Полигон. Книга 2 продолжение 4

ГЛАВА 8. ПРОБЛЕМЫ ГЕНЕТИКИ И НЕ ТОЛЬКО



Ясновидец готовился к отъезду.

Он уже битый час собирал свои мысли, паковал чемоданы, складывал и раскладывал  научные материалы, перебирал личные вещи и так и эдак, и никак не мог собраться.

Подготовка была основательной. Kомандировка предстояла длительная, в Южное полушарие, в зону вечного лета, где и климат иной, и условия жизни совсем не такие как дома. Но согласиться с отъездом пришлось. Надо.

Ясновидец чувствовал внутренний дискомфорт. Обычно в такие моменты его сознание раздваивалось, и в нем появлялся некий субъект — скептик — ироничный донельзя. Диалог между ними шел интересно, порой, бурно и заканчивался ничем. Это была игра разума, погружение в себя. Ясновидец называл такой диалог: «поговорить с умным человеком».

Своего оппонента он, мягко говоря, недолюбливал, но ценил и считался с ним. И уж если Скептик по каким-либо причинам покидал его, пусть ненадолго, Ясновидцу становилось не по себе.

— И кому все это? — проворчал Скептик, указывая рукой на груду разбросанных вокруг предметов.

Он немного постоял, затем тяжело вздохнул и умолк.

В воздухе воцарилось молчание.  Молчание повисло в неопределенности, покачиваясь на тонкой паутинке тишины, потом оно огляделось и тихонько сползло вниз.

Паутинка растянулась и завибрировала струной. Послышался звук, тонкий и протяжный. Молчание замерло и осторожно вернулось на прежнее место.

Скептик ждал. Ясновидец колебался.

— А что делать? — неуверенно подытожил он и развел руками. После чего неожиданно добавил:  Хочешь — не хочешь, а ехать надо.

Скептик криво улыбнулся. Ответ его не убедил.

— Едешь, значит,— процедил он сквозь зубы и укоризненно покачал головой,— бросаешь, значит. Ну-ну, лети-лети голубь… А работать кто будет? Они?

Рука Скептика широким театральным жестом пошла влево, а затем быстрым и точным движением вернулась назад и указала на коллективный портрет сотрудниц отдела генетики. Их групповой портрет, опубликованный в Лондоне в одном из последних номеров специализированного журнала, валялся на столе.

— Они же дети малые, твои дамы. Что они вообще без тебя могут?

— Что могут, то пусть и делают, — сказал, как отрезал Генетик.— Пусть учатся, пусть ищут. Еду не навсегда. Вернусь. Зато, каков материал!

— Ой-ой! Серьезно?! Материал, говоришь? Да он за собой такие проблемы потянет, мало не покажется! Не обманывай себя. Это ж фарма! Там такие деньги крутятся!..

Ясновидец молчал. Скептик неожиданно развернулся и посмотрел Ясновидцу прямо в душу. Душа последнего пребывала в смятении, и скептик продолжил.

— Думаешь, фарминдустрия позволит тебе изменить мир? Нет. Эти деньги тебя закопаю!

Ясновидец обреченно вздохнул и выдохнул.

— М-да… Уверенности нет. Однако я не могу остановить ход событий?! Уже не могу, понимаешь?


— Понимаю. Переворот в медицине. Медицина остро нуждается в фармакологии. Пока... Последняя уже успела поставить ее в зависимость от собственных нужд.  Довольно жестко. Так?

— М-да... Ты прав. Да что говорить?!— обреченно изрек Ясновидец и в сердцах махнул рукой.

— А если так, — продолжил Скептик, слегка замедляя речь, —  то очень скоро производство лекарств станет излишним, ненужным вообще. Мы сами решим проблемы медицины. Реставрируем гены, например.

— Похоже на то — в который раз согласился ученый и тут же изрек,— и что?

— Да ничего. О лекарствах забудут в принципе.

