Только кошка

 
 Жужжала муха, зигзагами летая по комнате. Тикали часы. В углу была натянута паутина. С люстры свешивалась сухая трава.
 -- Опять муха, -- сказал Полесов.
--Муха, -- подтвердил Шмидт.
В воздухе зависла пауза. Из крана капала вода. Капли плюхались равномерно и глухо.
--Процесс мысли – это спонтанный интуитивный поток… Мысль – это стихия внутреннего бытия человека… -- прочитал Шмидт с какой-то бумажки.
Слышался звук льющейся воды – Полесов наливал из чайника заварку в чашку и забыл свое действие в процессе.
--Это собственно все к чему? – спросил он.
--Мысль, -- сказала я, -- не рождается из внешних стимулов.
За окном загудел и загромыхал поезд. Окно задребезжало. Муха металась вокруг лампочки.
--Странно, -- сказал Полесов, ставя чайник и завороженно глядя на качающиеся пучки травы.
--У-у-у… -- прогудел поезд еще раз где-то очень вдалеке.
--У-у-у… --рассеянно повторила я за поездом, -- у-у-у… Красиво.
--Красота есть абстракция, -- уверенно сказал Шмидт.
--Абстракция… -- сказала я, -- жизнь есть красота… красота есть жизнь…жизнь есть абстракция… У вас тут мыши есть? Я очень боюсь мышей.
--А вы здесь, собственно, чего делаете? – спросил Шмидт.
Я растерялась. Я в самом деле не могла ответить так, чтобы в ответе прозвучала крепкая практическая убедительность.
--А вы понаблюдайте за ней часа два – поймете, -- сказал Полесов, -- а если она уйдет, вы можете спросить: а почему она вдруг уходит? – и опять не получите ответа.
--Вы знаете, зачем вы вообще живете? В чем смысл вашей жизни? – спросил Шмидт, -- и зачем вы здесь в данный момент находитесь?..
--Я об этом все время думаю, -- сказала я, -- наверное, если я здесь – значит, это зачем-то нужно.
Закипел чайник.
--А кому вы нужны? – спросил Шмидт.
--Кому-то… Но я боюсь мышей.
--А тараканов?
--И тараканов тоже.
--А мух?
--Нет, мух не боюсь.
--Кран капает… -- сказал Полесов.
Он полез на табуретку, оторвал один из пучков травы с люстры, засунул в заварочный чайник и стал заливать горячей водой.
--Да, да… Смысл жизни, -- сказал он рассеянно, -- смысл жизни вообще – это понятно. Еще яснее – смысл вообще. А вот смысл моей жизни… Зачем я? Не знаю.
--Это что? – спросила я, -- крапива? Я не буду пить чай из крапивы. Я его не люблю.
--Нет, это спорыш, -- сказал Полесов.
--Вы не видели мою чашку? – спросил Шмидт.
--Давайте подумаем, -- сказал Полесов, --где она может быть?
--А, вот она… -- сказал Шмидт.
--А сколько вам лет? – спросила я Шмидта.
--Тридцать пять.
--Да…-- сказала я, -- и вы не боитесь мышей?
--Смысл есть точка более высокого уровня,-- сказал Полесов, -- в соответствии с которой все явления наблюдаемой системы собираются в гармоническую, неразрывную целостность. Здесь рождается гармония и красота. Очень ярко это проявляется в творчестве, где автор есть носитель смысла. В жизни смысла больше, он сложнее и непостижимее… А вот зачем я? – сказал Полесов грустно, взял чашку и стал пить чай.
--Вы очень грустный человек, Полесов, -- сказал Шмидт.
--А? – спросил Полесов, выходя из задумчивости и расплескивая чай на стол от неожиданности, -- да, да…
Опять прогудел поезд. Капала вода. Пришла полосатая кошка, села и стала смотреть на Шмидта.
--И эти ваши формулы… -- сказал Полесов совсем грустно.
--А можно лимон? – спросила я.
--Да, да, конечно… -- сказал Полесов, -- лимон…возьмите.
Снова начала жужжать муха, летая кругами вокруг люстры с подвешенными на ней пучками травы.
--А почему, собственно, мои формулы? – спросил Шмидт, -- математик-то вы…
--У вас мышление строится на окончательных категорических формулировках, -- сказал Полесов, -- A+B=C…и больше никак.
 Задребезжал где-то будильник. Потом замолк. Замолчала муха.
--Когда вы снимаете траву с люстры, -- сказал Шмидт, -- пыль летит с нее прямо в чай.
--Пересядьте, -- посоветовал Полесов.
--А вы любите красоту? – спросила я Шмидта.
--Красоту?.. – задумался Шмидт, -- Красота – это абсолютная категория…
--Нет -- вы – лично – любите – красоту? И гармонию?
--Я? – удивился Шмидт.
Полесов встал и пошел в другой угол.
--Пол скрипит, -- заметила я, -- отчего это?
Кошка забралась на подоконник и стала смотреть в окно, слегка поводя хвостом.
 Капала вода из крана. Тикали часы.
--А я люблю красоту, -- сказал Полесов, -- и гармонию.
--Да..? – сказал Шмидт.
--Смысл в том, чтобы не бояться любить, -- сказала я, -- не бояться любить, значит не бояться жизни.
--Полесов боится жизни, -- сказал Шмидт сурово, -- он всегда панически боялся жизни. У него нет даже друзей. Только кошка. Он социально неадаптивен.
--Нет. Он не боится жизни, -- сказала я, -- потому что любит красоту и гармонию. А вы боитесь любить.
--А вы боитесь мышей и тараканов, -- сказал Шмидт.
Он обиделся на меня.
Полесов перешел из угла к столу.
--Здесь все-таки ужасно скрипит пол… -- сказал он, вы понимаете, очень скрипит...
Снова задребезжал будильник и смолк. Раздался сухой легкий звук – с подоконника упала засохшая апельсиновая корка.