Эмираты бессвязные записки на арабском песке

 Море, как я всегда полагал, должно чем-то пахнуть. Пахнуть морем. Здесь оно ничем не пахнет. Горизонт трудноразличим: гладь Персидского залива и девственно безоблачное небо –почти одинакового цвета. Вдали маячит судёнышко с краном, который что-то черпает со дна брезентовым мешком. Белый мелкий песок, как мука, пляжный зонтик с тростниковой крышей. Хрестоматийный пейзаж с обложки рекламного буклета турфирмы.
Прямо над головой пролетает фламинго. Птица эта красива только издали. Грациозные балерины в нежно-розовых пачках. Вблизи – до чего же уродливая птица! С людьми так тоже бывает.
 Лениво откладываю на столик пляжного грибка томик Мисимы. Проза японского классика совершенно не гармонирует со здешней атмосферой. Это писатель для мрачноватой ноябрьской Москвы, а не для безмятежности тропического курорта. Его море – слишком северное, холодное и сумрачное, под стать человеческим отношениям персонажей этого «японского Достоевского». Вернее было бы взять какого-нибудь Хемингуэя. Море у него поюжней… Впрочем, беглый взгляд на контингент отдыхающих в отеле Ajman Beach заставляет тосковать о Довлатове, с его зоркостью к человеческим слабостям.
Отель оккупирован русскими на сто процентов. Три звезды, сносное соотношение цены и качества, наличие вино-водочного магазина под боком – одного из немногих в пуританских Эмиратах, собственный пляж при отеле. Что ещё надо руссо туристо ?
Глянешь вдаль, на минареты, на флагшток с бело-красно-чёрно-зелёным флагом, на силуэты финиковых пальм – Эмираты… Обернёшься, увидишь кургузых бабок-тёток, мужчину с дембельской татуировкой «Байконур» на плече, всю эту сиволапую публику – Крым да и только ! Никуда-то ты от них не уехал.
 Зайдя в воду, которую я нахожу чересчур тёплой, рублю бирюзовую толщу мужественным кролем. Оглядевшись вокруг, понимаю, что одинок в своём стиле плаванья. Здесь властвует вялый брасс пожилых. Незаметно для себя самого перехожу сперва на более меланхоличный кроль, а затем и вовсе вырождаюсь до брасса.
Солнце печёт неутомимой микроволновкой, круглая репа бабули в розовом платочке, покачиваясь на волнах, напоминает буй. Её морщинистая кожа загорела до насыщенно-бурого цвета. Эта бугристая шкура моржа или сивуча просит сноровистого ножа скорняка-кожевенника.
 Выйдя из морской пучины, отодвигаю лежак подальше от народных масс. Для меня отпуск – это в первую очередь отдых от общения с людьми, с которыми я общаться не желаю. Даже пассивно. Даже просто слышать их пустопорожние разговоры. Это как в случае с курением: сидеть рядышком и вдыхать табачный дым – вреднее, чем курить самому.
Наблюдая за отдыхающими, начинаю понимать, что Верка Сердючка – к сожалению, вовсе не настолько уж пародийный персонаж.
 За последние десять минут дама по соседству раза четыре сказала фразу «Хочу кофточки». Её собеседница втолковывает ей, какая мездра была у купленной ею накануне шубы и сколько бы, мол, такая же стоила в Москве. В советское время это официально именовалось «мещизм и вещанство». То есть наоборот. Выжигать надо было калёным железом. Жалко, думаю про себя, что вы русские. Были бы немками, польками или итальянками. Те, вероятно, тоже говорят о кофточках, но я их хотя бы не понимаю. Надо было копить на отель подороже – там процент русских несколько ниже. Идеалом, конечно, было бы индивидуальное бунгало…
Внезапно ловлю себя на самоиронии: а многим ли я, собственно, отличаюсь от них, среднестатистических своих сограждан? Не становлюсь ли с каждым годом незаметно для самого себя всё ближе к ним? Тоже мне пурист, обитатель вершин духа, высокосветский сноб, принц Флоризель…Давно ли последний раз пил водку на липкой лавочке за бойлерной?

 Мысль начинает течь по другому руслу. А действительно, почему до сих пор частенько во дворе, на лавочке? Денег давно уже хватает на кабак, даже недешёвый. Так нет же: есть какое-то надрывное удовольствие засадить фуфырик-сотку водки/коньяка у трансформаторной будки, на детской площадке, под старой липой. Маргинальная привычка? А может, просто там, в заплеванном дворе, я чувствую себя более уединённо, чем в баре? Может, там я более органичен и уместен в своих собственных глазах?
Ногти отросли, но стричь их неохота: зачем, если под ними не видно ни микрона грязи? Вот что значит бездельник!

