Сон

Измотанный приключениями, я уснул сразу же, как только улегся на свое скомканное ложе…
  Вечер. Я стою возле большого деревянного дома на берегу лесного озера. Вокруг – ни души. Дом ветхий и, явно, давно уже не обитаем. Тишина. Только редкий всплеск волны. В руках у меня фонарь и пистолет. Вхожу в дом с совершенно неясной целью. Нервы напряжены. Жутко проскрипела входная дверь, и я оказываюсь в темном наклонном коридоре со ступенями, ведущими в куда-то вниз. Откуда-то доносится отвратительный запах жженой резины. Включаю фонарь и начинаю медленно спускаться. За спиной раздался скрип закрывающейся двери.… Откуда-то из темноты доносился мерный барабанный стук. Раздались голоса… Песня, но какая!? Боже, где же это я? Фонарь выпал из задрожавшей руки. Пошарил рукой в темноте, однако пол был пуст. Сжимая пистолет в правой руке, я медленно двинулся вперед. Запах все более и более усиливался. Дышать становилось все труднее. Сердце бешено стучало от волнения и удушья. Впереди показался красный, колеблющийся свет открытого огня. Коридор заканчивался. Передо мной находилась большая комната, заполненная чернокожими. В центре комнаты полыхал огромный костер. Часть дикарей выплясывала, ритмично напевая что-то, под барабанный аккомпанемент. Свободная от плясок часть занималась какой-то работой прямо возле костра. Я осторожно приблизился. О, боже! На земле лежал обнаженный, связанный по рукам и ногам, человек. Вокруг него стояли пять или шесть вооруженных ножами негров. На белоснежной ткани, рядом с жертвой разбросаны морковь, лук, пучки каких-то трав. В одной из них узнаю, так горячо любимый мной укроп. Каннибалы! Я оцепенел.… Вдруг, по чьей-то резко прозвучавшей гортанной команде, вся вооруженная группа кинулась к лежащему. Страх, смешавшись с бешенством, неожиданно вызвал прилив сил. Дрожащей рукой я поднял пистолет и нажал на курок.… Но вместо ожидаемого выстрела из дула пистолета вылетела тоненькая тугая струйка воды. Я жал и жал на курок, обрызгивая спину ближайшего людоеда. Он, вздрогнув, обернулся и что-то прокричал. Вся компания тут же бросилась ко мне... Открыл глаза. Слава богу - сон! Светло, в палатке все преспокойненько посапывают. Посмотрел на часы. Шестой час.… Но знакомый кошмарный запах продолжал преследовать и наяву. Я пошмыгал носом – пахнет! Слышу, кто-то, еще невидимый, пытается неуверенно открыть полог палатки. Вот он открывается, и… я заорал во всю мощь легких! На меня смотрели в упор, сверкая белками, кровожадные бессмысленные глаза. Антрацитово-черная одутловатая физиономия со смоляными, торчащими во все стороны, космами шерсти явно говорили об африканском происхождении этого существа. Парализованный ужасом я мысленно прощался с жизнью, которая в этот момент мне стала дорога как никогда: -Прощайте дети, жены, внуки и дорогие родители! Прощайте друзья, коллеги по работе и соседи. Прощайте просто знакомые, дикторы телевидения и ведущие телепрограмм. Прощайте заслуженные и народные артисты, писатели и поэты, кинорежиссеры, выдающиеся, и не очень. Прощайте ученые и слесари-сантехники, сталевары и летчики. Прощайте дворовые псы, кошки и голуби.… - Уходить из жизни явно не хотелось…
До колен, явно не по росту, черная матерчатая куртка чудища была наглухо застегнута. Он приблизился ко мне и протянул невидимую, в длинном свисающем рукаве, конечность:
- Привет, Сань!
- А в-в-а! – сказал я. Немного погодя, добавил:
- Привет, Вань!
Ибо это был его голос! Мне уже было наплевать на причину жуткого перевоплощения, но это был его голос, и я схватился за соломинку:
- Что с тобой?!
