Прыжок в ад

-Строить тюрьмы и кормить дармоедов за счет налогоплательщика? Я категорически против!
 -Предлагаешь, не наказывать преступников?
 -Почему так однозначно? Поступать надо, как в Иране. Украл – отрубить руку! Убил – закопать в землю до шеи! И без суда! Нечего церемонии разводить. Проблема будет решена в одночасье. И без больших капиталовложений. Сознание, что черви полезут в рот, нос, уши, а ты не можешь пошевелить рукой, остановит любого потенциального преступника.
 -Как отвратительно! Аж мурашки по коже! – передернула плечами Галит. – Ты, мама, жестокая!
 -Я жестокая?! – возмутилась Рина. – Я, которая не способна мышь убить?! А убийца невинных людей заслуживает снисхождения? Это у вас, с вашей демократией, мозги набекрень! Полиция, прокуратура, суды работают, не покладая рук, чтобы поймать и осудить злоумышленника. Свидетели отрываются от дела. А злодей, если не гуляет на свободе по милости хитроумного адвоката, то сидит на дармовых харчах и плюет на всех. А государство могло бы разумнее использовать миллионы, которые на это тратит.
 -На что? На содержание депутатов? – с издевкой уточнила Галит.
 -На бесплатное образование, например.
 -Насколько мне известно, оно у вас не платное, – возразил Сильвио.
 -Вот именно! Насколько тебе «известно»! – усмехнулась Рина. – А ты и представить не можешь, сколько израильтянам приходится платить.
 -Будь справедливой, мама, не в школе.
 -Вот я уже и не справедливая! Что обо мне Сильвио подумает? Любой родитель подтвердит, что и школа высасывает немало! Хорошо, что я – обеспеченная женщина, а бедному человеку приходится туго. Но я говорила о высшем образовании.
 -Не знаю, сколько вы на это тратите, но достижения вашей маленькой страны огромны.
 -Неужели даже ты, дорогой мой зять, не вник в смысл сказанного? Нельзя думать только о себе, когда вокруг столько бедных. Если бы могла всем помочь, помогла бы. Но, увы! Мой капитал не безмерен. Начну раздавать – внуки по миру пойдут.
 -Какая мама фантазерка! Называет Сильвио зятем, а мы еще не женаты. Волнуется о внуках, которых даже нет в проекте…
 -Дорогая Галит, сеньора права! Еще немного и она станет моей тещей, а там и бабушкой наших детей.
 -О! Ужас! Бабушкой?! – схватилась за голову Рина.
 -Молодая бабушка – это так эффектно! Женщины умрут от зависти, глядя на тебя, Риночка!
 -Виктор, ты не прав! – помахал пальцем Гера. – Никто не поверит, что Рина бабушка, а не мать.
 -Впервые соглашаюсь с тобой. Умеешь подлить елей! – засмеялся Виктор.
 -Я тоже! Я тоже согласна с Герой! – слишком громко для искреннего восторга воскликнула Галит и захлопала в ладоши. – Правда, Сильвио, наша мамочка красавица?
 -С этим не поспоришь! Не встретил бы тебя, обязательно влюбился в нее.
 -Смотри, парень, не перепутай спальни! Они ведь у вас рядом, – ревниво произнес Гера.
 -Какая пошлость! – надула губы Рина. – Ты говоришь о женихе моей дочери!
 -Это он от ревности. Как Сильвио появился в вашем доме, Гера лишился покоя!
 -Чья бы корова мычала, а твоя, Виктор, молчала!

* * *
 -По еврейской традиции нельзя каждую неделю ходить на кладбище: себя тиранить и покойника тревожить.
 -Брось, Виктор, свои глупости! Мы с Веней прожили почти двадцать лет. Мне так его не хватает!
 -И никто не может заменить?
 -Глупость из твоего рта, как горох из рваного мешка.
 -Я серьезно. Сама знаешь, что всегда мечтал об этом. Даже не женился из-за тебя.
 -Нашел место делать предложение! – засмеялась Рина. – Ой! Прости меня, Б-же, за неуместный смех в юдоли печали.
 -Не знал, что ты разговариваешь с небесами.
 -Многого обо мне не знаешь!
 -Ошибаешься! Полтора десятка лет твоя жизнь перед моими глазами. Так что ты для меня открытая книга!
