Стивен Талботт - Незапрограммированное будущее

Незапрограммированное будущее*
Или как сохранить душу в окружении машин
(The Future Does Not Compute: Transcending the Machines in Our Midst)

(выдержки)

© О’Рейли энд Ассошиэйтс, Инк., 1995
© Перевод В.И. Постникова, 2004

От переводчика

В 1995 году, зайдя в библиотеку America House в Киеве, я обнаружил на полке новых поступлений книгу Стивена Талботта «Незапрограммированное будущее» (The Future Does Not Compute). Прочитав несколько страниц, уже не мог оторваться. Все накопившиеся с годами переживания, все мои страхи и прозрения в отношении техники -- в частности, компьютеров -- вдруг оказались подробно исследованными и описанными в этой книге.

 К тому времени, читая курс «Экология и энергетика» в Киевском политехническом институте, я уже пришел к мысли о разрушительном влиянии техники на личность, природу и общество; я видел, как люди все больше начинают подменять свои человеческие цели решением чисто технических задач. При попытке поделиться своими опасениями с коллегами по работе, студентами и друзьями, везде наталкивался на недоумение, непонимание, а иногда и на откровенное неприятие с их стороны; стал все более отчуждаться от своей работы и в целом от научно-технического «прогресса».

 В особенности я ощущал отрицательное действие компьютеров на здоровье человека. Проведя много лет за экраном компьютера, я испортил себе зрение и заработал кучу других болячек. Я стал замечать, что человеческие функции вытесняются компьютерами во всех мыслимых и немыслимых областях, в институтах и, прежде всего, в школах. Я видел, как руководители всех уровней «поручали» работу с компьютером молодым девушкам и парням, прекрасно понимая, что эта работа требует огромного напряжения физических и психических сил. Для меня стало очевидным, что происходит постепенное разрушение личного общения, деградация психики, человеческих качеств, языка. Сопротивляться этой напасти было уже непросто.

 И тут появилась книга Стивена Талботта. Прочитав ее на одном дыхании, я быстро решил её перевести и издать. Но не тут-то было. Все издательства уклонялись от издания книги: Как так? Везде компьютерный бум, а тут – критика! На поиски подходящего издательства ушли годы. Между тем проблема становилась все более тяжелой. Мои собственные дети пристрастились к компьютеру, а попытки ограничить их «сидение перед экраном» ни к чему не привели. Признаюсь, после этого я стал еще более пессимистически смотреть на будущее.

 Но вот, наконец, книга ждет теперь своего читателя (и издателя!), который -- надо надеяться -- еще не окончательно потерял чувство реальности. (Я бы очень хотел, чтобы её прочитали учителя начальных классов). Она позволяет заглянуть в душу и задать нелегкий вопрос: а что мы, собственно, можем противопоставить компьютерам?
И пока мы не потеряли способность задавать такие вопросы, существует надежда на лучшее будущее. В противном случае – его у нас нет.

В.И. Постников,
д.т.н.
Киев, 2004


1

СМОГУТ ЛИ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ИДЕАЛЫ ПЕРЕЖИТЬ Интернет?


Интернет, кажется, близок к тому, чтобы заняться разрешением наших наболевших социальных проблем. Если надеждам, возлагаемым на эту многоголовую информационную гидру, суждено сбыться, нас осенит беспредельная демократия и личная свобода, мы получим совершенный инструмент для организации и обновления общества. Информация превратится в мудрость, образование освободит нас от тирании учителей, из хаоса появится новая чудесная «сложная система», и так далее и тому подобное. Неужели такая радужная перспектива решить все мыслимые и немыслимые проблемы не кажется Вам …подозрительной?

 Еще более удивительно, что безудержный идеализм в отношении Интернета основывается на узкой, почти подсознательной, технократической логике. «Внутренние законы» его роста пришли, по-видимому, из машинной цивилизации, настойчиво проповедовавшей преимущества своего развития. Вот, например, некоторые факты, которые могут быть интересны читателям:

• Хотя Интернет часто рассматривают как сильнейшее оружие против истеблишмента, надо учитывать, что фактически он появился благодаря стремлению военных создать для себя безопасную коммуникационную схему

• Первоначальной целью Интернета был сбор и обмен техническими данными. До самых последних лет его функции были тесно связаны с расчетами в самом прямом смысле этого слова. Любая социальная активность (судебные разбирательства, политический активизм, создание сообществ и т.п.) в Сети рассматривалась как нечто экстраординарное. Сегодня же, многие наблюдатели преподносят Интернет как первейшее средство для восстановления личности в обезличенном обществе.

• Несмотря на опасение, что Интернет станет совершенным орудием коммерциализации и структурирования общества, надо признать, что до самого последнего времени он оказывался убежищем хиппи, реинкарнировавшими в инженеры, площадкой, где царил антикоммерческий дух, приводивший в движение Фонд Свободных Программ (Free Software Foundation).

«Самые важные части Сети постоянно оказываются заимствованными из технологических решений, полученных совсем для других целей» -- пишет Говард Рейнгольд. Это приводит к тому, что он называет «случайной историей Сети». Многие корпорации оказались разоренными, только потому, что не смогли предвидеть всех перипетий этой странной, непредсказуемой эволюции. А предсказание -- это именно то, к чему стремится большинство из нас. Отделы маркетинга без устали стараются заглянуть на один-два года вперед и обнаружить хоть какие-либо признаки того, что должно случиться. Видят же они лишь одну техническую траекторию развития. Компании по разработке высоких технологий нанимают уйму консультантов для проведения всевозможных компьютеризированных прогнозов; они, кажется, более не нуждаются в мудрых советчиках.

 Итак, Интернет (или просто «Сеть») разрастается как пожар, и произойти может всякое. Пользователи Сети с радостью фиксируют ежемесячный рост цифр -- все больше новых сайтов, новых пользователей, новых доступов к популярным базам данных. Очевидно, этот «успех» должен свидетельствовать о том, что боги киберпространства на нашей стороне.

Но если действительно в этой машине роста заложена какая-то мудрость, то в чем она состоит ? Наши ли идеалы воплощаются машиной ? Согласитесь, трудно представить, чтобы истинно людские идеалы воплощались автоматически, «сами по себе». Любой идеал может быть достижим лишь путем сознательной борьбы. Идеалы, возникающие в нашем воображении, в наших самых возвышенных и благородных мыслях, становятся целями, к которым мы творчески стремимся. Машина же автоматически достигает поставленной цели, и поэтому ее цель не может быть нашим идеалом.

Если признать, что Сеть развивается согласно своей механистической (и далеко не идеальной) логике, можно ожидать, что ее эволюция будет следовать четко обозначенному пути. Логика, казалось бы, должна приводить к предсказуемости. Но это не так. Прежде всего, логика может оказаться слишком сложной для понимания. И может случиться (а я полагаю, что дело обстоит именно так), что мы делегировали Сети неясную, плохо обусловленную логику, «испорченную» нашими смутными желаниями (о которых предпочитаем умалчивать).

 Цель моей книги -- попытка вынести эти желания на свет и сознательно их проанализировать; только тогда мы будем в состоянии выбирать свое будущее, а не рассчитывать его автоматически по программе. Свобода выбора, правда, не обеспечит нам желаемую предсказуемость, но она, по крайней мере, сделает нас ответственными за будущее. Именно эта ответственность и придаст смысл будущему. Альтернатива этому, - т.е. альтернатива свободно выбранному смыслу -- абстрактно сформированная, манипулируемая пустота информационной машины. Эта пустота тоже создается людьми – но только после адаптации наших человеческих качеств ко все более изощренным императивам машин. Для идеалов там нет места.


