Т. П. Претт. Вампир Варни. Гл. 11-20

Глава 11

Разговор с влюбленным – Отчаяние

Смятение вызывает сочувствие. Любой, кто взглянул бы на лицо Чарльза Холланда, который сидел теперь напротив Генри Беннерворта в ожидании разговора, сулившего разрушить все его самые дорогие и нежно взлелеянные надежды, с трудом узнал бы в этом юноше того, кто всего час назад так уверенно постучал в дверь особняка, и так полон был радостных надежд и ожиданий.
Итак, Чарльз был в смятении. Он слишком хорошо знал Генри Беннерворта, чтобы предположить, будто пустяковое происшествие заставило побледнеть его щеки. Он слишком хорошо знал Флору, чтобы вообразить, будто минутный каприз заставил ее бросить ему эти ужасные слова прощания.
Насколько счастливее он был, если бы мог думать, что она действительно капризничала, что он положил свое преданное сердце к ногам той, которая не заслуживала этого великого дара. Тогда гордость, без сомнения, помогла бы ему устоять под ударом. Чувство праведного негодования на ту, которая посмеялась над его любовью, поддержало бы его. Но, увы! Все было вовсе не так.
Она умоляла его не думать о ней, не лелеять мечту о нежных чувствах, давно поселившихся в его сердце. Но ее поведение убедило его, что она жертвует ради него своими собственными чувствами, и таким способом пытается оградить его от вовлечения в какую-то тайну.
Но теперь он узнает все. Генри обещал обо всем рассказать, и глядя на его бледное, умное и красивое лицо, Чарльз почти устрашился того, о чем столь страстно желал услышать.
- Расскажите мне, Генри, расскажите все, - взмолился он. – Я знаю, что могу положиться на каждое слово, которое сойдет с ваших губ.
- Я не стану вас обманывать, - печально ответил Генри. – Вам следует знать все, и вы узнаете. Приготовьтесь услышать самое странное откровение в своей жизни.
- Вот как?
- Да. Вы можете усомниться в услышанном, и я надеюсь, вам никогда не представится случай убедиться лично.
- Вы говорите загадками.
- Однако же это правда, Чарльз. Вы заметили, с какой страстностью Флора призывала вас забыть о ней?
- Конечно!
- Она была права. Эти слова свидетельствуют о благородстве ее сердца. В нашем семействе случилось ужасное происшествие, и вам не следует торопиться связывать свою жизнь с нами.
- Ерунда. Ничто не сможет убить то нежное чувство, которое я питаю к Флоре. Она заслуживает любви, и, несмотря на все препятствия и превратности судьбы, она будет моей.
- Не думайте, что превратности судьбы были причиной той сцены, свидетелем которой вы стали.
- В таком случае, в чем же дело?
- Я объясню вам, Холланд. Вы много путешествовали и читали, но сталкивались вы когда-нибудь с упоминаниями о вампирах?
- О чем? – вскричал Чарльз, подавшись в кресле вперед. – О чем?
- Возможно, вы не верите своим ушам, Чарльз Холланд, и желаете, чтобы я повторил свои слова. Я спрашиваю, знаете вы что-нибудь о вампирах?
Чарльз Холланд с удивлением смотрел на Генри, и тот быстро добавил:
- Я догадываюсь, что происходит сейчас в ваших мыслях, и не удивляюсь. Вы думаете, я сумасшедший.
- Но, Генри, вас странный вопрос…
- Я так и знал. Будь я вами, я бы усомнился в этой истории. Однако у нас есть все причины верить, что один из членов нашей семьи является ужасным сверхъестественным существом – вампиром.
- Боже мой, Генри, как ты можешь хоть на секунду поверить в это суеверие?
- О том же я себя спрашивал сотни раз. Но, Чарльз, разум, чувства, и все наши суждения, врожденные и приобретенные, вынуждены отступить перед тем, что мы видим. Послушайте меня, и не перебивайте. Вы узнаете все, со всеми подробностями.
Затем Генри поведал изумленному Чарльзу Холланду о происшествии, начиная с первого крика Флоры до того момента, когда Флора вышла из комнаты и он, Холланд, поймал ее в объятия.
- Не знаю, какое мнение вы составите об этом необычном деле, - заключил он. – Помните, что это беспристрастные свидетельства четырех или пяти свидетелей событий, и кроме того, слуг, которые видели ужасного гостя.
- Вы совершенно меня озадачили, - проговорил Чарльз Холланд.
- Мы все озадачены.
- Но… но, Боже мой! Этого не может быть!
- Нет, может.
- Нет, нет! Это… это, вероятно, какая-то ужасная ошибка.
- Есть ли у вас другое объяснение тех явления, которые я вам описал? Если да, то, ради Бога, выскажете его, и вы увидите, с какой охотой и каким отчаянием я вцеплюсь в него.
- Можно допустить существование каких-нибудь других сверхъестественных существ; но вампиры, по моему мнению, совершенно невозможны – они слишком противоречат всему, что вы знаем о природных процессах.
- Это так. Все это мы повторяли себе много раз, и все же человеческий разум пасует перед несколькими короткими словами: "Мы видели это".
- Я бы не поверил глазам.
- Будь вы один! Но несколько человек не могут подвернуться одной и то же иллюзии.
- Друг мой, молю вас, не заставляйте меня содрогаться при мысли о возможности существования подобного ужаса!
- Поверьте мне, Чарльз, я меньше всего хотел бы навязывать кому-либо знание о подобном зле. Но теперь вы должны понять, что можете без урона для чести считать себя свободным от всяких обязательств перед Флорой.
- Нет, нет! о Боже, нет!
- Да, Чарльз. Подумайте о последствиях союза с такой семьей, как наша.
- О, Генри Беннерворт, неужели вы думаете, что все лучшие чувства и благородные порывы умерли во мне, и я могу изгнать из своего сердца ту, которая всецело владеет им?
- Вы были бы оправданы.
- Может быть, осторожность и может служить оправданием. Существует множество обстоятельств, которые человек может использовать как оправдания для своих бесчестных или несправедливых поступков. Я люблю Флору, и пусть весь сверхъестественный мир ополчится на нее, я не перестану ее любить. Напротив, встать между нею и злом – это будет моим высоким и священным долгом.
 - Чарльз, Чарльз! – воскликнул Генри. – Я не могу не восхищаться вашим великодушием, но давайте на время отринем все наши чувства и пристрастия и сосредоточимся на вере в существование вампиров. Почему бы нам не принять как истину все, что написано о них?
- На что вы намекаете?
- Вот на что. Тот, кто стал жертвой вампира, и чья кровь послужила ужасной трапезой такому существу, после своей смерти превращается в одну из этих тварей, и приходит к людям с той же целью.
- Это безумие! – вскричал Чарльз.
- Отчасти да, - согласился Генри. – О, если бы вы могли как-нибудь убедить себя, что я сошел с ума!
"Должно быть, все в этой семье сошли с ума", - подумал Чарльз, и такое отчаяние охватило его, что он громко застонал.
- Мой рассказ уже и на вас оказал свое губительное влияние, Чарльз, - мрачно заметил Генри. – Позвольте и мне присоединиться к мольбам Флоры. Она любит вас, а мы все уважаем вас. Так бегите же от нас, и оставьте нас одних бороться с нашими бедами. Бегите от нас, Чарльз Холланд, и с вами будут наши наилучшие пожелания счастья, которого здесь вы не найдете.
- Ни за что! – вскричал Чарльз. – Я посвящу всю мою жизнь Флоре. Я не убегу трусливо от той, которую люблю. Я жизнь за нее отдам!
От охватившего его волнения Генри несколько минут не мог сказать ни слова. Наконец, запинаясь, он с трудом выговорил:
- Боже мой, за что нам все это? что мы такого сделали, чтобы заслужить столь ужасное возмездие?
- Генри, не говорите так! – воскликнул Чарльз. – Давайте лучше соберем все наши силы, чтобы противостоять злу, чем терять время на бесполезные жалобы. Я никак не могу заставить себя поверить в существование подобных созданий, о которых вы говорили.
- Но свидетельства!
- Послушайте, Генри: пока я убежден, что причиной некоторых событий, которые представляются совершенно невозможными, являются людские поступки, я никогда не поверю в сверхъестественный характер этих событий.
- Но какие людские поступки, Чарльз, могли бы стать причиной тех событий, о которых я рассказывал?
- Пока не знаю, но я намерен как следует это обдумать. Позволите вы мне остаться в доме на некоторое время?
- Располагайте этим домом и всем имуществом, как своим собственным.
- Благодарю вас. Полагаю, вы не возражаете, если я поговорю с Флорой на эту странную тему?
- Конечно, нет. Только будьте осторожны, чтобы не добавить к ее страхам новые.
- Поверьте, я буду осмотрительным. Вы говорили, что ваш брат Джордж, мистер Маршдейл и вы сами в курсе всех обстоятельств этого дела?
- Да.
- В таком случае, со всеми ними я могу свободно обсуждать эту тему?
- Конечно.
- Тогда я с ними поговорю. Успокойтесь же, Генри, и тогда это дело, которое на первый взгляд кажется таким ужасным, может лишиться своей устрашающей стороны.
- Я рад – насколько я вообще могу радоваться сейчас – что вы так философски смотрите на вещи, - сказал Генри.
- Но вы сами произнесли фразу, которая, обрисовав наше дело с худшей стороны, все-таки наполнила меня надеждой, - возразил Чарльз.
- Что же это за фраза?
- Вы сказали, что если вес доказательств заставит нас признать факт существования вампиров, то мы сможем принять за истину все связанные с ними народные поверья.
- Да, я сказал это. Но если мы однажды допустим такие мысли, кто знает, до чего можно додуматься?
- Что ж, если так, мы выследим вампира и поймаем его.
- Поймаем?
- Да. Уверен, его можно поймать. Насколько я понимаю, эти существа не похожи на призраков, которые неуловимы, как дым, и которых нельзя коснуться; они обладают плотью.
- Это так.
- Значит, их можно коснуться и уничтожить. Клянусь небом! Если когда-нибудь я замечу хотя бы след такой твари, я доберусь до ее логова, где бы оно ни было, и заточу ее в клетку.
- О, Чарльз! Вы не знаете, какой страх охватывает вас при виде этого существа! Вы понятия не имеете, как живая кровь стынет в венах, и тело отказывается повиноваться вам.
- Вы испытали все это?
- Да.
- Я попытаюсь противостоять страху. Любовь Флоры поможет мне прогнать его. Как вы думаете, придет вампир завтра?
- Я никак не думаю.
- Он может прийти! Мы должны составить такой план дежурства, Генри, какой позволит нам не истощать свои силы и здоровье. Нужно, чтобы кто-нибудь один бодрствовал всю ночь и был настороже.
- Так и поступим.
- Пусть Флора спит с сознанием того, что рядом с ней находится бесстрашный и хорошо вооруженный защитник, который не только готов охранять ее, но и в случае необходимости подаст нам сигнал тревоги.
- Ловить вампира – жуткое занятие.
- Вовсе нет. К тому же это необходимо. Будучи всего лишь ожившим трупом, он может быть уничтожен. Тогда он не сможет больше никому принести зло.
- Чарльз, Чарльз, вы смеетесь надо мной? или вы действительно поверили в мой рассказ?
- Друг мой, у меня есть правило: всегда готовься к худшему, и разочарование тебя не постигнет. В данном случае удобнее принять факт существования вампиров как нечто доказанное и несомненное, тогда мы сможем рассудить, как наилучшим образом действовать исходя из этого факта.
- Вы правы.
- Если окажется, что наше предположение ошибочное – тем лучше для нас. В любом случае мы будем вооружены и готовы ко всему.
- Пусть будет так. Я вижу, что из всех нас именно вы, Чарльз, способны действовать наиболее хладнокровно и рассудительно в случае опасности. Но уже поздно, я распоряжусь приготовить для вас спальню. По крайней мере сегодня ночью, поскольку опасность позади, мы можем больше ни о чем не тревожиться.
- Вероятно, это так. Но, Генри, с вашего позволения я предпочел бы спать в комнате, где висит портрет человека, который, по-вашему, является вампиром.
- Вы хотите там спать?
- Да. Я не их тех, кто ищет опасность чтобы пощекотать нервы, но я в самом деле желал бы занять эту спальню и проверить, не навестит ли меня вампир, который, кажется, предпочитает эту комнату всем остальным.
- Как пожелаете, Чарльз. Вы можете занять эту спальню. В ней все осталось так же, как было при Флоре. Кажется, оттуда ничего не убирали.
- Так вы позволите мне считать ее своей комнатой?
- Разумеется.
Это пожелание удивило всех домочадцев, поскольку ни один из них не согласился бы спать в этой комнате даже за вознаграждение. Но у Чарльза Холланда имелись свои причины, чтобы выбрать именно эту спальню. Через полчаса его проводил туда Генри, который, взглянув вокруг с содроганием, пожелал юному другу спокойной ночи.