 -И что ты в ней увидел?
 -Сочетание неотразимой красоты и ума, доброты и сексуальной привлекательности! Все в одном «флаконе».
-Слушала бы и упивалась, но место неподходящее. Вениамин может обидеться.
 -Я забыл прибавить к твоим достоинствам еще и остроумие.
 -Перебора нет? Но оспаривать не буду! Ты, без всякого сомнения, прав, – мило улыбнулась женщина. – А теперь давай помолчим. Отдадим дань покойнику.
 Она с печальным видом уставилась на мраморный памятник. Виктор не осмелился нарушить тишину, но хотел бы знать, какие мысли копошатся в ее головке.
«Какой сильный духом человек! Не выставляет напоказ свои чувства, не плачет, не закатывает сцен, хотя искренне кручинится. Чем мог привлечь такую красавицу потрепанный жизнью солдафон? – ревниво размышлял старый друг. – Ни красотой, ни умом не отличался. Не польстилась и на его богатство: его попросту не было. Любопытно, что привлекло ее? Неужели влюбилась? Кто поймет этих женщин?! Ведь Гера был моложе и богаче, а его она отвергла. Но теперь у него появился второй шанс. А какая доля выпадет мне? Даже в роли «жилетки» мне отказано: она не любит жаловаться!»
 На обратном пути с кладбища Рина шла молча, опираясь на его руку. Он не мог придумать, как нарушить это тягостное молчание. Чем отвлечь ее от грустных мыслей?
 -Не считаешь, что Галит рано выходить замуж? – начал он, полагая, что тема заинтересует спутницу.
 -Рано?! – пожала она плечами. – В ее возрасте я уже родила. Мне было пятнадцать, когда мы познакомилась с Веней.
 -А ему?
 -Ему за тридцать. Но мы любили друг друга до его смертного часа.
 -Никогда не болел и вдруг…такая неожиданность, – посочувствовал Виктор.
 -Иногда жаловался на боль в сердце, но мы не проявили должного внимания, – вздохнула она. – Вот и наказана!
 -Если не заметили врачи, как могла догадаться ты?
 -Но до смерти куковать в одиночестве мне.
 -Ты молодая, незачем хоронить себя. Еще полюбишь кого-нибудь.
 Рина вспыхнула и вырвала руку.
 -Никогда! – закричала она. – Никогда и никто не займет места Венечки! Никто не дотронется до меня!
 Его удивила реакция, не свойственная этой всегда спокойной и выдержанной женщине. Да и связь между его словами и ее бурным реагированием была лишена логики.
 
* * *
День свадьбы неотвратимо надвигался. Молодая пара не расставалась ни на секунду. Но об устройстве торжества не беспокоилась. Все легло на плечи Рины. Она возбужденно рассказывала, какую пышную свадьбу закатит, какой грандиозный зал сняла, какой заказала оркестр. Хвасталась шикарным платьем невесты и советовалась с подругами, какие цветы подобрать в букет. Ей хотелось устроить все в лучшем виде.
-Венечка мечтал о роскошной свадьбе для доченьки. И я волнуюсь, будто сама замуж выхожу. А Галит странная девушка, ей совершенно безразлично, как все устроится.
-Что она вцепилась в этого итальяшку? – пыталась вразумить Рину подруга. – Мало наших парней?
 -Любовь! Любовь! – вздыхала мать. – Что тут поделаешь?
 -Тебе-то он нравится?
 Рина внимательно посмотрела на подругу.
 -При чем здесь я?! Он должен нравиться Галит.
 -Не слишком ли он красив для нее? Такой мужчина подошел бы тебе! А Галит, не обижайся, далеко не красавица.
 Рина все же обиделась на излишнюю прямоту.
 -Моя дочь – привлекательная девушка! И пользуется успехом, – сердито возразила она. – А я ему в матери гожусь!
 -И Пугачиха, и Бабкина взяли мужей, которые им в сыновья годятся. И не «отравились».
 -Что за разговоры?! Прикажешь у Аллочки Филю отбить? А он мне очень нравится.
-На кой черт тебе Киркоров? Сильвио симпатичнее и бросает на тебя пламенные взгляды.
