Самосвал

Татьяна отложила книгу – все равно не понимает, что читает: после двух – трех строчек возвращается к началу абзаца. Она погасила свет, натянула одеяло до подбородка и решила все-таки серьезно обдумать не дававший покоя уже несколько дней вопрос: ответить Самосвалу, или нет; и вообще, стоит ли вступить с ним в связь. Электронную. Она улыбнулась такой формулировке вопроса – смешно получилось: «вступить в связь». Интернетом Татьяна пользовалась редко, только по большой необходимости, да и то обычно поручала разыскать что-то нужное во всемирной сети дочери – второкурснице Иринке. Ирка же – большая любительница посидеть перед компьютером - из Интернета, кажется, совсем бы не вылезала. Недавно, правда, образовался вынужденный перерыв: уснула девочка, не выключив компьютер, и многочасовое пребывание в Интернете съело все денежки со счета. Пока Татьяна не выкроила время и не положила на их счет деньги, Ирка дня три отдыхала от компьютера – по вечерам листала с недовольным видом какие-то журналы или смотрела вместе с Татьяной телевизор. И как только ее общение со всемирной паутиной возобновилось ( это произошло на прошлой неделе), она и сообщила матери, что, оказывается, существует такой сайт – «одноклассники. ру», где можно зарегистрироваться и ждать писем от жаждущих пообщаться с тобой бывших одноклассников. Татьяна еще не успела вникнуть в полученную от дочери информацию, а та уже торжественно объявила, что только что зарегистрировала и себя, и Татьяну на этом сайте,
 - Ты ведь в двенадцатой школе училась, да, мам? Там уже ваших двадцать три человека зарегистрировано. Если хочешь, посмотри,- найдешь, может, кого из школьных подруг.А можешь и не смотреть, кто захочет с тобой связаться, тот напишет. Надо только почту не забывать проверять.
 - Да как же меня найдут, Ира? Надо ж было девичью фамилию мою указать, а то кто же из одноклассников моих может знать какую-то Татьяну Кореневскую? И откуда ты знаешь, что моя школа номер двенадцать?
 - Ты вообще, за кого меня принимаешь, ма, за дуру, да? Написала я: Горохова Татьяна, и годы учебы – с семьдесят первого по восемьдесят первый. Я что, не видела разве твой альбом с выпускной фотографией, где вы все в дурацких овальчиках, прикольные такие? У нас выпускные фото интереснее. И цветные, опять же…
«А мне черно-белые как-то больше нравятся», - подумала Татьяна, но вслух ничего не сказала.
 Так вот Ирка ее и зарегистрировала, и буквально на следующий же день пришло ей письмо:
«Здравствуйте, Таня Горохова! Я – Самосвал. Если помните меня и захотите ответить, буду очень рад Вашему письму. Еще оставлю на всякий случай свои контактные, как сейчас стало принято говорить, телефоны. Хотя, разве могут телефоны быть неконтактными?.. Короче говоря, пишите, звоните, если пожелаете! С уважением. Самосвал.». (далее шли номера городского и мобильного телефонов). Городской номер отличался от их всего лишь двумя цифрами. «Наверное, где-то недалеко от нас живет, раз АТС одна и та же», - рассудила Татьяна.
- Ну так как же быть, - продолжала думать она, - позвонить?
Конечно же, она хорошо помнила Самосвала. Володя Самохвалов – краса и гордость их двенадцатой школы. Он учился в параллельном классе, в «б», всегда был отличником, редактором и одновременно автором всех статей школьной стенгазеты ( «Знание – сила», кажется, она называлась) и хорошим спортсменом: во всех, практически, городских соревнованиях участвовал от их школы, и весьма успешно. А серьезно занимался боксом, даже выйграл в Ленинграде юношеский чемпионат СССР. Откуда это стало известно, никто не знал. Татьяна помнила, что стенгазета о таком факте не сообщала ни слова – необычная для десятиклассника скромность. «Бэшники» в шутку звали его не Самохваловым, а Самосваловым, а потом и просто Самосвалом. Так постепенно и вся школа стала называть Володю Самохвалова Самосвалом, и он за это ни на кого не обижался. Вообще, парнем он был добрым, неконфликтным. Прекрасно помнила Татьяна его внешность: высокий, широкоплечий, со светло-русыми кудрявыми волосами и большими синими глазами – ну настоящий русский богатырь Алеша Попович. Девчонки всегда смотрели на него восторженными взглядами, а те, что на год-два помладше были, - так вообще с раскрытыми ртами замирали, когда Самосвал шел по коридору. На одной из таких – с раскрытым ртом – он и женился.
Поступил Самосвал на журфак МГУ, учился, жил в общежитии, а она (Людой, кажется, девочку звали) провалилась на экзаменах в какой-то технический вуз и, недолго думая, пришла к нему в общежитие: мол, жить мне в Москве негде, а ты – свой, туляк, да еще и из нашей школы, помоги, мол. В общем, вскоре поженились они. Сначала Самосвал каким-то образом выбил отдельную комнату в общежитии, затем снимали они квартиры.
Татьяне, как и большинству девчонок, Самосвал, конечно, нравился. Но не более того. Никакой влюбленности, никаких связанных с ним мечтаний, как ей помнилось, и в помине не было. По крайней мере, ей так казалось. А был однажды инцидент, наделавший немало шума, и при этом, кстати, состоялось их первое и единственное общение. Как-то на праздничный вечер ( вроде бы, в честь Первомая) в их школу пришли мальчишки из соседней, шестнадцатой – целая компания – и среди них Колька Хитров – туповатый и наглый парень, который когда-то давно жил в одном с Татьяной доме, а после его семья переехала. Был он с детства каким-то забитым, ужасно худым, неуклюжим пацаном, а подрос, немного возмужал,- и вдруг превратился в самого настоящего хулигана, даже в милицию, говорили, не раз попадал. Он сильно вырос, сутулился, длиннющие руки доставали чуть не до колен, над верхней губой появилось подобие усиков, Колька курил, а возможно, и выпивал, как его папаша (в детстве Татьяна часто видела Хитрова-старшего сильно пьяным), сделал себе татуировку на предплечье – нож, обвитый змеей. Компания из шестнадцатой школы появилась к завершению вечера, уже заканчивались танцы. Войдя в актовый зал и увидев Татьяну, Хитров сразу же к ней и направился,
 - Здорово, Танюха! Потанцуешь со мной?