Глава 12

Печальные мысли Чарльза Холланда – Портрет – Ночное происшествие

Чарльзу Холланду как никогда сильно хотелось остаться одному. Его угнетали ужасные мысли. В признании Генри Беннерворта содержалось слишком много удивительных, но правдоподобных деталей, чтобы над ним можно было посмеяться, заподозрив в нем плод не слишком здорового воображения.
Он застал Флору в состоянии крайнего возбуждения, причиной которого мог быть только ужасный случай, упомянутый ее братом, и поэтому его попросили забыть о тех надеждах на счастье, которые давно и прочно обосновались в его сердце – а на это он никак не рассчитывал!
На собственном опыте ему пришлось познать, что течение даже истинной любви вовсе не безмятежно; и однако же никто и заподозрить не мог, что препятствием послужит происшествие, мысли о котором не давали ему покоя.
Флора могла оказаться ветреной и неискренней девушкой; он сам мог встретить другую девушку, которая поразила бы его воображение и поймала бы его сердце в свои сети; смерть могла встать между ним и осуществлением его заветной мечты; удача могла изменить им, ввергнув его в нищету и превратив любовь в пытку для девушки, выросшей в роскоши и ничего не знающей о нужде.
Все это вполне могло произойти – но не произошло. Флора по-прежнему любила его, а он, хотя видел вокруг множество прелестных лиц, и купался в солнечных улыбках красавиц, ни на секунду не забывал о верной Флоре и не терял привязанности к своей милой английской девушке.
Его удачи хватало на двоих; смерть даже не пыталась отобрать завоеванное им благородное и верное Флорино сердечко. Но вдруг возникло из небытия ужасное суеверие, и между ними разверзлась непреодолимая пропасть, и оттуда к нему воззвал обвиняющий громовой голос:
- Чарльз Холланд, возьмешь ли ты в невесты вампира?
Эта мысль была ужасна. Он ходил быстрыми шагами взад и вперед по мрачной комнате, пока не сообразил, что такое поведение может не только выдать его добрым хозяевам, насколько он смущен, но и побеспокоить их.
Тогда он сел, и некоторое время оставался совершенно неподвижен. Он смотрел на огонек свечи, оставленной ему, и вдруг поймал себя на том, что почти бессознательно подсчитывает, сколько времени прошло с начала ночи.
Эти размышления указывали, насколько он испуган, и он тут же устыдился своего страха. Он поспешно оборвал себя, и тут его взгляд обратился на таинственный и любопытный портрет на стене.
Имелось ли сходство с оригиналом или нет, но написана картина была отлично. Это был один из тех портретов, которые кажутся живыми; и когда вы смотрите на них, они отвечают вам взглядом и даже провожают вас глазами, когда вы ходите с места на места.
При свете свечи этот эффект был заметнее и производил более сильно впечатление, чем при дневном освещении. Чарльз Холланд переместил свечу так, чтобы она полностью освещала портрет и не слепила глаза. Его весьма заинтересовала эта иллюзия жизни.
- Вот настоящее мастерство, - проговорил он. – Такого я еще не видел. Как странно, что этот человек, которого я не знаю, смотрит на меня!
Он сам неосознанно усиливал эту иллюзию, так как свеча подрагивала в его руке – вне сомнений, у каждого, кто не обладал железными нервами, рука вздрагивала бы так же, - и лицо на портрете выглядело совершенно живым.
Чарльз довольно долго разглядывал портрет. Словно какие-то чары не позволяли ему отвести взгляд от картины. Не страх заставлял его смотреть, а мастерство художника, помноженное на тот факт, что портрет, предположительно, изображал человека, который после смерти обрел новое, ужасающее существование.
- Теперь я узнаю это лицо, неважно, где и при каких обстоятельствах увижу его снова, - сказал он себе. – Каждая подробность неизгладимо запечатлена в моей памяти – я не допущу ошибки.
Говоря это, он отвернулся, и его взгляд упал на узорную раму, которая оформляла край панели. Ему показалось, что цвет одного участка рамы отличается от остальных.
Жгучее любопытство побудило его тщательно осмотреть это место, и он пришел к заключению, что относительно недавно портрет снимали со стены.
Стоило этой идее, пусть неясной и неотчетливой, пусть слабо обоснованной, захватить его, как он почувствовал необходимость доказать или опровергнуть ее.
Он передвигал свечу так и этак, чтобы свет падал на портрет под разными углами; и чем дольше он смотрел, тем крепче становилось его убеждение, что картину недавно снимали.
Очевидно, при ее извлечении часть старой дубовой резной рамы случайно откололась, образовав трещину. И, судя по форме скола, это могло произойти только при попытке снять картину.
Он поставил свечу на кресло рядом с собой и проверил, крепко ли держится панель. Прикосновение убедило его, что она легко двигается. Однако, снять ее без помощи инструментов вряд ли представлялось возможным. Мысль же была заманчивой.
- Как знать, что за ней спрятано? – спросил себя Чарльз. – Это старинный господский дом, и большая его часть, несомненно, построена в те времена, когда большое значение придавалось потайным покоям и узким лестницам.
Мысль, что портрет скрывает какую-то тайну, полностью захватила его, хотя не имелось никаких оснований полагать так. Бессознательно он желал обнаружить тайну, и чувствовал, что не успокоится, пока не вытащит панель и не увидит, что за ней находится.
После того, как панель с картиной поместили на стену, поверх установили раму, которая удерживала ее на месте. Изначально трещина в одном из сегментов этой рамы и привлекла внимание Чарльза Холланда.
Ему было ясно, что придется убрать по крайней мере две части рамы для того, чтобы вытащить панель. Он принялся обдумывать, как ему лучше поступить, чтобы добиться результата, и вдруг вздрогнул от неожиданного стука в дверь.
До этой минуты он и не предполагал, что его нервы настолько расстроены. Стук был странный – один удар, как будто тот, кто просил разрешения войти, желал привлечь его внимание и не потревожить кого-либо еще.
- Войдите, - сказал Чарльз, точно знавший, что дверь не заперта.
Ответа не последовало. Но после короткой паузы снова послышалось что-то вроде тихого постукивания.
Он снова крикнул: "Войдите!", - но, кто бы ни был гость, он, вероятно, предполагал, что дверь перед ним должны открыть, и в коридоре не угадывалось никакого движения. В третий раз послышался стук. Чарльз был уже рядом с дверью, когда его услышал – он бесшумно подкрадывался с намерением ее распахнуть. Он тут же исполнил свое намерение. В коридоре никого не было! Чарльз в то же мгновение выскочил в коридор, который тянулся вправо и влево. В конце его находилось окно, через которое лился лунный свет, так что было светло. Однако юноша никого не увидел. Он понял, что искать кого-либо бесполезно, ибо он распахнул дверь сразу же, как в нее постучали.
- Как странно, - проговорил он, помедлив на пороге комнаты. – Мое воображение не может так обманывать меня. Кто-то определенно просил позволения войти!
Медленно он вернулся в комнату и закрыл за собой дверь.
- Очевидно одно, - сказал он. – Если я останусь в этой комнате, и шутки будут повторяться, я не высплюсь, и это меня ослабит.
Эта мысль его рассердила. Размышляя над тем, какую придумать причину, чтобы отказаться от этой комнаты, которую он сам просил отдать в его распоряжение, он все сильнее раздражался, пытаясь понять, что вынуждает его поступить так.
"Они хотят, чтобы я струсил, - думал он, - и отказался от намерения спать здесь. Конечно, они не могут сказать это открытую, но про себя думают, что я бравирую и нарочно пытаюсь продемонстрировать храбрость".
Такие размышления уязвляли его юношескую гордость и способствовали укреплению решения остаться на месте, не взирая ни на что. Хотя его никто не видел, легкий румянец окрасил его щеки, когда он проговорил громко:
- Я останусь в этой комнате, что бы ни случилось! Никакие ужасы, реальные или воображаемые, не заставят меня бежать. Они не страшат меня, и я останусь тут, чтобы встретиться с ними лицом к лицу.
В дверь снова постучали, и Чарльз, более раздраженный, нежели испуганный, повернулся и прислушался. Через минуту стук повторился, и в досаде юноша подошел к двери и взялся за ручку, приготовившись распахнуть дверь в ту же секунду, когда назойливый гость снова попросит разрешения войти.
Ему не пришлось ждать долго. Через полминуты снова раздался стук, и одновременно с этим дверь распахнулась. Снаружи никого не было, но, распахнув дверь, юноша услышал в коридоре странный звук – не то исполненный муки стон, не то печальный вздох, а скорее, сочетание того и другого. Откуда он донесся, Чарльз не смог решить.
- Кто здесь? – позвал он.
Ему ответило только эхо, а затем он услышал, как открылась дверь, и голос Генри крикнул:
- Что это? Кто это говорит?
- Генри! – воскликнул Чарльз.
- Да, да, это я.
- Боюсь, я вас потревожил.
- Вы и сами встревожены, иначе не стали бы кричать. Я приду к вам через минуту.
Генри закрыл дверь прежде, чем Чарльз успел отговорить его приходить. Ему было стыдно, что он поднял тревогу по такому пустячному поводу. Однако, он не мог пойти в комнату Генри и уговорить его остаться. Раздосадованный пуще прежнего, он вернулся в свою спальню и стал ждать.
Дверь он оставил открытой, так что Генри Беннерворт, наспех одевшись, без помех вошел к нему.
- Что случилось, Чарльз?
- Совершенный пустяк, Генри. Мне очень стыдно, что я вас потревожил.
- Ничего страшного, я не спал.
- Вы слышали, как я открыл дверь?
- Я слышал, как открылась дверь, и это заставило меня прислушаться. Но я не мог определить, чья это дверь, пока не услышал в коридоре ваш голос.
- Что ж, это была моя дверь. Я открывал ее дважды, поскольку дважды кто-то стуком просил разрешения войти. Но, представьте себе, за дверью никого не было.
- Что вы говорите!
- Это правда.
- Вы меня удивили.
- Мне жаль, что я вас потревожил по такому ничтожному поводу. Мне не следовало так поступать. Поверьте, я шумел в коридоре, не желая разбудить вас.
- Не сожалейте, - ответил Генри. – Вы были правы, подняв тревогу.
- Это довольно странное происшествие, но все это может быть просто случайностью. У него может быть самое простое объяснение.
- Может быть, но после всего произошедшего, мы вполне можем допустить мистическую связь между необычными звуками и видениями и тем ужасным существом, которого мы видели.
- Конечно, вы правы.
- Как серьезно этот странный портрет смотрит на нас, Чарльз.
- Да. Я внимательно осмотрел его. Кажется, его недавно снимали.
- Снимали?
- Да, и насколько я могу судить, его вынимали из рамы. Я имею в виду, вынимали панель, на которой написан портрет.
- Правда?
- Если вы коснетесь его, то увидите, что он не закреплен. А присмотревшись, поймете, что рама, которая удерживает его на месте, повреждена, причем характер скола однозначно говорит о том, ее снимали со стены.
- Вы, должно быть, ошибаетесь.
- Конечно, я не могу утверждать наверное, - сказал Чарльз.
- Но кто бы это мог сделать?
- Этого я не знаю. Вы не могли бы позволить мне снять портрет? Мне очень любопытно узнать, что за ним скрывается.