— Ну, это ты зря — Ясновидец развернулся на стуле и выразительно глянул на Скептика.

— Ну, не совсем, конечно,  хотя в базовой части все будет примерно так. Представь, медицина выходит из-под контроля фармабизнеса. А дальше?.. Правильно, финансовая катастрофа. Исход предугадать немудрено — цунами денег сметает все.
Им в этом бизнесе живется вольготно. Деньги  множатся, паразитируя на страхах. Норма прибыли растет.

Производство лекарств — рычаг финансового оборота… легального оборота… А сколько там серых схем крутится? Их кто-то считал? Думаешь, деньги позволят тебе остановить собственное воспроизводство?

Ясновидец удивленно раскрыл глаза.

— Не думаю, конечно. Скорее нет, чем да — промычал он неопределенно, и опустил глаза вниз.

— Да-да. Это именно то, к чему ты вернешься. Подумай, что будешь делать потом.

Крыть было нечем. И все-таки он поедет. Так он решил.

Как всякий ученый, будучи сугубо домашним человеком, Ясновидец не любил надолго покидать свой дом. Но работа есть работа. Как показала жизнь, никто за него работу не сделает. Тут мало знаний, нужна интуиция. Его интуиция...

Эксперимент с Бессмертными вступил в завершающую фазу и, в случае успеха, перспективы открывались феноменальные. Препараты, в состав которых была введена система под условным названием «Мертвая вода», давали интересную клиническую картину, и ему как специалисту предстояло в ней разбираться.

Все шло к тому, что продолжительность жизни человека увеличится до биологического максимума: жить 200 лет! Именно этого люди страстно желали.

Однако время шло и уходило. И неминуемо приближался момент, за которым наступал самый трудный этап. Военный самолет стоял на взлетной полосе с заправленными баками. Экипаж успел получить инструкции и ждал только команды на взлет. Медлить было недопустимо.

На Остров, почти одновременно, их разных концов света прибывали оба: Ясновидец и Тема. Тема была уже на подходе. Яхта Магната несла ее стремительно, и ему, Ясновидцу, медлить с отлетом было никак нельзя. Всех участников эксперимента объединял общий научный интерес. Все были профи, и отсутствие любого ставило под сомнение результаты всех. Общий сбор был назначен на утро.

Ясновидца ждали не только Бессмертные. Была среди прочих проблем еще одна, которая уже обозначилась довольно остро. Она касалась Моти, девушки-лягушки. Ситуация с Мотей складывалась весьма драматично.

Мотя была бесконечно дорога всем и всеми любима. Не любить ее было просто невозможно. Труднее всего приходилось Александру. Он без своей синеокой красавицы уже не мог  ни работать, ни жить. Но с ней было все не так-то просто.

Мотя отличалась от прочих лабораторных животных. Последние, получив интеллект, по сути, остались теми, кем были всегда — зверьми. Мотя  же превращалась в человека: мучительно и долго, и этот процесс все еще не был завершен. Девушка менялась не только внешне. Затронуты были ее глубинные структуры. Но гены есть гены, они подчинялись собственным законам.

Мотю предстояло «довести до ума». Кое-какие идеи на этот счет уже имелись, но их предстояло развить и перепроверить на месте.

— А для этого надо, наконец, собраться и лететь, а не сидеть и не рассуждать, — не выдержал Скептик.

Спорить было не о чем. Ясновидец защелкнул последний замок на чемодане, надел пальто, нахлобучил шляпу и вышел в заснеженную ночь.


ГЛАВА 9. НОЧЬ В ЗВЕЗДАХ


Тема слегка вздрогнула и приоткрыла глаза. Она никогда не спала так глубоко и так безмятежно.

Темнота скрывала очертания предметов. Стояла ночь. И была она такой, какой бывает лишь в детстве.

За окном пели звезды. Их голоса сливались в легкое шуршание и тихое похрустывание. Звезд было много, так много, что и не счесть: и больших, и малых. И были они совсем непохожи на те, что мерцали над заснеженными улочками ее городка.