 - Нет, Коль, извини. Я что-то приболела немного – насморк, да и танцы-то уже заканчиваются. Не сегодня, ладно. В другой раз.
 - Ну ты даешь, подруга! Мы ж с тобой в детском саду на соседних горшках сидели, забыла, что ли? Так че выпендриваешься: не сегодня, в другой раз? А ничего ты стала, Танюха, выросла, похорошела…- Хитров, отойдя на шаг, оценивающе осмотрел фигуру Татьяны и демонстративно пошлепал рукой по ее ягодице, - Хороша ты!
Татьяна густо покраснела и замахнулась, намереваясь дать ему пощечину. Но Колька ловко поймал ее руку, больно сжал,
 - Ты чего это, кобылка, успокойся! Друга детства забыла? Нехорошо это.
Вероятно, Самосвал видел все с самого начала. Он решительно подошел к Хитрову и сказал тому негромко, но как-то очень серьезно и твердо,
 - Сейчас же извинись перед девушкой, хам!
 - Че? А ты кто, хахаль ее, да? – после пары стаканов портвейна Хитров, наверное, не почувствовал для себя опасности, - Ща, погоди, выйдем, поговорим с тобой.
 - Ну что, будешь извиняться?
 - Не-а!
 И тут Самосвал ударил его. Но не кулаком, и не по лицу, а раскрытой ладонью, в грудь. Но очень сильным получился этот удар – все свое возмущение, весь гнев вложил в него Самосвал. Хитров крякнул, отлетел спиной к стене и сполз на пол. Это был самый настоящий нокаут. Как потом выяснилось, Самосвал сломал ему два ребра. Танцы быстро свернули, все разошлись. А мать Хитрова, вроде бы, написала заявление в милицию о нанесенных ее сыну побоях и еще жалобу в гороно на директора двенадцатой школы, не обеспечившего порядок и безопасность детей. Директору их – замечательному, добрейшему Пал Палычу – как-то удалось замять тогда это дело и в милиции, и в гороно: он был человеком в городе уважаемым, фронтовиком, заслуженным учителем, депутатом горсовета. В прошлом месяце Татьяна была в Туле. Мама рассказывала, что недавно схоронили Пал Палыча, пышные похороны были, полгорода провожали его.
На следующий день Самосвал подошел к Татьяне на перемене и, как ни странно, стал перед ней извиняться,
 - Послушай! Ты прости меня, пожалуйста, за вчерашнее! Как-то шумно и некрасиво все получилось. Не хотел я, поверь, шума поднимать, но и хамства такого прощать, я считаю, никак нельзя, хоть он, кажется, и с детства дружит с тобой. В общем, прости!
Возможно, Самосвал и не знал до той поры, как ее зовут, а может и знал, но от волнения забыл(а она заметила, что волнуется Самосвал). Хотела Татьяна ответить, что Хитров вовсе не друг ей, хотела поблагодарить Самосвала за его поступок, но почему-то не смогла тогда ничего сказать: все слова вдруг забылись. Она только покраснела и благодарно посмотрела в его синие глаза. И больше до окончания школы они ни разу и не разговаривали.На выпускном только мельком виделись, улыбнулись друг другу.
А с девицей этой - Людой – они, говорят, довольно быстро развелись –года через два; правда, она успела родить сына Самосвалу. И после развода сразу же опять вышла замуж, за какого-то армянина или грузина, но москвича. Самосвал после окончания университета работал в ТАСС, затем на телевидении. Был, наверное, хорошим журналистом.
На пятнадцатилетие окончания школы, в девяносто шестом, он в Тулу не приезжал (кто-то сказал, что лечился он в это время в госпитале после полученного в Чечне серьезного ранения), еще знавшие его ребята говорили, что живет Самосвал в Москве, неженат, что журналистская карьера его явно удалась. Вот только сильно очень ранили его в Чечне – чудом выжил. А подробностей никто не знал. Да, это, пожалуй, последнее, что слышала Татьяна о Самосвале. И прошло с тех пор уже около девяти лет. Интересно, как он. Вылечился ли? А что, может быть позвонить все же? Она не приняла тогда положительного решения, но номер его телефона на всякий случай утром переписала с компьютера в свою записную книжку. Очень хорошо ей спалось в ту ночь: снились картины из детства, школа, но, почему-то, начальные классы,- белые фартуки, банты, снилась молодая и веселая мама, отец – тоже еще молодой и здоровый( он внезапно заболел и умер от рака, когда Татьяне было одиннадцать лет). Прошло еще некоторое время. Как-то в начале октября подруга Татьяны Инна – они вместе, в одной компании парились по четвергам в бане – пригласила их с Иринкой к себе на дачу в Тучково, сказала, что в лесу полно опят.
Татьяна уже очень давно не выезжала на природу, да и Ирка что-то совсем «зашилась» в институте, устала: никак все не могла сдать «хвост», над курсовым сидела ночами, ходила как вареная, невыспавшаяся, с синяками под глазами. Поэтому возможностью побродить по осеннему лесу они пренебрегать не стали и в субботу, встретившись с Инной на Беговой, отправились на электричке за город. Отличная поездка получилась: весь воскресный день с раннего утра и до сумерек они вдвоем с Иринкой провели в лесу. До головокружения надышались чистым воздухом, набрали много грибов, а главное, обо всем спокойно, неторопливо поговорили с дочерью. Очень душевно поговорили, обсудили множество проблем. Ирка охотно отвечала на вопросы Татьяны, что бывало, в общем-то, редко, на удивление благосклонно и внимательно слушала советы матери. Обе наслаждались общением друг с другом, неожиданно вырвавшись из городской суеты, вечной нехватки времени, изобилия раздражающих факторов. Им было очень хорошо вдвоем. Почему-то дочь много расспрашивала Татьяну о молодых ее годах, о школе, об институте. Зашел разговор и об одноклассниках. Татьяна рассказывала подробно, сама с удовольствием все вспоминая. Рассказала и о Самосвале.
