Оружие цивилизации

Веселый и гениальный француз – Жюль Верн – был сыном своего времени. Нам едва ли придет в голову подсчитать, скольких людей – уж не говоря о зверье – убили во время своего полета над Африкой герои его первого романа «Пять недель на воздушном шаре» доктор Фергюссон, его слуга Джо и друг Фергюссона охотник Кеннеди. Впрочем, в силу некоторой интеллигентности и занятости управлением воздушным шаром, доктор Фергюссон непосредственного участия в убийствах не принимал. Убивали Джо и Кеннеди. Взгляды передовых европейских и мировых философов того времени нисколько не затрагивали область мировоззрения и юридических прав африканских людоедов, и одним из главных вопросов в отношении второго по величине континента еще долго оставался вопрос об истоках Нила; кроме того, нашим героям помогало острое зрение и порядочный запас боеприпасов. Конечно, их жертвами были кровожадные дикари, и – о, да! вспомним о бескорыстно спасенном аэронавтами из рук этих дикарей французском миссионере, единственным оружием которого были Библия и слова непонятной неграм правды, которую он пытался донести до них с помощью языка жестов и, видимо, pidgin English, языка, которым, как выясняется впоследствии, он владел в совершенстве.

Если бы я задался целью привести здесь все места романа, восхищающие меткой стрельбой по движущейся мишени (особенно, с учетом несовершенного с нашей точки зрения оружия), мне пришлось бы процитировать добрую половину книги, которую я читал вместо Лессинга и Фейербаха в студенческие годы и которую часто читаю за обедом до сих пор.

Времена меняются, но если б не было литературы, часто ли б мы сегодня садились за милый нашему сердцу компьютер? Свобода самовыражения! Это сладкое слово свобода! Как жаль, что я забыл латынь! Но я помню прочитанные в оригинале описания свободы нравов древнего Рима, пропущенные в переводе. А писатели средневековья? А Мольер? Разве можно читать его вне ретроспективы? Меня восхищает далеко выходящая за область политики наивная свобода слова, на которую веками смотрели как на готовую к употреблению, несомненно действующую модель perpetuum mobile. Что там наши цивилизованные охотники! Придет время – все окажется по ту сторону перевернутого оптического прицела, в правдивом свете науки.
 
 «Cing semaines en ballon»,  «Пять недель на воздушном шаре» - едва ли не самый непосредственный в описании своего времени роман молодого тогда Жюль Верна, великого фантаста и гуманиста, неневидевшего тиранию Наполеона Третьего и построившего город будущего – Франсевиль. Вот несколько цитат, на выбор:
«С необыкновенной быстротой они пробежали с милю, когда из корзины раздался новый выстрел. Он свалил большущего дьявола, уже взбиравшегося по якорному канату».  «Cначала, Самуэль, мы думали, что тебя осаждают негры, - сказал Кеннеди». – «К счастью, это были только обезьяны, - ответил Фергюссон». – «Издали разница не велика». – «Да и вблизи не так уж велика».
Тонкий французский юмор. Но если Вы, читатель, негр, Вы можете осветлить кожу лица, ведь сегодня наука позволяет и не такое.
А вот на сцену выходит Джо: «Я не желал ему зла, но пришлось-таки придушить его…».
Добрейший читатель, чтобы не занимать слишком много места цитатами и не отнимать у Вас время, скажу прямо: не считая пущенного на пару котлет слона, и проч., и проч., наши славные герои убили пятнадцать человек. В общем, потеря невелика: так что не удивительно, что по возвращении домой аэронавтов ее никто не заметил. Конечно, жаль, что «Виктория» (название воздушного шара) погибла; но цифра 15 скорее приведет на ум бесшабашный, наполненный ветром роман Стивенсона («Пятнадцать человек на сундук мертвеца...»); и мы вовсе не найдем ее ни в формулах расчетов, объясняющих управление шаром, ни в списке провианта и снаряжения, обеспечивших проведение научной экспедиции.

И вот последняя цитата:
«Доктор Фергюссон сделал доклад о своей воздушной экспедиции в Лондонском географическом обществе; медаль за самое замечательное исследование в 1862 году была присуждена доктору Фергюссону и обоим его спутникам».

Жюль Верн – замечательный писатель. Я прочел его еще в детстве с фонариком под одеялом. Я помню наизусть «Пятнадцатилетнего капитана».  Я не думаю, что посмотрел бы на него другими глазами, даже если б был негром. Все дело в ретроспективе. Это оптический прицел, в который можно смотреть так, как смотришь в перевернутую подзорную трубу.
Для историка выбор естествен; для киллера дело свелось бы к вопросу удачного выбора, ибо он - всего лишь теснимый демократией одиночка. "You don't qualify for social security in this line of business",- сказал завоевавший зрительские симпатии вдумчивым отношением к своему делу киллер - герой одного из потрясающе известных американских фильмов.

Поэтому-то - и это самое главное (забудем на время о пуританском марше американских издателей, отказавшихся печатать «Лолиту» - этой первой, непосредственной реакции на рождение нового жанра, - лишь вспомним, что книга впервые была опубликована во Франции в 1955 г. и считалась «слишком совершенной» для коммерческой распродажи) - я до сих пор еще не утратил надежду (несмотря на множество безуспешных попыток) найти, заказать и получить по интернету полную версию первого романа Жюль Верна в переводе на английский язык прямо из Америки, страны, отменившей рабство как раз в то премя, когда роман вышел в свет , страны, в которую стремятся миллионы людей.

Я надеюсь на действенность принципа ретроспективы, оружия цивилизации, примененного к литературе в стране, которую писатель с любовью, юмором и наивной свободой мировоззрения, характерной для «промышленной Европы» своего века, упоминал столь часто и даже отвел ей роль стартовой площадки, запустив к Луне отнюдь не желавших возвращения назад героев.