Мадемуазель Сюита и её хамоватая Муза

(Написано по предложению милой представительницы нашей славной касты графоманов - Сюиты - и посвящается ей же)

"Ломом, или прикладом?" – с удивлением подумала Сюита, когда первый испуг неожиданности миновал. Послышалось еще два удара "Бух! Пауза... Бух!"

Били во входную дверь – сильно, требовательно.

"Или головой – если лоб медный..." – добавила она, встав из-за стола и направившись в прихожую.

В глазок, как обычно не было видно ни зги. Открыть замок, манипулируя одной рукой, не удалось – так что девушка взяла надкушенную конфету – атрибут прерванного утреннего чая – в зубы и, освободив таким образом еще несколько пальцев, отперла дверь.

В проеме двери показалась мутная фигура дородного белесого мужика, задрапированного в свободно переброшенную через плечо простыню сомнительной свежести. Сюита вновь освободила рот и, указывая конфетой на обух блестящего в руке фигуры топора (да, стучали не прикладом), поздоровалась:
– Але! Вы это чего?

Гость изобразил галантный поклон, жизнерадостно шевельнув двойным подбородком и ответил:
– Э! Привет!

При попытке проникнуть внутрь помещения его изрядное брюхо, перетянутое потертым золотым поясом с блестящей овальной бляхой, наткнулось на плоский живот девушки, одетой, впрочем более обыкновенно. После некоторого колебания Сюита отступила вбок и пропустила незнакомца. "Все-таки разбойники не могут выглядеть так вульгарно!" – догадалась она.

Фигура была в черных пляжных тапочках, а с головы сняла венок из сухих листьев – при неловком сотрясении из него посыпалась мелкая труха. Удивленная хозяйка поморщила носик, в котором нестерпимо засвербил запах лежалого лаврового листа. Сердечно прижав головной убор к бляхе, невозмутимая пародия на античную статую вновь кивнула двойным подбородком:
– Муза я!

И в подтверждение своих слов энергично потрясла топором.

– Так вы к кому? – вторично попыталась разобраться в происходящем девушка, доедая конфету и удерживая слегка экзальтированного чудака в рамках прихожей.
– Муза я! – повторил тот, и добавил, – Дай... э-э-э... Чего-нибудь!

Моя руки в ванной, Муза держала венок и топор под мышкой правой руки – пальцы её были пухлые, короткие и красные:
– Холод – собачий! – пожаловалась она.
– А вы всегда так... ходите? – Сюита сочувственно кивнула на "одеяние" – а кивать-то было на что: передняя и задняя половины простыни сбоку на незнакомце не сходились как следует и обнажали белое мясистое тело во всю его длину. Толстое бедро было покрыто редкими и слабыми светло-бурыми волосками.
– Булавочка была, – пояснил со вздохом гость, – да пропала куда-то.

И вытер мокрые руки о подол своего хитона. Хозяйка оставила в покое полотенце, которое пыталась предложить для этой цели и молча провела "существо" на кухню.
– Кофе? – предложила она и придвинула печенье.
– Чаю! – возмутился гость, – И пирожок!
– Пирожков у меня нет... – извиняющимся но твердым голосом стала пояснять Сюита.
– Ну тогда пончик! – вздохнул тестообразный мужик и, содрогаясь от отрицательных покачиваний головы девушки зачастил, – Плюшку? Слойку? Булочку?
– Есть ещё кукурузные хлопья...
– Ну хоть бутербродик?!! – в голосе его слышалась уже настоящая мольба.

На том и порешили. Впрочем такие бутерброды Сюита видела впервые – Муза пробормотала: "Дай я..." – отобрала у хозяйки нож и разрезала батон вчерашней белой булки на пять толстеньких обрубков. "Похожи на него" – подумала девушка, разглядывая эти "бутербродики", постепенно дополняемые могучими шматками сливочного масла, которое незнакомец, впрочем, не затруднялся размазывать.