- И что же, после такого благородного, можно сказать, рыцарского поступка он не пытался даже ухаживать за тобой, ну, что ли, дружить? – удивилась Иринка, - определенно, твой Самосвал какой-то необычный был, в мое время такие рыцари-богатыри уже перевелись, к сожалению.
 - Почему был, дочка? Думаю, он таким и остался. Не решила я еще, звонить ему, или нет.
 - А чего тут решать? Конечно, звонить! Я бы даже не задумывалась.
 - Спасибо! Учту твое мнение. Но все же я еще подумаю. В сорок лет становишься не такой решительной, как в восемнадцать, доченька.
Но не пришлось Татьяне долго думать – уже через неделю судьба преподнесла ей, а вернее, им с дочерью, сюрприз. Как-то вечером, вернувшись с работы и приготовив ужин, Татьяна ожидала дочь, сидя в кухне. Ирка влетела в квартиру запыхавшаяся, словно кто-то гнался за ней в подъезде.
 - Что случилось, дочка? – испугалась Татьяна.
 - Ничего, ма! Вернее, страшного ничего, успокойся! А вообще-то случилось со мной сегодня кое-что. Сейчас расскажу, - Ирка стянула с себя куртку, сбросила туфли, пришла в кухню и уселась напротив матери за стол.
 - Ира, руки помой!
 - Потом, мамуль, сначала расскажу тебе. Слушай, я сегодня познакомилась с таким потрясающим парнем!
 - Где познакомилась?
 - В трамвае, когда из института ехала.
 - В трамвае? Очень подходящее место. Ну ты даешь!
 - Да, в трамвае, но не это главное. Ты послушай, какой он!
 - И какой же?
 - Высокий, красивый, кудрявый, голубоглазый блондин – вылитый богатырь Алеша Попович. Зовут Алексей, учится в моем институте на третьем курсе, на факультете управления. Не понимаю, как я могла его раньше не заметить, ведь такого очень трудно не заметить. Хотя, понимаю, - это придурок-Костик голову мне заморочил совершенно, вот я и не видела никого вокруг.
 - Почему это Костик придурок? Вы что, поссорились?
 - Пока еще нет. Но все равно, Костик – это уже прошлое. А не поссорились, так завтра поссоримся, я найду повод. В общем, Костика больше нет. Все!
 - А кто есть? Леша? Выходит, это – любовь с первого взгляда?
 - Очень может быть, ма. Ой, я же тебе про Лешу самого главного не сказала: его друзья в шутку называют Самосваловым. Потому что фамилия его Самохвалов. Да, представляешь! Самохвалов Алексей Владимирович. Он – сын твоего Самосвала! Поняла?
 - Надо же!..- только и смогла вымолвить Татьяна.
 - Ну, теперь-то, я думаю, ты позвонишь своему школьному другу. Ага?
 - Теперь, наверное, позвоню… Но не сразу, дочка. Ты ведь со временем узнаешь у Леши что-нибудь об их семье: как они живут, чем занимаются. Расскажешь мне. И тогда уже я решу, стоит мне беспокоить Самосвала, или нет. Вот например, жене его, вполне вероятно, может не понравиться, что звонят какие-то бывшие одноклассницы, подружки юности. Согласна?
 - Не совсем, ма. Ну ладно, все узнаю – расскажу тебе. А сейчас поем я, хорошо? Ужасно проголодалась. Мы с Лешей гуляли часа два вокруг нашего дома. Я так есть хочу! А Лешка – такой парень! Такой парень! У него очень большие руки, прямо ручищи! И глаза красивые, большущие.
 - Прямо глазищи, - улыбнулась Татьяна, - Ну точно, как у отца его, все сходится.
 - И умница такой! Читает, видно, много. Столько всего знает! Интересно с ним.
 - Ну вот и прекрасно, доченька, - Татьяна поцеловала в макушку жующую дочь.

Весь следующий день Татьяну не покидали мысли, связанные с новой влюбленностью дочери.А накануне она сразу же поняла, что Ирка влюбилась, определенно, влюбилась – это было очень уж заметно. Еще, по каким-то трудно объяснимым признакам, Татьяна увидела, что эта влюбленность отличалась от предыдущей, в Костика – умненького такого мальчика – однокурсника Иринки. Костя – симпатичный щупленький парень с огромным умным лбом, переходящим в ранние залысины и чуть грустными светло-карими глазами. Он был начитанным, очень эрудированным, ироничным. По любому вопросу имел он собственное, отличное от общепринятого мнение, легко и изящно формулировал его и каким-то непостижимым образом заставлял окружающих с ним соглашаться. Ирка слушала его всегда, развесив уши, с восхищением. И даже Татьяна, когда Костик бывал в их доме, ловила себя на мысли, что почти безоговорочно соглашается с этим мальчиком. Не мудрено, что под напором своего интеллекта, эрудиции, обаятельной самоуверенности Костик фактически влюбил в себя Иринку – девочку тоже далеко не глупую, но, может быть, немного простодушную.
А тут, похоже, Ирка увидела что-то совсем другое – быть может, некую глубину и внутреннюю силу нового своего знакомого и по совместительству сыночка Самосвала (Нет, ну это ж надо!..).
Пока ехала утром вдоль всего Ленинградского проспекта на троллейбусе до своей фабрики, Татьяна все размышляла о том, что Иркин Костик во многом похож на Влада Кореневского – ее бывшего мужа и Иринкиного отца. Владик тоже ведь влюбил ее в себя, восхитив качествами, схожими с теми, что и у Костика.
