4. Про Старика, Дочку и Жену евонную

У одного Старика была Дочка. А жены не было. У стариков так часто бывает. В сказках, и не только. Дочка есть, а жены нет. И была ему эта дочка прям почти заместо хозяйки. И в горнице приберет, и еду приготовит, и дров нарубит, и забор с крышей починет, и, когда Старик пьяный с работы приползет, разденет его, обмоет тело бездыханное и спать уложит. Прямо почти как жена. Почти, да не совсем. Нехватало Старику женской руки ласковой.
Никто его по ночам не пилит, никто в кровати ногами не отталкивает, никто в гостях стакан с бормотухой из рук не выхватывает, а выпивши лишку, давно он уже скалкой по затылку не получал. Соскучился Старик. По жениной ласке, по слову бранному, да по карманам обшаренным, одним словом – по нормальной семейной жизни.
И надумал Старик жениться хотя бы еще разок в своей жизни. Выбрал себе бабу злющую, чтобы сполна вкусить все радости оженатого существования. И Дочку свою ему тоже жалко. Он ей и говорит, Дочке своей:
- Доченька милая, как я женюсь, ты, голубушка, беги скорее из дому к чертовой матери, замучает тебя жена моя новая. Или в прорубь столкнет, или в печке ужарит. Жалко мне тебя, кровиночку мою родимую. Поэтому иди-ка ты в лес, на-фиг, может тебя там дикие звери сожрут, и костей не оставят, и примешь ты смерть лютую на природе, на свежем воздухе.
А Дочка ему в ответ:
- Почему же Вы, батюшка, думаете, что матерь моя новая обязательно убить меня захочет. Может быть мы с нею подружимся, вместе с Вас штаны стягивать будем, когда пьяный опять свалитесь, вместе купать будем, когда Вы под себя ходить станете, вместе дубы столетние из лесу воровать станем, чтобы избушку нашу трехэтажную протопить. Вдвоем-то мы больше натаскаем, и леснику труднее двоих-то поймать, чем меня одну.
Задумался Старик, а потом и засомневался:
- А вдруг, как не подружитесь?
Отвечает ему Дочка:
- А если не подружимся, батюшка, то я твоей жене новой, стерве этой подколодной, глазки-то ее поросячии выцарапаю, яду в жрачку подсыплю, на дворе возле сортира яму выкопаю и кольев вострых туда вобью, чтоб она провалилась и сдохла в яме этой, как волчара позорная. Не быть ей живой, ежели слово супротив меня скажет!
Бедовая у Старика Дочка-то была, ох, озорная!
На том они и порешили. И Старику хорошо: успеет он вволю вкусить удовольствий жизни семейной, счастья нелегкого. И Дочери хорошо: повеселится, покуражится, душеньку свою облегчит, загубит невинного человека, натешит сердечко свое, порадует.
Долго ли, скоро ли, а сыграл Старик свадебку-то. Не жена, а ведьма самая настоящая досталась. Что по характеру, что по внешности. И возненавидела эта Жена с самого первого часа лютой ненавистью Старика, мужа своего законного. А падчерицу свою, стерву бессовестную, полюбила крепче дитяти родного. И не стало Старику жизни никакой, нету счастия семейного.
Ни разу она ему в спину не плюнула, ни разу матушку его покойную дурным словом не вспомянула, ни разу скандала с вырыванием волос не учинила. Невзлюбила, одним словом. Молчком всем прихотям его бесчеловеческим подчиняется, бровью супротив него не поведет, словом худым, ласковым, не возразит. А Старик куражится, хочет любовь жены своей нановообретенной проверить.
То прямо в кровати стошнит после попойки буйной, мужицкой; то с русалочками на целую неделю по водоемам закружится; то денег ни копейки не дает, а жрачку самую лучшую требует, да еще с вином заморским, из свеклы сахарной выгнанным. А жена, злюка, на все на это даже никак не рефлексирует. Затаилась, должно быть, до поры, чудище-юдище в человеческом обличии.
А дочку Старика, падчерицу свою приблудную, ух как обхаживает, как холит и лелеет. По утрам ей волосья грабельками расчесывает, морскими канатами в косички заплетает, ванны с поганками да с мухоморами замачивает. А за деревьями в лес вообще не пускает, научила как уголь со станции, с проходящих товарняков воровать.
И решила Мачеха подговорить Дочку извести на-совсем Старика дряхлого.
- Какой же он мне муж, - сказала она Дочери, - если он даже ни разу голубкой сизокрылой меня не назвал, рыбкой резвой никогда не обозначил.
Согласилась Дочка, поскольку тоже книжки разные читала и была убеждена, что муж должен как-то жену обозначить, отделить от окружающей природы.
Сказано – сделано, решено – в жизнь воплощено. Извели Старика насовсем. Умаяли бедолагу, скверные бабы. А как, - никто и не знает. Только никогда больше Старика в деревушке не видали. Уже лет триста прошло с тех дней, а жители все удивляются: «Куда это Старик подевался? Вы не видали?»
А женщины эти дружные еще замуж повыходили, за Змея Горыновича, и нарожали от него по 10 детей от каждой головы. Но это уже другая сказка. А этой сказке – конец.