- Я даже помогу вам. Мы уже думали о том, чтобы перенести портрет, но когда Флора покинула эту комнату, это стало ни к чему. Подождите немного, я попробую найти что-нибудь, что поможет нам снять панель.
Генри ушел, чтобы найти необходимые инструменты, и пока он отсутствовал, Чарльз Холланд вернулся к разглядыванию портрета с большим, чем прежде, интересом.
Через несколько минут Генри вернулся, и хотя принесенные им инструменты не слишком годились для исполнения их намерений, молодые люди приступили к делу.
Верно говорится, что "было бы желание, а способ отыщется", и хотя у юношей не было подходящих инструментов, они сумели убрать окаймляющую панель раму, а затем, постукивая по одной стороне и поддевая ножом, как рычагом, другую, сняли саму панель.
Но их ждало разочарование. За панелью не было ничего, кроме шероховатой, обшитой досками, стены, на которую опирались тщательно обработанные полированные дубовые панели комнаты.
- Здесь нет никакой тайны, - заметил Генри.
- Действительно, - согласился Чарльз, простучав костяшками пальцев стену. – Мы потерпели поражение.
- Верно.
- У меня было странное предчувствие, - добавил Чарльз, - будто нам откроется нечто, что вознаградит нас за все волнения. Но, видимо, не сегодня. Вы сами видите, что мы не нашли ничего необычного.
 - У меня такое же предчувствие. Что до панели, то ее толщина несколько больше обычной, но изготовлена она из такого же дуба и не отличается от других панелей ничем, кроме того, что на ней написан портрет.
- Это верно. Вернем ее на место?
Чарльз неохотно согласился, и панель была установлена обратно на предназначенное ей место. Мы упомянули, что Чарльз дал согласие неохотно, потому что, хотя он и наглядно убедился, что за панелью нет ничего, кроме обычных досок – что вполне отвечало архитектуре старого дома, - он все же не мог отделаться от ощущения, что портрет скрывает какую-то тайну.
 - Вы чем-то недовольны, - заметил Генри, обратив внимание на скептическое выражение лица Чарльза.
- Мой друг, - ответил Чарльз, я не буду вас обманывать. Я весьма разочарован тем, что мы не нашли ничего за картиной.
- Бог видит, в нашем семействе и без того хватает тайн, - ответил Генри.
Едва он проговорил это, оба вздрогнули от странного постукивающего звука со стороны окна. За ним последовал странный пронзительный вопль, прозвучавший в ночи по-настоящему жутко.
- Что это? – вскричал Чарльз.
- Бог знает, - отозвался Генри.
Естественно, оба молодых человека обратили взгляды к окну, которое, как мы отметили ранее, не было защищено ставнями, и к огромному своему удивлению увидели там медленно поднимающуюся вверх человеческую фигуру. Генри бросился вперед, но Чарльз, удержав его, быстро вынул из футляра большой пистолет. Нацелив его на существо, он прошептал:
- Генри, голову готов заложить, я застрелю его.
Он нажал курок, раздался грохот, комната заполнилась дымом, и все стихло. Однако случилось то, что молодые не учли: сотрясение воздуха от пистолетного выстрела затушило единственную свечу, которая у них была.
Раздосадованный этим, Чарльз, разрядив пистолет, бросил его и ринулся к окну. Но здесь его поджидало препятствие: у него никак не получалось найти хитро спрятанную задвижку, удерживающую окна закрытыми.
- Генри! – позвал он. – Ради бога, отоприте окно, Генри! Вы знаете, как оно запирается, а я нет! откройте его!
Генри бросился на зов, а тем временем пистолетный выстрел поднял на ноги всех домочадцев. Из коридора в комнату проник свет, и в следующую минуту, только что Генри широко распахнул окно, а Чарльз Холланд выскочил на балкон, в комнату одновременно вошли Джордж Беннерворт и мистер Маршдейл. На их настойчивые вопросы о произошедшем Генри ответил:
- Не спрашивайте меня ни о чем сейчас, - и обратился к Чарльзу: - Оставайтесь, где вы сейчас, Чарльз, пока я спущусь в сад и подойду оттуда.
- Конечно, - ответил Чарльз.
Генри очень торопился, и вскоре оказался в саду прямо под эркером.
- Вы теперь спуститесь? – обратился он к Чарльзу. – Здесь я ничего не вижу, но мы можем поискать вдвоем.
Джордж и мистер Маршдейл оба уже стояли на балконе. Они тоже хотели спуститься, но Генри возразил:
- Останьтесь в доме. Бог знает, что еще может случиться.
- Тогда я останусь, - предложил Джордж. – Я всю ночь не смыкал глаз, и вполне могу продолжить дежурство.
Маршдейл и Холланд перебрались через ограждение балкона и с небольшой высоты спрыгнули в сад. Ночь была тиха и прекрасна. Ни один листочек на деревьях не шевелился от ветра, и даже пламя свечи, которую Чарльз оставил на балконе, горело ярко и ровно.
Через окно проходило достаточно света, и все предметы были отчетливо видны. Но с первого взгляда было ясно, поблизости никого нет, хотя существо, в которое Чарльз стрелял и, несомненно, попал, состояло из плоти и крови, и кровь эта должна была оставить след прямо под балконом.
После тщательного осмотра земли все посмотрели вверх, и Чарльз воскликнул:
- Посмотрите на окно! При таком освещении можно видеть отверстие от пули в одном из мозаичных стекол!
Все последовали его призыву и увидели ясно различимое, четкое и круглое отверстие.
- Вы его застрелили, - сказал Генри.
- Надо думать, - согласился Чарльз. – Именно здесь существо и находилось.
- Однако же здесь ничего нет, - заметил Маршдейл. – Что же нам думать об этом деле? Что может противопоставить разум самым ужасным предположениям?
Чарльз и Генри оба промолчали. По правде, они не знали, что и думать, и слова Маршдейла слишком соответствовали истине, чтобы с ними спорить. Все они терялись в догадках.
- Любые средства, которыми располагает человечество, бессильны против того, кого мы видели сегодня, - сказал Чарльз.
- Мой юный друг, - с сильным волнением проговорил Маршдейл, сжав руку Генри Беннерворта. В глазах у него стояли слезы. – Мой драгоценный друг, эти беспрерывные волнения прикончат вас. И вы, и все ваши близкие, чьим счастьем вы так дорожите, уже совершенно измучены. Вам всем следует успокоиться, и я вижу только одну возможность добиться этого.
- Какую же?
- Вы должны навсегда оставить это место.
- Увы! Неужели мне придется покинуть дом моих предков? И куда мне бежать? Где мы найдем пристанище? Но до сих пор мы вели безбедное существование только благодаря снисходительности наших кредиторов. Если же мы уедем, ситуация изменится, и чтобы дать им удовлетворение, мне придется сделать то, что никто еще не делал, а именно, продать поместье, чтобы оплатить долги.
- Важнее спастись от того ужаса, который сгущается вокруг вас.
- Будь я уверен, что переезд спасет нас, быть может, я и рискнул бы.
- Что касается бедняжки Флоры, - проговорил мистер Маршдейл, - я не знаю, что и сказать, что и подумать. Она подверглась нападению вампира, и когда закончится ее земная жизнь, то она – о! страшно и подумать о такой возможности! – со своей красотой, со своим острым и чистым умом, со всеми своими достоинствами, благодаря которым все ее любят, и все сердца тянутся к ней, она превратится в одно из этих ужасных существ, которые поддерживают свое существование, высасывая у людей живую кровь – о! страшно и подумать! Слишком страшно!
- Тогда к чему говорить об этом? – сурово спросил Чарльз. – Видит Бог, которому открыты все сердца, я не верю в эту идею! И никогда не поверю, и даже если смерть станет наказанием за мое неверие, лучше мне умереть в эту же секунду, чем принять веру в нечто столь ужасное!
- О, мой юный друг, - проговорил Маршдейл. – Все мы восхищаемся Флорой, любим ее и уважаем, и все мы скорбим в связи с теми несчастьями, которые на нее обрушились. Как, уверен, скорбите и вы, с вашим благородным сердцем. Вы, который в других, более счастливых обстоятельствах, могли бы стать ее спутником жизни и подарить ей истинное счастье.
- И я намерен стать таким спутником.
- О, небеса, смилуйтесь! Мы теперь одни и можем без помех обсудить эту тему. Мистер Чарльз Холланд, если вы женитесь, то вы должны подумать о детях – о тех сладких узах, которые имеют власть даже над самыми суровыми сердцами. Представьте на минуту, что мать ваших малышей приходит к ним в глухой полуночный час, чтобы пить из их вен кровь и жизнь, которую она сама им подарила. Само ожидание такого ужаса сведет с ума и вас, и детей. Ваши дни наполнят часы мрачных воспоминаний. О, вы просто не знаете, на краю какой ужасной пропасти стоите сейчас, говоря о женитьбе на Флоре Беннерворт.
- Молчите! Молчите! – взмолился Генри.
- Знаю, мои слова вам не нравятся, - продолжал мистер Маршдейл. – К несчастью, человеческая природа такова, что истина и некоторые самые лучшие, самые благородные чувства часто становятся причиной разногласий, поскольку…
- Я не буду больше слушать! – вскричал Чарльз. – Я не желаю больше слушать это!
- Я закончил, - сказал мистер Маршдейл.
- Лучше бы вы и не начинали.
- Нет, не говорите так. Я сказал то, что считал своим священным долгом.
- Прикрываясь словами о долге – о священном долге, вы не принимаете в расчет чувства и мнения других людей, - саркастически заметил Чарльз. – И тем самым причиняете новое зло, усиливая сердечную боль и тревогу. Я не желаю больше слышать об этом.
- Не сердитесь на мистера Маршдейла, Чарльз, - вмешался Генри. – Он желал нам только добра. Мы не должны осуждать человека только за то, что его слова неприятны нам.
- Ради Бога! – живо воскликнул Чарльз. – Я вовсе не настолько ограничен. Но я не собираюсь соглашаться с утверждениями, которые претендуют на истинность, а на самом деле свидетельствуют о невежестве, только потому, что не понимаю мотивов людей, которые так энергично вмешиваются в чужие дела.
- Завтра же я покину этот дом, - заявил Маршдейл.
- Вы хотите оставить нас? – воскликнул Генри.
- Да, навсегда.
- Но, мистер Маршдейл, разве это великодушно?
- А разве ваш гость, которому я с готовностью протянул бы руку дружбу, ведет себя по отношению ко мне великодушно?
Генри повернулся к Чарльзу со словами:
- Чарльз, я знаю ваше благородное сердце. Скажите, что вы не хотели обидеть старого друга моей матушки.
- Если обида предполагает оскорбление, - сказал Чарльз, - я охотно скажу, что не желал этого.
- Достаточно! – воскликнул Маршдейл. – Я удовлетворен.
- Но прошу вас, не описывайте больше картин наподобие той, что вы представили нашему воображению, - добавил Чарльз. – В закромах моего сознания хранится достаточно мыслей, которые могут сделать меня несчастным, пожелай я этого. Но снова и снова я повторяю, что не позволю этому кошмарному суеверию раздавить меня, подобно тому как нога гиганта давит сломанный стебель. Пока я жив, я буду бороться с ним.
- Мужественные слова.
- И если я покину Флору Беннерворт, пусть небеса лишат меня своей милости!
- О, Чарльз! – в волнении вскричал Генри. – О, друг мой… нет, больше, чем друг – брат мой! О, благородный Чарльз!
- Нет, Генри, я не заслужил таких слов. Я вовсе не так хорош. Но, в горе и радости, я буду верным мужем для вашей сестры, и только одна она может разорвать узы, которые меня с ней связывают.