-Злословишь от зависти! – сердито буркнула Рина. – И что вообще за поганая привычка стенку со стенкой сводить?!
-Ой! – скривила лицо приятельница. – Сама, глядя на него, в лице меняешься. Да ладно, ладно, молчу! А как Элияу? Отступился? – опасаясь ссоры, перевела та разговор.
-Устроил скандальчик. Даже бросался на Сильвио с ножом. Еле разняли. Но ты меня утомила своим любопытством. Говорить с тобой труднее, чем работать.
 Юдит, подруга Рины, действительно завидовала.
 «Чем Галит, совершенно не примечательная девчонка, притягивает парней? – раздумывала она. – Элияу, Юваль, соседский Мирон – все гоняются за этой невзрачной блондинкой. Съездила в Италию на практику и там подцепила парня. Что он в ней нашел? Что могло привлечь такого красавца к этой белой мышке? Материальное положение семьи? Шансы получить израильское гражданство? Мне эта пламенная любовь подозрительна. Как такая умная женщина, как Рина не замечает подвоха? А моей Яне не везет. Ни красота, ни стать не помогают. А пора, пора бы и нам сыграть свадьбу».
* * *
Рина расчесывала свои черные, как смоль, волосы. Из соседней комнаты послышался шум. Гребенка застыла в руках.
 «Так рано проснулись? Галит – сова и просыпается поздно. Это я люблю вскакивать с первыми лучами – и в бассейн. Какое блаженство: ледяная вода обжигает тело и бодрит. К этим утренним процедурам меня приучил муж. Жаль, что не приучил лентяйку доченьку».
 Она прислушалась к звукам в соседней спальне. Там что-то скрипело. И протяжно стонали.
 «Неужели этот жеребец не может угомониться до утра?! – горячая волна обдала тело. Но она постаралась отогнать греховные мысли. – И Веня был горяч, но меня распалить не сумел. Мне эти постельные «танцы» не доставляли наслаждения. Так и не поняла, что такое оргазм, о котором столько говорят. Веня шутил, что резиновая кукла и та реагирует активнее. Я не обижалась. Кукла, так кукла, мумия, так мумия! Пусть бы благодарил, что не изменяла».
 Бассейн уже был приведен в порядок и наполнен чистой водой. Общественные бассейны она избегала: шумно и хлорка выедает глаза. Этот находился в центре большого двора и был собственностью четырех соседей, коллективно содержащих его.
 Сделав легкую зарядку, Рина спрыгнула с трамплина и широкими мужскими взмахами поплыла. Она была хорошей пловчихой. И в этом заслуга покойного мужа.
 «Да, милый, ты многому меня научил, – мысленно обратилась она к покойному. – И умению логически мыслить, и сдержанности, и хитрости! Из наивной девочки выковал «дипломата». Благодаря этим качествам я в три раза увеличила твои капиталы. Но счастливее не стала!».
 Накупавшись вдоволь, женщина решила выйти из воды и направилась к лесенке. Крепкие мужские руки обвили ее плечи и застыли на ушах. Она не могла пошевелить головой.
 -Что за шутки? – изумленно выкрикнула она. Но ей не ответили. Мускулистый торс крепко прижимался к ее спине. Это был не Виктор и не Гера. Они бы не посмели так фамильярничать. – Отпустите меня! – нервно произнесла она, уже понимая, кто прижимается к ней. Но человек молча приподнял ее, и она почувствовала, как в тело уперлось что-то твердое. Теряя силы, она обмякла.
Это длилось всего мгновение. И объятия ослабли. Она повернулась и увидела Сильвио. Парень был явно смущен.
 -Простите! Простите! – растеряно лепетал он. – Хотел пошутить! У меня не было грязных мыслей! Простите, ради всего святого. Сам не ожидал… – казалось, молодой человек вот-вот расплачется.
 Рина, ни слова не говоря, поднялась по лесенке и вышла из бассейна. Все у нее внутри ликовало: она испытала оргазм. И успела познать его в течение одной секунды.
К завтраку Сильвио не вышел. Не пришел он и к обеду. Галит металась по вилле, не в силах объяснить поведение жениха. Вечером он явился и стал паковать чемоданы. На вопросы невесты отвечать не стал.
-Хоть объясни, почему бросаешь меня? Чем я перед тобой провинилась? – Галит с рыданием пыталась остановить возлюбленного.
