Армавир спустя 38 лет после войны... 38

Приехал я в Армавир в командировку поездом. Не был там с войны. Прошло 38 лет. Вышел на перрон – новое красивое здание вокзала. Рядом с ним современная многоэтажная гостиница. Сразу решил устроиться в ней – получил одноместный номер с видом на город. Из окна видна масса зелени. Центр – огромные сплошные скверы, бульвары. Возле вокзала – базар, занимающий целый квартал. Сохранился тоннель под железной дорогой, по которому мы с мамой ходили в станицу, за станцию.
Вдали, за Кубанью, за Армавиром видна сероватая гористая гряда, закрывающая горизонт. Она на меня оказывала какое-то непонятное влияние как раньше, так и сейчас. Но коренные армавирцы на нее не обращают внимания.
 
Пошел по улице Кирова от вокзала по направлению к Кубани. Разбитого бетонного многоэтажного дома, в котором мы с мамой прятались возле вокзала, нет следов – его, видно, снесли. Вспомнил, что после бомбежек улицы, по которым мы с мамой шли к вокзалу, это были сплошные руины, развалины, еще дымящиеся, из которых тянуло сладковатым запахом трупов погибших жителей.
И сейчас не видно старых зданий в центре города – все было уничтожено фашистской бомбежкой. Значит, развалины, руины потом разобрали, и на их месте получились эти бульвары, скверы.

А дальше, к окраинам, старые двухэтажные дома, подремонтированные, восстановленные. На их стенах хорошо видны глубокие выщерблины от осколков бомб. Слева по улице – здание пединститута, дальше за ним – поликлиника, похоже – бывшая гарнизонная поликлиника, в которую меня как-то приводил отец, показывал рентгеновский аппарат.

Затем пустой кубик – в центре церковь с двумя куполами, кирпичная, аккуратно покрашенная красным, с белыми углами и арками над входом. Ремонт стен – для того, чтобы скрыть повреждения стен при бомбежке 42 года. Остроконечные купола крыты оцинкованным железом, похожи на шлемы средневековых воинов. Решил зайти в церковь на обратном пути.

Позади церкви, огибая ее сначала вправо, а затем сворачивая влево и чуть вниз, к Кубани – дорога, ведущая на узкий длинный деревянный мост, идущий через протоку сначала на остров, а потом дальше через Кубань, на другую ее сторону.

Перед мостом, справа от дороги – памятник в виде пирамиды с венком и надписью: «Здесь держала оборону с 29 июля по 7 августа 1942 года рота автоматчиков зенитного полка».
«Одна рота!» - подумал я, пораженный этой надписью. «Мы видели одного из этих автоматчиков! Он забегал в наш окоп, спрашивал – где найти продукты, чтобы покормить своих товарищей им нечего было есть, и они сражались! Он был всего лишь с винтовкой! И когда он нашел мешок зерна на пивзаводе, то даже под бомбежкой побежал к своим товарищам, хотя дед говорил ему пересидеть обстрел в окопе с нами. Солдат сказал: «Кто же стрелять будет? Надо бежать к товарищам! Помочь им!» А у фашистов была – авиация, артиллерия, танки, вооружены до зубов! И целых 10 дней их не пускали, удерживали оборону!!!
 
Берег низкий, зарос кустами, а ниже и выше Армавира – и высокими раскидистыми вербами. Кубань стремительная, мутная. Я перешел мост. На другой стороне справа от моста – гаражи, слева – новые кирпичные дома, добротные заборы. Берег укреплен бетонными откосами, плитами. Все новое, незнакомое. На берегу кое-где рыбаки с удочками, ребята в плавках. Но никто не купается.

Оглянулся на Армавир – слева видна все та же высокая кирпичная труба пивоваренного завода. Дальше, в городе возвышаются многоэтажные дома. Попытался найти дом того дядьки, к которому мы с мамой ходили за Кубань в войну, но везде были новые жители. Все поселились за Кубанью уже после войны, никто ничего не смог мне сказать.

