Товарищи

Сырая земля под ногами и серые облака над головой. Повсюду слякоть и лужи. На душе тяжело и тоскливо, и так же искорежен мой разум, как черные уродливые ветви голого осеннего леса. От голода сосет под ложечкой и отваливается правый бок. К горлу из-за этого подкатывает рвотная масса. Меня рвет. Осень, вот что такое осень: не та прекрасная пушкинская, а суровая и грязная, как и есть в жизни. Непонятным забвением покрыта поляна. Словно седая борода над плешивой землей висит туман. Небо затянуто пеленою. Светлой надеждой в небе  за грязными разводами небосвода виднеется золотой круг солнца.
Вдруг я слышу шаги и прячусь за валун. Это фашист – в серой, неприметной военной форме с обжеванным окурком сигареты в зубах. Он идет и улыбается. Весело ему – жирной сволочи, и мне тоже становится весело, потому что я выпрыгиваю из-за валуна и перебиваю ему колено. Он падает на острый камень лицом. Немедля, я поднимаю его с земли и достаю нож:
Я начинаю допрашивать его на немецком:
- Где двое пленных русских?! Отвечай! Отвечай, тварь!!
- Я не знаю!
- Сейчас все у меня узнаешь!
Тут в ход идет нож, которым я отрубаю ему мизинец. Так рубят ветки ивы, чтобы сплести из них корзину.
 На мою форму брызгает кровь. Я так привык к насилию, что даже не чувствую отвращения.
- Они…там…..,в деревне…., их прячут….в бане. Только не… Я обрываю его на полуслове и режу глотку фашисткой собаке.
   От того паренька мне достался МР-40 и три обоймы патронов к нему, парабеллум, сигареты и зажигалка. Незаменимый набор солдата на войне.  Путь лежал в деревню, на помощь товарищам.
   Когда я взобрался на холм, передо мной открылся вид на небольшую деревеньку, сожженную немцами. Я понял, что баня рядом, потому что чувствовал запах дыма.
Погода прояснилась. Ясным лучом пробивается солнечный свет через всю небесную гниль и греет родную землю. Кажется, что уроды – деревья потянули свои корявые сучья к небу, а пожухлая трава заблестела в золотых каплях росы, переливаются все цвета радуги в луже, идет рябь по водной глади. На суку сидит растрепанная ворона и чистит перья . На душе становится легче, я готов умереть.               
  Пробравшись к бане незамеченным, я аккуратно заглядываю в окно. Передо мною предстает ужасная картина: трое немцев с перекошенными от гнева лицами измываются над моими друзьями. А они – Сашка и Мишаня… нет, их не узнать: они сильно изувечены. Похожи на куски мяса, а не на тех, кто когда-то улыбался, ходил в кино с подругами и пел песни под гармонь. Что натворила с нашими судьбами война! Что за страшное это дело!
   Я плюю на аккуратность и врываюсь баню с бешеным криком. Расстреливаю немцев, не жалею патронов, всаживаю в каждого садиста чуть ли не по полмагазина. Затем забираю с собой друзей. От выстрелов и крика просыпается вся деревня. Собаки и фашисты в любую минуту могут нас разорвать. Я понимаю, что всем не спастись. Тогда в голову приходит план дальнейших действий. Саша и Мишка должны бежать в лес. Тут, метрах в четырехстах, Игорь, Пашка и Антон, они отведут их в наш лагерь. Я говорю это им, они не начинают спорить, а лишь мычат. Я чуть ли не плачу, но, тем не менее, не смотрю назад. Навстречу мне уже бегут немцы. Не боясь и не сожалея, я затягиваю «катюшу». Горячая боль поражает сердце, а затем руки, ноги и грудь. В глазах плывет, в голову приходят странные мысли. Я умираю, но, умирая, знаю, что живы мои товарищи. И, напоследок, словно из жалости, на меня падает солнечный свет, такой теплый и приятный.