Бутейко

   

       Во всем нужна мера, но перловая каша, заправленная тушенкой, оказалась бесконечно вкусной. От ее запаха ходили сами собой крылья ноздрей, перехватывало дыхание, а над ней клубился ароматный то ли пар, то ли дым, который забирался в ноздри, и беспощадно теребил их. Благодаря зрительным, обонятельным и вкусовым рецепторам сведения о паре моментально проникали глубоко в сознание, до каждой клеточки головного мозга и передавались далее по спинному мозгу до последнего позвонка, потому что повар полевой кухни изуверски занимался истреблением трофеев - специй и растительного масла. Только от вида каши и ее запаха во рту шло интенсивное слюноотделение, и каждая клетка языка, внутренних поверхностей щек жаждала в полной мере насладиться вкусом очередной порции каши, которая согревала полость рта, горло, пищевод. Тепло добралось до желудка и разлилось по всем внутренностям, а окрашенный снаружи зеленой краской, котелок с кашей стоял на коленях и прогревал сквозь пятнистую лягушачью униформу бедра. Владимир испытывал истинное наслаждение от изысканного и своевременно полученного кушанья, ему казалось: мог бы поглощать дивное блюдо сколь угодно долго.
       - Ел бы я одну только эту великолепную кашу постоянно во веки веков, что еще нужно для полного счастья?! - думал он, перебирая в памяти самые изысканные столы, за какими удалось побывать.
     Время от времени его глаза закрывались от удовольствия и даже увлажнялись, возможно, то были слезы радости от переживания возвышенных, восхитительных чувств. Вспомнились удивительные каши школьных походов, замечательные домашние приготовления, но почему-то нынешняя каша из котелка была многократно вкуснее всех предшествующих. Поэтому к удовольствию примешалась и обида за то, что до сих пор он был лишен данной вкусноты. Прозрачная жидкость, выделяемая окологлазными железами, навернулась сильней, и Владимир почувствовал ее набухшую тяжесть. Вскоре это прошло, и вновь им овладело чувство глубокой удовлетворенности.
       Хотя он старался поглощать деликатес максимально замедленно, получая с каждой ложкой приятное, возбуждающее вкусовое ощущение, надвигалось фатальное событие. Владимир чувствовал его близость, и оно рано или поздно произошло бы. Час пробил: алюминиевая ложка заскрежетала по дну алюминиевого солдатского котелка. Душераздирающий звук ожидался, но все равно перехватило дыхание, резануло по сердцу, до каждой нервной клетки дошел скрежет, и с каждой новой ложкой безостановочно приближался финал пиршества.
       Стенки и дно котелка тщательно протерлись заранее отложенной корочкой хлеба. Проглотив последние следы прекрасной каши, Владимир понюхал котелок, изнутри которого все еще источались божественные благоухания остатков прежней роскоши. Им уже овладело чувство сытости, но будь еще один такой же котелок, он был уверен, что без всяких сомнений расправился бы и с ним, и с еще одной усиленной порцией.
       Издали послышался слабо сдерживаемый сухой надсадный кашель, после чего настороженный слух уловил звуки далеких шагов, которые приближались.
       - Кто же это может пробираться к моей огневой позиции? – сказал он себе.
       - Вдруг несут добавку? – мелькнула шальная мысль.
       Она показалась ему малоправдоподобной.
       - Мечты, мечты, где ваша сладость! – вспомнилось ему изречение знакомое с детства.
       Шепотом он саркастически произнес:
       - Надо думать, надежда умирает последней.
       Ему хотелось продлить удовольствие, и он взглянул на совершенно чистое, без единого облачка, небо. Оно зияло откровенной синевой, а высоко, вдали от стеснительных вольеров зоопарка, одиноко безбоязненно парил одноглавый пернатый падальщик. Раскинув широко крылья, он застыл на одном месте, зорко озирая подвластные угодья. «Скорее всего, многие наблюдают за этим самодовольным красавцем, и, надо думать, орел степной уже насытился, иначе давно бы спикировал на какую-либо живность», - промелькнуло у Владимира. Яркое южное солнце перевалило зенит и пыталось испепелить все на грешной земле, однако сочная зеленая тяжелая трава упрямо возвышалась над тыльной частью бруствера, а местами помятая и пожухлая, она свисала в траншею хода сообщения, маскируя ее.
