Из дневника молодого Пушкина. Часть вторая

БАБУШКА КСЕНИЯ

Ну что про нашу бабушку сказать? Бабушка как бабушка, под восемьдесят уже, но бойкая довольно. Да и как ей бойкой не быть, если ее папенька не только живой, но и еще бойчее. Готовит она вкусно, никто не жалуется, но, бывает, соли забудет положить в суп, и тогда ей дед Василий то ли в шутку, то ли всерьез, обязательно выговорит:
–Ксения, дочка, еще раз схалтуришь, выдеру!
За столом веселье, конечно, а бабушка Ксения чуть не в слезы:
– Всегда Вы ко мне придираетесь, папенька! Что ни сделаешь, все не так! Вот солонка стоит, возьмите и посолите!
Всем опять весело, а бабушка Ксения хмурится про себя, губы кусает.
А вообще-то весь дом на ней – и приготовить, и убраться – на все здоровья хватает. А если свободная минутка выпадет, сядет в кресло у окошка, и вяжет.
Я к ней однажды подошел, когда она вязаньем этим самым занималась, и говорю:
– Новый стих Пушкина А. С., т. е., мой.

Наша любимая бабушка Ксения
Днем упорно варит варение,
А по ночам она, бедная, плачет.
Найдем и съедим, куда ни спрячет.

Бабуля, доверчивая душа, отложила клубок с шерстью, и пошла в кладовку, банки пересчитывать. И действительно, двух не досчиталась. Что тут было! Я, говорит, на зиму варила, а не для того, чтобы сейчас лопать! Сейчас яблоки, мол, вишня, слива – ешь, не хочу! А вы варенье таскаете, бессовестные!
– Да не таскал я, просто эпиграмму написал!
– Я тебе сейчас такую эпиграмму покажу – своих не узнаешь! Ел варенье?
– Нет!
– А кто?
И пошла следствие проводить. Всех на ноги подняла, сестер до слез довела, но никто не сознался
Бабушка добрая у нас вообще-то, но порядок любит, потому и находит на нее иногда.
В конце концов, выяснилось, что это дед варенье слопал.
Тогда бабушка и ему высказала все, что в душе накопилось.
– Ишь, сладкоежка! Какой пример внукам подаешь! Ночью без спроса украл, и сожрал!
– Почему ночью? Днем.
– Все равно! Спрашивать надо! Ты, что ли, варенье варишь, летчик – истребитель? Вместо того, чтобы делом заниматься, председательскую машину протаранил, камикадзе!
– Цыц!– Вышел из себя дед.– Не сметь на отца голос поднимать! Давно видно ремня не получала, девчонка сопливая!
– А? Что? Это я то девчонка сопливая?…Все! Готовьте сами, метите сами, не слуга я вам больше!
Бабушка Ксения повязала голову платком, и на диван легла.
– Давление под двести, наверное. Довели, ироды!
И заплакала.
– Ну, дочка,– спохватился дед,– пошутил я, не переживай так.
Но дочка повернулась носом к стенке, и ничего не ответила.
Внезапно дед мне отвесил хорошего подзатыльника, и сказал раздраженно.
– Все из-за твоих эпиграмм дурацких!
Так я крайним и оказался.