Ну вот, Костик – уже прошлое, как сказала вчера дочь, а Кореневский – так вообще, далекое прошлое, практически уже забытое. Влад исчез, когда Татьяна была на восьмом месяце беременности: поехал проведать родителей, нет, тогда уже только маму свою (его отец умер рано, как и Татьянин, от рака), поехал и больше не вернулся. И с тех пор ни разу не давал знать о себе. Единожды за эти годы звонила свекровь (Ирке уже года два, наверное, было), спрашивала тогда, кто родился, внук, или внучка. Зачем спрашивала? Так, ради любопытства, наверное. С Иринкой так никогда и не встречались они. Тогда же она сообщила, хоть Татьяна и не задавала вопросов, что Владик уехал в Штаты: там, мол, его дядя подыскал работу племяннику. То ли в Кливленде, то ли в Портленде обитает Иркин отец. Татьяна не знала точно, да и не очень-то хотела знать. Свекровь больше и не звонила им. «Нет, пожалуй, Портленд – это, все-таки, в Англии. Так что в Кливленде… Да какая, к черту, разница!», - подумала Татьяна. «Ну да, у младшего Самосвала ручищи как у отца его; но так ведь и должно быть», - продолжала думать она, - «А у Влада Кореневского ручка была маленькая, словно женская». Татьяна не могла сейчас точно вспомнить, раздражало ее это или нет. Ей казалось, что раздражало. Ну и черт с ним! Пусть себе живет Кореневский в своем Кливленде, а ей выходить пора – ее остановка. Три минуты пешком еще, и вот она – проходная родной фабрики «Большевик», на которой она уже восемнадцать лет, начиная еще с преддипломной практики. «У Кореневского, небось, собственная кондитерская фабричка есть в этом самом Кливленде», - снова вспомнила она бывшего мужа, уже взявшись за ручку входной двери, - «А наш «Большевик» наверняка получше будет его фабрички…».
 До обеда Татьяна головы не могла поднять: ужасно много работы, особенно накануне запуска новой продукции.А так, собственно, всегда и было в отделе главного технолога. Татьяна трудилась на «Большевике», осуществляя до сих пор все детскую свою мечту – быть кондитером. И Иринка вот пошла в пищевой.Почему – неизвестно. Гены, возможно, сыграли роль. Сама пошла, не советуясь, а конкурс-то был четыре человека на место – прямо как в застойные времена, когда пищевой и торговый стремились окончить ради предполагаемого благополучия в будущем. Татьяне же диплом пищевого института не дал ничего, кроме многолетнего напряженного труда за мизерную зарплату. Впрочем, последние года два, грех жаловаться, платить стали вполне прилично – по крайней мере, им с дочерью хватало. Но это только последние два года.
После обеда, когда основную кучу дел – тех, что срочные – она разгребла и принялась за не очень срочные, мысли ее вновь вернулись к недавним событиям, произошедшим в их с Иркой жизни. Поразмыслив о них, Татьяна решила: «Все же правильно я думаю, что пообщаться с Самосвалом-старшим надо после получения дополнительной информации о нем». Однако, вечером она поступила почему-то совсем наоборот.
Когда ехала с работы в троллейбусе, Татьяна слышала, что в сумке пищит мобильник, сообщая о получении СМС-ки. Уже подойдя к дому, она остановилась, достала телефон и прочла сообщение. Иринка писала: «Ура! Сдала хвост! Сегодня идем с Лешей на концерт в ДК Горбунова Буду поздно. Не волнуйся,- Леша проводит до двери меня. Цулую.». Татьяна улыбнулась: она любила это Иркино «цулую», - так дочь подписывала СМС-ки или записки, когда пребывала в хорошем настроении. Ну и слава Богу! Молодцы. Что ж, значит, сегодняшний вечер суждено провести одной. Тогда придется начать читать Акунина. Иринка уже недели две как купила новый его двухтомник – «ФМ», прочла сама и сказала, что не очень-то ей понравилось, поэтому Татьяна, доверяя вкусу дочери, не спешила начинать. Не лежала что-то душа, хотя Акунин ей нравился, особенно серия «Провинциальный детектив».
Она легко поужинала, испытывая даже некоторое удовольствие, оттого что не пришлось практически ничего готовить сегодня, - вполне хватило йогурта и чая с печеньем. Была бы Иринка дома, нажарила бы картошки с грибами, а это – сплошной вред для ее уже не очень худощавой, к сожалению, фигуры. Она побродила по пустой квартире, включила и сразу же выключила телевизор, повертела в руках и поставила обратно в полку «ФМ» и сделала, наконец, то, чего не собиралась сегодня делать (а может быть, подсознательно все же собиралась?): взяла свою записную книжку, телефон и уселась в кресло. Пока набирала номер, лихорадочно обдумывала предстоящие фразы, а как только в трубке зазвучали вызывные гудки, сразу вдруг успокоилась, расслабилась. Успела только подумать: « И чего это я так разволновалась? Как девчонка прямо».
 - Да, слушаю вас! – она услышала именно тот голос, который ожидала, голос абсолютно ей знакомый, словно вчера, буквально, его слышала.
 - Добрый вечер! – Татьяна, не успев решить, на вы, или на ты обращаться, замолкла. Но он сам помог, -
 - Таня! Здравствуй, однокашница! Как здорово, что ты позвонила все же!
 - Давно собиралась, Володь, и вот, только выбралась. Извини! Неужели помнишь мой голос? Как узнал, что это я?
 - Представляешь, мне сейчас кажется, что и не забывал я его, будто на днях последний раз с тобой говорил, а не двадцать четыре года назад. Представляешь?! А кроме того, ждал я твоего звонка.