Глава 13

Выгодное предложение – Визит к сэру Френсису Варни – Странное сходство – Ужасная догадка

Мужчины тщательно обыскали каждый уголок парка, но все оказалось напрасно: они не нашли никаких следов. Только одна находка заставила их глубоко задуматься – под окном комнаты, где Флора и ее матушка ожидали возвращения юношей из склепа, обнаружились большие пятна крови.
Припомнили, что Флора стреляла из пистолета в призрачного пришельца, и сразу после этого он исчез, испустив звук, который можно было принять за крик боли.
Значит, существо было ранено, о чем свидетельствовали и пятна крови под окном. Обнаружив это, Генри и Чарльз еще раз тщательно обыскали весь парк, чтобы определить, куда убежал раненный вампир или человек.
Но они не нашли больше ни одной капли крови, кроме той, что они уже видели под окном. Похоже было, что, получив ранение, призрак каким-то таинственным образом исчез.
Наконец, измученные беспокойством и усталостью, чувствуя потребность во сне, мужчины вернулись в дом.
Их встретила Флора, встревоженная недавним пистолетным выстрелом, но в целом почти совсем успокоившаяся. Чтобы оградить ее от лишних волнений, произошедшее преподнесли ей как предосторожность, призванную показать тому, кто, быть может, скрывается в саду, что обитатели дома полны готовности защитить себя от нападения.
Они не знали, поверила девушка их обману или нет. Она только глубоко вздохнула и заплакала. Она была более чем уверена, что вампир вернется, но мужчины воздержались от обсуждения этого вопроса. Оставив ее с матушкой, Генри и Джордж вышли из ее спальни: первый собирался лечь спать после ночного дежурства, а второй – возобновить ночное бдение в маленькой комнатке рядом с Флориной спальней, где договорились нести стражу по очереди.
Наконец, снова настало утро, и никогда еще лучи солнца не встречали в несчастном семействе с такой радостью.
Птицы запели под окном свои радостные песни. Яркое, теплое осеннее солнце засияло над землею, как золотой светильник, и глядя за окно, на сияющий лик природы, никто и на секунду не смог бы заподозрить, кроме тех, кто познал на собственном опыте, что на земле существуют такие вещи, как мрак, отчаяние, преступление.
- Неужели, - проговорил Генри, глядя из окна на парковые кроны, на чудесные деревья, цветы, кустарник, на всю ту красоту, которой так богато было это место, - неужели мне придется стать изгнанником, придется вместе с родными уехать из родного дома, - и все из-за призрака! Неужели придется искать иной приют, ибо мой собственный дом стал прибежищем ужаса?
Это была воистину жестокая и мучительная мысль! Он никак не мог смириться с нею. Но сияло утреннее солнце; и чувства, которые поселились в его груди под влиянием тьмы, и тишины, и неопределенности ночи, были изгнаны лучами великого солнца, сиявшего над холмами, аллеями и ручьями, и сладостными звуками жизни и пробуждения, наполнявшими воздух!
Такое внезапное изменение чувств вполне естественно. Часто страдания и душевная боль проходят вместе с ночью, и чувства Генри Беннерворта совершенно переменились.
Она размышлял над этим, когда услышал звон дверного колокольчика. И так как посетители теперь бывали в доме редко, ему захотелось узнать, кому обязан столь ранним визитом.
Через несколько минут появилась служанка с письмом в руке.
На письме стояла большая красивая печать, говорившая о том, что отправитель был значительной персоной. В углу конверта стояло имя "Варни", и Генри с некоторым раздражением пробормотал под нос:
- Очередное послание с выражением соболезнований от беспокойного соседа, которого я так и не видел.
- С вашего позволения, сэр, - заговорила служанка, принесшая письмо. – Пока мы с вами одни, не соблаговолите ли вы рассчитаться со мной за день и две ночи, которые я провела в доме? Я не могу оставаться в семье, которая водит близкие знакомства с привидениями. Мне не по вкусу такая компания.
- Что вы имеете в виду? – спросил Генри.
Вопрос был лишний: он слишком хорошо понимал, о чем говорит женщина. В нем крепло убеждение, что никакая прислуга не согласится жить в доме, в который зачастили такие ужасные существа.
- Я вот о чем, – проговорила женщина. – Если вам, сэр, это все равно, то я-то не по своей воле пришла в вампирскую семью, и я не собираюсь оставаться в доме, где творятся такие вещи. Вот о чем я говорю.
- Сколько я вам должен? – спросил Генри.
- Я проработала здесь только один день.
- Тогда пойдите и переговорите с моей матушкой. Чем лучше вы покинете дом, тем лучше.
- Еще бы, я тут не останусь.
Эта женщина была из тех людей, которые относительно всего на свете имеют собственную точку зрения, и вместе с тем у нее не было ни малейшего понятия о каких-либо обязательствах перед кем-либо; вызывающее спокойствие, с которым Генри воспринял ее слова, чрезвычайно ее возмутило. Но с этим она не могла ничего поделать. Помимо вампира, она не могла придумать никаких оснований для ссоры, и поскольку Генри не стал спорить с нею на эту тему, ей пришлось смириться и уйти ни с чем.
Избавившись от надоедливой женщины и оставшись один, Генри снова перенес свое внимание на письмо, которое он продолжал держать в руке и которое, судя по подписи в углу, пришло от его соседа, сэра Френсиса Варни. С ним Генри все еще не успел познакомиться.
К своему удивлению, он обнаружил в письме следующее:
"Генри Беннерворту, эсквайру.
Сэр!
Как сосед, чьи владения примыкают к Вашим, я надеюсь, что вы извинили и приняли благосклонно мое недавнее искреннее предложение о дружбе и помощи. Теперь же, адресуя к вам это послание, я рассчитываю на снисходительное понимание, независимо от того, понравится вам мое новое предложение или нет.
Разговоры, которые приходится слышать в округе, убеждают меня, что Беннерворт Холл перестал быть желанной обителью для вас и вашей прелестной сестры. Если моя догадка правильна, и вы серьезно размышляете над тем, чтобы покинуть эти места, я бы серьезно рекомендовал, как человек, имеющий некоторые опыт в подобных делах, немедленно продать поместье.
Предложение, содержащееся в этом письме, уверен, заставит вас усомниться в бескорыстности такого совета. Но оно именно бескорыстно, ибо я действую от чистого сердца, и призываю Вас поверить в это. Я предлагаю Вам подумать над тем, чтобы продать мне поместье. Я не прошу об уступках, хотя из-за нынешних странных событий цена на поместье снизилась, но согласен дать полную цену. Учитывая обстоятельства, я надеюсь, сэр, что вы с благосклонностью отнесетесь к моему предложению, но даже если вы ответите отказом, я надеюсь, что мы, как соседи, будем жить в мире и дружбе, и между нами сложатся добрые отношения. С нетерпением жду Вашего ответа.
С уважением, ваш покорный слуга, Френсис Варни".
Прочитав это безукоризненно написанное письмо, Генри сложил его и убрал в карман. Сцепив за спиной руки – это была его любимая поза во время размышлений, - он принялся расхаживать взад и вперед по парковой аллее в глубокой задумчивости.
- Как странно, - пробормотал он. – Кажется, обстоятельства нарочно складываются так, чтобы вынудить меня покинуть до предков. Все идет к тому. Что бы это все могло значить? Это очень, очень странно. Сначала история с вампиром, которой одной уже достаточно, чтобы заставить любого уехать с насиженного места. Затем друг семьи, на чье мнение я всегда полагался, советует уехать, и сразу за этим приходит письмо с этим честным и выгодным предложением.
Очевидная связь между всеми этими событиями озадачивала Генри. Около часа он продолжал расхаживать по аллее, пока не услышал чьи-то торопливые шаги. Подняв голову, он увидел мистер Маршдейла.
- Посоветуюсь с ним, - решил он. – Послушаю, что он скажет обо всем этом.
- Генри! – воскликнул мистер Маршдейл, подойдя достаточно близком, чтобы можно было завязать разговор, - что ты делаешь здесь в одиночестве?
- Я получил предложение от нашего соседа, сэра Френсиса Варни, - ответил Генри.
- Правда?
- Вот письмо. Прочтите его, мистер Маршдейл, и скажите честно, что вы думаете об этом.
- Полагаю, - проговорил Маршдейл, разворачивая письмо, - это еще одно выражение соболезнований в связи с вашими семейными неприятностями. Печально, но из-за болтливости прислуги, неспособной придержать языки, у обитателей близлежащих деревень и поместий достаточно пищи для сплетен.
- И эта вульгарная болтовня заставляет страдать меня еще сильнее, - ответил Генри. – Но прочтите письмо. Содержание его более важно, чем вы предполагаете.
- Действительно, - согласился Маршдейл, пробежав глазами текст.
Закончив, он взглянул на Генри, и тот спросил:
- Что ж, каково ваше мнение?
- Не знаю, что и сказать, Генри. Тебе известно мое мнение, что нужно уезжать отсюда.
- Известно.
- Надеюсь, что постигшие вас неприятности связаны именно с домом, а не с вашей семьей и тобой лично.
- Может быть.
- Мне представляется именно так.
- Я не знаю, - с дрожью произнес Генри. – Должен признаться, мистер Маршдейл, что мне как раз кажется, что беды, испытанные по вине странного гостя, который решил, видимо, докучать нам визитами, связаны скорее с нашим семейством, нежели с домом. Вампир нас преследует.
- Если так, то, покинув поместье, вы ничего не выиграете, а потеряете все.
- Именно так.
- Генри, мне в голову пришла мысль.
- Какая же, Маршдейл?
- Вот какая. Можно уехать из дома, не продавая его. Полагаю, ты можешь сдать его кому-нибудь на год.
- Это вполне возможно.
- Можно предложить этому джентльмену, сэру Френсису Варни, арендовать поместье перед, тем как стать его владельцем. Если его станет изводить вампир, он сможет отказаться от сделки. А если окажется, что призрак последовал за вами, вы сможете вернуться, поскольку здесь, в знакомых местах, будете счастливее, чем где-либо еще, даже под давлением печальных обстоятельств.
- Счастливее? – переспросил Генри.
- Пожалуй, мне не следовало использовать это слово.
- Я тоже так думаю, - согласился Генри. – Особенно по отношению ко мне.
- Что ж! Надеюсь, что не за горами то время, когда я смогу произнести слово "счастливый", адресуясь к тебе.