Фатализм и надежда

Существует много способов отравить почву, на которой всходят настоящие идеалы. Наиболее ядовитая отрава приходит от цинизма и фатализма, разрушающих уже саму завязь. Это проявляется, например, в предположении о том, что властные коммерческие интересы и корпоративные «большие деньги» неизбежно извращают «свободный» потенциал Сети, превращая его в тупое выколачивание денег (как мы это теперь явственно видим на примере телевизионного пустыря). При таком варианте, наш с вами выбор (и неважно кто мы - служащие компании или потребители) ничего не решает.

 Но идеалы могут быть разрушены и неоправданными надеждами. Растение, получающее искусственное удобрение, может дать быстрый рост, но будет слабым и неустойчивым. Первый же дождик прибьет его к земле. Подобным образом, энтузиазм в отношении Сети как инструменте социальных перемен основан на неоправданных, завышенных надеждах.
 Приводимые ниже выдержки, циркулировавшие в Сети в 1994 году, иллюстрируют этот чрезмерный энтузиазм. Они составили часть кампании движения «DigitaLiberty» по поиску своих сторонников.

 - DigitaLiberty утверждает, что технология способна нас освободить. Экономика индустриально развитых стран в настоящее время находится в состоянии радикального перехода от промышленной основы к основе информационной. Если это произойдет, наука шифрования наконец (и навечно) обеспечит нам нерушимое право личной неприкосновенности, защитив отдельных граждан, группы или корпорации от любопытных соседей или жадных чиновников. Мы все станем свободными в отношении того, как устраивать свою жизнь, а главное, экономические отношения будут определяться каждым субъектом самостоятельно.

 - Киберпространство, кроме того, беспредельно. Не будет более жестокой борьбы за жизненное пространство, виртуальные сообщества будут уживаться друг с другом без разрушительных конфликтов, причем каждое из них будет организовано в соответствии со своими принципами. Мы стремимся построить сообщество, основанное на индивидуальной свободе. Другие вправе строить сообщества на других принципах, пусть даже диаметрально противоположных, И они смогут это сделать без ущемления наших интересов.

- Эффективные сообщества будут расти и процветать. Неэффективные сообщества отомрут. Впервые в истории человечества, у кровожадных политиков не будет власти для развязывания войн с соседями, а обанкротившиеся сообщества не смогут влиять на других.


Абстрактные идеалы

Как бы вы ни относились к такой очевидной утопии, следует признать, что приведенные выше мысли стали типичными для пользователей Сети: мы вступаем в информационный век; шифрование обеспечивает универсальное право личной неприкосновенности; общественная жизнь перемещается в «онлайн»; Сеть предотвращает социальное напряжение и конфликты; самое лучшее выживает, а худшее отомрет и т.д.
 По поводу призыва DigitaLiberty следует отметить следующее. Во-первых, здесь человечество экстраполируется в будущее из чисто технических соображений: «технология нас освободит». Уважение к личности и ее неприкосновенности при такой точке зрения сводится к идее зашифрованного кода, предлагаемого программным продуктом. Границы человеческого сообщества четко очерчиваются с помощью сетевых схем. Эволюция общества в свою очередь представляется как этапы технического развития, благодаря которому все более новые и усложненные продукты неизбежно замещают старые и более примитивные.

 Во-вторых, такое «технологическое» представление социальных вопросов свидетельствует о глубоко укоренившейся в обществе привычке к абстракции. То, что можно взять у человека и отразить в машине, всегда останется только абстракцией. Нельзя относится к техническому устройству как повивальной бабке свободы пока еще не потеряна живая, загадочная реальность свободы, как переживание других, внутренних сил. Все, что нам предлагается – это абстрактная тень этих сил в форме внешних машинных «опций». Там, где когда-то свобода требовала судьбоносных решений просветленного и горячего сердца, сейчас она достигается «кликанием мышки» на предлагаемом варианте.

 Эта привычка к абстракции ясно проявляется и в трактовке «прайвеси» как технически защищенной анонимности. Вопреки такой трактовке, факт остается фактом: мы должны взаимодействовать друг с другом на протяжении всей жизни – мы должны знать друг друга, и поэтому любая истинная «прайвеси» может вытекать только из глубокого взаимного уважения. Никакие технические новшества не смогут заменить этого личного уважения; напротив – они могут его только осложнить.

 Альтернативой личного уважения – как уже хорошо видно из наметившихся тенденций -- является все большая изоляция нас друг от друга, поиск убежища за маской неопределенных, изменчивых «логинов», удаленных и анонимных посланий -- всего, что мы называем «человеческой свободой». В конце концов это может привести нас к абстрактному «обществу» автоматов, состоящему из входов и выходов. И этому обществу будет все равно, кто стоит за «входом» -- вы или я. Так неужели в этом и есть наша настоящая свобода?!


Побочные эффекты вычислений.

Когда я говорил о фатализме и идеализме, я указывал, что идеализм киберпространства, связан с (1) антропоцентризмом, смешивающим технические характеристики с истинно человеческими качествами; и (2) привычкой к абстрагированию, из-за которой внутренние качества человека, такие как, например, личное уважение, превращаются в схемы.

 Интересно, что эти две характеристики сетевого идеализма относятся в такой же степени и к фаталистическому взгляду, согласно которому большие корпорации обязательно приберут к рукам «светлое будущее», провозглашенное разработчиками Сети. Этот фатализм происходит (хотя это можно оспаривать) из непреложного факта: работа многих крупных корпораций во многом схожа с компьютером. Другими словами, они механически рассчитывают и максимизируют свою прибыль без какого бы то ни было учета других, немонетарных стоимостей. Здесь снова мы видим антропоцентризм (корпорация как «личность») и в высшей степени абстрактно-механическое отражение существенно человеческой деятельности. Я имею в виду такие ценности как правда, добро и красота и т.д.

 Оптимисты, конечно, верят, что эти, более высокие, ценности (вместе со свободой, «прайвеси» и др.) каким-то чудесным образом автоматически возникнут из чисто коммерческой деятельности как своего рода побочный эффект вычислений. Главное -- чтобы вычисления были правильные. Пессимисты, с другой стороны, рассматривают эти побочные эффекты по-своему: власть и богатство, утверждают они, будут сконцентрированы в руках лишь немногих; мораль, эстетические соображения, окружающая среда и здоровье будут принесены в жертву прибыли; слияние большого бизнеса и большого правительства вытеснит «маленького человека», и так далее.

 Но вот что важно, и на чем сейчас сходятся и оптимисты, и пессимисты: корпорация – это механизм, живущий по своим законам, поставляющий свой товар независимо от внутренних качеств или идеалов всего сообщества. Такие автоматические, побочные эффекты, какова бы ни была их природа, могут со временем оказаться разрушительными, поскольку происходят без ведома нашего сознания.

 Отказ от сознания является характерным искушением автоматизации – исходит ли она от компьютера, не обременяющей себя рефлексиями бизнес-организации или от усиливающегося в нас самих стремления к расчетам. В больших и малых делах мы все чаще прибегаем к услугам, выполняемым автоматически. Это справедливо в отношении наших финансовых дел (банкоматы), личных связей (электронная почта с автоматической обработкой документации), работы (которая может сводиться к бессознательной манипуляции согласно некоему алгоритму), а также развлечений, основанных на стимулировании наших рефлексов (видео-игры, фильмы ужасов и т.п.).

 Выполнять нечто автоматически для человека означает поддаться своему инстинкту, своей несвободе и статистической предсказуемости. Это значит забыть о том, что более всего отличает нас от материального окружения. Это значит оставаться во сне.
 Смогут ли наши идеалы выжить -- невзирая на весь пессимизм и оптимизм в отношении компьютеров – зависит от нашей способности сознательно контролировать существующие вне и внутри нас механизмы и поднимать их до уровня того, что есть в нас наиболее человеческого.
 Первая наша задача -- уяснить всю тяжесть брошенного нам вызова.