Ночь щедро дарила Теме пронзительное ощущение счастья — совсем как в детстве. Такое случалось в Сочельник, когда дом наполнялся запахом хвои и мандаринов. Отец ставил елку в канун Нового года. Ставил тихо, глубокой ночью, когда дети спали. А под утро, сонные, неумытые, босиком, они бросались в гостиную, где на полу, под лапками сверкающей красавицы их ожидало то, о чем мечтали они весь год, что снилось им в эту волшебную ночь.

Отец на неделю превращался в чародея, и дом наполнялся чудесами.

Он наряжался в костюм Деда Мороза, раздавал эскимо, цветные карандаши, коробки с игрушками, детские книжки-раскладушки и всякую всячину. Он выступал в домашних концертах, читал стихи, пел под гитару любимые песни, смешил детей, катал их на санках и учил разговаривать по-человечьи собаку Лайму.

Лайма была собакой в годах. Она страдала забывчивостью и, по этой причине, у нее никак не получалось с речью. Помучившись изрядно, отец, в итоге, сам переходил на собачий язык. В такие моменты Лайма удивленно склоняла голову набок, прислушиваясь к голосу отца, а потом стремительно бросалась к нему, повизгивая, и  жадно облизывая нос и уши.

Тем временем дом, переполненный праздничной кутерьмой, превращался в старинный замок. Украшенный гирляндами весело мигающих лампочек, от света которых привычные вещи преображались, он и вправду становился волшебным. Среди сверкающего великолепия цветной мишуры детям не спалось. Впрочем, никто и не настаивал на строгом режиме. Но все когда-нибудь кончается.

Картины детства растаяли так же внезапно, как и появились, и Тема вернулась в реальность. Она была счастлива. Тема лежала, не шелохнувшись, не ощущая собственного тела.

Странным было это состояние: тело, легкое как пушинка, зависло между небом и землей. Оно свободно перемещалось в пространстве и медленно разворачивалось.

Рядом лежал мужчина — Магнат. Он спал. Это была их первая спокойная ночь. Две предыдущие прошли, как ураган, как пожар, оставляя вокруг выжженное страстью поле. Оба они чудом остались живы.

Яхта стремительно прорезала океан. Она несла их к Острову.

Тема осторожно спустила ноги с кровати, тихо встала, подошла к окну и чуть шире раздвинула шторы.

Звезды осветили ее лицо и скользнули по контуру. Спать почему-то не хотелось.
Она накинула полупрозрачный шелковый халат, приоткрыла дверь и неслышно спустилась по мраморным ступенькам вниз, к воде. Бассейн слегка отдавал голубизной. Вода была прозрачна.

Легкая рябь на поверхности ласково коснулась ступней ног женщины, лизнула их, как бы приглашая ее спуститься глубже. Халат соскользнул с плеч и упал к ногам. Тема перешагнула через мягкий шелковый сугроб и вошла в воду. Белая кожа в голубоватом отблеске воды переливалась жемчужным блеском.

Тема никогда не была изящна. Сутью  своей она напоминала женщин художника Пикассо. Когда-то знаменитый француз воспел красоту своей возлюбленной предельно скупыми средствами — черной тушью на белом листе бумаги. Пабло слепил ее контур легким росчерком пера и подчеркнул женственность широкой линией, подобно музыкальной фразе, пропетой на едином дыхании. Художник воспел свою любовь, по сути, единой замкнутой линией, ни разу не оторвав пера от бумаги.

Пабло, определенно,  знал толк в женщинах!

Три дня, проведенные в объятиях Магната, преобразили Тему до неузнаваемости. В ней проснулась женщина. Гладкие каштановые волосы, стриженые каре, аккуратно обрамляли круглое славянское лицо. А чуть раскосые глаза с лукавинкой вызывали в памяти образы японских гейш с гравюр Китагава Утамаро.