       Сейчас он совершенно отчетливо спокойно различал явное приближение человека, и правая рука машинально нашла в нише гранату РГД. Владимир осторожно выглянул из своего окопа в траншею, а пока он вглядывался и прислушивался, пальцы левой руки автоматически нащупали прохладное кольцо чеки взрывателя. Вскоре из-за поворота появилась сгорбленная пятнистая фигура, у которой справа оттягивала ремень кобура с пистолетом, а впереди свисала брезентовая сумка с ярко красным крестом на белом круге.
       - А где желтый полумесяц? - подумалось ему.
       Хотя пятнистая каска скрывала лицо, по очертаниям фигуры Владимир узнал санитарку Галину, которая пробиралась в его сторону, пригибаясь и придерживаясь локтями за земляные стенки.
       - Наконец-то я до тебя добралась.
       - Извини, Галя, что я так далеко, меня с ручным пулеметом поставили на самый фланг, потому что там, справа, - Владимир вернул гранату на место и махнул рукой за спину, - до наших соседей приличное расстояние.
       - Подожди, Вова, дай отдышаться, - сказала она скорее по привычке.
       Полуоткрытый рот Галины глотал воздух, словно у окуня вытянутого с глубины на лед.
       - Заходи, гостьей будешь, барабан слушать будем, шашлык кушать будем, располагайся, пожалуйста.
       - Привет, родимый солдатик, - она присела на зеленую жестяную коробку с пулеметной лентой.
       Ее порывистое дыхание было частым, глубоким и с хрипотцой.
       Владимир вспомнил, как именно требовал и просил величать медсестер батяня комбат.
       - Рад тебя видеть, сестра милосердия.
       Галина внимательно взглянула ему в глаза и улыбнулась откровенно и душевно, и на ее мягких детских скулах образовались очаровательные складки, которые могли заставить трепетать и мертвого.
       - Все бы можно было отдать за эту улыбку, - подумал Владимир, - особенно в окопе, и, наверное, благодаря улыбке она и очутилась и в армии, и здесь, в действующих войсках.
       - Что-то мы принимаем пищу в головном уборе?! – сказала Галина.
       - Береженого солдата бог бережет, - ответил Владимир и чуть сдвинул рукой на затылок свою пятнистую каску.
       - Раньше ты был более самонадеянным.
       - Тебе, надо думать, уже рассказали.
       - Конечно, Вова.
       - Странно, что о твоем приходе рация молчала.
       - Взводный и прислал меня специально в качестве сюрприза с одной стороны, а с другой он считает, что противник может подслушивать.
       - Я и гранату приготовил, получается, на всякий случай.
       - Молодец, – похвалила Галина, – значит, был в полной боевой готовности.
       - А вдруг бы кинул ее на звук или спутал бы тебя с духом?
       - Это вряд ли.
       Владимир вспомнил, что пока прислушивался к приближающимся шагам и разглядывал вольного орла в поднебесье, мог бы связаться с командиром по рации и доложить обстановку, но признание в своей оплошности он оставил до лучших времен и предложил:
       - В качестве сюрприза выключим рацию совсем, и пусть взводный помучается о том, как ты сюда добралась.
       - Делай, как знаешь, расскажи лучше о происшедшем.
       - На рассвете я водил стволом Калашникова по зеленке, проверял секторы обстрела. Порхали и пели птички, и тут что-то чиркнуло по левой руке. Я сразу же присел вниз, сунул мизинец в дыру на рукаве, почувствовал что-то мокрое, вынул палец, облизал, по вкусу определил, что кровь, и тут же по рации доложил командиру, что, да как.
       - Когда лейтенант направлял сюда, он предупреждал меня о "кукушке", а соседи справа уже двух своих снайперов отрядили, чтобы сбить ее.
       - Я сразу доложил, что мне боковым зрением показалось: выстрел был из крон деревьев. Справа на опушке леса два толстых сросшихся дерева, так вот, похоже, с них, с верху стрелял. Я позже выглядывал, но заметить там его очень сложно, а палить наугад я пока воздержался. Пускай думает, что попал, как надо. Но, если замечу, всю ленту всажу по волку без колебаний и скряжничества.