Рассеянный ум

Каждый, хоть сколько-нибудь внимательно следящий за историей развития Интернета, наверное, отметит резкие колебания сантиментов – от утопического восторга до убийственного разочарования и снова восторга. Когда несколько возбужденных посланий по электронной почте проникли из России во время последнего неудавшегося государственного переворота , Интернет стал, по мнению многих, неотразимым оружием в борьбе за демократию во всем мире. (Сегодня из утренних газет я узнал о погибших чеченцах -- возможно, они еще не успели подключиться к Интернету). С другой стороны, допустим, что правительство Соединенных Штатов примет закон, позволяющий прослушивать всякого в его любимом киберпространстве - и сразу же, в нашем воображении возникнет чудовищный образ Большого Брата, контролирующего вся и все.

 Однако в реальной жизни все гораздо сложнее. Каждый идеал требует настойчивой, долгой работы над природой человека. Трудности, связанные с социальной средой -- например, трения личного характера, антагонизмы и разочарования – типичны для такой работы. Каждый, кто это понял и принял, не будет слишком волноваться по поводу технологических или политических перемен, приносящих то неоправданные надежды, то пароксизмы страха.

 Неустойчивый и необоснованный идеализм в отношении Сети указывает на одно важное обстоятельство: рассеянное сознание ведет себя подобно автомату. Для лучшего понимания данного момента представим себе пациента у психоаналитика. Когда пациент перестает действовать сознательно, его автоматические рефлексы выходят на первый план, становятся беспорядочными, рассеянными, иррациональными, но все же предсказуемыми в терминах более низкого сознания.

 Другими словами, на механическом и бессознательном уровне целостный смысл разбивается на множество осколков, из которых аналитик (используя более высокую степень сознания) должен постараться воссоздать первоначальный смысл. Такой подход, впрочем, не всегда бывает успешным. Он принесет пользу пациенту только в том случае, когда последний согласится с диагнозом аналитика, и начнет собирать свою жизнь заново, чтобы выработать правильное поведение в будущем.


Неспособность переваривать факты.

Я не первый указываю на рассеянность сознания, характерную для современной культуры. Ежедневно газеты стараются поймать мой взгляд, предлагают коллаж из своих диссонирующих образов и воображаемых историй, втиснутых в несколько абзацев. Страдания в охваченной войной африканской стране, мгновенно сменяются буйной радостью выигравшего в лотерее, за которым, в свою очередь, идет дискуссия в городском совете, затем следуют результаты опросов о сексуальных привычках американцев и так до бесконечности. Погода, анекдоты, спорт, обзоры книг – с самого утра проходят передо мной, долго не задерживаясь в сознании. В то же время насущные проблемы, не терпящие отлагательства и требующие глубокого размышления, оказываются забытыми.

 Агрессивность телевидения хорошо всем известна. К нему добавим умопомрачительную смену образов в кинофильмах и музыкальных видеоклипах. Журналы и афиши, шум динамиков и бесконечные лавки розничных продавцов с дьявольски искушающим товаром сражаются за мимолетное внимание прохожего. Все рассчитано на то, чтобы столкнуть меня, твердо стоящего на своих позициях, с выбранного пути; вывести из сосредоточенности. Будучи не в состоянии остановиться достаточно долго на чем-то конкретном, я вынужден уступать несущемуся потоку и безвольно следовать за ним.
 Здесь начинает работать следующий закон: информация, получаемая в сыром, непереваренном виде, т.е. без полного участия сознания, продолжает воздействовать на меня. Но это действие происходит без моего ведома. Ничто не забывается -- оно просто отступает на второй план и откладывается в подсознании. Это справедливо в отношении «музыки», фильмов и рекламных роликов. Бездумно открывая себя хаотическому миру, мы впитываем в себя тривиальные вещи, при этом наше поведение становится случайным, оно управляется внешним миром, а не нашим трезвым выбором.

Чем более рассеянный «вход», тем более рассеянный и «выход». Машина, телефон, телевизор участвуют в этом рассеивании, предлагая «свободу» действий, которая в то же время стремится меня поработить. Становится настолько просто куда-нибудь отправиться с помощью телеэкрана, телефона или бензинового двигателя, что бесконечные перемещения сознания подменяют тяжелый труд внутренней концентрации, необходимый для трезвой оценки происходящего. Постоянно поощряемый к смене ситуации, я особенно не задумываюсь над происходящим, я теряю ощущение присутствия - здесь, там или где бы то ни было.

 Все это, как я уже отмечал, обычная критика современной культуры. (И мы не должны отказываться от этой критики, покуда ничего не меняется). Но моя основная критика направлена на Сеть и утверждение о том, что сетевой компьютер должен улучшить современную культуру. Предполагается, что с помощью Сети, я смогу расширить, сконцентрировать и усовершенствовать свои умственные способности. Если я окажусь невнимательным, программа, будучи всегда начеку, сохранит для меня внимательность. Если я буду рассеян, компьютер выполнит за меня действия с почти маниакальной точностью. Если моих способностей будет не хватать, я смогу положиться на почти неограниченные ресурсы глобального электронного сообщества.


Пустые коробки.

Перед лицом всеобщего оптимизма в отношении Сети я вынужден заниматься не слишком благодарным делом – выступать с критикой Сети, называя ее самым совершенным инструментом для рассеивания ума человека. Это уже чувствуют на себе множество новых пользователей Интернета -- они сбиты с толку бесконечными полками, уставленными пакетами с информацией. Мне это напоминает одну историю о русских эмигрантах, впервые побывавших в американских супермаркетах. Некоторые из них, столкнувших с умопомрачительным изобилием товара, были близки к истерике и чуть не теряли сознание. Но в «онлайновом» мире восторгу, кажется, нет предела.

 Сетевые синдромы намного превосходят синдром торговых лавок. Как отметил один из разработчиков Интернета Уинтон Серф: «Для каждого становится жизненно важным быть подключенным к Сети. Тот, кто остался неподключенным, оказывается изолированным от мирового сообщества». Среди онлайновых пользователей существует ложное мнение, что
«Бумажные журналы в настоящее время становятся скорее историческими записями, чем источниками новой информации. Если какая-либо область знаний не имеет своего электронного журнала, то она находится далеко позади. Актуальность исследований в ней ставится под вопрос. Многие области развиваются с такой скоростью, что исследователи, не обменивающиеся новой электронной информацией, оказываются за ее пределами».

Это, весьма самонадеянная и часто повторяемая глупость. Что это за новые науки, которые потребуют от будущих галилеев, эйнштейнов, дарвиных, информации, поступившей за последний месяц, а не, скажем, за последний год? Тот факт, что «самая последняя информация» становится наиболее важной сама по себе, свидетельствует только о бессмысленном накоплении данных вместо усилий по получению новой, осмысленной картины мира. Лихорадочное стремление к новым данным соответствует представлению о человеческой памяти как о «пустой коробке», непрерывно пополняемой новым содержимым. Знание сводится лишь к знанию данных – к тому, что мы собираем и храним в своих головах, аналогично битам информации в базах данных. Сама база данных фактически превратилась во всеобщую метафору рассеянного ума – ума, который лихорадочно собирает блестящие безделушки то там, то сям, будучи в совершенной уверенности, что когда-нибудь он наберет их достаточное количество, чтобы магическим образом подтвердить одну из новомодных теорий, объясняющую все и вся.