- О, я тоже надеюсь, - проговорил Генри. – Но теперь не насмехайтесь надо мной, Маршдейл, прошу вас.
- Бог видит, я не насмехался!
- Что ж! Я верю, что вы не такой человек. Но давайте вернемся к домашним делам.
- Определенно, на твоем месте я бы навестил сэра Френсиса Варни и предложил ему на двенадцать месяцев стать арендатором поместья. За это время вы могли бы съездить, куда пожелаете, и проверить, избавит ли вас перемена места от ужасного гостя, из-за которого ночи стали воплощением ужаса.
- Я поговорю об этом с Джорджем, с матушкой и с сестрой. Пусть они решают.
Мистер Маршдейл приложил все усилия, чтобы подбодрить Генри Беннерворта, описывая будущее в светлых тонах и убеждая, что вскоре, после всех тревог и волнений, его жизнь и жизнь его близких переменится к лучшему.
Хотя Генри чувствовал себя неловко, он все же был благодарен другу. Высказав Маршдейлу признательность, юноша вернулся в дом, чтобы посоветоваться с теми, кто, как и он, имел полное право решать дальнейшую судьбу поместья.
Предложение, или, вернее, совет Маршдейла касательно предложения сэра Френсиса Варни, звучал весьма благоразумно и, как и следовало ждать, был одобрен всеми членами семейства.
На щеки Флоры вернулся румянец при одной мысли о том, что можно уехать из дома, к которому она была так привязана когда-то.
- Да, милый Генри, - проговорила она, - давайте уедем отсюда, если никто не возражает. Оставив дом, мы избавимся от ужаса.
- Флора, - с легким упреком ответил Генри, - если тебе так хочется уехать из Беннерворт-Холла, почему ты молчала, пока я не заговорил об этом? Ты же знаешь, что твои желания для меня – закон.
- Я знаю, что ты привязан к этому старому дому, - сказала Флора. – Кроме того, ужасные события следовали одно за другим с такой быстротой, что думать было некогда.
- Верно.
- Ты уходишь, Генри?
- Я хочу навестить сэра Френсиса Варни и поговорить с ним насчет поместья.
Идея об отъезде из дома, который в мыслях каждого связывался с таким ужасом, подарила каждому члену семейства новый стимул к жизни. Каждый почувствовал себя счастливее, и дышал свободнее, чем прежде. Произошедшие с ними перемены казались почти чудом. Чарльз Холланд тоже вздохнул свободнее и прошептал Флоре:
- Милая Флора, вы ведь уже больше не будете говорить о том, чтобы прогнать прочь того, кто так вас любит?
- Тише, Чарльз, тише! – ответила она. – Встретимся через час в саду, там и поговорим.
- Этот час покажется мне веком, - проговорил он.
Генри, приняв решение увидеться с сэром Чарльзом Варни, не стал терять времени и приступил к исполнению намерений. Он позвал с собой мистера Маршдейла, который сам попросил об этом, так как на деловых переговорах подобного рода желательно было присутствие третьего лица. Поместье, с недавнего времени занимаемое джентльменом, который называл себя сэром Френсисом Варни, было небольшим, но совершенно самостоятельным, и находилось от Беннерворт-Холла так близко, что уже через несколько минут Генри и мистер Маршдейл стояли перед особняком джентльмена, который проявлял по отношению к семейству Беннервортов такие добрые чувства.
- Вы уже видели сэра Френсиса Варни? – спросил Генри спутника, дергая дверной колокольчик.
- Нет. А ты?
- Нет, я никогда его не видел. Это довольно неловкая ситуация, ведь мы оба с ним незнакомы.
- Мы сообщим ему свои имена. Судя по крайне учтивому тону письма, мы можем рассчитывать на самый любезный прием.
У чугунных ворот, которые вели к лужайке перед домом Френсисом Варни, появился лакей в домашней ливрее, и Генри Беннерворт вручил ему свою карточку, на которой карандашом было приписано и имя мистера Маршдейла.
- Если ваш хозяин дома, мы хотели бы его видеть, - сказал Генри.
- Сэр Френсис дома, - был ответ, - хотя не совсем здоров. Если соблаговолите пройти в дом, я о вас доложу.
Слуга провел Генри и Маршдейла в красивую приемную, где их попросили подождать.
- Вы не знаете, этот джентльмен баронет или просто дворянин? – спросил Генри.
- Нет. Я никогда в жизни его не видел, и ничего о нем не слышал, пока он не объявился в этих краях.
- А я слишком был занят печальными событиями в нашем семействе и не интересовался соседями. Полагаю, если мы спросим мистера Чиллингворта, он что-нибудь нам сообщит.
- Несомненно.
Этот короткий разговор был прерван слугой, который объявил:
- Джентльмены, мой хозяин нездоров, но он просил передать вам свои наилучшие пожелания и сказал, что благодарен вам за визит и счастлив будет принять вас в своей студии.
Генри и Маршдейл поднялись вслед за лакеем по каменной лестнице, и, миновав несколько больших комнат, оказались в небольшом покое. В комнате было мало света; но при их появлении высокий мужчина, до того сидевший, поднялся и потянул за шнур жалюзи. В окна широким потоком хлынул свет. Крик удивления и ужаса сорвался с губ Генри Беннерворта. Перед ним стоял оригинал портрета со стенной панели! Высокий рост, болезненно-желтоватый цвет удлиненного лица, слегка выступающие зубы, темные блестящие и мрачные глаза, выражение лица – во всем наблюдалось сходство.
- Вы нездоровы, сэр? – спросил сэр Френсис Варни с мягким и приятным акцентом, придвигая смущенному Генри кресло.
- Боже мой! – выговорил юноша. – Какое сходство!
- Вы, кажется, чем-то удивлены, сэр. Мы встречались раньше?
Сэр Френсис выпрямился во весь рост и странно посмотрел на Генри, взгляд которого, точно под действием каких-то чар, был прикован к его лицу.
- Маршдейл! – выдохнул Генри. – Маршдейл, друг мой, я… я, кажется, схожу с ума.
- Тише! Успокойся, – прошептал Маршдейл.
- Успокоиться? Успокоиться? Разве вы не видите? Маршдейл, это сон? Посмотрите, посмотрите же! о!
- Ради Бога, Генри, возьми себя в руки.
- С вашим другом часто такое случается? – спросил сэр Френсис Варни присущим ему мягким тоном.
- Вовсе нет, сэр. Но недавние события расшатали его нервы, и, говоря по правде, вы так похожи на один старинный портрет, который находится в его доме, что его волнение вовсе не удивительно.
- В самом деле?
- Похож?! – вскричал Генри. – Похож? Боже мой! Да это он и есть.
- Вы меня удивляете, - сказал сэр Френсис.
Генри упал в ближайшее кресло, его сотрясала жестокая дрожь. Подобный шквал мучительных мыслей и догадок, обрушившийся на его разум, вызвал бы дрожь у любого. "Он – вампир?" – этот ужасный вопрос был начертан перед его внутренним взором огненными буквами. "Он – вампир?"
- Вам лучше, сэр? – спросил сэр Френсис Варни своим мягким музыкальным голосом. – Приказать ли принести что-нибудь освежающее?
- Нет! – выдохнул Генри. – Будьте честными и скажите мне: Варни – это ваше настоящее имя?
- Сэр?
- Вы никогда не носили другого имени, которое сменили на более звучное?
- Мистер Баннерворт, уверяю вас, я слишком горжусь своим происхождением и своим именем, чтобы изменить его, даже ради титула.
- Но какое удивительное сходство!
- Мне жаль, что вы так взволнованны, мистер Беннерворт. Я полагаю, причиной всему ваше пошатнувшееся здоровье.
- Нет, мое здоровье тут ни при чем. Не знаю, что сказать вам, сэр Варни; но последние события, произошедшие в моей семье, стали причиной, что ваше лицо вызывает страшные подозрения.
- Что вы имеете в виду, сэр?
- Вы знаете, из разговоров, что нас посетил ужасный гость.
- Вампир, как я слышал, - подтвердил сэр Френсис Варни с мягкой, почти красивой улыбкой, которая открыла его белоснежные сверкающие зубы.
- Да, вампир. И…
- Прошу вас, сэр, продолжайте. Разве вы находитесь под влиянием глупых суеверий?
- Мне было предъявлено достаточно доказательств, чтобы я в них поверил. Однако никогда я не был в такой растерянности, как сейчас.
- Почему же?
- Потому что…
- Тише, Генри, - прошептал мистер Маршдейл. – Вряд ли вежливо заявлять сэру Френсису в лицо, что он похож на вампира.
- Но я должен это сказать, должен!
- Прошу вас, сэр, - перебил Варни, - позвольте мистеру Беннерворту говорить. Больше всего на свете я люблю искренность.
- Что ж! вы так похожи на вампира, - сказал Генри, - что… я не знаю, что думать.
- Разве такое возможно? – спросил Варни.
- Это факт.
- Что ж, полагаю, для меня это большая неудача. Ах!
Варни вскрикнул от боли, как если бы его неожиданно настигла какая-то хворь.
- Вам нехорошо, сэр? – спросил Маршдейл.
- Нет, нет, - ответил он. – Я… я поранил руку, а теперь неудачно задел ею вот это кресло.
- Поранили? – спросил Генри.
- Да, мистер Беннерворт.
- Что это за рана?
- Всего лишь царапина. Слегка содрал кожу.
- Могу я поинтересоваться, как это случилось?
- О, да. Я упал.
- Неужели?
- Замечательно, не правда ли? Мы никогда не знаем, когда, вследствие пустякового случая, можем получить значительные увечья. Поэтому, мистер Беннерворт, даже в расцвете жизни мы близки к смерти.
- Однако и в смерти мы можем обрести новую, ужасную жизнь, - заметил Генри.
- Ну, я не удивился бы. В мире так много странных вещей, что я уже ничему не удивляюсь.
- Действительно, много, - сказал Генри. – Так вы желаете, чтобы я продал вам поместье, сэр?
- Если вы сами того хотите.
- Вы… возможно, вы привязаны к этому месту? Может быть, вы давно думаете о нем?
- Не очень давно, - улыбнулся сэр Френсис Варни. – Кажется, это уютный старый дом. Вокруг растет множество деревьев, и это, учитывая романтичность моего характера, придает месту дополнительное очарование. Когда я увидел его впервые, мне оно очень понравилось, и желание приобрести его в свою собственность завладело моими мыслями. Здешние пейзажи замечательно красивы, я нигде не встречал такой красоты. Не сомневаюсь, вы очень привязаны к этому месту.
- Я вырос здесь, - ответил Генри. – Здесь жили многие поколения моих предков, и естественно, я тоже хотел бы жить здесь.
- Разумеется.
- Дом, конечно, обветшал за последние сто лет, - добавил Генри.
- Не сомневаюсь. Сто лет – очень долгий срок.
- Да. Человеческая жизнь, если бы длилась сто лет, потеряла бы свое очарование, поскольку все привязанности были бы утрачены.
- Ах, как это верно, - согласился сэр Френсис Варни.
Незадолго до этого он позвонил в колокольчик, и в эту минуту вошел слуга с подносом.

