «Почему такая ясность мысли? Меня ведь ласкает желанный мужчина».
 Розанова опустила глаза и скорее увидела, чем почувствовала, как рука любовника бесстыдно ласкает ее плоть. Его тело и разум горели адским пламенем. Он чувствовал, как ее рука трепещет нежным мотыльком у него на плече. Он с сожалением оторвался от ее плоти и посмотрел вверх. Глаза Маргариты были прикрыты, ресницы дрожали, набухшие от слез.
 - Денис, так где ты спрятал оружие? – откуда такие практичные вопросы? Денис отпрянул. Розанова встрепенулась и посмотрела на него. Его лицо было злым.
 - Приведите себя в порядок, госпожа следователь. – Саркастическая улыбка заиграла у Савенкова на лице. Розанова не знала, что ситуация, в которой они оказались, поистине комична. Следователь, с размазанной помадой на опухших устах, в распахнутой рубашке, бесстыдно обнажающей округлые женские формы, в задранной юбке, стянутом нижнем белье, и обвиняемый, раскинувшийся в кресле, беззаботно играющий «браслетами», отпускающий непристойные шуточки.
 - Я не понимаю Вас, мадам Маргарита. Хотите заниматься со мной любовью на Вашем деловом столе? Предлагаете мне удовлетворять Ваши естественные потребности, а сами думаете о том, как запротоколировать слова, на которых я проколюсь? Но не кажется ли Вам, что это, по крайней мере, нечестно, если не сказать «подло»? – его слова резали слух, били сильнее кнута.
 Пальцы Маргариты запутались в пуговицах рубашки, она никак не могла застегнуть их. Савенков вдруг стал серьезным:
 - Зовите-ка лучше охрану и понятых. Будем проводить следственные действия по всей форме.
 Маргарита послушно направилась к двери, словно это он был следователем, а она его послушной секретаршей.
 - Рита, наручники застегни. – Голос его стал более мягким. Она склонилась над ним, раздался щелчок. Ей в смятении показалось, что он прикоснулся губами к ее волосам.

 
Маргарита лежала в пустой постели. Вадиму опять пришлось уехать по делам. Розанова не понимала Савенкова. Кому и что он делает назло? Она старалась задавать ему самые примитивные вопросы, оставить кучу невыясненных моментов, запутать следствие, но Савенков словно не понимал этого. Или он специально открывал все новые и новые факты, усугубляющие его вину?
 Ей было ясно: даже любой неопытный студент, пролиставший дело, поймет, что здесь налицо и полный состав, и отягчающие обстоятельства, и хорошо бросающаяся в глаза возможность прокурора заработать очередной класс на этом деле.
 Единственное, что она понимала: не хочет она, чтобы ее рукою, ее интеллектом его затолкали в лифт, адресат которого эшафот.
 Розанова повернулась на другой бок, но все равно не смогла заснуть. Тогда, больше не колеблясь, Рита взяла телефон и набрала номер. Пришло успокоение. Завтра у нее будет два новеньких паспорта и машина.
 Розанова поднялась в детскую. Дети тихонько посапывали. Вика прижимала к себе плюшевого мишку, подаренного мамой.
 «Как же я люблю тебя, моя девочка, - подумала Маргарита, убирая прядки волос со лба дочери. – Что бы я делала на месте Савенкова?»
 Маргарита поцеловала детей и вышла из детской с мыслью, что возможно она сюда больше никогда не вернется. Да она безумно любит своих детей, но не рожденного ребенка Дениса Савенкова она тоже любит, и никогда не сможет избавиться от преследующего ее чувства вины, если поступит иначе.