-Прости! Прости! – односложно отвечал он.
 Услышав плач дочери, Рина спустилась в салон.
-Сильвио! Хватит дурить! – прикрикнула она. – Отнесите чемоданы на место и покончим с драмой!
-Но…
-Никаких «но»! Шутка – это только шутка. И не надо превращать ее в фарс.
-О чем вы? – не понимая, Галит бросала взгляд с одного на другого.
-Все в порядке, мышка, все в порядке! Не волнуйся!
-Так ты остаешься?
-А куда он денется?! Перед свадьбой все ведут себя неадекватно, – усмехнувшись, Рина повернула стопы в спальню. Там она долго лежала без сна, вспоминая свою жизнь и обдумывая, как ее продолжить.

* * *
«Какого Геракла опять подцепила эта ветреница? – расстроился Юваль. – Мало мне проблем с Элияу, так еще из Италии качка притащила. Говорят, он даже «гиюр» прошел. Видать, парень, не промах. Но зачем Галит его «гиюр»? Она от иудаизма, как я от ислама. И его обрезание плохо «пахнет». Надо отпроситься у командира и поехать домой. Расстрою их карнавал, чего бы мне это ни стоило! Не дам дуре погубить свою жизнь! Он через неделю после свадьбы захапает половину дома, а ее бросит. Так влюблена, что перестала соображать? И куда только Рина смотрит? Ведь в зятья она прочит меня, а не этого макаронника. И не скрывает этого. А Элияу с Мироном мне не соперники. Эти идиоты не завоюют сердце Галит. Кишка тонка. Итальянец – совсем другое дело: экзотика! Как предчувствовал, отговаривал от поездки в Италию. Могла пройти практику в нашем «Fatherlandе». Но не послушалась! А к кому она прислушивается? Мать и то ни во что не ставит! А Рину даже мои родители уважают! Меня с этой своевольницей ждут большие проблемы! Но с проблемами справлюсь скорее, чем с Гераклом, или как его там?! Убить бы подлюгу! Пули не жалко!»
Он с любовью погладил свой автомат, который не одиножды выручал во время службы на территориях. Сильвио он сейчас ненавидел не меньше, чем арабских подростков, бросающих в него камни. А, возможно, и больше.
«Наверное, стоит подключить к разборкам Мирона и Элияу. Двухметровый Мирон и горячий грузин, размахивающий кинжалом, должны произвести впечатление на нежную душу итальянца. Вдруг наделает в штаны и сбежит? А если нет? Если он не трус? Словами девчонку не проймешь! Коль вбила себе что-то в голову, вышибить это можно только вместе с головой».

* * *
-Для чего итальянцу убивать невесту? Не вижу смысла. Ни гражданства, ни наследства, ни страховки! Ничего ему до свадьбы не светит, – категорично заявил майор Гуревич.
-Это могла быть и подстава! Вокруг девочки вился осиный рой. Один Элияу, этот зачинщик всех драк, чего стоит! При малейшем поводе хватается за нож, – высказался сержант Коган.
-А тут любимая барышня подцепила другого. Да еще чужака! Как грузину с горячей кровью не отреагировать?! – поддержали Когана и другие полицейские.
-Следуя его логике, сначала убрал бы соперника, – возразил лейтенант.
-Соперников слишком много.
-Вас не смущает, что он не использовал нож?
-Маскировка. Знал, что нож выдаст «с головой».
-Не такой он хитроумный, чтобы все спланировать, – выслушав товарищей, возразил Гуревич. – Но разобрать надо все версии.
-Чужой не мог проникнуть в дом. Двери были заперты.
-Вот я и говорю: логично предположить, что убийца – итальянец! – уверял лейтенант.
-Это как раз алогично! Сильвио, присвоив себе роль «ключника», стал главным подозреваемым.
-Но он сам нам заявил, что запер двери. И никто из посторонних не мог проникнуть в дом.
-Хитрован надеялся, что его признание собьет нас с толку. И мы прекратим расследование, поверив в несчастный случай, – стоял на своем лейтенант.
-Несчастный случай тоже нельзя исключить, – высказался молчавший до этого капитан.