Едва касаясь пандуса, Тема приблизилась к воде и осторожно соскользнула в глубину. Прохлада воды ее освежила. Она потянулась, как растворилась. Оттолкнувшись от бортика, женщина медленно поплыла, мягко раздвигая воду руками  и почти не оставляя за собой следа.

Вода бережно несла ее к противоположному бортику, туда, где в полутьме, на стене, мерцала фреска минойского периода с веселыми игрищами дельфинов под ритмичный аккомпанемент морских волн.

Фреска была древней. Когда-то она украшала зал Кносский дворец на Крите. Магнат купил ее за сумасшедшие деньги и неоценимые заслуги перед греческим правительством. Работа неизвестного художника, теперь уже на его собственной яхте, гармонично завершала декор зала с широким бассейном. Эта была лично его фреска, и любоваться ею мог только он один.

Прошло около часа. Спешить было некуда. Время текло неспешно. Оно сочилось сквозь пальцы, извиваясь и вновь возвращаясь к исходной точке. Время уходило в бесконечно долгую ночь, которая, похоже, не собиралась заканчиваться.

Тема вернулась в спальную и расслабилась на огромной кровати. Магнат лежал в забытьи, на грани реальности и сна. Он грезил ею, грезил своею женщиной.

Легкая улыбка скользнула по его губам. Ему снилось, как они оба взлетают высоко-высоко в небо, к облакам. Магнат был хорошим пилотом и умел рисковать. За это его высоко ценили в НАВИ. Давно это было, однако…

Но сейчас Магнат вел свой самолет чрезвычайно мягко, бережно, избегая малейшего риска. Он и Тема пролетали над игрушечной Францией, над каменистой Италией… Было красиво.

Средиземное море слепило глаза отраженными бликами яркого полуденного солнца…
Магнат был заметным мужчиной. Он знал самолет как самого себя и чувствовал себя у штурвала свободно.

Простая рубашка тонкого хлопка лепила его крупные плечи. Сильные руки, усыпанные крупными веснушками, внушали женщинам чувство уверенности и защищенности. Седина нимало не портила медь его волос. Волосы стильно поднимались вертикально вверх коротко стриженой шапкой и удивляли своей густотой.

Лицо его было до некоторой степени своеобразным: чуть прямоугольным, но выразительным. От отца ему досталась белая кожа нежно-розоватого оттенка и глаза цвета стали, а все остальное он получил от матери, красавицы-украинки: крупный вздернутый нос, широкие скулы и приятную манеру произносить слова южнорусским говорком.

Он прятал глаза за линзами сиреневато-пепельного цвета с сильными диоптриями. За все время полета Магнат снял очки лишь однажды, по просьбе Темы. Самолет шел на автопилоте, и дополнительного вмешательства не требовалось.

Лицо Магната без очков выглядело несколько беззащитным. Тема смотрела не отрываясь. Так продолжалось минут пять, пока она исследовала его, стараясь войти в его суть глубже.

Но он был закрыт, и мысли недоступны. Тему это очень удивило. Обычно она легко проникала в сознание людей. Она читала их по глазам и по тому, как они выражают себя на бумаге. Тема умела видеть смысл между строк. У нее была редкая способность входить в любого человека и изучать его как бы изнутри.

Но Магнат почему-то не читался. Это был особый случай. Ее мужчина был контактным, чувственным и абсолютно закрытым для всех, даже для нее. Этот факт ее беспокоил.

Самолет качнуло, он накренился на правое крыло и стал разворачиваться. Впереди показалась бухта и небольшая площадка аэродрома. Красивая белая яхта и предвкушение счастья! Оба чувствовали волнение. Именно здесь начиналось сказочное путешествие к Острову. Сладкая мучительная волна захлестнула обоих. Она разбудила в них до времени спавших Мужчину и Женщину.