Не узнав ничего, вернулся через мост обратно в Армавир. Прошел по проулку вдоль берега. Нашел проулок, поворачивающий в сторону пивзавода - в нем мы жили. Но там, где когда-то за палисадником стоял бабкин домик с двумя окнами на улицу, все было снесено.
Это здесь, мы с мамой лежали позади забора, а фашист стрелял в нашу сторону из пистолета! Мы думали – что он целится в нас! Но оказалось, в собаку, которая стояла перед нами на улице. Стоило ему промахнуться – и пуля полетела бы в нас!
И вот - этого домика и двора нет! Не было и следующего, углового кирпичного дома, его разбила бомба тогда, при бомбежке. В его полуподвале мы прятались в первые дни бомбежек 42 года. Тогда были разбиты дома на углу. И вот весь угол квартала снесен. Теперь на этом углу на толстых железных трубах стояли навесы и под ними небольшой базарчик. Прошел дальше – вот и пивзавод. Рядом со старой кирпичной трубой – новая с олимпийскими эмблемами.

Сторона проулка вдоль Кубани не доходя пивзавода, была разбита бомбами. Ее тоже снесли – теперь там вместо домов глухой кирпичный забор винзавода послевоенной постройки, и он сомкнулся с пивзаводом. Проход к Кубани сейчас закрыт. Ведь по этому проходу мы ушли из города на берег Кубани, прятались там больше недели от бомбежек в блиндаже, который соорудили, видно, красноармейцы, но не воспользовались им. Возможно, они оставили его нам, жителям, раз уж мы там спрятались. Теперь вся территория возле Кубани занята винзаводом. Где же ты, спасший нас блиндаж? Какова судьба солдат, построившх его?

Я вернулся к базарчику. Детсад, в который я ходил кушать – на том же месте. Воспоминания точные. Решил найти дом, в котором жила жена Тимощенко. Вернулся к началу «нашего» проулка - на углу, почти у спуска к Кубани старинный кирпичный одноэтажный дом с крыльцом на улицу. Перед крыльцом на улице седая старушка с тремя болонками. Я подошел, поздоровался. Представился. Хотя женщина жила в этом доме постоянно, она не помнила Тимощенко, который лишь иногда заходил сюда к жене из госпиталя, с работы.
Старушка вспомнила, что бомбежки были ужасные. Удивительно – как уцелели! Возможно, немцы – любители пива – щадили пивзавод, и наш проулок мало пострадал, хотя бой шел близко от него. Вспомнила она немецких офицеров, которые жили в этом доме. Одни фашисты сменяли других в этой квартире, пока, наконец, наша армия не вышибла их из Армавира!

В общем, почти ничего не узнав, я извинился за вопросы и пошел дальше. Вышел на автобусную остановку напротив церкви, сел отдохнуть. В церковь никто не входит и не выходит из нее. Открыта ли она? Посидел на остановке, увидел женщину, идущую в церковь, и пошел следом за ней. Женщина постучала, дверь открыла сторожиха. Спросил у нее свечи, и та ответила: «Кладите деньги на поднос и берите свечи!» «Сколько?» - спросил я. И она ответила: «Сколько считаете нужным. Можете не класть ничего…». Положил деньги, взял свечи. Поставил их в песок на специальный поднос. Это была армянская церковь. Поблагодарил бога за спасение в те ужасные бомбежки, вышел на улицу.

Шел обратно к вокзалу, невольно вспоминал. Когда мы с мамой прятались в разбитом доме возле вокзала, там валялись на полу, в подъезде, даже на улице растоптанные, разорванные, все в штукатурке, в пыли и грязи книги. Я поднял некоторые, развернул. Теперь вспомнил подпись, экслибрис на тех двух, что поднял - «Доктор Адамов», «Ныркова» … Что произошло с этими и многими другими людьми, хозяевами книг по злой воле оккупантов?!

Тимощенко с женой после войны приезжал к нам, в Краснодар. Жена его – после бомбежек ушла из Армавира в станицу, к родственникам. Там и дождалась освобождения от фашистов. Сам Тимощенко, мой отец, персонал госпиталя тогда успешно ушли с ранеными бойцами в горы. Там был вновь организован госпиталь. Тимощенко прошел всю войну без единой царапины – везло!
И я отправился выполнять дела, связанные с моей командировкой. Вечером, в гостинице, лежа на кровати, передо мной вновь проходили картины того далекого прошлого. Вспоминал и рассказ одной знакомой, в прошлом – армавирки. Она с матерью успела убежать из города в начале бомбежек и пряталась на гряде за Армавиром 10 дней. Оттуда был виден весь город – в пламени пожаров, в пыли, в грохоте, в дыму от разрывов бомб с утра до ночи, и черную стаю фашистских самолетов кружащую над ним.
 Да, с тех пор прошло 38 лет! Теперь здесь все иное. Молодежь и понятия не имеет о тех ужасных событиях прошлого, вроде их и не было!