-А ее мать не могла быть соучастницей?! – дружный смех полицейских хоть и смутил практиканта, но, преодолев замешательство, он продолжил: – Они с Сильвио могли быть любовниками и вместе устранить помеху?!
Гуревич с улыбкой смотрел на покрасневшего парня.
-Ты не знаешь этой женщины. Она и мухи не обидит! Надеюсь, все со мной согласятся, что добрее человека, чем Рина, нет.
Полицейские дружно закивали: все были с ним согласны. Они много раз бывали в ее доме. И могли поручиться, что майор прав.
-Он влюблен в нее, как мальчишка! – шепнул молодому человеку лейтенант.
-Можно ли представить себе, что она утопила в ванне единственную дочь, над которой тряслась?! – Виктор внимательно уставился на подчиненных. Она… – спазмы в горле не дали ему продолжить фразу.
-Дело бесперспективное. Да и начальство настаивает на несчастном случае: принимала ванну, поскользнулась и… – решительно отрубил капитан. – Мы слишком загружены, чтобы тратить бессмысленно время.
-Что-то грызет меня изнутри! И Рина требует найти преступника. Она звонила Виктору каждый час с упреками: «Ты любил мою девочку, возился с ней, читал ей сказки. А теперь даешь убийце уйти от возмездия?!»
Ее тихий, помертвевший голос сводил его с ума. Ему хотелось взять ее на руки и укачивать, как маленького ребенка. Но она не открывала дверей. Последний раз он видел ее на похоронах. Рина постарела до неузнаваемости, но не уронила ни слезинки. Сжав зубы, чтобы не закричать, она молчала, как на похоронах мужа. Но хоронили не мужа, а дочь, только начавшую свой жизненный путь. Виктор не переставал удивляться мужеству этой необыкновенной женщины. Удивительным было и то, что она не настаивает на вине Сильвио. Не требует для него наказания.
-Его судьба меня не волнует! Если виновен, судите, но не ошибитесь!
-В доме вас было только двое… – пытался убедить ее майор.
-Не начнешь же ты допрашивать меня на кладбище? – сердито отчитала она майора. – Оставь, наконец, несчастную мать в покое!
Она была права. Кладбище не место для допроса. Но он пытался установить истину. А начальство торопило с прекращением производства. Дело принимало неприятные дипломатические последствия из-за вмешательства итальянского консула. Тот настаивал на невиновности соотечественника.
Однако майор Гуревич, доверяя своей интуиции и журналистам, муссирующим «дело об убийстве», не соглашался с решением начальства. Он подогревал прессу, которая давно интересовалась предстоящей свадьбой и теперь не выпускала из «рук» лакомый кусочек. Утонула невеста (утонула ли?) накануне свадьбы. Не в море, не в реке и даже не в бассейне. А дома в ванне. Редчайший случай! И все газеты стали трубить, что ее убил жених. Причина? В последнюю минуту отказалась выйти замуж. Писак не смущало отсутствие доказательств. Ведь в закрытом на все замки доме были только двое: мать невесты и жених. Один из них убил! И не трудно догадаться, кто из них. Нашелся дотошный журналист, установивший, что ключи от квартиры были у кого-то из друзей девушки. Теперь полицейское начальство согласилось с майором: дело закрывать рано. В круг подозреваемых снова попали Элиау, Мирон и Юваль, угрожавших Галит и ее жениху.

* * *
Ее хоронили в подвенечном платье. На голове был маленький венок из незабудок, любимых цветов Галит. В Израиле хоронят в день смерти, поэтому их срочно доставили из Англии частным самолетом. Похоронами командовал Гера. Рина в его распоряжения не вмешивалась. Только попросила, чтобы достал ей икону.
-Икону? – переспросил Гера. – Зачем она тебе?
-Хочу помолиться!
-Но мы иудеи. Нам запрещено поклоняться идолам.
-У меня потребность осенить себя крестным знамением. Это успокаивает нервную систему! – лихорадочно выговаривала женщина.– Богу все равно, как я молюсь. Он ведь не вмешался, когда дьявол толкнул на убийство! Где Он был, этот всемогущий Бог? Где Он был?!