- А! Старые баллоны ночью пожег.
 Ага, вот и кошмар с запахом резины! Стоп, и куртка, несмотря на цвет, моя – прежде бежевая. Перекрасил, гад!
- Ваня, там над умывальником зеркало висит, ты уж потрудись, пойди, взгляни на себя. Выйди, говорю, из палатки, перепачкаешь все на хрен! ...
- Судак, ну судак! Надо же – «силлогизмы»!? – приговаривал Игорь, вполголоса, обсуждая сам с собой недавнюю стычку с Ильей.
Дело в том, что накануне Илья в пылу словесной баталии упрекнул Игоря в отсутствии логики в его этих самых «силлогизмах». Обиженный незнакомым словом Игорь потребовал разъяснений и узнал, что этим нехорошим термином называют «вид дедуктивного умозаключения, состоящего из двух посылок и заключения». Причем посылки и это заключение имеют одну и ту же «субъективно-предикатную структуру»….
Из объяснений Игорь усвоил только то, что его вновь послали и даже дважды. На дух, не переносивший научных терминов, он перенес эту здоровую ненависть и на их источник. «На судака» выбрался из палатки Мишутка. Он в знак приветствия ткнул кулаком в мягкое место дяди Игоря. Но тот, увлеченный полемикой с воображаемым Ильей, не отреагировал, продолжая поминать «судака». Дался ему этот «судак»! Чем бубнить о нем, шел бы ловить.
Я побрился и уступил место у зеркала появившемуся Илюше. Тот, дорвавшись до него, самокритично хмыкнул. Помимо себя драгоценного там же он узрел и ребенка. Видимо, решив продолжить обучение, Илья поднял Мишу на руки и, ткнув пальцем в определенную область зеркала, спросил:
- Это кто?
- Дядя Иголь!
- Правильно, а это? – Он вновь ткнул пальцем уже в свое изображение.
- …удак, - без сомнений ответил талантливый ребенок.
Что-то у меня определенно со слухом. Конечно же, это был не «судак», и вовсе даже не рыба…
Илья, с несчастным видом студента, впервые попавшим в анатомический театр, сгреб трясущейся пятерней нехитрое приспособление для чистки рыбы. Тяжело вздохнул и подошел к тазику. Не заметив в нем признаков жизни, ухватил левой рукой килограммового судачка и перебросил на стол. Вновь замер, пристально рассматривая покойника. Решившись, наконец, ухватил свободной рукой мягкое скользкое рыбье тело, смелея от страха, провел металлом по мягкому рыбьему боку. Чешуя брызнула во все стороны. Одновременно с этим последовал шлепок рыбьего хвоста по столу. Илья отскочил, уронив орудие:
- Она живая!
- На молоток, стукни по голове, она и уснет, - по-отечески ласково проворковал Василий.
- Стукни.
- Тьфу ты, отойди.
Илья вновь подступил к успокоившейся рыбине:
- Слушай, а может сначала голову отрезать?
- Ну, ты садист! Отрежешь голову, перепачкаешь все на свете. Сначала почисть, потом выпотроши, а уж потом – режь голову.
- Выпотроши, это как? – осевшим голосом прошептал Илья.
- Распарываешь брюхо, вот отсюда - досюда. Залезаешь рукой вовнутрь и осторожно, чтобы не повредить желчный пузырь, вынимаешь…
Не дослушав инструктора, Илья рванул в заросли.
- Рыбак, - пренебрежительно посмотрел на кусты Василий и продолжил начатое дело.
Покряхтывая выполз из палатки Евгений и начал разборку вчерашнего полета с нежного поглаживания филейной части:
- Что-то зад у меня побаливает!
Меня это изрядно удивило, ведь основной удар о металл плавсредства приняла на себя его голова,
При чем тут зад? Хотя…. Голова и зад имеют так много общего: два полушария, способность издавать звуки и, вероятно, - мыслить. Как же иначе объясняется расхожее выражение: «Думать задницей»? А каким местом думал он, двигаясь по маслянистому влажному грунту к самой кромке обрыва? Может быть, боли и вызваны угрызениями совести этой части тела за неправильно подсказанный хозяину маршрут движения?