Глава 14

Соглашение Генри и сэра Френсиса Варни – Разговор на обратном пути

На подносе стояли различные прохладительные напитки, в том числе и вино. Движением руки отпустив слугу, сэр Френсис Варни проговорил:
- Вы почувствуете себя лучше, мистер Беннерворт, выпив немного вина. И вы тоже, сэр. Мне очень стыдно, но я забыл ваше имя.
- Маршдейл.
- Мистер Маршдейл. Да, Маршдейл. Прошу вас, сэр, угощайтесь.
- А вы сами не будете пить? – спросил Генри.
- У меня строгий режим, - ответил Варни. – Я ем только самую простую пищу и привык к долгому воздержанию.
- Он не есть и не пьет, - пробормотал Генри.
- Так вы продадите мне дом? – спросил сэр Френсис Варни.
Генри снова посмотрел ему в лицо и тут же отвел глаза, сходство сэра Френсиса с портретом в комнате Флоре поразило его еще сильнее, чем раньше. Касательно этого сходства едва ли могло быть два мнения: на лбу сэра Френсиса Варни ясно виднелась отметка шрама, которую художник лишь слегка наметил на портрете. Теперь, когда Генри заметил эту характерную черту, на которую не обращал внимания раньше, никаких сомнений у него не оставалось. Его охватило болезненное ощущение при мысли, что в эту минуту он находится в присутствии одного из ужасных существ, - в присутствии вампира.
- Вы ничего не пьете, - заметил Варни. – Большинство молодых людей не стали бы скромничать, видя перед собой графин с отличным вином. Прошу вас, угощайтесь.
- Мне не хочется.
Проговорив это, Генри встал, повернулся к Маршдейлу и добавил:
- Вы идете?
- Если тебе угодно, - ответил Маршдейл, поднимаясь.
- Но, сэр, вы ничего не ответил мне насчет поместья? – проговорил Варни.
- Пока я не могу ответить, - сказал Генри. – Мне нужно подумать. Пока что я склоняюсь принять ваше предложение, но только если только вы согласитесь исполнить одно мое условие.
- Назовите его.
- Вы никогда не покажетесь на глаза никому из моей семьи.
- Жестокое условие. Я понимаю, у вас есть очаровательная сестра, юная и прекрасная. Признаюсь, я надеялся произвести на нее приятное впечатление.
- Приятное впечатление? Она умрет от ужаса или сойдет с ума, едва увидев вас.
- Я настолько ужасен?
- Нет, но вы…
- Молчи, Генри, молчи! – вскричал Маршдейл. – Помни, мы в доме этого джентльмена.
- Да, вы правы. Но почему он провоцирует меня говорить такие ужасные вещи? Я не хотел этого.
- Давай поскорее уйдем отсюда. Сэр Френсис Варни! Мой друг, мистер Беннерворт подумает над вашим предложением и сообщит о своем решении. Думаю, ваше желание стать владельцем Беннерворт-Холла будет удовлетворено.
- Мне бы этого хотелось, - ответил Варни. – И если я стану хозяином поместья, то буду всегда счастлив принять у себя в гостях любого из членов вашего семейства.
 - В гостях? – содрогнувшись, повторил Генри. – Да лучше гостить в склепе. Прощайте.
- До встречи, - ответил сэр Френсис Варни, склоняясь в элегантнейшем поклоне, в то время как на лице его появилось странное выражение, которое производило необычное, если не болезненное впечатление. В следующую минуту Генри и Маршдейл покинули дом. Охваченный ощущением растерянности и страха, которое не поддается описанию, несчастный Генри позволил Маршдейлу вести себя под руку. Так они прошли некоторое расстояние, не проронив ни слова. Наконец Генри заговорил:
- Маршдейл, было бы милосердно убить меня.
- Убить?
- Да. Я совершенно уверен, что сойду с ума.
- Ну, ну, возьми себя в руки.
- Этот человек, Варни, он – вампир.
- Успокойся же.
- Говорю вам, Маршдейл, - вскричал Генри громко и взволнованно, - он – вампир! Он – то самое кошмарное существо, которое являлось к Флоре в глухой полночный час, и сосало живительную кровь из ее вен. Он – вампир. Это так, я больше не сомневаюсь. О, Боже, я желал бы, что молния поразила меня на месте, пусть даже обратив в пепел, ибо я схожу с ума при мысли, что такие ужасы могут существовать на земле!
- Генри! Генри!
- Нет, не говорите со мной. Что мне делать? Убить его? Разве это не мой священный долг – уничтожить подобное существо? О, ужас, ужас! Его нужно убить, уничтожить, сжечь! И сам пепел, в который он обратится, развеять по ветру. Это будет правильный поступок, Маршдейл.
- Молчи! Молчи! Это опасные слова.
- Мне все равно.
- Но что, если их услышит недруг? Из этого могут выйти нежелательные последствия. Умоляю тебя быть более осмотрительным, когда говоришь об этом странном человеке.
- Я должен уничтожить его.
- Почему же?
 - Вы еще спрашиваете? Разве он не вампир?
- Да, но поразмысли минутку, Генри, как далеко ты готов зайти, руководствуясь этим утверждением. Известно, что вампирами становятся те, у кого сосал кровь вампир. Они умирают, и их хоронят в склепах среди обычных мертвецов. Но те, на кого при жизни напал вампир, они сами после смерти становятся такими же тварями.
- Ну и что же?
- Ты забыл о Флоре?
Крик отчаяния сорвался с губ несчастного Генри. На секунду он совершенно оцепенел.
- Боже мой! – простонал он. – Я забыл о ней!
- Так я и думал.
- О, если бы пожертвовав жизнью, я бы мог положить конец этому всевозрастающему ужасу, с какой радостью я бы расстался с ней! Да, любой ценой, любой ценой. Смерть ни в каком виде не страшит меня. Никакая боль не заставит меня отступить. Я с улыбкой бы встретил своего убийцу и сказал бы ему: "Добро пожаловать!"
- Лучше, Генри, жить ради тех, кого ты любишь, чем умереть за них. Твоя смерть сделает их несчастными. Но оставаясь живым, ты сможешь защитить их от ударов судьбы.
- Я могу попытаться.
- Думаю, Флора теперь полностью зависит от твоей доброты.
- У нее есть Чарльз.
- Ха!
- Вы ведь в нем не сомневаетесь?
- Мой дорогой друг, Генри Беннерворт! Ххотя я еще не старик, но все же много старше тебя, и повидал в мире многое, и могу лучше судить о людях.
- Не сомневаюсь, но все же…
- Нет, выслушай меня. Суждения, основанные на опыте, будучи высказанными, приобретают характер предсказаний. Поэтому я предсказываю тебе, что Чарльз Холланд настолько напуган визитами вампира к Флоре, что никогда не возьмет ее в жены.
- Маршдейл, в этом вопросе я с вами совершенно не согласен, - сказал Генри. – Я знаю, что у Чарльза Холланда благородное сердце.
- Я не могу спорить с вами об этом. Все это еще не факт. Я могу только искренне надеяться, что ошибаюсь.
- Уверен, вы ошибаетесь. Я не могу обманываться в Чарльзе. Ваши слова только заставляют меня сожалеть о том, как жестоко вы можете ошибаться в своих суждениях о людях. Будь на вашем месте другой, они вызвали бы во мне чувство гнева, с которым мне было бы нелегко справиться.
- Меня в жизни часто постигало подобное несчастье, - печально сказал мистер Маршдейл. – Я наносил оскорбление людям, к которым испытывал исключительно дружеские чувства, и все потому, что осмеливался говорить открыто и честно.
- Нет никакого оскорбления, - сказал Генри. – Я рассеян и едва сознаю, что говорю. Маршдейл, я знаю, что вы мой искренний друг. Но, говорю вам, я схожу с ума.
- Мой дорогой Генри, успокойся. Обдумай то, что расскажешь дома о беседе с сэров Френсисом Варни.
- Да, это вопрос.
- Думаю, не стоит оглашать тот неприятный факт, что нашел в вашем соседе сходство с ночным возмутителем спокойствия.
- Конечно, нет.
- Я бы не стал ничего говорить об этом. Возможно, после всего того, что наговорил ему, сэр Френсис Варни – или как там на самом деле его зовут, не станет навязывать вам свое общество.
- Если попробует, то умрет.
- Может быть, он решит, что подобный поступок грозит ему опасностью.
- С Божьей помощью, он стал бы фатальным. Тогда бы я принял все меры к тому, чтобы воскресенье стало невозможным для этого человека.
- Говорят, есть только один способ уничтожить вампира: пригвоздить его колом к земле, чтобы он не мог двигаться, и затем, разумеется, должно последовать разложение, как в случае с обычным телом.
- Огонь уничтожит его, к тому же это быстрее, - возразил Генри. – Но это ужасные мысли, и теперь мы не должны допускать их. Сейчас нам придется на время стать лицемерами, чтобы предстать перед матушкой и Флорой спокойными и безмятежными, хотя сердце мое разбито.
К этому времени друзья подошли к дому, и, оставив Маршдейла, Генри Беннерворт, чьи чувства не поддаются описанию, медленно направился в комнату, где его ждали мать и сестра.