Гера вызвал врача. Ей ввели успокаивающее, и она уснула. Но сон был беспокойным. Ей явилась ее девочка, ее дочка, ее белая мышка. Явилась в подвенечном платье, которое она сама для нее выбирала. Платье, в котором должна была идти под хупу, а легла в гроб. Во сне Галит встала из гроба и, улыбаясь, спросила: не измялось ли платье. А потом пожаловалась, что в гробу жестко и неудобно.
Рина заставила себя проснуться. Она не желала досматривать сон. Пульс испуганно прыгал. Сердце ныло. Валидол не помогал.
Этот сон еженощно навещал ее и впоследствии. Каждое его мгновение она помнила наизусть, как кадры много раз просмотренного фильма. Он преследовал ее. И она вставала, было ли это днем или ночью, и шла на кладбище, где ставила свечку. «Мне нужна икона, – думала она. – Мне нравится, как осеняют себя крестом. Это снимает стресс. В церковь ходить не собираюсь, как не ходила в синагогу, а икону куплю. Икону Христа, он был евреем. Девочка, думаю, не осудила бы меня. Она тоже не была религиозной. Даже хупу не хотела. Еле уговорила: так красочно! Мне не было и семнадцати, поэтому торжественность своей церемонии не оценила. Удивлялась, почему плачет мама, сама уговорившая меня выйти замуж. До сегодняшнего дня не уверена, правильно ли она поступила. Пусть ее Бог простит! Но я не познала счастья. Не знала, что такое любовь. Думала, у всех так! До чего я была наивной! Галит не в меня. Она рано познала все прелести жизни. Не постеснялась притащить в дом парня и у матери на глазах поселить его в своей спальне. Отстала я от жизни! Отстала! Но, может быть, мне удастся перечеркнуть прошлое и начать все с чистого листа. Я еще молодая. Гера и Виктор говорят, что выгляжу моложе дочери. А Юдит, что Сильвио заглядывается на меня. Да он и сам намекнул, что полюбил бы меня. И я не слепая! Он прожигал меня взглядом. Но о нем не надо вспоминать! Он, только он виноват в моем горе! До его появления мы были счастливы!»

* * *
-Зачем мне очная ставка? Разве наши показания расходятся? – Рина требовательно смотрела на майора. – У меня нет оснований обвинять его, как нет их у него.
-Это процессуальная формальность. Перед тем, как освободить, хотим увидеть его реакцию на встречу с тобой.
Ввели Сильвио. Его руки и ноги были в кандалах. Он осунулся и был неестественно бледным.
-Сеньора! Клянусь Девой Марией, я не убивал! У меня и мысли такой не было! – Рина молча смотрела на него. Он упал на колени и ударился лбом об пол. – Сеньора! Сеньора! Поверьте! Я не убивал вашу дочь!
 Увидев, с каким презрением она смотрит на него, Сильвио расплакался. Слезы заливали его красивое, мужественное лицо. Но Рина не признавала слабости в мужчинах, и его плач вызвал только антипатию.
-Уберите его! – жестко произнесла она. – Этот червяк не убивал мою дочь! Но все равно он виноват!
-Что тебе известно? – насторожился Виктор.
Его удивило выражение ее лица и безапелляционная уверенность в его невиновности. Майор понял, что подруга что-то скрывает. Оставшись наедине, он тщетно пытался вызвать ее на откровенность. Но она упорно и зло молчала, ставя в тупик опытного полицейского. Какая-то не до конца осознанная мысль будоражила его мозг. Но он не нашел ей определения. Гера в беседе с ним рассказал о странностях Рины, о ее желании приобрести икону, о ночных посещениях кладбища. Друг считал необходимым показать ее психиатру.
-Не удивительно от такого горя свихнуться! – дрогнувшим голосом согласился Гуревич. – Единственная, любимая дочь и такая нелепая смерть! Эта смерть ее сломала! До нее Рина была на редкость везучим человеком. Даже не сталкивалась с неприятностями.
-Дорогая цена за былое счастье!
-Что вы копаетесь с этим делом? Всем уже понятно, что девочка утонула без посторонней помощи. Или ты что-то не досказал мне?
-Все, как на духу! Но не могу поверить в несчастный случай. Галит была прекрасной пловчихой и выкарабкалась бы, даже нахлебавшись воды. Поэтому продолжаю искать убийцу. Но все ее кавалеры имеют железное алиби. Даже этот психованный Элияу. Зацепиться не за что.

