Как я охотился, или про рыжего кота

Вы когда-нибудь видели полковника, у которого вылезают из орбит глаза?
Не видели. Я так и знал.
А я видел. И как они вылезали и как вернулись назад, на свое место, где они сидели со дня рождения.
Случилось это после охоты.
Я очень люблю охоту. Любил с детства, люблю и сейчас. Правда, сам я никогда не охотился, и к тому были веские причины: у меня никогда не было ни охотничьего ружья, ни охотничьей собаки. Но любовь к охоте была.
Кроме того, мне нравилось слушать разговоры бывалых охотников. От слов, которые они произносили, просто голова кружилась от восторга, такие это красивые и звучные слова. Вот, например: ягдташ, барклай, калибр, централка - бескурковка, утиная дробь, жакан; или ожесточённые споры, что лучше: наша «Тулка», «Зауер три кольца» или «Симсон», и какой калибр самый ходовой для центральной России? С ума можно было сойти, как это интересно. А собаки? Легавая, пойнтер, ирландский сеттер, сеттер-гордон, сеттер-лаверак, курц-хар - какая лучше «держит стойку»? Ну, разве может быть что-нибудь интереснее таких разговоров?!
Вот, бывало, слушаешь охотников и перед глазами встают всякие там прерии, пампасы, бизоны, вигвамы, томагавки и чувствуешь себя одним из героев Фенимора Купера.
В общем, я твёрдо решил стать охотником. Дело было за малым, надо было завести ружьё и собаку. Я часто ходил в охотничий магазин, рассматривал ружья и даже приценивался. Для себя я уже решил, что если покупать ружьё, то только «Тулку» - бескурковку 12-го калибра и обязательно «прикладистую». С таким ружьем можно ходить и на водоплавающую дичь и жаканом бить кабана.
Короче говоря, я два раза принимался копить деньги на ружьё и на собаку. И два раза чуть было не купил. Но каждый раз перед самой покупкой возникали неожиданные осложнения.
В первый раз, когда я уже договорился с одним знакомым охотником помочь мне выбрать ружьё, выяснилось, что у меня нет зимнего пальто и надо срочно, до наступления холодов, купить себе пальто, а жене шубу.
В другой раз оказалось, что надо платить за дачу, так как появился сын, и держать его летом в Москве никак нельзя.
Эти неожиданно возникавшие расходы почти начисто съедали мои накопления. Оставалась совсем ничтожная сумма. На те деньги, что оставались, я мог купить только шомпол для ружья или намордник для собаки.
Но я не стал покупать ни шомпол, ни намордник.
Хотя я сам ещё не охотился, но догадался, что, охотясь с одним шомполом без ружья или с одним намордником, но без собаки, нельзя добыть не только кабана, но и самого захудалого чирка.
Вот так и дожил я до войны.
В первые дни войны я ушёл на фронт, а на войне, сами понимаете, было не до охоты.
И всё-таки именно на войне я охотился в первый и последний раз в жизни.
Вернулся я с этой охоты с трофеем, от одного взгляда на который у полковника вылезли глаза.
Состоялась эта охота зимой 1943 года, когда наш корпус держал оборону под Старой Руссой.
Однако, прежде чем рассказать о самой охоте, необходимо сказать пару слов о том, с чего началась вся эта история. А началось всё с разговоров о верховой езде и о случаях на охоте.
В редкие свободные часы мы любили собираться тесной компанией и тогда, естественно, начиналась «травля» всякого рода баек.
Был у нас в штабе корпуса один полковник, человек уже в летах, служивший в армии, с его слов, с 1918 года. Так вот, этот полковник любил собирать нас, молодых офицеров, и «угощать» разными историями из своей военной жизни, а также рассказами о приключениях на охоте.
Как следовало из его рассказов, в гражданскую войну он командовал эскадроном в кавкорпусе Котовского и был большим знатоком конного дела, опытным кавалеристом и заядлым охотником.
Первое время мы его охотно слушали, однако, со временем у нас стали возникать сомнения в достоверности этих рассказав.
Прежде всего нас смутило то обстоятельство, что звание полковника он получил уже на фронте, в январе 1943 года, а войну начал в звании подполковника. Как же так, стали мы прикидывать, если в 1918 году он командовал эскадроном, а эта должность в мирное время по меньшей мере майорская, то выходит, что к началу войны, за 23 года беспорочной службы он был повышен всего на одно воинское звание? Это как-то не вязалось с его рассказами об успехах по службе. Откровенно говоря, мы стали подумывать, уж не вешает ли он нам «лапшу на уши».