Чай фигура стала пить из огромной сувенирной кружки с нарисованным толстым красным усатым раком. Это была память о прадедушке, который неизвестно, впрочем, где ее раздобыл – и сам уж точно этим литровым "жбанчиком" никогда не пользовался. Топор и головной убор нашли пристанище за золоченым поясом – блестящий обух косо выглядывал из-за спины, а грубо смятый венок торчал сбоку живота.

После третьего могучего глотка дородный дядька благостно улыбнулся и милостиво подмигнул изящной девушке, сгруппировавшейся над своей крошечной чашечкой у краешка стола.
– Так вы кто, – повторила она, ободрившись, в третий раз.
– Муза я! – протестующе напомнила Муза.
– Но ведь вы, как мне кажется, мужчина?!
– А то! – горделиво вскинулся незнакомец. – "Кажется" ей, видишь ли... Показать что ли? – простодушно предложил он.

Сюита слишком неумело скрыла испуг от этого предложения, но совладав с собою продолжила:
– Разве Муза – не женщина?
– Сама ты – женщина! – хихикнул толстый и панибратски ущипнул ее за мягкое. – Ты женщина, поэтому Муза у тебя – я!

Дальше из его объяснений выходило так, что женщинами музы бывают у авторов-мужчин. Причем чем автор более небрит, неухожен и асимпатичен, тем более аккуратно и трогательно выглядит его Муза.
– А ты вон какая – у-у-у, изяшка!.. – пухлая рука на мгновение оценивающе приобхватила Сюиту за действительно изящную талию, и вновь вернулась к трапезе, – поэтому Муза у тебя – я!

Повторив эту фразу, Муза поэтически приподнял взор к потолку и некультурно дал отрыжку – видимо для демонстрации соответствия высокому званию Музы.

– А топор для чего?
– Инструмент вдохновения! – благодушно пояснил новый знакомый. – У тебя инструмент какой? – он осуждающе поглядел на поставленную вопросом в тупик собеседницу, – Перо! Ну а для Музы главный атрибут ремесла – вот!..

И он могуче взмахнул топором, занося его над изъятой из холодильника палкой колбасы.

– Ну, пойдем! – заявил он, наконец отодвинув пустую чашку и заботливо убирая укороченную колбасу обратно. Отсеченную четвертину Муза откусывал, как давеча Сюита грызла конфетку – задумчиво и невнимательно.

Они прошли в комнату девушки и гость сразу направился к компьютеру. Он неодобрительно посмотрел на экран, еще усыпанный черными строчками и велел, постучав грязноватым толстым пальцем по стеклу монитора:
– Ты... Выкати мне вот это...

Сюита дважды непонимающе хлопнула чарующими при прочих обстоятельствах, но не имеющими видимого влияния на Музу, ресницами – потом догадалась, и подойдя к столу молча послала три страницы – текущую и соседние – на принтер. Тот тихонько поворковал и "выкатил" горяченькие листы.

Мужик грузно опустился на стул и стал с некоторой тревогой вглядываться в ровные угольные буквы. "Вот техника дошла!" – бормотал он про себя, перебирая бумаги и постепенно перенося на них колбасный жир с пальцев – отпечатки получались круглыми и как бы более прозрачными на свет.

– Ну что это! – возмутился он через минуту-другую. – что ты такое пишешь? – Муза, кажется, готов был зарыдать. – Дай перо!

Покрутив в неуклюжих пальцах карандаш, ангел вдохновения продекламировал внимательно наклонившейся к его плечу Сюите: "Конь непрерывно стриг ушами знойный воздух, его горячие бока вздымались и опадали в такт учащенному дыханию".

– Жу-у-уть! – воскликнул он и продавливая бумагу, нацарапал на полях: "Конь навалил кучу, ржанул и дёрнул с места". Сама автор лишь поморщилась такому бесцеремонному обращению с её текстом.