* * *
День обещал быть солнечным. После проливного дождя, который стучал в окна всю ночь, остались небольшие лужи. Но ветер быстро высушивал их.
Виктор увидел одинокую фигурку женщины у ворот тюрьмы. Желая согреться, та обнимала себя за плечи. И то и дело поправляла взвивающуюся как парашют юбку. Он не поверил себе: «Рина?! Что она делает здесь в такую рань?» Затормозив, предложил ей сесть и включил обогреватель.
-Почему ты здесь? – не здороваясь, спросил Виктор.
-Выпускают Сильвио! Я за ним!
-Зачем он тебе? – Виктор не мог скрыть удивления.
-Кто-то должен искупить вину перед ним?!
-Его непричастность не доказана. Освобождаем под залог. А там разберемся!
-Еще недостаточно поиздевались?!
-Мне не понятны твои переживания за него.
-Я, слава Б-гу, не потеряла способность сочувствовать.
-Даже убийце твоей дочери?
Ее глаза, цвета янтаря, налились яростью.
-Запихнули невинного человека в тюрьму, мучили, добиваясь признания, и не испытываете угрызения совести?! – Она с презрением смотрела на майора. – И если кто-то должен искупить вашу вину, то это сделаю я! Он поживет на вилле, пока не отойдет от пройденного ужаса.
-Ты уверена в его непричастности? – зло прищурился Гуревич.
Она не ответила, только ноздри, раздуваясь, выражали гнев. Майор добился для нее пропуск на территорию тюрьмы. Рина нервно вышагивала по узкому коридору, ожидая Сильвио. Его долго не выводили. Когда она уже совсем извелась, вышел Виктор. Парня рядом с ним не было.
-Опять задержали? Что еще надумали?! – нетерпеливо выкрикнула Рина. – Немедленно выпустите!
-Невозможно, – тихо произнес Виктор, – он умер.
-Как это умер?! – женщина растерянно смотрела на майора. – Как он мог умереть? – и вдруг, осознав сказанное, ужасно закричала. – Вы убили его! Убили! Убили мальчика! Убили Сильвио! Зачем нужны были все жертвы? Зачем? Зачем? Теперь нет ни Галит, ни Сильвио! Господи! Чем я перед тобой провинилась? За что покарал? Зачем поманил счастьем и толкнул в ад?!

* * *
-Отец мой, исповедуете меня?
-Конечно, дочь моя! Пойдем в исповедальню.
-Но вы сохраните тайну исповеди?
Это было так очевидно, что вопрос его удивил.
-Ты католичка?
-Я не крещенная, – лукаво избежала Рина прямого ответа.
-Мы рады принять всех…
-Но я совершила грех! – отчаянно перебила она священнослужителя. – Боюсь, Господь отвернется от меня!
-Он не отворачивается от раскаявшихся.
-Я хочу креститься, но сначала должна признаться. Моя вина столь велика, что даже вы отвернетесь от меня! – она говорила по–польски, с еле уловимым акцентом.
Его заинтересовала ее национальность, но он не разрешил себе вопроса. В Иерусалим приезжают люди со всех концов света. Но эта какая-то особенная, ни на кого не похожая. Красавица! Мария-Магдалина. Даже сумасшедшинка в глазах не портила ее величественного вида.
Когда после недолгого молчания она поведала свою историю, ксендз был в шоке. Ему приходилось выслушивать многих преступников: воров, убийц, прелюбодеев, – но такое услышал впервые.
-Никогда мое сердце не испытало любви к мужчине. Никогда. Я ненавидела секс. Не смотрела порно- и сексфильмы. Кроме отвращения, они ничего не вызывали. Только свою девочку я любила нежно и преданно. Каждая ее царапина отзывалась во мне болью. А температура доводила до ужаса. Мне казалось, что девочка неизлечимо больна и умрет. Но внешне я держалась безупречно. По моему поведению никто бы не догадался о моих страхах. Галит была единственной моей радостью. И дочь не чаяла во мне души. Однако, когда подросла, у нее появилась зависть к моей красоте. К сожалению, она была обделена ею. Просто была миленькой, но незаметной. Друзья прозвали ее белой мышкой, что злило Галит. Но она действительно была похожа на мышку. Какая-то невзрачная. Особенно рядом со мной. Б-г наградил меня яркой внешностью, которая подавляла ее. Но и она пользовалась успехом. Правда, многие кавалеры бросали ее, познакомившись со мной, хотя я была чуть не вдвое старше их. Ее это выводило из себя. Она начала придираться, говорить мне колкости. В наших отношениях возникла трещина.