       - Похоже, он тебя сильно обидел, - пошутила Галина.
       Указывая на левый рукав, Владимир сокрушенно воскликнул.
       - Еще как, на почти новом френче дыры, да и внутри все запачкано кровью!
       - Меня и прислали твою руку перевязать.
       - Стоит ли бинты тратить, лучше ближе к вечеру или завтра я сам приду на перевязку.
       - Добро, я водички подогрею, чтобы легче снять приставшие бинты. Мне сказали, что ты хочешь остаться в строю, но имеешь право на минимум три дня для поправки в медсанбате.
       - Пошлют оттуда еще куда-нибудь в другую роту, а здесь все ребята свои, братья, одним словом. У нас уже поначалу была меж собой договоренность, что, если кто вдруг попал бы к духам раненый или еще как, остальные обязаны, при возможности, конечно, добить бойца, чтобы тот избежал в плену пыток и издевательств перед мучительной смертью. Да, и попадать в списки воинов пропавших без вести тоже мало счастья.
       - Моя обязанность проинформировать тебя о твоих правах, а наши врачи – классные специалисты.
       - Слова твои мне напомнили песню Владимира Семеновича.
       - Какую?
       Владимир продекламировал:

                И дальше смех
                Да, из тебя какой солдат?
                Тебя хоть сразу в медсанбат!
                А из меня такой солдат,
                Как изо всех

       Посмотрев на собеседника с явным сожалением, Галина сказала:
       - Все творения Высоцкого мне жутко нравятся, но расскажи все же, что у тебя с рукой.
       - На плече пуля кожу ободрала, а мышечную ткань задела только чуть, поэтому до свадьбы заживет, как на собаке.
       - Болит?
       Владимир отрицательно покачал головой.
       - Ноет, вот, сейчас начал бойко пульсировать растревоженный сосуд.
       - Буду перевязывать, тогда посмотрим, что да как.
       - Только просьба есть.
       - Скромная? – спросила она тихо доверительным тоном.
       Лицо сестры милосердия очертила очередная бесподобная улыбка, и в окопе стало теплее.
       - Как это здорово, – подумал он, - как поднимает настроение одно игривое слово прелестницы!
       Плечо и каша мгновенно отступили на задний план, и на миг перехватило дыхание, но Владимир овладел собой, мужественно справился с минутной слабостью и радушно, как смог, улыбнулся в ответ.
       - Если можно достань эмульсию синтомицина, - попросил он.
       - Почему нужна именно эта мазь?
       - Однажды она очень помогла.
       - Каким образом?
       - На уроке физкультуры, когда я учился в десятом классе, мы играли в мини-футбол в хоккейной коробке, и получилось так, что можно было закатить мяч в сетку ворот противников только дотянувшись до него в прыжке. Поднатужился соответственно и гол был забит, но при этом я растянулся на гаревом покрытии площадки, и проехал юзом на левом колене. Хотя на мне были тренировочные брюки, кожа на колене ободралась, а края дыры на новых брюках потемнели от сочившейся крови. Искренние поздравления коллег были приятны, даже соперникам гол понравился, все посчитали его красивым, поэтому досада от дыры на брюках и разодранного колена была смягчена похвалами. Еще минут десять поиграл, но, когда от крови намок носок, сказал ребятам, что мне уже пора домой. В квартире я устремился в ванную комнату, вымыл из раны частички гравия, промыл всю ногу под струей холодной воды из-под крана, а затем обмотал колено двумя носовыми платками и поехал в травматологический пункт. Дело было в самый аккурат после праздника осенью, поэтому в очереди к травматологу сидели преимущественно граждане с очень даже красными и сизыми носами, и даже частичное протрезвление большинства страждущих людей было еще впереди. Из разговоров выяснилось, что один из очередников, приобретя вожделенный пузырь розового суррогата в местном лабазе, положил его во внутренний карман пиджака, но на выходе из магазина, при спуске с трех ступеней горемычный любитель портвейна поскользнулся или оступился и упал прямо на бутыль. В результате падения склянка разбилась вдребезги, успев, однако, перед тем сломать, как показал мокрый рентгеновский снимок, два ребра грудной клетки отчаянного гонца.
       Галина кашлянула и вставила с искренним сочувствием:
       - Погибают люди за огненную воду.