 - Мне очень хотелось позвонить, но так недосуг было, ужасно много дел на работе, прихожу поздно, когда беспокоить звонками уже не стоит, - немного соврала она, - Ну, как ты поживаешь, Володя?
 - Хорошо, Таня, поживаю.Временами даже отлично. Живем вдвоем с сыном, он на третьем курсе пищевого учится.
 - Работаешь? Слышала, ты на телевидении, да?
 - Временно работаю дома, так обстоятельства сложились, сценарии пишу для документальных фильмов. Работа интересная и достаточно хорошо оплачиваемая. Лешка мне активно помогает: ездит по архивам, в командировки его изредка отправляю. Лешка – это сынок мой. С его легкой руки, кстати, и нашел я тебя. Это он отрыл в Интернете сайт «одноклассники».
 - И меня дочь на этом сайте зарегистрировала. Так что, благодаря детям, получается, мы нашлись.Спасибо им. Как твое здоровье, Володь? Ты по-прежнему такой же «самосвалистый» здоровяк?
 - На здоровье не жалуюсь, все с ним отлично. Правда, настоящим «самосвалистым» Самосвалом стану я только через пару месяцев, в январе: чуть-чуть подремонтируюсь и стану здоровее прежнего. А ты в порядке?
 - Спасибо, можно сказать, что вцелом в порядке я, - вероятно, на последней фразе у Татьяны слегка дрогнул голос, или изменилась интонация, а он это заметил,
 - Ну, что ж, спасибо за звонок, Таня. Первый контакт состоялся; теперь, надеюсь, будем иногда общаться. Правда?
 - Конечно же, будем, Володя!
 - Спасибо еще раз! Пока. До связи,- Татьяна положила трубку, ощущая, что сердце бьется явно чаще, чем положено. Она попыталась нащупать пульс на левом запястье и сосчитать частоту, но найти его не удалось. «Не волнуйся, девушка!», - мысленно сказала она себе и пошла в кухню, чтобы взять из холодильника пузырек с валерьянкой.
Однако, успокоилась она и без настойки валерианы. Сейчас Татьяна чувствовала себя так, словно сдала только что важный экзамен – легко и свободно, удовлетворенно и радостно. Побыв немного в таком приятном состоянии, она все-таки приготовила ужин – пожарила картошки и сделала из грибов что-то вроде жульена : ребята вернутся с концерта, наверняка, голодными; может быть, и Алеша зайдет к ним,- поужинают тогда. И теперь уже, устроившись перед телевизором, стала ждать прихода дочери.
Ира вернулась не очень поздно, в одиннадцать, и одна – Алеша проводил ее до двери, как и обещал, но зайти к ним отказался: невежливо, мол, так поздно в гости ходить, домой поехал.
 - Поехал? На чем же?-спросила Татьяна.
 - На своей машине. «Ока» у него, с ручным управлением. Но Леша на ней так лихо гоняет. Смешно так: он ведь очень большой, а машинка – маленькая такая. Представляешь, он свое сидение от руля до предела отодвигает. А ездит хоть и быстро, но очень аккуратно.И водительский стаж у него уже почти десять лет, в двенадцатилетнем возрасте начал машину водить. Мы еще после концерта немного по центру покатались. Такая Москва красивая сейчас, яркая!..
 - А почему с ручным управлением машина? Ты, кажется, так сказала?
 - Потому, что машина Владимира Алексеевича – отца Леши. Он же – инвалид.
 - Инвалид? Я об этом не знала.А что с ним?
 - Владимир Алексеевич не ходит, у него парализованы ноги, дома передвигается в инвалидном кресле. Это – после ранения в Чечне. Он уже множество операций перенес. Леша говорит, в январе еще операция Владимиру Алексеевичу предстоит – заменят еще один межпозвоночный диск. Врачи надеются, что после этого сможет ходить он. Не сразу, конечно, а через полгода примерно. Но и то здорово, правда? Ведь он не ходит уже девять лет. Представляешь!
 - Да. Ужасно! А знаешь, дочка, я сегодня, недавно совсем, говорила по телефону с Самосвалом.Ну, с Владимиром Алексеевичем, в смысле. Спрашивала и про здоровье его. Говорит, что все в порядке со здоровьем, ни словом не обмолвился об инвалидном кресле.
 - Ну так это же совершенно нормально, мама. Для настоящего мужчины, по-моему, совершенно нормально. А что, ты думала, он станет жаловаться тебе на свое состояние? Чтобы ты пожалела его, да?
 - Нет, я так не думала. А Леша не рассказывал тебе, как это произошло с Самосвалом, он разве воевал там?
 - Лешка говорит, там дело очень темное. Владимир Алексеевич, собирая материал для книги, накопал там что-то такое, ну, что-то очень серьезное, что-то связанное с продажей оружия боевикам. И ему, вроде бы, даже предлагали деньги, чтобы прекратил копать, и чтобы забыл то, что раскопал. Но он, естественно, отказался. И после этого в него стреляли, в спину – несколько пуль в позвоночнике у него было. Сказали, что стрелял в него, якобы, чеченский мальчишка, десятилетний ребенок. Но Леша не верит этому, говорит, что это, возможно, и не чеченские пули вовсе. Вот, такое дело было. Когда Владимир Алексеевич в госпитале лежал, Лешка жил с мамой второго мужа своей матери, какая-то грузинская фамилия у них – Турашвили, что ли. Да, вроде Турашвили. Этот самый Анзор Турашвили – очень добрый и порядочный человек, Лешка дружит с ним и сейчас. А мать Леши, бывшая жена Владимира Алексеевича, уже в пятый раз замужем и за границей сейчас живет. Леша с ней отношения не поддерживает. Вот. А когда Владимира Алексеевича выписали домой в инвалидном кресле, Лешка тоже домой вернулся. Живут они вдвоем с тех пор. А в пищевой Лешка поступил, чтобы поближе к дому было, они на Алабяна живут, от нас недалеко. Так что пищевой – это по необходимости, а вообще, Лешка ужасно талантливый, он в литературном собирался учиться, стихи с детства пишет. Правда, отказывается мне почитать свои, вот Гумилева – пожалуйста. Он, наверное, все его произведения наизусть знает. А когда читает, весь преображается прямо, еще красивее становится… Нет, мам, я все-таки влюбилась, - Иринка закрыла глаза и откинулась на спинку дивана. Татьяна пересела к ней и обняла дочь за плечи.