У нее было несколько поклонников, не обращающих на меня внимания. Это должно было ее утихомирить. Но, увы! Наши отношения не налаживались. Я пыталась создать ей все условия. Оплачивала учебу в университете, разные кружки, косметику, экскурсии. Купила модную машину. В ее распоряжении была кредитная карточка, которой она пользовалась по своему усмотрению. Но благодарности не видела, с чем смирилась и не обижалась.
Переворот в моей душе произошел, когда она приехала из Италии и привезла нового друга. Высокий, мускулистый, с толстыми негритянскими губами, он был красив, как Бог! От него исходила мужская энергия. Они целыми днями целовались, не стесняясь меня и моих гостей. Говорят, это модно. Но мне казалось неприличным. Однако, боясь нарваться на грубость, замечание сделать остерегалась.
Но самыми ужасными для меня стали ночи. Она поселила его в своей спальне, рядом с моей, где они занимались любовью. Занимались любовью почти на «моих глазах». Пробираясь на цыпочках к двери их комнаты, я припадала к ней ухом и с замиранием сердца слушала стоны наслаждения. Мой организм отзывался на каждый вздох, на каждый стон, на каждый звук, идущий из спальни. Она была счастлива, моя мышка. Счастлива и ненасытна. А он был неугомонен.
Мысленно я повторяла все то, что делали они. И вздыхала, и стонала. Но они не слышали меня, были слишком заняты собой. И какое им дело до моих страданий?! Хотя днем он подогревал мой взбесившийся темперамент, раздевая меня глазами. Чувствовалось, Сильвио хочет меня так же страстно, как я его. А мне так хотелось близости, что стоило больших усилий не ворваться к ним в спальню.
К завтраку мы выходили разбитыми. Они – от занятий любовью. Я – от страданий под их дверью. Страшась встретиться с ним, так как у меня уже был опыт «совместного» купания, забросила зарядку и плаванье в бассейне. Я была настолько выбита из колеи, что перестала интересоваться работой. А раньше это было смыслом моей жизни. Настолько изменилась, что не узнавала себя: в меня вселился дьявол.
При этих словах падре перекрестился. «Ты в Божьем Храме, дочь моя!» – напомнил он.
-Пришла с надеждой, что поможете изгнать того, кто поселился в моей душе, – безумно горящие глаза с надеждой уставились на священнослужи-теля. – В тот вечер, без всякого злого умысла, зашла в ванную комнату, – продолжила свою исповедь Рина. – Галит нежилась среди розовой пены. Увидев меня, она испугалась. Так смотрят на ожившего покойника или на «старуху с косой». На меня вдруг накатила волна ненависти, пострашнее тихоокеанского цунами. В безумном порыве схватила дочку за ноги и сильно потянула на себя. Галит пыталась освободиться, но я крепко держала, пока она не перестала шевелиться. Все во мне торжествовало: теперь Сильвио мой! Никто не стоит между нами! Я даже не сомневалась, что такая развязка обрадует и его. Мысли лихорадочно проносились в мозгу. Но не было страха разоблачения и никакого раскаяния. Все во мне ликовало! И я еле сдерживала себя, чтобы сразу не помчаться к нему за своей порцией ласк.
Но жертва была напрасной! Полиция арестовала Сильвио, обвинив в убийстве. Вначале не унывала. Знала, что любым способом выручу его. Найму лучших адвокатов и освобожу мальчика. Но в дело опять вмешался дьявол. Ах, простите, Святой отец, – она перекрестилась. – Сильвио не перенес несправедливого обвинения. Перерезал сонную артерию осколком зеркала, когда его уже выпускали из тюрьмы. Выпускали под залог. А я с нетерпением ждала, чтобы привести домой.
Зачем Господь посмеялся надо мной?! Почему, посулив, не дал счастья? Разве это справедливо?! Ведь ради любви я не пожалела себя и бросилась в адское пламя!