 Но истина в том, что ум не удерживает ничего достаточно долго. Его ценность -- и суть всех его достижений -- лежит в его собственной, строго ориентированной способности к открытию, в его гибкости и поразительной живости, в его способности к вниманию и концентрации, в его самосознании, в способности любить и восхищаться.
Но именно эти качества самостоятельного познания за последние пятьсот лет научной традиции признавались необязательными. В результате самопознание ушло в область субъективного – стало «призраком в машине» – готовым, наконец, выйти из изуродованной механизированной рефлексии интеллекта. Рассеянный ум стал преддверием исчезновения личности.

Дополнительные симптомы рассеянности ума. Нет нужды доказывать, что рассеянная и исчезающая личность столкнется с трудностью самооценки, поскольку для последней требуется спокойная концентрация ума и глубокая рефлексия. Сознание «инфоната», развитое вполне в духе «пустой коробки», может, конечно, гордиться своей способностью использовать компьютер для накопления данных, но оказывается совершенно бессильным перед анализом своих действий. Не удивительно, поэтому, что восторги по поводу новой эры компьютерных технологий основываются на целиком ложном тезисе, будто приостановив движение сознания к отвлеченной субъективности, мы войдем в компьютеризированное Сверхсознание.
Но факты свидетельствуют об обратном. Эффекты рассеивания сознания можно обнаружить, практически во всех случаях, где участвуют компьютеры. Вот только несколько примеров:

• Почтовые ящики тех, кто по роду своей деятельности имеет неограниченный доступ в Интернет, ежедневно переполнены почти легендарным количеством сообщений. Многие из нас гордятся скоростью, с которой эти сообщения можно обрабатывать (вероятно, даже большей, чем требуется для прочтения нескольких абзацев в газете). Обдумать личность адресата – узнать, кто он, выяснить мое отношение к нему, и то, в какой форме я должен реагировать на него – абсолютно нереально. Люди мгновенно исчезают из поля зрения, а слова становятся важнее, чем их «носители». Все больше нашим «бизнесом» становятся одни лишь слова.

• Вместе с переполнением ящиков, почти повсеместно существует привычка быстрого просмотра текстов, налагаемая определенным стилем работы в Интернете. Группы новостей USENET, а также дискуссионные подписные листы электронной почты, по сути, стимулируют эту привычку. Лишь немногие из пользователей компьютеров осознают, какой ущерб сознанию наносит такое сканирование, приводящее к поверхностному, абстрактному и ассоциативному чтению разрозненных текстов (содержание многих из них вообще проносится мимо сознания). Человеческий ум может охватить гораздо больше, если у него есть возможность на протяжении достаточно большого времени ответить на небольшое число сообщений – или на несколько параграфов в послании. Я подозреваю, что многие люди это хорошо чувствуют, но не способны противостоять настойчивому желанию «браузить» .

• С этим также связана сложность, с которой многие пользователи Сети сталкиваются при попытке сопротивляться входящему потоку сообщений. В момент получения сообщения звучит звуковой сигнал или подсвечивается иконка, и пользователи прерывают свое занятие для того, чтобы посмотреть, что же пришло. Рабочий день в современном офисе, который и так фрагментарен, окончательно разбивается на электронные осколки.

• Потенциальные преимущества гипертекста на самом деле оказываются приглашением к рассеиванию ума. Требуется невероятная внутренняя дисциплина, чтобы проникнуть глубоко в мысли, заключенные в любом отрывочном тексте, а не пуститься в поверхностное плавание в погоне за воображаемыми прелестями гипертекстовых линков. Ясно, что поколение, выросшее на видеоиграх – где за каждой дверью спрятано сокровище или чудовище – по своему оценивает гипертекст. Однако опыт использования телевидения, для которого кнопки на пульте дистанционного управления – те же «линки», дает нам оснований считать, что не мы полностью контролируем гипертексты, а скорее они нас.

• Многие свойства электронных текстовых редакторов направлены на выполнение автоматических, подсознательных операций. Строчки слетаются бессознательно и копируются так же бессознательно для последующей рассылки по Сети. Мы оказываемся погруженными в море слов, произведенных без усилий, без глубины и ничего конкретного не говорящих.

• Задача программирования требует абстрагирования от проблемы, от тех элементов, которые как раз и следовало бы вложить в текст программы. В отличие от сознательных усилий по прояснению ситуации, это означает невнимание ко всем человеческим измерениям проблемы, которые нельзя схватить механически. Предположим, что программное групповое обеспечение спроектировано так, чтобы помочь преобразовать набор первоначальных «входов» в набор неких «выходов». Тот факт, что эта задача является лишь поверхностной формулировкой реальной задачи любой работающей группы – т.е., творческой работы в коллективе, способствующей взаимному развитию человеческих способностей – вряд ли рассматривается в большинстве проектов по разработке программного обеспечения. Таким образом, работа программиста и пользователя программ изначально заполнена несвязанными задачами – несвязанными, поскольку в них отсутствуют объединяющие цели .

• Даже широко обсуждаемый «синдром хакера» связан так или иначе с рассеянностью сознания. Одержимость асоциального и неподконтрольного программиста может возникнуть только в результате потерянного центра. Несмотря на то, что такая одержимость может рассматриваться как своего рода концентрация или внимание, она полностью руководит личностью, а не наоборот. Другими словами, потеряв способность сознательно направлять себя на решение разумных целей, хакер попадает во власть нездоровых эмоций, обитающих в его подсознании.

Кроме этих кратко перечисленных симптомов, существуют и другие моменты, о которых может рассказать нам телевидение.


Тюремное окошко

Если телевизор доказал свою способность быть идеальным инструментом для рассеивания моей способности сосредотачиваться, сетевой компьютер обещает еще более радикально подействовать на меня. В то время как телевидение ведет меня через бесконечный калейдоскоп пассивного восприятия, без какой-либо возможности «поучаствовать» в чем-нибудь (из-за невозможности естественно реагировать на экранные эпизоды, я учусь заглушать свое присутствие и эмоции), компьютер приглашает меня к активной деятельности, но также без моего физического участия.

 Я могу радоваться тому, что огромное киберпространство оказалось прямо у меня на столе, заключенное в маленьком окошке. Следует, однако, помнить, что до сих пор все подобные окна, ограничивающие доступ к миру, имели железную решетку. Не многих вдохновляет тюрьма; правда, некоторые заключенные, кажется, испытывают возвышенные чувства, увидев в тюремном окошке пролетающую птичку. Сегодня, впрочем, достаточно, если окошко будет покрыто фосфоресцирующим слоем и предоставит нам все чудеса трехмерной графики, заставив нас поверить в то, что мы вольны идти, куда нам вздумается.

Несомненно, можно так построить нашу жизнь и жизнь общества, что все важнейшие операции будут происходить через это маленькое оконце. В этом смысле, Уинтон Серф вполне может оказаться пророком: любой человек, отсоединенный от Сети, будет изолирован от мирового сообщества. Но и тогда надо надеяться на то, что все же останется некто, для которого мир, спрятанный за искрящимся оконцем, не будет полностью забыт. Некто, для которого различие между образом и реальностью пока  не размыто, а напоминающие птиц пикселы будут пробуждать слабые воспоминания о живом существе с видящими глазами и бьющимся сердцем. Некто, для которого мироощущения не будут сведены к ожиданию электронной почты.

 Одна из причин того, что компьютеры (как и телевидение) сильно рассеивают наше внимание, состоит в том, что всё, высвечиваемое на поверхности этого маленького оконца, это абстрактное представление огромного, спрятанного мира. Когда мир удален от нас на такое большое расстояние, нам требуется героическое усилие по его ментальной реконструкции, чтобы не сползти к характерной для видеоигр полусознательной рефлексии. Есть основание думать, что телевидение значительно подорвало способности нашего воображения. Что же касается компьютеров, то, заманивая нас в псевдореальный мир даже во время нашей работы, они делают такую реконструкцию почти невозможной.


