Сапоги

 Сани надо готовить летом, поэтому жена еще в июле отдала мне свои зимние сапоги, чтобы я их отдал в ремонт. Жили мы тогда в одном дальневосточном райцентре. Ремонтом обуви во всем селе официально занимался только один человек. Обувь он делал хорошо, но сильно пил, поэтому процесс частенько сильно затягивался. Однажды, у одной нашей знакомой отвалился каблук на босоножке. Она кое-как допрыгала до того мастера, отдала ему обувь, а сама осталась ждать на улице. Через полчаса она забеспокоилась, через час кинулась обратно в мастерскую. Мастерская оказалась запертой, а мастер исчез. Через три часа бесплодных поисков наша знакомая ушла домой босиком, а свои босоножки смогла получить назад лишь через три месяца.

 По пути на работу я зашел в обувную мастерскую. «ЧП Заморокин. Ремонт обуви» - извещало объявление на двери. Сам Заморокин оказался тщедушным сморщенным старичком. Он сидел на табуретке в самом углу мастерской за швейной машинкой и спал. Рядом с табуреткой стояла початая бутылка водки.
 
 Я прокашлялся. Подождал. Постучал по столу. Еще подождал. Постучал сильнее. По-прежнему без эффекта. Потряс сапожника за плечо. Потом сильнее. Еще сильнее. Наконец, мастер открыл глаза и вопросительно на меня взглянул.

 Я потряс перед ним сапогами:

 - Набойки надо поставить! Сделаешь?!

 - Сделаю, - мяукнул мастер.

 - Сегодня!

 - Не-е-е. Завтра приходи.

 - Не-е-е! Мне сегодня надо!

 Мастер удивленно осмотрел сапоги:

 - Зачем сегодня? Куда торопиться-то?

 - Чтобы были! – объяснил я. – После обеда зайду!

 
 После обеда я застал Заморокина в том же положении, что и утром. Разбудив его, я спросил:

 - Ну, как сапожки поживают?

 Заморокин ответил мне непонимающим взглядом.

 - Готовы сапоги?! – снова спросил я.

 Взгляд мастера слегка прояснился:

 - Нет еще. Видишь, работы сколько, - обвел он глазами свою мастерскую. – Я же сказал, завтра приходи, после обеда.

 - Хорошо, - сказал я. – Но, чтобы завтра уже точно!

 - Угу, - мяукнул в ответ Замарокин, засыпая.


 На следующий день после обеда я снова разбудил Заморокина.

 - Готово?! – с надеждой спросил я, хотя надежды и не было.

 - Что? А-а-а… М-м, - отрицательно дернул головой сапожник.

 - И в чем проблема? – поинтересовался я.

 - Завтра. Все. Завтра. Точно, - закивал Заморокин.


 Так продолжалось недели две. Ежедневно, утром и после обеда я заходил в мастерскую. И всякий раз заставал сапожника в состоянии невесомости. Сапоги лежали нетронутыми, и вдруг, вижу – с каблуков исчезли старые набойки!

 - Ну, наконец-то! – обрадовался я. – Какой прогресс в наших отношениях! Чего ж сразу все не доделал? Тут работы-то на десять минут!

 Заморокин радостно что-то промяукал в ответ, я разобрал только слово «завтра».

 
 Еще несколько дней прошли с тем же успехом. Однажды я застал в мастерской клиентку, забирающую свой заказ.

 - Ну, вот! Работа пошла! – сказал я Заморокину. – Когда же мои теперь готовы будут?

 - Так она их месяц назад отдавала, - ответил мастер.

 По лицу женщины я действительно не заметил, чтобы она сильно радовалась.

 - Но-но! Нельзя терять рабочий запал! – попытался я взбодрить дедушку. – Давай уже, делай! Я здесь подожду!

 - Нне-е-е, - тревожно замурлыкал Заморокин. – Завтра.

 
 Завтра мастерская оказалась закрытой. У меня было сильное подозрение, что Заморокин сидел внутри. И я ломился в дверь, пока хозяйка парикмахерской напротив не успокоила меня:

 - Бесполезно, не откроет. Если только дверь выбить…

 Целую неделю я не мог попасть в мастерскую, но затем все же застал дверь открытой. Заморокин сидел на своем обычном месте и занимался своим обычным делом.

 - Здра-а-авствуйте! – радостно прокричал я мастеру, когда разбудил. – Как мои сапожки поживают?

 - К-какие сапожки? – жалобно замяукал Заморокин.

 - ВОТ! ЭТИ! – ткнул я ему под нос сапоги.

 Взгляд Заморокина медленно, но верно фокусировался. Когда глаза его, наконец, прояснились, он стал прятать их под лавкой и снова мурлыкать что-то про завтра. Я стал терять самообладание, поэтому вышел. В парикмахерской напротив хозяйка зажимала рот, чтобы не рассмеяться.


 Еще около недели я продолжал регулярные посещения сапожной мастерской. Я взял себя в руки, больше не кричал и не ругался. Все равно бесполезно. Можно, конечно, было забрать сапоги и найти другого умельца. Но мне уже было просто интересно, чем же все это закончится. Во взгляде Заморокина всякий раз ясно читалось, что о моих сапогах он вспоминает только при моем посещении. Я его достал. Он и сам рад бы сделать, наконец, сапоги и избавиться от меня, но пересилить себя не мог.

 Затем на работе начались горячие деньки, и мне стало не до сапог и не до Заморокина с его мастерской.

 Однажды, закончив прием, я собирался домой, но у скорой помощи меня задержали.

 - Доктор, надо на вызов съездить.

 - Ой, возьмите кого-нибудь другого. Устал сегодня, как собака, - попытался я отделаться от фельдшера. – А что там?

 - Алкогольная интоксикация. Старый хроник. Там цирроз давно, уже, наверное, финал… Но родственники хотят врача…

 - А кто?

 - Заморокин.

 Фамилия показалась мне знакомой, и я решил съездить.

 Увидев своего пациента, я сразу вспомнил, откуда знаю эту фамилию.
 
 - Здра-а-авствуйте! – радостно воскликнул я. – Ну, как там мои сапожки?!

 Заморокину было действительно плохо. Он лежал неподвижно, разговаривать не мог, даже мурлыкать, как обычно. Во всем его теле живыми оставались только глаза. Но какие это были глаза! Увидев меня, они переполнились таким священным ужасом! Уж не знаю, то ли он меня за очередной глюк принял, то ли подумал, что он уже на страшном суде, а я против него свидетельствую? Не знаю. Но взгляд был замечательный. Он был настолько перепуганным, что я поневоле рассмеялся.

 - Вы что, его знаете? – удивилась фельдшер такой сцене.

 - Да, так, немножко.

 - Вы ему обувь в ремонт отдавали? – испугалась дочь нашего пациента, которая присутствовала тут же.

 - Отдавал, - вздохнул я. – Еще бы ее назад получить…


 На следующий день зять Заморокина сделал мне сапоги. Его самого мы госпитализировали. Кстати, я неоднократно наблюдал его по дежурству, и пугаться меня он перестал только тогда, когда существенно пошел на поправку.


Рецензии