 Жизнь продолжалась. Татьяна по-прежнему много работала, без сил возвращаясь вечерами домой, по четвергам, не нарушая традиции, ходила в баню. Иринка училась, все – как обычно: рефераты, курсовые. Ее дружба ( а может быть, это стоило уже называть романом) с младшим Самосвалом продолжалась и, судя по Иркиному виду, развивалась. Нередко Татьяна ловила себя на мысли, что этот факт ее радует. Ирка вдруг стала легко вставать по утрам, - кончились времена, когда Татьяна, сама уже опаздывая, по пять раз будила утром дочь. Теперь она легко вскакивала с постели. Причем, с момента пробуждения Ирка сияла улыбкой – ее традиционный утренний минор исчез бесследно. Нередко она по собственной инициативе начинала рассказывать Татьяне о Леше, об их прогулках, разговорах, чего никогда не случалось во время дружбы с уже забытым Костиком. Младший Самосвал, оказалось, кроме учебы еще и подрабатывает – создает сценарии выступлений для институтской команды КВН (сейчас, как это ни странно, такая работа неплохо оплачивалась), он же сочинял всевозможные забавные куплеты, эпиграммы. Ира рассказывала, что для него не составляет никакого труда мгновенно сочинить смешное четверостишие, пародию на известные стихи, или незлую эпиграмму. Такие шуточные стихи рождались в его талантливой голове легко и непринужденно, он и сам от души смеялся над ними, а Ирку прямо-таки в восторг приводил. А однажды и Татьяна стала читательницей Лешиного произведения. Как-то Ирка попросилась с ней в баню: захотела хорошенько прогреться, чтобы избавиться от последствий недавнего бронхита.Накануне банного дня она пришла домой с двумя отличными вениками, дубовым и березовым, которые они с Лешей купили, съездив после занятий на какой-то рынок. Они уже сидели за чайным столом, распаренные, довольные, попивая чаек с мятой, когда на Иркин телефон пришла СМС-ка. Она прочла, поулыбалась,-
 - Лешка мне сонет прислал.
 - Дашь почитать?- попросила Татьяна
 - Не стоит, ма, глупости всякие,- слегка смутилась Ирка,- Ну, ладно, дома дам, если так уж хочешь ты.
Домой приехали очень поздно. Ирка засыпала на ходу, -
 - Мам, я ложусь, сил нет. Хороша была баня, спасибо тебе!
 - Ир, ты обещала Лешин сонет почитать дать.
 - А? Сонет? Да никакой это не сонет. Так, прикол.Лешка любит поприкалываться. Почитай сама в моем телефоне, вон он, под зеркалом. Только имей в виду, это- шутка. Все, пошла я, спокойной ночи, ма!
Татьяна отыскала и прочла в телефоне дочери этот так называемый сонет – шутливое творение Самосвала-младшего. Оно, почему-то, врезалось ей в память:
 «…Стала попка твоя красивая
 Супер чистой и нежно-розовой,
 Наверное, с ласковой силою
 Пошлепал по ней березовый,
 Еще и дубовый, видимо,
 Гладил ее без лени.
 Как же я им завидую!
 Жалко, что я - не веник!..».

Заснуть сразу Татьяне не удалось. Она лежала с закрытыми глазами и думала о дочери и Леше Самохвалове: « Да, пожалуй, их отношения развиваются стремительно.Наверное, развились уже до стадии совсем близких…Совсем. Откуда он может знать, какая у Ирки попка? Хотя, вовсе не обязательно видеть ее без одежды, чтобы понять, как выглядит ее тело. А фигурка у Ирки, действительно, очень красивая, точеная. Когда-то у меня тоже была такая. Как же давно это было!.. Стишок? Симпатичный стишок, совсем даже не пошлый. Совершенно очевидно, что сочинил и прислал он этот «сонет» с единственной целью – заставить Ирку улыбнуться, как-то положительно воздействовать на нее. Нормальное желание. И нормальный стишок.И никакой там нет пошлости. А если все же их отношения уже совсем близкие, то где они тогда встречаются? И вообще, какие у них планы на будущее? Надо обязательно поговорить с Иринкой об этом. Да, хорошенько обдумать разговор и поговорить. Обязательно!». На этом Татьяна успокоилась и уснула, мысленно процитировав предпоследнюю строчку Лешиного «сонета»: «…Как же я им завидую…».


 

 

 * * *

Короткие осенние дни стремительно сменяли друг друга, и осень пролетела как-то уж очень быстро и незаметно. Татьяне почему-то так и не удалось поговорить с дочерью об их с Самосвалом-младшим отношениях. Она неоднократно вспоминала об этом своем желании, но все не получалось подобрать подходящий для серьезного разговора момент. Зато довольно частыми стали ее общения со старшим Самосвалом, - установилась регулярная переписка с ним через Интернет. Теперь уже трудно было определить, кто стал ее инициатором. Вероятно, все же, сама Татьяна: уж очень не любила она телефонные переговоры, а вот письмо написать – совсем другое дело, это было по душе ей. И Володе Самохвалову, по всей видимости, тоже. В письмах они рассказывали друг другу о всевозможных новостях из своей жизни, часто не очень существенных, делились впечатлениями о погоде, об увиденных по телевизору передачах, фильмах, даже политических новостях. Самосвал умел очень просто, но точно и красиво формулировать свои мысли и абсолютно грамотно писать, чем восхищалась Татьяна и чему, наверное, училась у него.