А вскоре наши сомнения получили реальное подтверждение.
Как-то мы с одним капитаном из нашего штаба, возвращаясь из поездки в войска, встретили этого полковника, едущего верхом нам навстречу.
Надо сказать, что к этому времени мы уже окончили курс манежной езды и, как сказал наш инструктор, «хорошо сели в седло».
То, что мы увидели, когда полковник проехал, нас просто ошеломило. Мы увидели, что лихой эскадронный, знаток конного дела и опытный кавалерист просто не умеет «тянуть ногу в пятку»! Таково было единодушное мнение и моё, и капитана.
А вот в оценке посадки полковника наши мнения разошлись. Я сказал, что, по-моему, полковник сидит на коне, как собака на заборе. Но капитан со мной не согласился, и со знанием дела стал доказывать, что полковник сидит на коне, как старая ****ь на горшке!
Однако, несмотря на некоторые расхождения в оценке посадки, мы пришли к единому выводу, что насчёт конного дела и верховой езды полковник нам «лапшу на уши» всё-таки повесил. Сказать по-правде, это нас как-то огорчило.
Естественно, что у нас немедленно возник вопрос: а как же насчет охоты? Неужели, рассказывая о своих успехах на охоте, полковник тоже «лепил нам горбатого»?
Пока мы с капитаном добрались до штаба, то успели договориться: о сделанном нами открытии до сведения широкой общественности не доводить, пока не проверим этого заядлого охотника на охоте.
А для этого надо было подбить полковника пойти на охоту.
У полковника была двустволка-бескурковка, которую непонятно зачем он возил с собой на фронте. Рассказывая о своих похождениях на охоте, он нам эту бескурковку показывал. Дело теперь оставалось за малым, надо было выманить его на охоту.
И вот мы каждый раз, возвращаясь из поездок в войска или из тыла корпуса, стали рассказывать полковнику, какое большое количество звериных следов мы видели и на дорогах, и в поле, и в лесу.
- Конечно, - говорили мы, - чьи это следы - заячьи, лисьи или волчьи - нам трудно судить, мы не охотники. Вот если бы полковник сам посмотрел на эти следы, то ,конечно, с его опытом бывалого охотника он сразу узнал бы, что за зверьё здесь бродит. Кстати, - продолжали мы, - почему бы Вам не сходить поохотиться? Оборона у нас устойчивая, противник особой активности не проявляет, так что выкроить 4 - 5 часов без ущерба для службы вполне возможно.
Вот такие или примерно такие разговоры мы заводили с полковником при каждом удобном случае в течение примерно полутора недель. И, в конце концов, добились своего: полковник после очередной подначки сказал, что завтра утром пойдёт на охоту.
Я сказал, что тоже пойду.
Назавтра рано утром мы отправились в тыл. У полковника была его централка, я взял автомат.
Пройдя вместе километров пять мы разошлись в разные стороны, т.к. полковник сказал, что я, не имея опыта охоты, могу ему помешать и, даже без умысла, просто по неопытности, зря спугнуть зверя.
Я не стал возражать и пошёл бродить один.
Откровенно говоря, я не рассчитывал подстрелить какую-нибудь дичь, просто мне было приятно в ясный, морозный день побродить в тылу.
Против всякого ожидания, звериных следов я увидел довольно много. Мой охотничий опыт, ограниченный слушанием трёпа бывалых охотников, позволил мне с большой степенью точности установить, что эти следы были не лошадиные и не коровьи. На большее мои знания не распространялись, так что я не стал ломать себе голову и, не пытаясь понять, чьи же это следы, просто гулял в своё удовольствие.
К концу дня я изрядно устал и пошёл обратно. Проходя через какую-то разрушенную и сожжённую деревню, я увидел, что на развалинах печки сидит кот. Кот был рыжий, худой и очень грязный.
И тут мне пришла в голову гениальная мысль. Я срезал кота из автомата, положил в вещмешок и с бодрой пионерской песней зашагал к себе в штаб корпуса.
Придя, я прямым ходом направился к землянке полковника, осмотрел вход и увидел, что около двери на гвозде висит чем-то заполненный вещмешок. Сняв и развязав вещмешок, я увидел в нём здоровенного зайца-русака.
Как видно, охотиться полковник всё-таки умел.
Не долго думая, я забрал русака, положил на его место рыжего кота, завязал и повесил мешок на прежнее место и, никем не замеченный, ушёл к себе.