Приближалась развязка. Магнат принял решение: все должно случиться здесь и сейчас. Такая возможность не повторится. Упустить ее он не мог — это было гибельным для обоих. Судьба давала шанс. При всей прагматичности, Магнат, будучи человеком ярких чувств, упустить его не мог. Тема поднялась выше системы его ценностей, выше денег и всего того, что связано с ними. Он это принял и готов был служить ей так, как не служил еще ни одной женщине.

Но что он мог предложить ей?! Деньги?.. Только деньги… и ничего, кроме денег?..

Но деньги ее не интересовали. И тогда он решился предложить ей себя самого таким, каков он есть на самом деле. Сделал он это корректно и очень элегантно, как делал все в своей жизни. Их объяснение произошло в Парижской Академии, в коридоре, после блестящего выступления Темы на симпозиуме  генетиков  по проблемам мутации.

Тема была хороша. Она волновалась, и это волнение неожиданно передалось ему. Он почувствовал сильное желание приблизиться к ней, обнять и защитить эту женщину. Желание было так велико, что он едва сумел взять себя в руки.

Вечер предстояло провести у воды, в небольшом элитном клубе, на берегу Сены. Тема села напротив. Больше не было никого. Весь вечер они провели вместе: о чем-то говорили — он на забавном русском, она на довольно сносном английском. Слова звучали в соответствии с этикетом, но глаза говорили иное. Слова вообще были лишними, и, если бы сегодня любого из них спросили, о чем была беседа, вряд ли кто смог бы ответить на этот вопрос.

Тему всегда интересовал английский. На нем печатались научные труды, которые приходилось читать в оригинале, поэтому в разговоре с Магнатом она чувствовала себя легко.

Ему нравились ее манеры. Он понимал ее, как самого себя. Магнат не отпускал Тему и не позволял ей отвлечься ни на секунду. В тот вечер он полностью завладел ее вниманием. Встреча расставила точки над «и». Сопротивляться долее Тема не могла. Она уступила Магнату и согласилась отправиться с ним на Остров на яхте по океану.

Путь был не близок. Он мог занять три дня и три ночи. Но ожидание любви и близости лишало обоих и сил, и разума.

Тема старалась быть сдержанной и дальновидной, но с каждой минутой она все отчетливее понимала, что в этой неравной борьбе с собственными желаниями сама она и все ее принципы отступили. Женщина оказалась сильнее, чем ее железная воля — она смела все, победила рассудок и покорилась воле своего сильного рыжеволосого мужчины.

Все произошло бурно. Она даже не успела понять как.

Магнат предложил ей кресло. После невыносимой тропической жары здесь, на яхте, она погрузилась в прохладу и тишину и успокоилась. Магнат подал бокал шампанского со льдом и отошел на секунду. Шампанское было темно-рубинового цвета. Оно сияло сквозь хрусталь и тихо играло. Женщина сделала глоток. Вкус его был изысканным, и в этот момент сильные руки Магната бережно обхватили ее голову сзади своими большими ладонями и запрокинули вверх. Голова Темы коснулась мягкой подушки спинки кресла, губы приоткрылись…

Его губы, прохладные и мягкие, нежно прикоснулись к ее губам, сладким и влажным от шампанского, и она замерла. Это был его первый поцелуй. Первый призрак любви, предчувствие давно забытого счастья…. Тема закрыла глаза и ушла в ощущения.

Реальность покидала ее. Не было ничего вокруг, не было даже его, только мягкость ладоней и губ и… полная свобода. Она едва не задохнулась от нахлынувших эмоций. Магнат слизнул с ее губ остатки шампанского, бережно принял бокал и поставил на стол.

Тема широко открыла глаза, боясь пропустить что-то важное. Магнат приблизился к своей женщине и опустился перед ней на колени. Руки его обхватили ноги Темы, и он прижал ее колени к своему лицу.