       - Стоит ли сильно переживать по этой причине?
       На щеках Галины появились аппетитные полоски, и она сказала:
       - Такой я человек, Вова.
       - А слышала ли, Галя, о том, что каждый переживает по-своему.
       - Расскажи.
       - Три алкогольных бомжа еле смогли собрать на пузырек, и когда же один из них, получив из рук продавца заветную стекляшку, погорячился сунуть ее быстрее за пазуху в потайной карман, произошла беда. Может, дрожащая рука промахнулась, а может, карман его фешенебельного фрака оказался с прорехой, но так или иначе, бутылочка упала и со звоном разбилась вдребезги. Все трое разом ахнули, и от постигшего горя первый принялся вспоминать маму и схватился за остатки волос на голове, другой, распахнув бушлат, с треском изорвал на груди в клочья бледную тельняшку и дико застонал. Но вот они обратили внимание, что их третий друг лишь в первый момент передернулся, а затем удрученно стоял, тихо покачиваясь, в скорбной позе молча, засунув руки в карманы подержанного плаща. Двоих, в конце концов, крайне удивил отрешенный вид сотоварища по питейному пристрастию, и они стали спрашивать третьего: почему он обходится без проявлений всяких эмоций к окончательному сокрушению их вожделенных дневных надежд. «Каждый переживает по-своему», - был им ответ, и их приятель вынул руки из карманов, а в каждой из окровавленных его ладоней оказался круглый кусочек ярко-красной плоти с кусками кожи и курчавыми волосами.
       - Надеюсь, мало кому удается достичь подобных переживаний, - сказала Галя сдержанно, - но мы отвлеклись. Могу предположить, что с тобой в травматологии все произошло иначе?
       Затейливые полоски на щеках вновь осветили ее лицо и окоп Владимира.
       - Произошедшие там события я вспоминаю иногда, как кошмарный сон, поэтому мне близки и действительно понятны переживания всех трех бомжей. Утомленной наружности женщина-врач искренне удивилась моему трезвому состоянию и весьма обрадовалась, что я обойдусь без больничного. Она сочла, что раны мои заживут и без зашивания - без штопки, без ниток, без скобок, и, назначив промывку перекисью и мазь, она дала указание соединить разошедшуюся кожу раны полосками лейкопластыря. Медсестра нанесла обильный слой мази Вишневского на сложенный из марли тампон, приложила его к распрямленному колену и забинтовала, а врач совершенно четко назначила мне прийти на перевязку ровно через неделю. Тогда я еще переспросил, в какой точно день недели и в какое время надлежит подойти, и мне написали на бумажке и день и время. Когда же я пришел в предписанный час, и уже другая медсестра вскрыла повязку, на свет божий показался сплошной гнойник, от которого шло зловоние. Лейкопластырь над раной сгнил окончательно, и только по краям раны на живой еще коже виднелись его тлеющие останки. Из малых резаных ран появилась одна большая прореха, и запах от нее шел стойкий и дурной. Я всегда его вспоминаю, когда слышу слово медицина. Медсестры с мужчиной-врачом стали переговариваться о том, что я пришел слишком поздно, и, получилось, что мне надо было прийти на перевязку через день после первичного обращения. Мне стало очень приятно и от их конфиденциальных и профессиональных разговоров, и от вида того, что осталось от моего рассаженного колена. Его промыли вновь, чем-то смазали, забинтовали и сказали, чтобы я ходил на дальнейшие перевязки в хирургический кабинет поликлиники по месту жительства.
       - И пошло дело на поправку?