Ложное сравнение

Многие люди считают, что компьютерная технология уводит нас от телевизионного пустыря, «потому как всё становится интерактивным». Но этим убеждением скрывается ошибочное толкование термина «интерактивность»: расширения новых возможностей использования видеоэкрана. Например, мы не можем выполнять банковские расчеты или инженерные проекты по телевидению; с помощью компьютера -- можем.

 Важным является не то, что интерактивность улучшает старые формы развлечений (она этого не делает), а то, что она адаптирует все новые и новые виды деятельности к видеоэкрану. Есть основание думать, что выполнение телевизионных передач интерактивными не вызовет каких-либо культурных трансформаций, а перенос политических сражений в «онлайн» приведет к таким же плачевным результатам, какие если бы они проводились на телевидении.

Интерактивность, другими словами, не спасет уже существующую пустыню, но приведет к пересыханию рядом лежащих, еще живых областей. Аргументом в пользу интерактивности могло бы стать такое высказывание: «Смотрите, насколько зеленее, чем голая пустыня, выглядит сейчас это новая, полузасохшая земля!». В то же время, компьютер способствует тому, что конкретная человеческая деятельность все более приближается к пассивности, автоматизму и пониженному уровню сознания. Если это и развитие, то только временное.

 Этот подвох в отношении якобы больших возможностей интерактивности повторяется на многих фронтах. Так, например, неформальность общения с помощью компьютеров часто трактуется как возрождение прямого, личного, непосредственного общения. Многие обозреватели, сравнивая «новое красноречие» с формальным или «литературным» общением, видят в компьютере силу, возвращающую нас к ранним, более живым и персонифицированным формам общения.

Но здесь следовало бы сравнивать не устную речь с литературной, а живую устную речь с ее бледным электронным аналогом. Мы являемся свидетелями того, как компьютерное общение становится абстрактной, разрозненной и отстраненной связью между людьми, как чувства передаются в искусственной, письменной форме, а участие в беседе неизбежно ограничивается техническими возможностями.
 Я должен добавить, что легкость, с которой этот подвох достигает успеха – а каждый, кто хочет потратить свое время на участие в дискуссионных группах, легко может это проверить – еще раз свидетельствует об идеализме Сети.


Идеалы не могут быть заимствованы у машин
 
Идеалы, преследуемые рассеянным умом – это пустые, абстрактные идеалы, идеалы без опор, они парят бесполезно в воздухе над землей вместо того, чтобы облагораживать эту землю. Большая часть притягательности киберпространства лежит в ее чистой, нематериальной, концептуальной природе, порожденной схемами программистов и инженеров. Схемами не заземленными, а, следовательно, ничем не запачканными. Многие энтузиасты Сети видят ее преимущество именно в отсутствии конкретного человеческого существа, в асептических конструкциях, дающих якобы возможность реализовать высочайшие идеалы. Они забыли, что совершенствование человеческого существа – это запутанный, тяжелый процесс, идущий на протяжении всей жизни и никак не отделенный от страданий.

 Мы должны спросить себя в таком случае: Ну, а человеческие идеалы, смогут ли они пережить Интернет? Верю, что смогут. Но вся беда в том, что многие уверены в обратном: человеческие идеалы естественным образом пустили корни в киберпространстве. Испытываемый в отношении Сети идеализм (или фатализм?) показывает, насколько утеряно чувство ответственности за человеческие идеалы. Достижение идеала это всегда стремление к совершенствованию человеческих качеств – благородства, милосердия, стремления к лучшему будущему... Будучи окруженными умными машинами, мы забыли о своих собственных идеалах, мы столкнулись с проблемой возврата к самим себе, с проблемой нашего будущего.

Компьютер, как и многие инструменты, является лишь ограниченным и односторонним выражением того, чем мы стали; и поэтому нам надо совершенствоваться. Это предполагает восстановление нарушенного внутреннего равновесия: совершенствуя новый инструмент, мы укрепляем наши собственные способности. В этом смысле, каждый инструмент парадоксальным образом представляет собой предмет, от которого надо отталкиваться. Мы используем его в своих целях – прежде всего не для того, чтобы получить в результате какую-нибудь вещь, но достичь решения, преодолеть поставленную задачу. В этом смысле, мы всегда работаем над собой, сознавая это или нет. Для нас нет другой, более важной задачи.

Сегодня самая неотложная задача состоит в том, чтобы осознать различие между нами и машинами и понять: мы не найдем в машинном мире наших идеалов – их надо искать внутри нас самих.

 Если компьютеры и представляют собой краеугольный камень в истории человечества – а я верю, что это именно так – то только потому, что они несут несомненную угрозу человеку. Вообще говоря, мы можем и не справиться с поставленной перед нами задачей самосовершенствования. Мы остаёмся свободны в своем выборе. Более того, до настоящего момента многие не признают даже существования такой проблемы, не говоря уже о попытках ее решить.

 
Источник надежд и сомнений

Я не фаталист, но мой пессимизм в отношении преимуществ «информационного века» вряд ли мог бы быть больше. В то же время, я твердо верю в реальность человеческой свободы. Эти приводит к двоякому отношению к компьютерам – пессимизму и надежде – которые я и попытаюсь прояснить для читателя.

 Когда я говорю об отдельном человеке, сидящем за своим компьютером, я не могу сказать хорошо это или плохо. Все, что я могу сказать -- это: «Оживи слово! Работай так, чтобы слово заговорило! Если ты этого не сделаешь, ты потеряешь себя! Хотим мы этого или нет, но компьютер останется с нами. Пока ты вынужден им пользоваться, старайся превзойти его или ты станешь таким же как он». Там, где правит суверенная свобода личности, есть право выбора, и нет других правил.


Надежда жива

Простой обмен письмами между двумя человеческими существами, обладающими особой чувствительностью, может привести к более тесной дружбе и взаимному доверию, чем, скажем, многие годы совместной жизни в браке. История знает много замечательных примеров такой корреспонденции.

В некотором роде компьютер может помочь нам глубже понять и почувствовать друг друга. В каждом человеке существуют замороженные места, которые оттаивают и оживают, как только к ним прикасается слово. Слово может оживить для нас других людей. Более того, механические манипуляции со словом на компьютере заставляют нас искать наиболее полное выражение нашей человечности.

 Если, с другой стороны, говорить о социальных проблемах, к несчастью, имеются факты, которые нарушают равновесие между надеждой и отчаянием в пользу последнего. В какой-то момент нам становится ясно, что мы движемся к беде, как это было, например, в отношении Второй мировой войны. Наша задача -- определить эти негативные признаки, и сделать, по возможности, наиболее полные выводы.

Учитывая все сказанное выше, мои вывод следующий: если мы будем продолжать ассимилироваться с компьютерами с той же скоростью и с теми же тенденциями – мы окончательно потеряем себя.
 Именно в аспекте политики применения компьютеров, т.е., там, где мы навязываем компьютер миллионам школьников, которые не просили нас подчинять их несравненно более высокие человеческие качества вычислительной машине, или в стремлении запрограммировать каждый шаг нашей жизни, -- мое сознание восстает с наибольшей силой. Признаюсь, что в мои планы не входит запугивать читателя; я хочу лишь пробудить его сознание и помочь сделать самостоятельные выводы.