Совсем скоро получить электронное послание и сразу на него ответить стало для Татьяны ежедневной необходимостью, а может быть, и потребностью. По началу Татьяна тщательно удаляла из памяти компьютера их письма, чтобы Ирка нечаянно не наткнулась на них, но вскоре перестала это делать, - во-первых, нет никакого секрета в их переписке, а во-вторых, Ирка хорошо воспитана, ни за что не станет читать чужие письма Каждый вечер она с радостью и легким волнением садилась к компьютеру, чтобы продолжить приятное общение с однокашником по имени «samosval@». И Володя, как она себе представляла, делал то же самое с радостью. В своей переписке оба старательно избегали темы здоровья Самосвала, но Татьяна хорошо помнила, что в январе ему предстоит очередная операция на позвоночнике – возможно, последняя, после которой, Бог даст, сможет он ходить(хоть бы!). Она помнила об этом и от всей души желала, чтобы именно так и произошло.

В письмах они обычно справлялись друг у друга: «Как поживает твоя дочь?» и «Как сынок твой?» Оказалось, Самосвал-младший делился с отцом ничуть не меньше, чем Иринка с Татьяной. Как-то Володя рассказал ей в письме: «Лешка – в порядке. Сейчас крутится с курсовым, даже с двумя, - все пораньше спихнуть их хочет, и часть зимней сессии планирует досрочно сдать. А свободное время свое, которого практически и нет, проводит с девушкой. Чувствую, что все серьезно у них. Любовь… Представляешь, такое в первый раз у Лешки. В двадцать один-то год! Девочка, судя по его рассказам, очень милая. С ним в пищевом учится, на курс младше. Но с головой девчонка. У нас с Лешкой есть квартира еще, в Строгино, пустует (мне ее Моссовет по случаю выделил, вернее, по просьбе ТАСС, еще восемь лет назад). Так вот, он эту девчонку сколько, говорит, не приглашал туда, - наотрез отказывается девчонка. Вот молодец, скажи! Я-то думал, такие девушки перевелись уже в Москве. Ан-нет! И это радует, не правда ли? Познакомить обещал. Ириной, говорит, зовут девочку. Влюбился, в общем, мой парень…». Татьяне стало как-то тепло и радостно на душе. Она, кажется, даже слегка загордилась своей дочерью. И к этому приятному чувству гордости примешивалась еще и зависть, тоже приятная, белоснежная зависть: в Ирку влюблен такой прекрасный парень. Она почему-то была уверена, что Леша Самохвалов – самый лучший из всех молодых людей, с которыми только могла встретиться Ира. Прошло еще месяца полтора, и Татьяна как-то поинтересовалась: «Как дела у Леши? Он все еще дружит с девочкой Ирой?» «Да, - ответил Самосвал, - любовь продолжается. Ира приходила к нам, познакомились. Девчонка – прелесть! Умница и красавица. Знаешь, чем-то, мне показалось, чуть-чуть она на тебя – Таню Горохову – похожа». «Ничего себе, чуть-чуть! – подумала Татьяна, - Ирка же вылитая я. От Кореневского в ее внешности совсем ничего нет. Да и в характере, слава Богу, тоже».
 - А ты, Володь, хорошо что ли помнишь, какая я была?
 - Еще бы! Ведь я дважды влюблялся в тебя.
 - Дважды?
 - Да! Сначала еще в первом классе. Ты была самой красивой девочкой из всех первоклашек. А какие у тебя были банты! И как гордо и красиво ты несла их на своей головке! Потрясающее было зрелище, до сих пор помню. А потом, в пятом классе я, признаюсь, разлюбил тебя. И целый год был влюблен в нашу англичанку Наталью Петровну(помнишь ее?). У мальчишек бывает такое – влюбленность в учительницу. Потом она ушла в декретный отпуск. К тому времени я уже знал, как появляются дети, и как только выяснилось, что Наталья Петровна ждет ребенка, решил я не становиться соперником ее законному мужу, и любить ее прекратил.А через год после этого, в восьмом уже классе я снова влюбился в самую красивую девушку нашей двенадцатой школы Таню Горохову. И больше уже, до самого выпускного, не проходило мое чувство к ней.
 - Что-то не припомню я, Володя, чтобы ты попытался хоть раз показать это Тане Гороховой…
 - Пытался, поверь! Но, совершенно скованный страхом получить отказ(а ты ведь всегда была гордой и независимой), так и не сумел сделать этого. Последняя попытка, помню, была незадолго до окончания школы. Я так здорово тогда настроился, подготовился к этому шагу, но так сильно помешал мне тогда один тип – Хитров Коля!.. Ты, наверняка, помнишь этот случай, да? Я же его тогда чуть не убил.
Ну вот, видишь, Таня Горохова, я, наконец, признался тебе в своих чувствах. Всего-то потребовалось двадцать пять лет мне для этого. И то, если бы не появилась Лешкина девочка Ира, то неизвестно, рассказал бы тебе историю своей безответной школьной любви, или нет.
«Да куда бы ты делся, Самосвал, - хотелось ответить Татьяне, - ведь Лешкина девочка Ира – эта умница и красавица, чуть-чуть на меня похожая – моя дочь. Да, да, Самосвал, моя это дочь!». Но не ответила так Татьяна, сама не зная, почему, не написала такую фразу. И остался этот сюрприз про запас, до поры до времени. А пришла ему пора через полгода.
 За шесть месяцев многое произошло.
 Новый 2005-й год встречали вместе с детьми. Вместе, но только по очереди. Сначала Ирка с Лешей встретили наступающий год вместе с Самосвалом, а около часа ночи пришли они к Татьяне, шумные, веселые и счастливые. Отметили вместе еще раз приход нового года, потом пили шампанское за исполнение всех желаний и реализацию всех планов. Вдруг, совершенно неожиданно для Татьяны тост предложила Ирка. Это был тост за то, чтобы счастливо сложилась их с Лешей жизнь: сначала до свадьбы (они, оказывается, решили начать жить вместе прямо с сегодняшнего дня, с первого января, в той самой квартире в Строгино), а потом и после. И до самого конца их земного существования, как немного пафосно выразилась Ирка. Вот это да! Они уже все решили. Молодцы!