       - Через день я отсидел в длинном, наполненном аптечными запахами, коридоре солидную очередь, и молодая медсестра-брюнетка с монгольским разрезом глаз принялась бойко сдирать бинты, которые, как оказалось, капитально пропитались кровью и гноем. Каждый виток, чем ближе к ране создавал все большую боль. Я держался из последних сил и все же процедил: «Вы, надо думать, практику проходили в нацистском концлагере». Она стала ябедничать врачу, что за мизерную зарплату надо ли ей сносить оскорбления? «Терпи, если ты мужик», – посоветовал врач с пепельной курчавой шевелюрой, которая выбивалась в разные стороны из-под белого высокого поварского колпака. Он дал указание заняться моим болезным коленом пожилой медсестре, которая смочила теплой водой бинты и попросила подождать всего пять минут, после чего уже со значительно меньшими болями сняла кровавые и гнойные бинты. Доктор назначил мне смазывать рану мазью Вишневского и регулярно ходить на перевязки, а перед моим уходом он поинтересовался: «Каково происхождение данной раны?». Я без всякой задней мысли переспросил: «Какая вам разница?». Он тут внезапно вскипятился и начал на меня повышенным оскорбленным тоном наезжать, кричал даже, что душу вкладывает в мое излечение, а я хамски отвечаю ему на вполне законный вопрос. Еще чуть и он порвал бы меня, поэтому его громогласные тирады я оставил без ответа, ушел, молча, но больше зарекся ходить к хирургу. Самостоятельно дома отмачивал бинты и смазывал рану цинковой мазью, которую в нашей семье издавна считали панацеей и залечивали ею любые кожные повреждения, даже ушибы. Бинтовал я колено самостоятельно, и заживление если и шло, то крайне медленно, и вот однажды мой знакомый, видя мою хромоту, порекомендовал синтомициновую эмульсию, которая помогла ему для заживления швов после хирургической операции очень даже хорошо. В тот же день, приобретя чудодейственное средство, я решился испробовать новшество, и был крайне поражен результатами, так как рана полностью затянулась уже через неделю. Следы безобразия в виде сплошного шрама, надо думать, навечно останутся на колене, но с той поры для заживления любых царапин и ссадин стараюсь пользоваться исключительно синтомициновой эмульсией, которую именуют иногда – линимент синтомицина.
       - Попробую получить в медсанбате эту все заживляющее магическое снадобье, - пообещала Галина. Она глубоко вздохнула, вновь кашлянула и провела носовым платком по губам, удаляя что-то изо рта.
       - Что у тебя, Галя? – спросил Владимир, предполагая ответ.
       - Бронхит, Вова.
       - Долго ли ты с ним живешь?
       - С яслей.
       - Приличный стаж получается, и ты, надо думать, обмочилась, а ползунки поменяли тебе слишком поздно?
       - Все гораздо прозаичнее: персонал в яслях, чтобы избавиться от излишне большой загрузки, просто открывал настежь окна днем в холодное время года. А вечером обращали внимание родителей на возникший в яслях кашель и говорили: «Что-то ребенок у вас подкашливает, и мы боимся, что он может заразить других детей. Вы его, пожалуйста, вылечите в детской поликлинике у педиатра, а потом опять к нам приносите». Они, таким образом, сокращали себе работу, а оклад получали одинаковый: что с двадцатью писклявыми кулями возиться, что с пятью. Кое-кто из малышей получил от подобных освежающих мероприятий добротную жизненную закалку, кто-то перенес обычные простудные и детские или более интеллектуальные заболевания. Так в карточной игре раздают равное количество карт, но все они оказываются разными, а в моем прикупе мне достался обычный хронический бронхит. Он беспокоит меня чаще осенью и зимой, а сегодняшняя моя одышка, это очередное обострение, наверное, от пыли.
       - Получается, много садистов еще в белых халатах, помимо медиков.
       - Я задавалась позже этим вопросом, и оказалось, что подобные истории существовали во многих яслях, а кое-где, возможно их процветание и поныне. Мои родители, честное слово, даже в газету об этом писали, и женщина-корреспондент, проведя расследование, напечатала отрывки их письма. Пойманные за руку сотрудники яслей оправдывались, что проветривали помещение согласно инструкции и создавали условия, чтобы дети дышали свежим воздухом, кислородом.
       - Потом, надо думать, у тебя шло кропотливое длительное лечение?
       - Да, различные санатории, умные светила, масса денежных средств, бесконечные лекарства, и по сей причине, мое здоровье много хлопот доставило родителям. Папа, которого я дико любила, именно на этой почве очень сильно переживал и умер от инфаркта, когда я училась в пятом классе.
       Галина прервала рассказ, глаза ее показывали готовность расплакаться, она кашлянула, и сглотнула.
       - Соболезную.