– А здесь, смотри! – продолжал Муза, вскакивая запальчиво и роняя в творческом пылу стул. Он простёр руку с топором и прочёл ещё:
– Жаркое марево будто поднималось от нагретой земли до розовеющих в закатных лучах севшего уже солнца облаков. Воздух звенел от мириад крылышек комаров, а с окраины деревни доносились разнообразные звуки возвращающихся с пастбища стад.

В ответ на недоуменный взгляд Сюиты он шмыгнул носом и изрёк новый вариант: "Где-то брехала невидимая в сумерках шавка. С востока лениво кривлялись первые звёзды."

Всё это звучало слишком сомнительно для утонченного слуха девушки. Однако Муза явно продолжал распаляться и даже, будто, становился розовее:
– Это что у тебя? Стол – полировка? Принеси... Что-нибудь!

Самостоятельно сбегал он в нетерпении за разделочной доской, на которой только что "крошил" булку и, положив на нее лист со своим правками, замахнулся топором.
– Смотри, детка, вот мы его сейчас!

Письменный стол содрогался под могучими ударами. Сюита несколько минут наблюдала безучастно, но вот внутри неё стало закипать то, что заставляет хрупких девушек нападать на вооруженных топорами полуголых дядек:
– А ну прекрати! Клоун несчастный! А ну пошел вон, дурак! – ей стало очень ясно, что обладатель широкой и мягкой спины, по которой она сейчас лупила кулаками – просто какой-то неостроумный шутник, так нелепо разыгравший это совершенно идиотское представление.

Топор остановился в пухлой, но, видимо, сильной и уверенной руке. Муза повернулся фронтом – то ли лицом, то ли животом – нельзя сказать точно. И плавно, спокойно спросил:
– Что, муки творчества?

На лице его играла блаженная, миролюбивая улыбка – и девушка удивлённо и молча залюбовалась ею. Мужчина изъял из-за пояса свой трухлявый венок, совершил ставший традиционным неизящный поклон и тяжело, хлопнув свою "подопечную" по плечу, неторопливо вышел в направлении прихожей. Вот оторопевшая Сюита услышала однократный лязг входной двери – и в квартире замерла тишина.

На столе остались лежать иссеченные ударами страницы. Разрубы приходились очень ровно между строками и в пробелах. Избранные абзацы, фразы и просто слова Муза слюнявил и прилеплял кое-как на оборот одного из черновиковых листов. Он успел сделать так примерно полстраницы.

Девушка рассеянно прочла корявые карандашные пометки да причудливую мозайку-аппликацию и присела, под приступом внезапно нахлынувшей тоски опустошения, на краешек дивана.

Когда полчаса спустя она, накинув на плечи шубку, но не взяв шарфа и перчаток, выбегала на улицу, ей мельком пришлось подивиться: та самая дверь заперта была изнутри на шпингалет. Как Муза провернул ещё и этот клоунский трюк?

Сюита торопливо вбежала в двери соседнего с её домом гигантского строительного универмага и, отряхнув снег с ботинок, пошла по рядам полок с товарами.

– Я пока просто посмотрю, а если надо – позову вас, спасибо! – ответила она предупредительно подоспевшему продавцу.

Минут через пять продавец был действительно подозван, и с некоторым удивлением снял со стеллажа и вручил то, на что указал тонкий пальчик торопливой девушки. Кассирша – дама в возрасте – предложила: "Вам завернуть?" – однако Сюита рассудила что это ни к чему. Со вздохом заплатив требуемые 349 рублей из не слишком тугого кошелька, она направилась к выходу.

Вернувшись домой девушка не торопясь разделась и повздыхала еще немножко – и среди своих вздохов вдруг почувствовала, что к зимнему воздуху улицы ещё примешивается висящий в воздухе тонкий запах лавра. Несколько сухих листочков еще валялись на полу там и сям.

– Однако деньги есть деньги, а искусство есть искусство! – успокоилась Сюита наконец – да и правду говоря, уж очень приятно лежала в руке "эргономичная" прорезиненная рукоять чудесно-увесистого стильного и новенького топора!