 Василий, занимаясь засолкой рыбы, рассказывал слушателям:
- Ну, у меня то, на старой работе, скучать не приходилось. Рабочие, даже в трезвом состоянии, чудили, а уж если наберутся после калыма, то только держись! Раз захожу в раздевалку, там, у стенки столпилась только, что приехавшая с работ бригада. А у окна стоят на четвереньках два молодых балбеса. Только я округлил глаза, как эти двое со всей дури понеслись к шкафам. Оказывается – поспорили на бутылку, кто из них пробьет головой дверцу. Пробили то оба. Но у одного голова размером с хорошее ведро, он и разворотил всю фанеру. А вот второму повезло меньше – головка шалашиком, пробил лишь щель, в которой и застряла шея. Крику было…. В следующий раз, один деятель с бодуна прицепился к мастеру: « Николаич, дай на бутылку!». Тот возьми и ляпни: «Дам, если в трубу пролезешь». А труба – трехсотка, метра четыре длиной - была приготовлена для замены. По ней и пацан не пролезет. Этот полез.… Ну и застрял где-то посередине. Орет, народ сбежался. Мастер, от греха подальше, сам сбежал. Хорошо хоть труба асбестовая, разбили…
Я, не удержавшись, влез в беседу:
- Да, ребята, да вот и у меня на работе - точно дурдом. Из одиннадцати мужиков ИТР шестеро – алкоголики.
Игорь на секунду наморщил лоб, видимо наши цифры разнились:
- А себя, почему не включил?
- А меня пусть классифицирует мое руководство. Раз держат, значит устраиваю.
- А, - успокоился Игорек, - значит, и мы устраиваем! ...
 Сколько любителей ухи, столько и рецептов. Споры разгорелись еще до подхода к лагерю:
- Какая картошка? Какой дурак кладет картошку в уху!? Это же уха, а не картофельный суп! – надрывался Алексей.
- Сначала опустить в кипяток в марле мелочь, варить до готовности, затем выбросить, - внес лепту в обсуждение Дмитрий.
- Ну да! Сварить рыбу вместе с марлей! Кулинар! - это уже Евгений.
- Лучше слить бульон декантацией, авторитетно поддержал Евгения Илья.
- Ч-чем? – возмущенно воскликнул Игорь, «декан…» - чего?
Один Василий, четко представлявший, что готовить придется ему одному, упорно молчал, раскладывая на столике сырье, материалы и приборы. Часть улова была поделена на три части. Первая, в состав которой входила подростковая команда с палец величиной. Вторая, состояла из окушков и плотвы более зрелого возраста. И наконец последняя третья – пара солидного вида судаков.. Рядом расположился так презираемый Алешей картофель, улеглись солидная луковица, крупная морковь, а также перец, соль, лавровый лист и пучок укропа.
- Лаврушка отобьет аромат, - пробовал вновь поскандалить Алексей.
- Не учи отца… - тут же осадил его Василий.
От повара отстали, но только до выемки первой рыбы.
- Куда бросаешь? Это же можно есть! - взволнованно прокричал Алексей.

- Вот эту - кашу, с плавниками и глазами? Леша, успокойся!
- Да не себе – собачкам, пытался схитрить уже остывший Алексей.
Остыть то он остыл, но с волнением следил за судьбой, рыбы принимавшей участие во втором этапе. Успокоился он, только убедившись, что она с осторожностью выкладывается в отдельную чашку.
Закладка порезанных на крупные куски судачков, вновь оживила Алексея:
- Куда – такие куски! Нужно помельче. Картошка не нужна! Уху вообще из кружки пьют.
- А водку из ведра – ложками, - поддакнул Игорь.