       - Мать с бабушкой тянули меня из последних сил, и было им, конечно же, тяжко. Постоянные антибиотики, а дом наш напоминал аптеку, потому что лекарств было полно. Разные врачи давали разные рекомендации, выписывали разномастные рецепты, поэтому после восьмого я поступила в медицинское ПТУ. Как только я его окончила, умерла мать от малокровия.
       - Прими, пожалуйста, мои искренние соболезнования.
       - И остались мы в трехкомнатной квартире с бабушкой вдвоем, да с пенсией ее скудной. В поисках работы бегала я по всевозможным учреждениям буквально с утра до ночи и слышала только лишенные скромности предложения поступить секретарем по совместительству, потому что все места медсестер заняты еще со времен застоя. Там, где предусмотрено трудиться по сменам сутки через трое, дежурят сутки через двое, чтобы больше часов приработать. И пенсионерки, держатся за места изо всех старческих сил и также вкалывают за милую душу, и нужны ли им конкурентки, которых самим еще надо доучивать? В службе трудоустройства я пыталась найти правду девять месяцев, а в это время росли долги за квартплату. Зимой ходила в сапогах с дырами и была на грани помешательства, а бабушка питалась уже одним святым духом. И тут, как ангел спаситель, друг отца устроил меня в армию. Получила обмундирование, питание, стабильную приличную зарплату, уважительное отношение со всех сторон. Мне стало бешено хорошо, и я ночами, честное слово, лила слезы от счастья. Уже через полгода рассчитались с долгами за квартиру, и бабушка стала походить на живого человека, да и себе смогла уже купить колготки и губную помаду. Офицеры стали за мной ухаживать, правда, главным образом почему-то женатые, но по первоначальному уговору с другом отца, которого страшно люблю, я обещала воздерживаться от любых доверительных взаимоотношений с лицами противоположного пола без совета с ним. В порыве искренности, я готова была на него молиться, а он обещал последующее содействие и в данном вопросе, но основательно, на самом серьезном уровне. Бронхит же при мне так и остается.
       - Брон, значит, хит – получается плохой хит? - спросил Владимир.
       - Я полностью, Вова, согласна.
       - А слышала ли ты что-либо о системе дыхания Бутейко.
       Галина отрицательно повращала головой и приподняла в удивлении брови, и тогда Владимир кратко рассказал ей теорию и предложил сделать глубокодыхательную пробу – десяток глубоких и интенсивных вздохов и выдохов. После четвертого вздоха хрупкая и бледная сестра милосердия принялась исторгать мощный кашель и удалять изо рта мокроту.
       Пока она приводила себя в порядок, Владимир констатировал:
       - Получается, вред глубокого дыхания очевиден, а теперь проверим паузу, которую ты сможешь выдержать.
       Он засек время по своему противоударному подаренному отцом «Востоку», и, оказалось, что Галина с трудом смогла обойтись без вдыхания всего лишь 14 секунд.
       - Это показатель серьезного заболевания, - сделал Владимир заключение с назидательной интонацией профессора.
       - Так оно и есть, - безропотно и пессимистично согласилась Галина.
       - Поэтому надо постоянно тренироваться над увеличением паузы, а состояние должно быть похоже на такое: будто ты, ребенком играя в прятки, забралась в платяной шкаф и там спряталась, затаилась, задерживая дыхание, и стараешься вести себя тихо, беззвучно, как мышка. Желательно дышать так, чтобы было не видно и не слышно.
       После краткой паузы она в удивлении приподняла дуги бровей и произнесла:
       - Я начала приходить в это состояние, пока ты говорил. Мне понравилось, потому что я действительно почувствовала облегчение.
       В голосе Галины преобладали ноты восхищения чем-то странным, что происходило внутри легких.
       Испытывая удовлетворение, сравнимое с тем, какое испытывал только что при поглощении каши, Владимир улыбнулся и подумал:
       - Я получаю удовольствие оттого, что информирую людей о способе улучшения их самочувствия. Получаю удовольствие оттого, что делаю людям доброе дело! Это надо запомнить, потому что это здорово!
       Затем после паузы он сказал:
       - Есть еще одно ощущение, но его могут вспомнить лишь те, кто бывал высоко в горах, где воздух разряжен.