 Катя отвлекается от солнечных ванн и трёпа с какими-то очередными «подруженьками» и предлагает вместе пойти искупаться. Ей очень нравится, когда я её катаю по волнам за ноги или кружу на манер карусели. Подводные объятья двух бегемотиков.
 – Я с тобой целоваться не буду, – заявляет мне моя ясноокая Бибигуль, – у тебя трещина на губе. И язвочка на языке.
 – Да и вообще произвожу впечатление нездорового человека, – отвечаю я не самой весёлой шуткой. Шуткой ли?
 Трогаю рукой голубоватую медузу. Эфемерный студень, чуть погуще воды. Многие из людей ничем её не примечательней. Бултыхаются в привычно-солоноватой своей жизни, еле-еле не растворяясь в ней без остатка.
 По соседству с пляжем ведутся экскаваторные работы. Молодой пакистанец с непроницаемым лицом разгребает ковшом руины алкогольного магазина «Марина» – заведения культового для многих русских отдыхающих. Магазин перенесли буквально метров на двести, на старом месте будут возводить элитный отель. Моей светлости наскучило смотреть на морской простор, и я наблюдаю за пакистанцем. Его лицо не выражает ровным счётом ничего. Он лопатит бетонную рухлядь, словно робот – без мимики и посторонних жестов, без устали, без перекуров.
Вечером по местному каналу показывают волейбольный матч ОАЭ – Пакистан. Работодатели против гастарбайтеров. Пакистан уверенно выиграл, заставив танцевать и пронзительно свистеть от радости трибуну, заполненную малярами, штукатурами, таксистами, дворниками и грузчиками в характерных для пакистанцев и индусов просторных робах пастельных тонов. В ложе VIP хмурятся местные шейхи. По их взглядам понятно, что маститый немецкий тренер, позарившийся на нефтяные дирхамы, вряд ли доработает свой контракт.

 Вчера нас возили на джип-сафари. Головокружительные виражи по дюнам, когда «круизёры» арабских рейдеров зависают на склоне под невообразимым углом, чтоб через мгновение рвануть вниз под аккомпанемент женского визга. Около часа абориген вёз нас на своём джипаре вглубь Аравийской пустыни, периодически бормоча что-то в рацию из-под красно-белой куфии. На минуту представил себя заложником, которого везут в лагерь Аль-Каеды, где уже точат здоровенный тесак…Словно бы в ответ на мои мысли, водитель с улыбкой притормозил авто: «Фотографи файв минэтс».
 Тридцать лет назад эти люди жили в лачугах, питались почти одними финиками и верблюжьим молоком, из детей, родившихся в жаркий сезон, выживал от силы каждый десятый. Сейчас они строят самую высокую в мире башню, тратят миллиарды на искусственные леса, горнолыжные курорты, семизвездочные отели с золотыми кранами. Бум западных инвестиций не поколебал их феодализма, их шариата, как стержня государства. Это соседство средневекового чинопочитания и теократии с ультрасовременным шиком - визитная карточка нефтяных монархий Персидского залива.

 Шопинг с Катей утомляет больше самого напряженного рабочего дня. Видимо, делать покупки мне надлежит в одиночестве. Выдержав примерку тридцати моделей солнечных очков, не менее десятка купальников и блеснув беглым переводом аннотаций к кремам и лосьонам, я качу тележку в гипермаркете Carefore. Одно из задних колёс начинает клинить.
 – Чего там у тебя ?
 – Да тележка…
 – Ну что ты за человек ?! Всё, давай её мне, я повезу ! – Катя раздражённо вырывает у меня тележку и стартует вперед мимо высоченных стеллажей с крекерами и кексами.
 Через пять минут:
 – Шкарин, ты превратил меня в мусульманскую женщину! Это же надо: Я качу тележку !
 В магазине сувениров долго листаю роскошно изданный альбом чёрно-белых фотографий какого-то немецкого мэтра, много снимавшего здесь, в Эмиратах ещё в 50-ых-60-ых. До нефти. Утлые бедуинские стойбища, ручные жернова… Каменный век. С куда большим интересом я побывал бы здесь именно тогда. До нефти. Хотя, тогда подобное путешествие было бы без преувеличения экстремальным…
 – Пупс, сходи в кассу, купи эту вазочку для бабушки.

 Конечно, приятно смотаться на недельку из холодной слякотной Москвы в тропики. Однако, по большому счёту, прилетел я сюда за компанию с Катей. Мы здесь уже второй раз: два года назад были в этом же отеле. Кате здесь настолько понравилось, что она – уж не знаю, всерьёз ли – поговаривает о том, чтобы приехать сюда работать по специальности – ветеринаром. Правда, не знает английского. А пока, решила провести здесь отпуск – здесь и нигде больше. Эмираты – страна самобытная, спору нет. Но я бы в одну и ту же страну дважды отдыхать не поехал по определению. Жизнь коротка, а отпуск и того короче. Интересно посмотреть что-то новое.
 А уж жить я бы точно нигде не смог, кроме родных краёв. Ёлочки / сосёночки. Подцепишь, бывало, плотвичку в сонной реке… Выкрутишь из мха кряжистый подосиновик… Да что там лес –а Москва ? Мне снятся эти обшарпанные подворотни, нелепая архитектура жестяных голубятен, ржавый остов «Победы» за гаражами… Такого ни одному нефтяному шейху не соорудить.

 На паспортный контроль, разумеется, очередь – работает только половина окошек. Очередь по-русски круглая, то и дело превращающаяся в хаотичную толпу. Лица попутчиков заметно погрустнели по прилёте. Один я мечтательно улыбаюсь, склонив голову набок, наподобие имбицила.
 – Смотри внимательней за вещами – ты уже не в Эмиратах! – прерывает мою медитацию Катя.
 – Да, детка, я смотрю…