Мы должны видеть, что поставлено на карту. Когда я уже заканчивал работать над книгой, один из дружелюбно настроенных критиков заметил, что моя «компьютерная Иеремиада» могла бы быть более взвешенной. Я ответил ему следующим образом:

« Вы пишете, что я не признаю ‘важности и реальности онлайнового сообщества” ». Это не так. Я признаю и важность, и реальность.
 «Онлайновое сообщество реально, поскольку любая среда, передающая «слово» - а под ним я понимаю выразительный жест, приходящий изнутри – несет на себе некоторый признак человеческого сообщества. Как отмечается в главе 6, сообщество принимает даже асфальтовые автомагистрали и телевизионные ток-шоу. Онлайновое сообщество является также важным, поскольку, учитывая неизбежность его влияния, мы должны научиться им управлять, т.е. сделать его как можно человечнее.

 «Некоторые читатели также могут подумать, что я не вижу никакой положительной пользы от применения компьютеров. Более того, они решат, что я считаю использование компьютеров повсеместно вредным, что любое их применение ведет к разрушению личности. С точки зрения политики применения компьютеров, пожалуй, они правы: институты, адаптирующие свою деятельность к компьютерам, наверняка уменьшат свое человеческое измерение. Именно такова миссия компьютеров. Они используют нашу способность к абстрактному мышлению и склонность к вычислениям, развившиеся за несколько последних веков. От нас потребуются невероятные усилия, чтобы противодействовать этой тенденции.

 «Но в отношении индивидуального пользователя компьютера такое «прочтение» моих мыслей неверно. Мы не только можем делать стоящие вещи с компьютерами (а они делаются уже каждый день), но и должны научиться выполнять операции, будучи в полном сознании, т.е. не лишая себя самого дорогого. Это, конечно же, справедливо в отношении любых сред человеческого общения.

 «Другими словами, раз я уже должен работать с компьютером - от которого мне не удастся спастись в современном обществе – мне необходимо принять брошенный мне вызов и исследовать его как инструмент для выполнении своих задач. Но это совсем не то же самое, что проталкивать компьютер все глубже в общество, которое, кажется, уже начинает проигрывать схватку.

 «Выше я уже отмечал, что затрудняюсь привести какие-либо окончательные выводы о судьбе компьютеров. Я надеюсь, что вы понимаете, что существует большая и сложная проблема их будущего. Лишь немногие в состоянии ее анализировать. А учитывая то, что реальные проблемы почти не выносятся на общественное обсуждение, моя озабоченность должна показаться вам вполне понятной.

 «Сможет ли пользователь компьютера принять персональную ответственность за живое слово, если не поймет, какую опасность таит в себе возможность превращения нас в homo computandis ? Не думаю. Люди не склонны проливать пот и кровь там, где нет непосредственной угрозы их жизни.

 «Ситуацию с тем, где мы находимся, я обрисовал в третьей части книги под названием «Электронное слово». Строчка, рожденная для того, чтобы быть напечатанной, отделяется от своего носителя и становится самостоятельным объектом. Подражая человеку, компьютер приводит слова в движение, подбирая и заменяя их по своему «разумению».

 «Вы и я не сможем спокойно продолжать заниматься своими делами без понимания масштаба угрозы, а масштаб ее мы не оценим, пока не увидим… Все, что я намеревался сделать в этой книге, так это обрисовать надвигающуюся угрозу. Я также пытался показать, что для понимания этой угрозы необходимо внутреннее прозрение – каково оно будет у каждого из нас, мне трудно судить.

 «Общая направленность книги, которую некоторые назовут «иеремиадой», на самом деле искренняя и взвешенная. Может быть, это и не самый эффективный подход. Я пытаюсь понять других людей тоже. Но, отталкиваясь от положительных моментов применения компьютера, я не смог бы, сформулировать свою основную задачу.
 «С моей точки зрения, книгу можно было бы критиковать по двум пунктам: первый - она не ведет к позитивному видению (поскольку такое видение за пределами моих возможностей), и второй – она недостаточно полно описывает всю отчаянность сложившегося положения.

 «Я допускаю даже, что для некоторых людей компьютер покажется «неизбежным злом» в такой же степени, как для некоторых Вторая Мировая война кажется причиной более отдаленных положительных сдвигов. Конечно, мудрый человек всегда увидит будущие всходы добра среди разворачивающегося хаоса. Но ни один разумный человек не будет говорить о «добре», содержащемся в войнах – хотя, возможно, кое-какое «добро» и появляется из развалин. Совсем недавно я был сам наказан болезнью – боюсь, что по заслугам – за то, что слишком легкомысленно отзывался о добре, заложенном в болезнях.

«Но не будет ли еще более глупо говорить о добре, заложенном в том, что может принести страдание, сравнимое разве что с войной или с чумой, и притом, преподносимое как спасение?»

Если у вас возникнут вопросы в отношении взвешенности книги, можете адресовать их автору…
 

Эта книга – симптом

 Моя книга не дает ответов на все вопросы. По сути, она симптоматична.
Когда я пишу об опасностях компьютерных технологий, я обрисовываю ситуацию односторонне; как художник-полицейский, я пытаюсь по описанию жертвы восстановить лицо преступника. Один редактор написал на полях одного из моих компьютеро-фобных пассажей: «Как вы можете говорить так, ведь это ваша жизнь?»

 Это действительно моя жизнь, поэтому я и говорю так. Работа моя расположена на бетонном фундаменте, я изолирован от мира большим экраном, окружен мощным компьютером, модемом, лазерным принтером, телефоном и факс-машиной. Я являюсь редактором издательства компьютерной литературы. Последние тринадцать лет в мои обязанности входит программирование и написание технической литературы. Для того, чтобы выпустить эту книгу мне пришлось сидеть целые дни напролет (и в выходные) перед терминалом, с остекленевшими глазами и болью в шейных позвонках; мое общее здоровье ухудшилось, а семья оказалась заброшенной; в это же время окружающая меня техника диктовала мне условия существования.

 Я не хочу сказать, что это было потерянное время. Но больше я никогда не буду жить с техникой. Одно дело быть неуравновешенным, другое – не способным к изменению. Я изменился. Или, по крайней мере, я начал изменяться. Виной этому – моя книга; она заставила меня посмотреть технике прямо в глаза и задуматься.

 Одно важное событие произошло уже во время написания книги: я переехал с семьей в сельскую местность и познакомился там с местными жителями, для которых человеческий подход к технике представляет собой образ жизни, а не голое теоретизирование. В этом шаге, впрочем, есть большая доля ирония: он был бы невозможен без электронной почты.

 Я также начал пытаться регулировать свои отношения с техникой. Я понял, впрочем, что мое отрицательное к ней отношение не будет продуктивно, и как замечает Роберт Сарделло, я должен буду обнаружить душу техники, и работать в направлении ее облагораживания . Среди всего прочего, я должен был найти в своей жизни противовес безжалостному давлению – исходящему как изнутри, так и извне – «рассчитать» свою человечность. Компьютер, в конце концов, символизирует человечество, у которого голова оказалась отделенной от сердца и от воли. На собственном тяжелом опыте я убедился, что если голова работает «сама по себе» - автоматически, согласно своей точной, изолированной логике – она контролируется подводными импульсами, которые я не осознаю до конца.

Я начинаю понимать, что искусство и природа, могут играть роль целителя – вряд ли откровение для тех, кто не так односторонен как я. Такую же роль могут играть и простые усилия по гармонизации всей моей жизни. Кроме того, существует необходимость в упорядоченных тренировках моей психики и -- несомненно, таких же важных, как и физические упражнения. И наконец, написание самой этой книги, вызывает у меня противоречивые чувства. Страницы, которые вы читаете, должны отражать это противоречие, и мою беседу с самим собой, по мере того, как я ищу выход из создавшегося положения.