       - Это точно, - подтвердила Галина, – после четвертого класса в летние каникулы мне посчастливилось побывать в горном санатории под Кисловодском, и чувствовала себя превосходно, но по возвращении в Санкт-Петербург проблемы с дыханием постепенно возобновились с новой силой. И сейчас благодаря воспоминаниям о том эпизодическом детском курортном опыте, я упросила, умолила командование отправить меня сюда, в действующие войска, чтобы возвратиться, в том числе, в горы, подышать вволю, пусть даже напоследок, горным ароматом.
       - Но оказывается можно просто пробудить память, представить ситуацию, желательно, с мельчайшими подробностями, и тогда воспоминание позволяет получить оздоровительный эффект.
       Почему-то плечи Галины вдруг поникли, а лицо погрустнело, и Владимир спросил:
       - Тебе плохо?
       Она подумала и промолвила тихо:
       - Да.
       - Отчего?
       - Ко мне в голову пришла одна досадная мысль.
       - Если ты поделишься ею со мной, то уменьшишь свою печаль вдвое.
       - Ты так считаешь?
       - Во многих произведениях авторы проводят мысль, что если поделишься радостью, увеличишь ее вдвое, а если поделишься печалью, уменьшишь ее вдвое.
       - Занятное наблюдение.
       - Поэтому поделись, Галя, без стеснения.
       - Извини меня, пожалуйста, но я подумала, что надо поблагодарить судьбу, что тебя подранил снайпер. Хорошо, что он промахнулся, и его опрометчивость помогла нам сегодня встретиться. Я узнала от тебя множество интересного, важного и полезного, спасибо тебе.
       - Спасибо, на добром слове, я тоже благодарен этой кукушке за встречу с тобой, с самой лучшей сестрой милосердия на всей планете по имени Земля.
       - Хорошо, что ты это воспринял без обиды, спасибо, родимый солдатик, но мне пора возвращаться, буду ждать тебя на перевязку, добро?
       - Да, конечно, Галя, только подожди, посиди еще чуток, надо бы оглядеть окрестности, проверить моего обидчика.
       Владимир перевернулся, сменил позу, осторожно приподнялся в окопе и первым делом взглянул на сдвоенные толстые деревья на краю зеленки, и увидел едва заметное шевеление листьев у одного из стволов двойного дерева, когда на других деревьях они оставались статичными по причине полного штиля. Его правая рука медленно приподняла пулемет Калашникова и передвинула его в направлении двух деревьев. Тело Владимира слилось с оружием, и они составляли уже одно целое. Для верности он также медленно подвигал пулеметом взад-вперед, чтобы сошки лучше контактировали с землей и меньше смещались и прыгали при стрельбе. Затаив дыхание, прицеливаясь по ветвям, он подумал, что возможно по нему сейчас целится "кукушка", но продолжал тщательно ловить мушку в прорезь прицельной планки. Затем плавно начал подтягивать к себе указательным пальцем спусковой крючок, и его боевой друг ПК осыпал градом пуль подозреваемое место. Затрепыхались листья, и вот, с дерева свалилась винтовка, и следом медленно спускались две отстреленные ветки, а через пару секунд, сотрясая ветви, рухнул вниз и человек, но Владимир продолжал безостановочно стрелять, перенеся огонь вниз на тело, распластанное средь зеленой травы.
       - Сидят они на деревьях обычно в бронежилетах, поэтому лучше всего снимать их бронебойными, чтобы сделать на достойном уровне - вспомнил Владимир наставление бывалого старшины.
       Отдача в плечо прекратилась - патроны в ленте закончились, лишь тогда он осторожно медленно отпустил палец со спускового крючка, все еще всматриваясь вдаль сквозь мушку. Владимир сменил позу, развернулся к медсестре и сказал:
       - Теперь, Галя, тебе идти будет спокойнее. Одно только смущает.
       - Что именно?
       - Вряд ли мы сможем отблагодарить того, кто помог нам встретиться.
       - На все воля Божия.
       - До свидания, сестра милосердия.
       - До встречи, Вова.
       Откинувшись в окопе, Владимир еще долго слушал, как Галина уже без кашля пробиралась по ходу сообщений. Им вновь овладело состояние благодушия, и лишь пульсирующий сосуд возвращал в суровую действительность.
       Полуоткрытыми глазами он смотрел на безоблачное синее небо и думал:
       - Чем же все это закончится?