Было тихо. Оба молчали. Магнат легко приподнял ее тело и перенес на белый мягкий диван. Перенес  бережно, как спящего ребенка, боясь прервать волшебство ее состояния. Тема не сопротивлялась, но он почувствовал, что торопиться нельзя. Прелюдия должна быть долгой. Он медленно снял сандалии и провел ладонью по ее стопе. Пальцы Темы вздрогнули, и Магнат мягко успокоил их, прикоснувшись губами.

Магнат смотрел на Тему не отрываясь. Ему было важно, что с ней происходит и что он должен сделать сейчас для нее. Более всего Магнат не хотел ее испугать, показаться грубым, нетерпеливым. Он понимал, что не сможет удержать в клетке (пусть даже золотой) эту свободную птицу. Она должна избрать его сама, по собственной воле — выделить его среди прочих мужчин и остаться с ним навсегда.

Это было все, что Магнат хотел для себя. Он хотел только ее счастья. Он хотел, чтобы ее любовь длилась так долго, как она того пожелает, и не покидала ее. Он желал остаться в ее сознании навечно. Что бы ни произошло с ними потом и как бы ни сложились их отношения в будущем, сейчас все будет так, как этого захочет она. Ему было важно это, и он собрал воедино всю свою волю.

Тихая музыка заполнила комнату. Грустная песня о прекрасной любви с оттенком  горечи придавала встрече щемящую нежность. Песня звучала в прекрасном исполнении какой-то европейской группы. Красота мелодии и искренность исполнителей оставляла глубокий след в душе. Музыка врезалась в память, впечатывалась в сознание так глубоко, что, казалось, теперь она не покинет его никогда.

Тема ушла в звуки, погрузилась в них и затихла. Она на секунду утратила связь с Магнатом. Он остановил себя, дожидаясь конца этой светлой и грустной мелодии. Нежные пальцы тем временем блуждали по ее ногам в бесконечном ощущении чувственного удовольствия. Он видел, что ей это нравится, и она отвечает на его прикосновения остро, вздрагивая всем телом.

В какой-то момент тело ее ослабло и вошло в резонанс с его собственными ощущениями, оно завибрировало и зазвучало. Магнат коснулся его губами и стал бережно освобождать от одежды, как дивный инструмент, стараясь не прерывать его вибрацию. Магнат осторожно уложил голову женщины себе на колени. Он не мог оторвать взгляда от ее прекрасных форм.

Тема покорно позволила ему любоваться собственной красотой. В какой-то момент его движения стали порывисты, Тема уловила эти изменения и неосознанно ответила ему тем же.

Ждать было невыносимо. Она уже не выдерживала, ей хотелось лишь одного: принадлежать ему немедленно. От ожидания близости Тема почти теряла сознание, и тогда Магнат взял ее на руки и перенес на кровать.

Он целовал ее щеки и слизывал ее слезы. Он сжимал ладонями ее грудь, натыкаясь кончиком язычка на два упругих соска, и проникал глубоко и медленно в ее тело до конца. Магнат заполнял ее бережно, целиком. Он тихо говорил ей все, что он делает с нею и все, что чувствует он, точно, до мельчайших деталей. Голос его был низким, и все время срывался, и это волновало ее необычайно. Волнение было глубоким, Тема утратила ощущение реальности.

Женщина шла навстречу мужчине, принимая его таким, каков он есть. Она была не сдержана, она стонала от счастья быть любимой. Она не могла насытиться, и это вызывало в нем еще более страстное желание любить ее. Он покрывал ее поцелуями, она отвечала тем же. Он не хотел покидать ее, и она его не отпускала.

Бог создал этих людей друг для друга. Временами оба замирали в изнеможении, но вновь и вновь возвращались, чтобы еще и еще раз пережить то, что оба понимали как настоящую земную любовь.

Так прошли два дня и две ночи.

Третью ночь в изнеможении оба проспали в объятиях друг друга, не в силах ни расстаться, ни даже пошевелиться.