 Опять. Денис ненавидел все это. Ну кто еще, кроме Розановой может вызвать его на допрос в два часа ночи? Может быть достаточно терзать его разум и тело?
 Их опять оставили одних. Неужели Рита снова собирается ломать перед ним комедию?
Боже, как она хороша! Тонкие пальцы, шея и плечи. Ярко накрашена и пытается улыбаться. Щелкает замком его «браслетов» и откладывает их в сторону. Ее пальцы ищут и находят пуговицы его рубашки. Он с недоумением смотрит на нее, разрываемый на части страстью, вспыхнувшей с ураганной силой при их первой встречей в этом душном кабинете, и недоверием.
 Она смотрит на него пристально, словно изучает, и вдруг начинает смеяться.
 - О чем ты думаешь, Савенков?! – Маргарита кокетливо грозит ему пальчиком. Протягивает новый костюм супруга. – А сейчас ты наденешь вот это.
 Они едут в старом сером автомобиле, каких на дороге встретишь сотнями. Едут в никуда. Денис одновременно с ужасом и смехом вспоминает, как они покидали ее служебный кабинет через окно.
 Маргарита хорошо ведет машину, и Савенкова это радует. Они остановились около гостиницы.
 - Ты переждешь здесь до завтра. Мне надо уладить несколько вопросов. – Ответила Розанова на его недоумевающий взгляд. – Ты особенно не светись, номер я закажу.
 Денис послушно ушел в сторону, подальше от администратора, и стал рассматривать рекламные постеры на стене.
 Администратором оказался грузный пожилой мужчина в старых очках с треснувшей оправой. Он совершенно не обращал на них внимания. Администратор считал деньги, и Маргарита устало задумалась. Мобильник привел ее к жизни.
 - Розанова…- сказала она и пожалела о своей поспешности. Их ведь уже могли разыскивать.
 - Здравствуйте. – Спокойный безучастный голос. – Вас беспокоят из 4-й городской больницы…
 Все. Это конец. Вдруг Маргарита поняла, что не сможет слышать, как этот чужой обыденный голос сообщит ей о смерти Николая. Ее рука безвольно опустилась.
 - Ало, ало! Девушка, Вы меня слышите? – Нет, Маргарита, уже не слушала. Она стояла, прислонившись к стеклу, смотрела в потолок, запрещала себе плакать и чувствовала, как она себя ненавидит. «Николай, сможешь ли ты простить мне мою слабость? А Вадим? Смогу ли я сама себе простить?» – думала Розанова, пристально глядя на спину Савенкова в мужнином плаще.
 Что хочет от нее этот толстый дядька в роговой оправе? Зачем барабанит по стеклу? Ах, точно, ключи. Как же по-другому попасть в номер?
 Слегка пошатываясь, Рита пошла к Савенкову. Администратор внимательно посмотрел Розановой вслед. Она показалась ему пьяной. Риту бил озноб.
 Денис первым зашел в лифт. Она за ним, словно конвоир. Щелкнула зажигалка, и Рита затянулась. Савенков никогда не курил, не одобрял этого, тем более в лифте.
 - Проблемы? – осторожно спросил он.
 - Нет… Да, небольшие. – Как странно звучит ее голос! Холодно и отрешенно. Однако ее молчание нестерпимо.
 - Рит, зачем ты все это делаешь? – Спросил Денис. Лишь бы она только не молчала.
«Имеет ли он право знать? – Рита колебалась. – Сейчас, наверное, да».
 - Я ждала твоего ребенка, когда ты меня бросил. – Что в этом голосе: презрение, немой укор или грусть? Денис не понял, что это было равнодушие. Марго заметила интерес в его глазах. – Я сделала аборт, милый.
 - Мне жаль…- прошептал он.
 Сейчас или никогда. Маргарита набралась стопроцентной решительности. Ее решение принято, оно безоговорочно и пересмотру не подлежит.
 - Только одна просьба, на прощанье, - Маргарита провела языком по обсохшим от волнения губам. – Савенков, поцелуй меня. Поцелуй так, как целовал меня в нашей далекой юности, поцелуй, как ту Риточку, в последний раз.
 Он обнял ее страстно и порывисто. Почувствовал, как его рубашка промокает от ее слез. Он целовал ее и не думал ни о чем: ни о своих грехах, ни о ее должностном преступлении, ни о тех опасностях и преградах, которые у них впереди. Она нежно отвечала на его несмелые ласки. Он удовлетворенно отметил, как дрожат ее пальчики, касаясь его волос. Он не думал о том, какие у нее могут быть намерения: тонкая стальная игла раскаленной стрелой поразила его продолговатый мозг.
 Савенков даже не вскрикнул. Смерть настигла его слишком внезапно и стремительно.


 Вот так я убила моего Возлюбленного Дениса Савенкова. Его тело вы найдете, скорее всего, под утро, так как мне хватило нервов и сил затянуть его в номер и закрыть на ключ.
Почему я его убила? Я всегда была никудышным человеком, плохой матерью и никчемной женой. Передо мной стоит фотография моей семьи, и мне нестерпимо больно. Примешивается чувство осознания того, что я не только негодный человек, я – паршивый следователь. Понимать это еще труднее и больнее. Я предала не только Николая, своих коллег, свою семью, я предала саму себя, я предала истину.
 Я понимаю, как тяжело будет мужу и детям, когда они вырастут и поймут, что я совершила. Не стоит плакать. Не надо никого винить. Проблема во мне. Но другого выхода я уже не вижу.
 Это как у «Мальчишника»: « И нам приходится всем в жизни что-то выбирать. Скажи мне правду теперь, сейчас не стоит молчать…Кто был счастливей из нас, боясь любовь потерять?»
 Я отвлеклась. Уже светает. Магнитофон медленно крутит пленку, записывая мои последние слова. Заканчивается кассета. Кассета моей жизни.
 Мне страшно. Не хочется уходить из жизни вот так. Зубы нервно стучат о металл. Я выдержу: не хочу, чтобы меня судили, приговорили к пожизненному или смертной казни. Я могла бы сломаться.
 Сейчас я окончательно наберусь смелости, сожму зубами ствол и спущу курок. Что меня ждет? Я не знаю. Чтобы ни было, мне кажется, что хуже, чем в жизни, быть не может. Попаду ли я в ад? Не знаю. Знаю только, что сейчас я живу в аду на земле.
Лифт медленно ползет вверх. Но остановить его уже невозможно. Я сама заблокировала такую возможность. Сама нажала на кнопку, направляющую лифт на эшафот.


 Вадим устал, но был безмерно счастлив. Он весело толкал инвалидную коляску, на которой сидел пока еще слабый Николай. Оба они улыбались. И ничего, что у Николая парализовало ноги, главное, что он остался жив. А жизнь! О, как она прекрасна! Вадим задумался. Маргарита будет очень рада. Только почему она повесила трубку и выключила телефон, когда по его просьбе ей позвонила медсестра из больницы?
 Неважно. Сейчас они увидят нежную улыбку Маргариты, услышат ее задорный смех.


Поглощенный своими радужными мыслями, Вадим не заметил, как вздрогнул Николай, которому показалось, что утреннюю тишину служебного коридора разрядил выстрел.

 17/10/2001