Из своей землянки я позвонил полковнику и поинтересовался, давно ли он вернулся и каков результат его охоты.
Полковник ответил, что вернулся более двух часов тому назад, что он «взял» отличного русака, а больше «полевать» не стал, не хотел надолго отлучаться, т.к. время военное и в любой момент могут возникнуть вопросы, требующие его решения.
Судя по голосу, настроение у полковника было отличное.
Я сердечно поздравил полковника «с полем» и сказал, что по старой охотничьей традиции первое «поле» следует обмыть, а потому пусть ждет гостей. Ещё я сказал, что насчёт выпить и закусить пусть не беспокоится - всё, что нужно, мы принесём сами.
После этого я обзвонил почти всех начальников отделов штаба корпуса и нескольких своих приятелей и пригласил их прийти в землянку полковника, чтобы обмыть удачную охоту.
Постарался я на совесть.
Примерно через час в землянку полковника набилось столько людей, что некоторым пришлось стоять - посадочных мест не хватило. На столе тоже не хватало места, чтобы установить принесенные водку, спирт, трофейный шнапс и всякие закуски. В общем, получился отличный праздничный стол.
Конечно, первые стопки были выпиты за виновника торжества, за его здоровье, за удачную охоту и за дальнейшие охотничьи успехи.
Было весело, полковник, будучи в центре внимания, выглядел именинником.
По нашей просьбе он рассказал все подробности этой удачной охоты: как он обнаружил следы русака, как по этим следам обнаружил, где тот залег, как подкрадывался к русаку и как «взял» его с первого патрона.
Полковник был, как говорится, «в ударе» и заодно поведал нам ещё несколько историй из своей охотничьей практики.
В самый разгар оживлённой беседы кто-то вдруг сказал, что хорошо бы посмотреть, как он выглядит, этот самый русак, послуживший поводом для сбора почтенной компании.
Предложение было бурно поддержано всеми присутствующими - всем вдруг захотелось немедленно увидеть русака своими глазами.
- Ну что ж, - сказал полковник, очень довольный представившейся возможностью похвастаться охотничьим трофеем, - сейчас вы его увидите. Володя, - обратился он к своему ординарцу, - принеси-ка мой сидор с русаком! Он висит там, за дверью.
Володя принёс.
Полковник освободил место на углу стола, поставил на него вещмешок и стал его развязывать.
- Вот смотрите, - сказал он, развязав мешок и засунув в него руку, - как надо охотиться!
С этими словами он, победно глядя на своих гостей, вытащил из мешка рыжего кота и поднял его над столом.
В первый момент в землянке воцарилась гробовая тишина, а затем раздался такой взрыв гомерического хохота, что, казалось, крыша не выдержит и обрушится на наши головы.
И тут полковник поглядел на то, что держал в вытянутой руке над столом.
Однако, если у нас реакцией на появление рыжего кота был хохот, то реакция полковника была несколько необычной.
Он молча, в упор смотрел на кота, и у него стали вылезать глаза. И чем дольше он смотрел, тем больше вылезали глаза. Я даже подумал, что ещё немного и глаза вылезут совсем и упадут на стол.
Мы умирали от смеха, а он судорожно хватал воздух открытым ртом и, не в силах произнести ни одного слова, продолжал смотреть на кота глазами, которые, покинув своё привычное место, стали похожи на маленькие телескопы.
Так продолжалось несколько минут.
Вдруг полковник, бесцеремонно растолкав своих гостей, выбежал из землянки и, широко размахнувшись, забросил кота куда-то к чёрту, в кусты.
Когда он вернулся, мы всё ещё продолжали ржать, а глаза полковника стали понемногу возвращаться на свое родное место.
Дождавшись небольшой паузы в общем гаме, я встал и раскрыл тайну превращения русака в рыжего кота. Чтобы не быть голословным, я тут же сбегал к себе, принёс русака и под аплодисменты присутствующих вернул его хозяину.
Это послужило хорошим поводом для ещё одного остроумного тоста, однако, выпив, мы заметили, что полковник к своей стопке даже не прикоснулся и сидит, храня какое-то угрюмое молчание.
В общем, веселье как-то сразу нарушилось, и мы быстро разошлись, так и не допив принесённое «горючее».
Вот и весь рассказ о том, как я охотился. Остается только добавить, что после этой истории полковник прекратил задушевные беседы с молодыми офицерами и больше уж никогда ничего нам не рассказывал.
Как Вы думаете, почему?