Глава 15

Старый адмирал и его слуга – Сообщение хозяина "Герб Нельсона"

Пока в особняке Беннервортов происходили важные и значительные события, пока каждый день и каждый час приносили новые убедительные доказательства в пользу предположения, которое первоначально казалось слишком чудовищным, чтобы в него поверить, - легко себе вообразить, какие удивительные преувеличенные слухи распространились среди соседских болтунов и сплетников.
Слуги, которые оставили поместье исключительно из-за страха перед появлением вампира (так они сами заявляли), разбалтывали новости повсюду, так что в окрестных деревнях и поселках вампир из Беннерворт-Холла стал первейшей темой для разговоров.
Это был просто божий дар для любителей удивительных сенсаций. Даже самые древние старики не могли припомнить таких удивительных событий.
Более того, одно обстоятельство поразило людей образованных и отличающихся зрелостью суждений: чем глубже они вникали в это дело, пытаясь, при возможности, положить конец тому, что они с самого начала считали наглой ложью, тем большее потрясение испытывали, находя все новые доказательства правдоподобности истории.
Повсюду, в каждом доме, в обществе и в кругу семьи, постоянно говорили о вампире. Няни сочли вампира достойной заменой "злобному буке" и пугали им детей, если те не хотели ложиться спать; закончилось тем, что они запугали сами себя до того, что боялись произносить это слово вслух.
Но нигде на эту тему не сплетничали с таким жаром, как в таверне под названием "Герб Нельсона", которая располагалась на главной улице ближайшего к Бенневорт-Холлу городка.
Казалось, любители ужасов устроили в ней свою штаб-квартиру, и между посетителями разгорались такие жаркие споры, что однажды хозяин заведения объявил, что искренне считает вампира вполне подходящей кандидатурой для участия в выборах.
Вечером того же дня, когда Маршдейл и Генри посетили с визитом сэра Френсиса Варни, перед описанной нами таверной остановилась почтовая карета. В экипаже находились два совершенно несхожих между собой видом и характером пассажира.
Первый был мужчина лет семидесяти, хотя, судя по его румяному и смуглому лицу и громовому голосу, он намеревался прожить еще много лет.
Он был одет в богатое и дорогое платье, но каждая его деталь отдавала морским духом, если только возможно применить подобное выражение к одежде. На его пуговицах красовались якоря, и в целом покрой и цвет платья весьма напоминал форму морского офицера высокого звания, какую носили лет пятьдесят или шестьдесят тому назад.
Его спутник был моложе, и его происхождение не вызывало никаких сомнений. Это был настоящий моряк, и носил он береговую матросскую форму. Он был хорошо одет, имел здоровый вид и, очевидно, хорошо питался.
Когда экипаж подъехал к дверям таверны, моряк крикнул, обращаясь к спутнику:
- Эй, на палубе!
- Ну, что еще, увалень? – вскричал тот.
- Они называют это "Гербом Нельсона", но ведь, лихорадка меня разрази, большую часть жизни у него не было никакого герба! (1)
- Проклятье! – таков был единственный ответ на его замечание, но это вполне его удовлетворило.
- Ложимся в дрейф! – крикнул он вознице, когда экипаж заезжал во двор. – Лечь в дрейф, слышишь, ты, воровское отродье! Мы не собираемся входить в док.
- Нет, мы выходим, Джек, - проговорил старик. – Это порт, и слышишь ты, проклятый, никакой ругани, черт бы тебя побрал, щетка лохматая!
- Слушаюсь! – вскричал Джек. – Я не был на берегу десять лет, и позабыл все эти их береговые вежливости, адмирал. Я не гожусь вам в спутники, пока не сориентируюсь в этих водах.
- Хватит ныть!
- Слушаюсь, сэр!
Когда дверь экипажа открылась, Джек выскочил наружу с исключительной резвостью, как будто его вытолкали взашей, ибо трудно было поверить, что подобный трюк можно проделать без посторонней помощи.
Затем он помог выйти пожилому джентльмену, и хозяин таверны начал свою обычную серию поклонов, которой он приветствовал каждого пассажира, сошедшего с экипажа.
- Тише, ты! – крикнул ему адмирал. – Тише!
- Лучшие комнаты, сэр! Отличное вино, свежие постели, прекрасное обслуживание, чистый воздух…
- Причаливаем здесь, - заявил Джек и наградил хозяина таверны тычком под ребра. Сам он считал это дружеским предостережением, но бедолага задергался, как клоун в цирковом представлении.
- Итак, Джек, где наша лоция? – спросил адмирал.
- Здесь, сэр, в сундучке, - проговорил моряк, вынимая из кармана письмо, которое и протянул хозяину.
- Не желаете войти, сэр? – обратился к нему трактирщик, который уже слегка оправился от тычка.
- К чему входить в порт и платить пошлины, и все такое, если мы не знаем точно, туда ли приплыли, а, приятель?
- Нет, то есть да, сэр, конечно – Боже, помоги мне! о чем говорит этот джентльмен?
Адмирал развернул письмо и прочел:
"Если Вы остановитесь в "Гербе Нельсона" в Аксоттере, то еще услышите обо мне. Вы можете послать за мной, и я расскажу больше.
Ваш скромный и покорный слуга Джозиа Кринклс."
- Кто он такой, черт бы его побрал?
- Это Аксоттер, сэр, - подал голос хозяин таверны. – И вы в "Гербе Нельсона", сэр. Отличные постели, отличное вино, отли…
- Молчать!
- Да, сэр!
- Что за дьявол этот Джозиа Кринклс?
- Ха-ха-ха! Насмешили, сэр. Что за дьявол! Говорят, у дьявола и адвокатов, сэр, много общего. Вот я и засмеялся.
- Я заставлю тебя смеяться другим отверстием, которое с другой стороны, если не заткнешь хлебало! Кто такой Кринклс?
- О, мистера Кринклса все знают, сэр. Самый уважаемый поверенный, и весьма достойный человек, сэр.
- Адвокат?
- Да, сэр, адвокат.
- Черт возьми!
Джек издал длинный свист, и оба, хозяин и слуга, ошеломленно посмотрели друг на друга.
- Повесь меня на рее, если я когда-нибудь так обманывался! – вскричал адмирал.
- Слушаюсь, сэр! – отвечал Джек.
- Проехать сто семьдесят миль, чтобы повидаться с жуликом-поверенным, чтоб его!
- Так точно, сэр.
- Я размажу его по стенке! Джек!
- Да, вашчесть?
- Лезь снова в экипаж.
- Да, но как же мастер Чарльз? Все адвокаты, конечно, порядочные разбойники, сэр, но может, хоть один раз в жизни кто-нибудь из них скажет чего-нибудь по делу. Не годится, словно янки, бросать его на поживу пиратам. Мне стыдно за вас.
- Ах ты негодяй! Как ты смеешь читать мне проповеди, подлый мошенник?
- Вы их заслуживаете.
- Мятеж! Бунт! Клянусь Иовом, Джек, я закую тебя в железо! Ты негодяй, а не моряк!
- Не моряк? Не моряк?
- Вот ни на столько.
- Ах так! очень хорошо. Значит, меня списали на берег. Прощайте! Надеюсь только, вы найдете себе другого моряка, который будет таскаться за вами и станет вашим walley de sham получше, чем Джек Прингл. Желаю вам всяческих бед. Вы не говорили, что я не моряк, в заливе Корфу, когда вокруг вашей башки свистели пули.
 - Джек, негодник, давай свой плавник. Иди сюда, злодей. Неужели ты меня оставишь?
- Нет, чтоб меня!
- Тогда иди сюда.
- Тогда не говорите, что я не моряк! Называйте меня мерзавцем, если угодно, но не уязвляйте мои чувства. Здесь я нежен, как дитя, вот я каков. Не говорите так.
- Да что ты путаешь, кто так говорит?
- Дьявол.
- Кто?
- Да никто!
Пререкаясь, они вошли в таверну, к огромному удовольствию нескольких зевак, которые собрались, чтобы послушать их перебранку.
- Не желаете отдельную комнату? – спросил хозяин таверны.
- Да вам-то что? – спросил Джек.
- Заткнись! – вскричал адмирал. – Да, я желаю отдельную комнату, и грогу!
- Крепкого, как дьявол! – вставил Джек.
- Да, сэр, конечно, сэр! Отличное вино, отличные постели, отли…
- Вы это уже говорили, - заметил Джек и наградил трактирщика еще одним чувствительным тычком.
- Эгей! – крикнул адмирал. – Можете послать за этим чертовым адвокатом, мистер Трактирщик.
- Вы имеете в виду мистера Кринклса, сэр?
- Да, да.
- Могу я узнать, сэр, кто желает его видеть?
- Адмирал Белл.
- Разумеется, адмирал, разумеется. Вы убедитесь, что это очень разговорчивый, милый, воспитанный человек, сэр.
- И скажите ему, что Джек Прингл тоже тут! – закричал моряк.
- Да, да, конечно, - ответил трактирщик, который пребывал в такой растерянности от полученных им тычков, и от всего того шума, который гости подняли в его доме, что сейчас, засыпанный распоряжениями и ругательствами, уже с трудом мог сказать, кто здесь хозяин, а кто – слуга.
- Вот ведь какая штука, Джек: проделать такой путь, чтобы встретиться с адвокатом! – проговорил адмирал.
- Так точно, сэр!
- Если бы он сразу сказал, что он адвокат, мы бы знали, как поступить. Но он обманул нас, Джек.
- И я так думаю. Но мы отплатим ему за это, когда он нам попадется.
- Отлично! Так мы и сделаем.
- И потом, мы что-нибудь узнаем, может быть, о мастере Чарльзе, сэр. Господь благослови его, помните, как он приходил повидать вас в Портсмоуте?
- Ах! Да, я помню.
- Как он говорил тогда, что ненавидит французов. Совсем еще ребенок был. Но какая настойчивость, какие чувства! "Дядя, - сказал он вам, - когда я вырасту, я поступлю на судно, и буду сражаться с французами!" - вот как он сказал! "И побьешь их, мальчик мой, - ответили вы, потому что подумали, что он забыл это сказать. А он вам: "К чему говорить об этом, глупый? Ведь мы всегда их бьем!"
Адмирал захохотал, потирая руки, и громко закричал:
- Я помню, Джек, я все помню! Я тогда сглупил.
- Я подумал тогда: вот же старый дурень!
- Ну, ну. Что ты сказал сейчас?
- А нечего было говорить, что я не моряк!
- Что ж, Джек, ты злопамятен, как морской пехотинец.
- Ну вот, опять. Прощайте! Помните, как мы сошлись борт о борт с двумя фрегатами янки и разбили обоих? Вы не называли меня морским пехотинцем, когда кровь стекала по шпигатам. Тогда я был моряком!
- Был, Джек, был. Ты спас мне жизнь.
- Ничего подобного!
- Нет, спас.
- Говорю же, нет – это было острие марлиня.
- А я говорю – спас, подлый ты мошенник! Я говорю – спас, и не потерплю противоречий на своем собственном судне!
- Вы это называете своим судном?
- Нет, чтоб тебя! Я…
- Мистер Криклс, - сообщил трактирщик, широко распахнув дверь и тем самым положив конец спору, который обещал стать жарким.
- Акула, клянусь Богом! – воскликнул Джек.
Маленький, опрятно одетый человечек появился в дверях и робко ступил в комнату. Вероятно, он уже был наслышан от трактирщика о неистовых посетителях, которые посылали за ним.
- Так вы и есть Кринклс? – крикнул адмирал. – Садитесь, хоть вы и адвокат.
- Благодарю, сэр. Я поверенный, правильно, и мое имя Кринклс.
- Взгляните-ка.
Адмирал сунул письмо в руку маленького человечка.
- Мне прочесть? – спросил тот.
- Разумеется.
- Вслух?
- Да черт возьми! Хоть свинячьим шепотом! Хоть ураганным вест-индийским ревом!
- О, хорошо, сэр. Буду рад вам угодить. Я прочту вслух, если вы не возражаете.
Он развернул письмо и прочел следующее:
"Адмиралу Беллу.
Адмирал! Будучи осведомлен из различных источников о вашем глубочайшем и похвальном участии в судьбе вашего племянника Чарльза Холланда, я осмелился написать вам касательно того, из какой беды вы можете спасти его, если будете действовать быстро и решительно. В противном случае вашему племяннику может быть нанесен значительный вред.
Настоящим извещаю вас, что Чарльз Холланд, много раньше назначенного срока вернулся в Англию, с намерением заключить весьма нежелательный брак с девушкой, принадлежащей к семейству, связь с которым в высшей степени нежелательна.
Вы, адмирал, являетесь его ближайшим и почти единственным родственником. Вы заботитесь о его благосостоянии, и ваш долг – вмешаться и спасти его от губительных последствий женитьбы, которая, без сомнения, принесет горе и страдания ему самому, а так же всем, кто заинтересован в его судьбе.
Семейство, с которым он желает породниться, носит фамилию Беннерворт, а юную леди зовут Флора Беннерворт. Однако, сообщая вам, что в семействе живет вампир, и если ваш племянник женится, то он женится на вампире, и его дети будут вампирами, - я считаю это предупреждение достаточным и умоляю вас не терять времени и немедленно отправляться в путь.
Если Вы остановитесь в "Гербе Нельсона" в Аксоттере, то еще услышите обо мне. Вы можете послать за мной, и я расскажу больше.
Ваш скромный и покорный слуга Джозиа Кринклс.
PS Прилагаю следующее описание вампира, сделанное доктором Джонсом:
ВАМПИР (герм. кровосос) – вы можете получить представление о том, какое множество вампиров существовало в старые времена, если прочтете отчет Джона Буля. В нем говорится, что при дворе святого Джеймса можно было запросто столкнуться с немецким кровососом".