- Пошел ты…
  Алексей с охотой изъявил желание заняться разделкой щучек. Конечно, этот акт самопожертвования вызвал изрядное удивление у публики. У публики! Но не у меня! Дело в том, что малоаппетитное месиво внутренностей, в котором присутствует даже пузырь, пожалуй, лишь за исключением кишок, чуть поперченное и присоленное после секундной жарки превращается в вожделенный для Леши, и только для него, деликатес. Из-за боязни быть поднятым на смех, он уединился у костра и занялся колдовством над рыбьими телами.
Итак, на первое – водка, на второе - уха с водкой, на третье – щука и жареная картошка с грибами, на четвертое, пятое и шестое – вновь водка.
Мишутка, забыв о родителе, часами крутился возле Ильи. Тому, в свою очередь, льстило такое внимание. Не один из вопросов, мучавших пытливый детский ум, не оставался без ответа.
-Илюса, а это сто? – ребенок протянул травяной стебель знатоку флоры.
- Пушица влагалищная, - тут же раздался ласковый голосок учителя.
Квалифицированный ответ Ильи вызвал смешок Игоря:
- Помнишь, Задорновское «не понимаю»? – он обратился ко мне с вопросом и, тут же, не дождавшись ответа, - я, что-то тоже поглупел. Посуди сам: бывает хвощ лесной– он растет в лесу, клубника луговая, та – в лугах. Страшно подумать, где нашел свою былинку Михаил.
- Может, Илья что-нибудь напутал. У них, биологов, это не редкость. Жена рассказывала - в проекте учебника по биологии одним из заданий для пятиклассников было, что-то вроде «нарисуй схему половых отношений, в которых участвуют двое родителей». Это, оказывается, о пестике и тычинке.
- Анекдот хочешь?
-Давай!
- Учитель биологии в школе: «Ну, теперь вы, дети, узнали, что пестик и тычинка – это органы размножения цветов». Вовочка вдруг раздул ноздри, вскакивает и возмущенно кричит: «Фу, гадость! А я их нюхал!»…
Валера, испросив разрешения у Дмитрия, отправился с Михаилом в луга, зачем-то прихватив с собой пластиковое, литров на семь, ведерко. Сапожников старший, освободившийся от выполнения педагогических функций, резвился во всю: то распевал непристойного содержания частушки, то бегал за дежурившим по кухне Василием с фотоаппаратом, мешая ему заниматься приготовлением пищи. Вот один из образчиков его творчества:

Речки нет красивее,
Да раки в ней не водятся!
Оттого Василия
Мучает бессонница.

И в бреду, забыв о сне,
Выпив литру с гаком,
Приставал всю ночь к сосне:
«Становись-ка раком!».

Нас с Дмитрием роднит любовь к поэзии. Однако родство на этом и заканчивается. Там, где я бы, писал о том, как тону в глубине чьих-то бездонных глаз, Дима напишет более определенно – со ссылкой на конкретный и достоверный факт. Примером может послужить четверостишие из его стихотворения, посвященного любимой супруге Ольге:

Охапку скошенной травы,
Что чуть не стала брачным ложем,
Надолго не забудешь ты,
И деформированный ежик…

Вообще, жена для Димы не только источник вдохновения, но и самый близкий задушевный друг, с которым можно поделиться самым сокровенным:

  Статью прочел – ни в сердце, ни в уме…
  Но след оставила она, и, знаешь, где?
  Одной тебе признаюсь без опаски –
  Следы на заднице, от типографской краски.

Конец Диминым шалостям положил Алексей. Он блаженно дремал в кресле, сложив руки на обширном глобусообразном животике. Голова его, украшенная взятым с утра напрокат Ивановым малахаем, опустилась на могучую грудь. Этот головной убор и ввел в заблуждение, тихо подошедшего сзади Дмитрия. С криком: «Рота, подъем!», - он ухватился за поля шляпы и напялил ее по самые уши спящего. Подъем превзошел все ожидания. Из кресла, надувающимся резиновым слоном, стал вырастать Алеша. Шляпа была ему явно маловата и заставила потрудиться с выемкой носа. Затем его огромная неласковая ладонь бережно сгребла за воротник обалдевшего нарушителя спокойствия и, подвесив над землей, легонько потрясла. Первой не выдержала рубашечная фурнитура. Затем раздался треск, и освобожденный от собственного воротника Дима долго еще заглаживал свою вину - то подольет водочки, то протянет ломтик соленого огурчика. За этим занятием и застали его вернувшиеся путешественники.