« Ну, что ж, решительные вы мои, решили, так решили. Мне остается только поздравить вас, детки и пожелать счастья. Будьте счастливы, дорогие мои, с сегодняшнего дня и до конца, как ты, дочка, сказала, земного существования!» - продолжила тост Татьяна. « И за то, чтобы мы всю жизнь любили друг друга», - под звон бокалов добавил Леша.
«Надо же, - удивлялась после Татьяна, - не ожидала я от себя такой спокойной и, главное, безоговорочно положительной реакции на это событие. Интересно, а как отнесся к нему Самосвал. Скорее всего, так же, как и я…»
Около трех часов Леша стал поглядывать на часы, а затем объявил: « Ровно в три возле подъезда нас будет ждать машина. Это мой хороший друг Андрей, мы с ним заранее договорились. У него дежурство сегодня ночью, лейтенант милиции он, работает в ГАИ. Так что в Строгино поедем сейчас на гаишной «Волге», и с мигалкой, если не возражаете. Поедемте, Татьяна Павловна! Увидите, как мы устроились там, а потом Андрей вас обратно доставит». Татьяна, конечно, отказываться не стала и съездила с ребятами в их строгинскую квартиру, а потом вернулась одна домой( действительно, с мигалкой и даже с сиреной – так гаишник Андрей приветствовал наступление нового года). Когда-то успели ребята организовать там вполне приличные для жизни условия, так что рай с милым для Ирки будет не в шалаше. Хорошая кухонная мебель и техника в кухне, вдвое большей, чем в ее квартире: плита, холодильник, микроволновка, стиральная машина, - все, как положено; в комнате, правда, только кровать, огромный телевизор и компьютер. А что им еще сейчас нужно? Татьяна осталась очень довольной этой экскурсией. Постепенно ребята перевезли туда большую часть Иркиной одежды, кое-какие необходимые мелкие вещи и жили себе поживали. Думая о них, Татьяна говорила себе: « Хорошо, хорошо, пусть потренируются до свадьбы. Такая длинная жизнь ждет их впереди. И пусть будут счастливы до конца земного существования(вспоминался Иркин тост).
В середине января оперировали Володю. Слава Богу, все прошло успешно, и он довольно-таки скоро начал ходить. Вначале с палочкой и с помощью сына, который постоянно был рядом с ним в госпитале, а менее чем через три месяца, в апреле пошел самостоятельно Самосвал, уверенно и легко пошел. Даже врачи удивлялись: будто и не было девяти лет, проведенных в инвалидном кресле. Как только он сам начал ходить, Самосвал написал Татьяне восторженное письмо: « Я такой счастливый, Таня, не передать словами. Как же все-таки прекрасно быть здоровым! Ура! Я здоров! Я хожу!
К тому времени, как Самосвал выздоровел, подошли к концу два месяца с подачи заявления в ЗАГС молодыми. Бракосочетание назначили на двадцать второе апреля. «Наши годовщины народ будет отмечать ударным трудом на субботниках», - шутил Леша. Дней за десять до свадьбы ребята забрали из дома Татьяну и поехали знакомиться с Лешиным отцом. Вот и пришла та самая пора для сюрприза.
 « Папа вам понравится, Татьяна Павловна, - говорил Леша, аккуратно объезжая на маленькой «Оке» кое- как поставленные во дворе машины, - он у меня мужчина правильный и исключительно добрый. Наверняка, вы с ним подружитесь». Ирка при этом заговорщицки поглядывала на мать и молчала.
В полдень заранее предупрежденный о визите Самосвал встречал гостей во дворе, около своего подъезда, в спортивном костюме и кроссовках ( уже начал ежедневные короткие пробежки). Со счастливой улыбкой смотрел он на приближающихся сына с невестой и невестиной матерью – будущей родственницей. Татьяна не видела вокруг ничего, кроме расширенных глаз Самосвала, ставших еще более яркими из-за отражающегося в них ультрамаринового апрельского неба, а он переводил взгляд с Иринки на Татьяну и обратно и не мог вымолвить ни слова.
« Знакомьтесь, Татьяна Павловна, это мой папа Владимир Алексеевич. Папа, это Татьяна Павловна, мама Иры», - представлял их Леша, а Татьяна, сдерживая смех и протягивая руку Самосвалу, обратилась к будущему зятю: « Лешенька! А мы с папой твоим уже встречались, и даже не раз. Впервые произошло это много-много лет назад, более тридцати. И он – папа твой Владимир Алексеевич - по секрету тебе скажу, тогда же с первого взгляда и влюбился в меня. Недавно только признался…».




 * * *
 Со стороны они могли показаться как родителями невесты, так и родителями жениха, поскольку внешнее сходство Татьяны с дочерью и Самосвала с сыном было близким к абсолютному.
 Церемония во дворце бракосочетаний подходила к концу. Все это время Татьяна держала Самосвала под руку, и они неотрывно следили за детьми, пока те выполняли необходимые по протоколу действия: расписывались в книге, обменивались кольцами, целовались. Потрясающе красивая пара!
 «…именем Российской Федерации объявляю вас мужем и женой!», - затаив дыхание, слушали они торжественную фразу. И как только она закончилась, Самосвал склонился к Татьяниному уху и прошептал, -
 - Все! Вот и прекрасно! Следующая очередь наша с тобой.
 - Это можно расценивать как предложение? Да?
 - Да!
 - Тогда, да!
 - Это можно расценивать как положительный ответ на мое предложение?
 - Да! Да, Самосвал! – почти прокричала Татьяна, боясь, что он может не услышать ответ сквозь зазвучавшую в этот момент мелодию Мендельсона.
 


 2006г.