 Если бы мне пришлось ждать ответа на все поставленные вопросы, прежде чем сесть за написание книги, вы бы не дождались ее появления. Нельзя найти решения проблем, поставленных техникой, прежде чем человек сам не найдет пути к самому себе и начнет двигаться к более полной реализации своего существования. Поэтому поймать то, что движется по пути большей реализации, это значит поймать незаконченное, симптоматичное.

 Вы можете, конечно, по-своему интерпретировать этот симптом. Если вы посчитаете, что я слишком много «умничал», я не буду спорить с вами. Я только скажу себе: «И это тоже симптом односторонности нашего века, из которого я пытаюсь вырваться». Если вы посчитаете, что мое отношение к технике чрезмерно негативно, я чистосердечно признаюсь: да, я не знаю, как может выглядеть облагороженная техника. Но, конечно, когда-нибудь, где-нибудь, она, возможно, и будет облагорожена. Но я также знаю, что общество может пойти по пути заключения сделки с дьяволом. Остается только надеяться, что даже такая сделка может быть искуплена. Но я не знаю, как это сделать.

 В этой книге я пытался, насколько это возможно, понять, что представляет собой встреча компьютера и человека. Если такое понимание и не является само по себе решением, оно, по крайней мере, будет существенной предпосылкой для поиска решений. Тот, кто требует от других нечто больше, чем понимания -- например, «решения» или «программы» - сам находится во власти компьютерной парадигмы. То, чего он действительно добивается, так это некой механически эффективной «информации» и стремления уйти от личной ответственности. Это глубокое заблуждение, по существу, является результатом всего технического мировоззрения, заставляющего нас поверить в то, что мы можем безопасно игнорировать самих себя – и что все, что нам нужно -- это некий, детально разработанный, технический план действий.

Но в действительности, людские проблемы никогда не смогут быть окончательно решены. Есть только пути. К примеру, компьютерная парадигма – это кристаллизация «твердой логики» всех наших усилий за последние несколько столетий по формированию человеческой судьбы с помощью техники. Но ваша и моя судьбы – не технические проблемы; они полны скрытого смысла и возможностей личного совершенствования.

 Эта книга написана для тех, кто ищет пути избавления от всего антигуманного, кто пересматривает свои судьбы. Используя свой жизненный опыт, я пытался внести свой вклад в понимание этой сложной человеческой проблемы.
 Я надеюсь, что высвечивание моих собственных симптомов поможет, по крайней мере, оценить масштаб проблемы. Если я покажусь кому-нибудь односторонним, вы можете отнести это к односторонности компьютера, «спрятанного» у меня в голове. Всей своей душой я стараюсь понять эти слабые, но настойчиво исходящие изнутри порывы, напоминающие ласковый теплый ветер, перед которыми не устоит самый замерзший, самый логически совершенный, самый твердый ледяной кристалл.

...

19.

Слушать тишину

Известная небрежность компьютерного общения часто дает повод считать его похожим на разговорную речь. За этим стоит убеждение, что разговору небрежность якобы не должна мешать. Но оправдано ли такое предположение ?

 Способность слушать. Когда я говорю о способности слушать, я имею в виду слушать активно, с воодушевлением и вниманием, получая от говорящего даже больше того, что он предполагал донести до слушателя. Слушать так, чтобы заполнять пробелы и неточности; так, чтобы слушатель мог владеть предметом не менее активно, чем говорящий. Слушать продуктивно – значит, наполнять ждущее и активное пространство, в котором может родиться новое слово. Такое слушание представляет собой половину беседы, возможно даже, ее самую творческую часть.

 Нет нужды говорить о том, что слушать – значит, глубоко ассоциировать себя с говорящим. Здесь требуется особая дисциплина, к сожалению часто недостижимая. Но это не значит, что к ней, как ко всякому идеалу, не надо стремиться,.
 А как насчет компьютерного общения ? Ясно, что слушать здесь еще трудней. Говорящий отсутствует физически. Он не требует, чтобы я прислушивался к его словам; мое прислушивание для него неважно. При желании, я легко могу скрыть отсутствие интереса к его словам.

 Однако ситуация не безнадежна. Даже в общении с глазу на глаз, я должен «победить» физически отделенное слово. В случае же с компьютером, я должен приложить еще большее усилие. Если мне это удается, мой ответ качественный. Слушать, в конце концов, не значит просто сидеть и смотреть, это значит благожелательно воспринимать говорящего и расцвечивать все стороны разговора.


Тишина
 
Под тишиной подразумевается прислушивание к словам. Это условие, позволяющее нужным словам объединиться. Без тишины, поток слов становится утомительным как для говорящего, так и слушателя. Слова выходят автоматически, они поверхностны; мысли и чувства выражаются почти в бессознательной манере. Вопросы идут по проложенной колее, ответы на них такие же банальные. Тишина, с другой стороны, это та темная почва, сквозь которую прорастают семена нового понимания и достигают света.

 Тишина важна для правильного ведения беседы. Только, когда я молчу, мой собеседник может говорить со мной на равных. Только когда вся группа регулярно делает паузу, появляется возможность того, что беседа станет коллективным искусством, а не понесется под давлением своей собственной энергии.
 Как электронной дискуссионной группе соблюсти тишину? Не знаю, может быть, это невозможно. Но каждый участник может, по крайней мере внутри себя, соблюдать данную дисциплину путем взвешивания каждой ремарки перед тем, как ее отправить. Известный совет состоит в том, что надо написать ответ, затем подождать день, затем отправить. Поэтому собеседникам следует делать паузы, чтобы в тишине сформировалась беседа – так же поступает и художник, останавливаясь и делая паузу перед тем как положить следующий мазок. Известно, что онлайновые беседы часто бывают настолько случайными и бесформенными, что пользы от них почти никакой. Это и не удивительно, ведь творческая тишина – редкая и ценная вещь, даже во время глубокой личной беседы. Тем не менее, это цель, к которой надо идти.


Уважать слово
 
Слово – это инструмент для достижения смысла. Только с помощью слов человек может выражать смысл. Каждый смысловой жест — это «слово». Нет такой деятельности, которую можно было бы окрестить человеческой, если она не выражается с помощью слов – будь то разговор, балетная сцена или спортивная площадка.

 Наша способность сообщать другим смысл зависит от двух обстоятельств. Во-первых, нам необходим постоянный, общий словарь. И мы должны определенным способом использовать этот словарь, чтобы передать смысл, точнее самих себя. В зависимости от того, в какой степени нам удается последнее, наш разговор будет отличаться от простой передачи информации. Дело в том, что смысл передается не столько с помощью слов (слова не являются вместилищами смысла), сколько возникает динамически благодаря промежуткам между словами – и частично благодаря использованию особых слов.

 Вот почему машинные переводы работают (до некоторой степени) только с высоко формализованными словарями, для конкретных наук и отраслей знаний. Такие языки предназначены для устранения любого смысла, для выхолащивания любого стороннего значения, которое может «заразить» пространство между словами.

 Работающие автономно компьютеры обмениваются информацией, а не смыслом. Они не обучаются благодаря промежуткам между словами. Поэтому для компьютера нет нужды прислушиваться к тишине. Он там ничего не услышит, не найдет никакого человеческого смысла. Трансакции выполняются автоматически, в словах «содержится» информация, т.е. фактически представляет собой формальную пустоту.

 По мере того, как мы входим в информационный век и начинаем применять инструменты для обработки информации, уместно спросить: а где здесь прислушивание? Где тишина и смысл? Во всех дискуссиях о важности информации редко когда можно услышать о четко проводимом различии между автоматической обработкой данных и человеческой беседой. Все дело именно в этом различии.