- Ну, как погуля…, - начал, было, Дима, но, взглянув на багровое лицо сына, поперхнулся водкой.
- Луговая клубника, - поспешил объясниться Валера, демонстрируя ведро полное ягод.
Потихоньку стали собираться на вечернюю зорьку. В лагере остались кашевары - Василий с Ильей, отсыпающийся после ночной смены у горнила преисподней Иван, да Мишутка, совершенно охладевший к рыбной ловле, все крутился вокруг своего учителя.
Часа через два после безрезультатного созерцания поплавков рыбаки затосковали. От лагеря доносился усиливающийся при порывах ветерка аппетитный аромат. Евгений пошевелил ноздрями и неосторожно поинтересовался:
- И что это у нас сегодня на ужин?
- Заливное из стерляди, - без запинки соврал Игорь, не отрывая глаз от поплавка.
Евгений, видимо, принял это всерьез и удивился:
- Из какой стерляди?
- А, Васька, поймал окунька и заливает Илье, что это стерлядь.
Игорь, нашедший в лице Евгения благодарного слушателя, не успокаивался. Нанизывая очередного червя, он тарахтел не умолкая:
- Хорошее средство от комаров – поставить рядом с собой на ночь стакан с водкой. Они нажрутся, а с перепоя, - какой аппетит? Только не забудь положить рядом соленый огурец. Ну, утром само собой налить пивка в блюдце. А то с бодуна они становятся агрессивными…. Лучшее же средство – напиться самому – анестезия стопроцентная. Только пить нужно, не переставая, пока сил хватает.
  Дурак, - наконец резюмировал болтовню догадливый Евгений.
После часового отсутствия возвратился с реки Дмитрий. Осваивал спиннинг. Снасть для большинства коллектива так и не ставшая доступной.
- Новости есть, Емеля? – спросил Игорек.
- Две, как у Петьки для Василия Ивановича – хорошая и плохая.
- Давай хорошую.
- Поймал одну щучку, на килограмм потянет точно.
- А плохая?
- Молчит, сволочь. К столу еще не приглашали?
- Дождешься от них! Пойдемте, жрать страшно хочется.
- И пить тоже, - признался уставший и проголодавшийся Дмитрий.
Направились к стоянке. И вовремя! На горизонте вдруг почернело, наползавшие тучи имели столь грозный вид, что солнце, ранее безраздельно царствовавшее на небосклоне, вдруг испуганно юркнуло в неизвестно откуда появившееся облако. Порыв ветра застал врасплох Василия с Ильей. Стайка пластиковой посуды вдруг вспорхнула и бабочками закружилась над цветочной поляной. Два новоявленных энтомолога, без сачков, кинулись на ловлю анимированной посуды. Раскаты грома быстро приближались. Интервал между ними и набиравшими силу молниями стремительно сокращался. И, наконец, непрерывный грохот с роскошной иллюминацией, заставил всех забиться по местам проживания. По крыше палатки забарабанили крупные капли дождя. И тут хлынуло! Слова богу, что палатки стояли на относительной возвышенности. Шумящие ручьи быстро превратились в реки, те в величественные озера, и, наконец, место лагеря окружало большое нерукотворное море. Грохот ослабел, но долго не прекращался. Тучи, подобно хорошему ремесленнику, не могли налюбоваться на свое произведение. Уже было, удалившись за горизонт, они возвращались назад. В унисон с ними мигрировали и дежурные кашевары. После долгожданного ужина, который превзошел все ожидания, наступило полнейшее расслабление. Дмитрий, через силу пытался уложить своего неваляшку. Тот долго капризничал, взбрыкивал ногами, отталкивая отца. Получив шлепок по филейной части, наконец, затих. Дождавшись окончания поединка сына с отцом, я забрался в палатку. Наступив в какую-то липкую лужу, пошарил в темноте и нашел источник ее происхождения – опрокинутая бутылка «Кока-колы». Привел ополовиненный сосуд в вертикальное положение и улегся в надежде на скорый сон. Не тут то было!
Почти отмывшийся от сажи Иван приобрел внешность относительно белого человека. Но способность мыслить к нему никак не хотела возвращаться. С рассерженным видом он шатался по лагерю. Когда кто-то, пытаясь отправить его на боковую, окликнул Ивана по имени, он вдруг с надрывам заорал:
Меня зовут Слава! Я – Слава Украине! И прошу не грузить меня – я не сухогруз, я – танкер, наливай!
А затем…
Он не вошел, он ввалился в нашу палатку. Схватил чайник и стал поливать ноги спящего Дмитрия. Тот, буркнул что-то, втянул босые ступни под одеяло и продолжил крепкий и здоровый сон. Обиженный невниманием Иван отбросил чайник, постоял у столика, о чем-то напряженно размышляя и, наконец, ухватил удочку и вывалился в обратном направлении. Минут через пять рядом с палаткой раздались голоса Игоря и Алексея. Я, отложив книгу, прислушался. Игорь делился своими познаниями в области кулинарии
- Между прочим, читал статью в газете о лягушатниках-промысловиках на Кубани. Отлавливают лягушек, разделывают их и сдают в рестораны. Очень выгодное, пишут, дело. Блюда из них, а их довольно много – из бедрышек, из лапок, стоят бешеные деньги! Не знаю только, что за лягушки, может наши в средней полосе не съедобные? Слышь, Леш?
- Вообще-то каннибализмом попахивает. Есть старинное поверье, что лягушки это утонувшие в море египтяне. Это когда они гнались за евреями. Помнишь, когда море увидело, что толпа евреев несется к ее владениям, оно от греха подальше смоталось на время куда-то в сторону. Тем только себя и сберегло. Толпа пронеслась, море вернулось, а там вот они – египтяне! Да и у нас считается убийство лягушки грехом.
- Да ладно! Бизнес есть бизнес. Как говаривала Щедринская щука: «Не очень-то люди любят бросать то, что им вкусным кажется!».
  - А давай попробуем?
- Да можно, только вот Иван бы не подкачал, Вань, клюет?
Ответа я не услышал, однако вопрос о клеве, заданный в приличном удалении от ближайшего водоема, меня заинтересовал. Приоткрыл полог палатки и … обмер. После сегодняшнего ливня, несмотря на сплошь песчаную почву, метрах в двадцати от лагеря оставалась солидного вида лужа. Туда-то и забросила удочку шаловливая рука Ивана. Ее обладатель подергивался и подрагивал на берегу, словно августовское степное марево, не обращая на окружающее никакого внимания.
Глядя на него, вспомнился мужик, который навеки бросил пить, перелистав с жуткого похмелья книгу об океанических обитателях. Он наткнулся на изображение рыбы со страшенно длинным носом и прочитал надпись «Рыба-пила». Наблюдение за Иваном, могло бы привести к такому же результату. Но, вот пагубность знаний воочию - завтра он проснется свеженький, без дрожания пальцев. Его сердце, не раз подвергавшееся таким перегрузкам, спокойно перенесет и эту очередную разминку. Правда рассказ о его выходе на ловлю лягушек, покажется ему очередным розыгрышем ребят - даже мозг, и тот пощадит своего хозяина, вычеркнув из памяти постыдный фрагмент.
Ребята, позлословив, все же не бросили товарища на произвол судьбы и каким-то образом сумели уговорить его бросить сомнительный промысел. Разочарованный в отмене комедии, я вновь улегся и тут же уснул.