Внимание к человеческому контексту
 
Именно в беседе проявляется наша человечность. Мы не машины, обменивающиеся данными; напротив, мы должны верить, что каждая наша встреча дарована судьбой; что наше поведение может либо помочь кому-нибудь, либо усложнить его жизнь; что мы должны узнать что-то важное в результате встречи – даже чувствуя себя раздраженными, рассерженными и готовыми уйти от конструктивного ответа.

 Онлайновые войны привлекли массу внимания и заставили предположить, что электронное общение способствует эмоциональному взрыву среди участников. Это интересная проблема, но меня больше интересует другой ее аспект. Раздражение – это указание на то, что наше личное находится под угрозой, даже если мы полностью и не сознаем этого. А что если мы потеряем и личное?

 Представим себе деловые коммуникационные сети, все более приближающиеся к «идеально чистому», автоматическому обмену информацией. Некоторые даже могут сказать, что таково общее направление развития коммуникаций -- из соображений повышения эффективности мы должны передавать ответственность за деловое общение программному обеспечению. Наши собственные усилия сливаются с усилиями машин, что приводит к ощущению того, что нас поглощают машины. Как вообще определить, кто на другом конце – человек или машина?

 Отвечать системе так, как если бы это был живой человек – глупо. (Разве я извиняюсь перед программой за свои ошибки?) Однако мы должны, правильно реагировать на систему. Это означает не отвечать на записи телефонных звонков, предпочтя им живого собеседника. Признать, что любая компьютеризированная система связи представляет собой фундаментальное отрицание человеческого существа и что самой приемлемый ответ – это обрыв такой связи – или даже проведение целой стратегии «технологического неповиновения».

 Я вовсе не шучу. Любая такая реакция, конечно, сугубо индивидуальна. Однако просуммировав все такие реакции, мы определим, каким должно быть будущее технологическое общество. Причем наиболее радикальные решения имеют по крайней мере одно преимущество: они серьёзно воспринимают систему (людей тоже надо воспринимать серьёзно). Такие ответы будут свидетельствовать о живых людях в той или иной точке системы. Потребность в таком напоминании может быть острой.


Отфильтровывание людей

Итак, мы можем выписать несколько главных характеристик беседы: прислушивание, тишина, внимание к словам, которые делают возможным общение, и внимание к большему человеческому контексту, которые делают это общение осмысленным. Конечно, контраст между «хорошим общением» и реальностью огромен. Выше я говорил о сканировании при просмотре переполненного ящика электронной почты. Оно не только неприятно для глаза и для головы, но и напоминает прослушивание скучной лекции: я сонно слежу за словами и фразами (как только докладчик вставляет явно абсурдную мысль, я тут же просыпаюсь), не взаимодействую творчески с докладчиком и не принимаю никакого участие в осмысливании его слов. Я лишь скольжу по поверхности слов -- словно электронная поисковая машина обращаю внимание лишь на их порядок, но не на смысл.

 Могу ли я вообще достичь идеального прослушивания, когда часто я должен продираться сквозь массу полусознательных слов на экране – многие из которых случайны, неинтересны и пришли от незнакомых людей? Полное внимание забрало бы у меня всю энергию и не позволило бы «выполнить заданную работу». Привычка «сканировать» хорошо иллюстрирует принцип сомнамбулического восприятия текста. Я полагаю, что такое поверхностное восприятие любого языка разрушает нас. Проникновение в мысли собеседника требует от нас способности воссоздать внутреннюю жизнь другого человека. Это способность означает приложение в высшей степени сознательных усилий, и может развиться только на протяжении всей жизни. Каждый раз воспринимая чужие слова в чисто механической манере, я разрушаю все человеческое у нас обоих.

 Может быть, «необходимость» в поверхностном сканировании говорит о чем-то очень важном, что нужно моей работе? Может быть, я пропускаю через себя так много «малозначительного» материала, потому что хочу насытить свой информационный голод? Эти вопросы ведут нас к одной из самых горячих тем: фильтрование информации в Сети.


Затихающая беседа

Избыток информации ощущался и раньше. Задолго до появления Сети, мы не могли справиться даже с небольшой частью тех журналов, книг, конференций и дискуссий, относящихся непосредственно к нашей профессиональной деятельности, что говорить уже о других наших интересах. Никто в здравом уме и не пытался прочитать все -- такая попытка привела бы лишь к поверхностному знанию. Гораздо важнее было установить более глубокие отношения с коллегами, с которыми мы встречались лично или которых знали по переписке.

 В настоящее время, однако, наблюдается почти безумное стремление «отфильтровать информацию». Усиленно выпускаются программные продукты для отбора, классификации, хранения и анализа информации – и даже для автоматического ответа на персональные запросы. Это стало возможным, поскольку компьютерам предоставлено право первого автоматического сканирования и отбора. Соответственно создается впечатление, что можно «добраться» до гораздо большего объема информации, чем в старомодной библиотеке.

 В некотором смысле это несомненно так. Но сделаем два замечания. Во-первых, сегодня, как и в прошлом, объем информации не может заменить глубину размышления – даже если имеющиеся в нашем распоряжении программы постоянно искушают нас на поиск источников. И второе – мы должны хорошо осознавать тонкие, малозаметные влияния, которые оказывают на нас новые программные продукты по обработке информации. Ведь в разговоре с другом или коллегой мы не будем ставить некий предварительный фильтр перед его замечаниями – мы прежде всего заинтересованы в том, чтобы узнать что-то важное, а не навязать ему свое мнение.

 Инструменты для отфильтровывания информации указывают на то, что общение между людьми все менее походит на беседу. Еще менее важным стал человеческий контекст слова, т.е. смысл слов оказался в некотором вакууме. Это неизбежно приводит к тому, что мы начинаем принимать слова более абстрактно. Но конкретный смысл проистекает из конкретных человеческих ситуаций; без таких ситуаций, мы можем только говорить о смысле слов «в общем».

 Половина любой беседы состоит ее непредсказуемости. Половина из того, что узнается из беседы, происходит благодаря активному вмешательству мира. Целью же фильтра является устранение непредсказуемости – т.е. селекция моего «входа» в соответствии с критериями, которые я могу контролировать. Конечно, в непосредственной беседе я тоже могу выбирать собеседника, но определенные человеческие рамки мешают мне просто повернуться и уйти, когда я вижу, что это «не тот» человек. Точно также я не могу «включить фильтр» и начать фильтровать слова. Я должен продолжать разговор с человеком, хотя бы потому, что он присутствует.
 Существует опасность того, что киберпространство просто превратиться в разрозненные субъективные вселенные, а каждый из нас свернется в солипсический кокон. Парадокс в том, что сведение знания к «объективной информации» -- это как раз то, что подготавливает триумф субъективности. Хорошо известно, что извращенная субъективность – неизбежный спутник извращенной объективности.

 Из этого не следует, что я советую отказаться от всех программ по фильтрации информации. Единственно на чем я настаиваю – это придерживаться самого общего принципа: мы должны сохранить в присутствии машин нашу человечность, во всей ее полноте. Мне кажется, что сравнение между онлайновым общением и беседой полезно, т.к. заставляет нас задуматься о выборе – как нам себя вести с собеседником. Во всяком случае, очевидно, что общение через компьютер предъявляет не менее строгие правила, чем общение через традиционную переписку -- даже если технически они сильно разнятся.

___________________________
Полный текст книги можно найти по адресу
http://biospace.nw.ru/books/talbott.pdf

* Будущее без компьютеров. Эту книгу я переводил для киевского издательства "София" в 2000-х гг, имея все права на перевод. Однако она не вышла по неизвестным для меня причинам. - ВП

В оригинале http://netfuture.org/fdnc/