***

Поверенный закончил читать, и его удивленный вид весьма озадачил бы адмирала при других обстоятельствах. Однако теперь его мысли были слишком поглощены грозящей Чарльзу Холланду опасностью, чтобы он мог заметить такую мелочь. Но обнаружив, что маленький человечек молчит, он взревел:
- Ну что же, сэр?!
- Ч-ч-что? – пролепетал поверенный.
- Я послал за вами, и вот вы здесь, и я тоже здесь, и Джек Прингл. У вас есть что сказать?
- Только то, сэр, что я никогда в жизни прежде не видел этого письма, - ответил слегка оправившийся мистер Кринклс.
- Вы – никогда – его – не – видели?
- Никогда.
- И не писали его?
- Слово чести, сэр, не писал.
Джек Прингл присвистнул. Адмирал выглядел озадаченным. Словно адмирал в песне, он побледнел, и мистер Кринклс добавил:
- Не могу представить, кто мог воспользоваться моим именем. Я бы не стал писать к вам, потому как никогда не знал о вас ничего, кроме общеизвестных фактов, - например, что вы один из тех доблестных офицеров, кто всю жизнь сражается за свою страну, и кто вызывает у всех англичан восхищение и одобрение.
Джек и адмирал недоуменно посмотрели друг на друга, и пожилой джентльмен воскликнул:
- Что! услышать такое от адвоката?
- Адвокат, сэр, может знать, как ценятся поступки храбрых людей, хотя может быть не способен подражать им, - ответил Кринклс. – Это письмо, сэр, подделка, и теперь я оставлю вас, полный благодарности случаю, благодаря которому я имел честь беседовать с джентльменом, чье имя навсегда останется в истории этой страны. Всего доброго, сэр! Всего доброго!
- Нет! будь я проклят, если вы уйдете просто так! – заявил Джек, прыгнул к двери и загородил ее спиной. - Вы пропустите со мной стаканчик в честь Старой Доброй Англии, будь вы хоть дюжину раз адвокат.
– Правильно, Джек! – одобрил адмирал. - Согла, мистер Кринклс, для своего же блага. Я думаю, что если в мире и есть парочка честных адвокатов, то вы – один из них. На этом судне – то есть хочу сказать, в этом доме, - должна найтись бутылка доброго вина, и мы можем распить ее вместе.
- Если это приказ, адмирал, я с радостью повинуюсь, - ответил поверенный. – И хотя вы можете быть уверены, что я не писал этого письма, все же касательно некоторых упомянутых в нем вопросов я могу дать разъяснения.
- В самом деле?
- К сожалению, да, ибо я уважаю упомянутое семейство.
- Садитесь же, садитесь. Джек, сбегай на камбуз и принеси вина. Ну а мы пока пройдемся по правому и левому борту. Кто мог написать это чертово письмо?
- Понятия не имею, сэр.
- Ну, ну, ничего страшного. Письмо привело меня сюда, так что не буду ворчать. Я и не знал, что мой племянник уже в Англии. Полагаю, что и он не знал обо мне. Но мы оба здесь, и я не успокоюсь, пока не увижу его и не удостоверюсь, что…как его там?
- Вампир.
- А! Вампир.
- Лопни моя селезенка! – провозгласил Джек Прингл, врываясь в комнату с бутылкой вина. – Лопни моя селезенка, если этот вампфингер не родственник Дэви Джонса!
- Придержи свой невежественный язык, - заметил адмирал. – Никому не нужны твои замечания, увалень!
- Что ж, ладно, - сказал Джек, поставил на стол вино и удалился в дальнюю часть комнаты, ворча себе под нос, что никто не называл его увальнем, когда вокруг свистели пули, и когда они сошлись рея к рее Бог знает с кем.
- Ну а теперь, мистер адвокат, - проговорил адмирал Белл, который тоже обладал грубоватыми манерами моряка, - Теперь, мистер адвокат, давайте пропустим стаканчик за знакомство, и будь я проклят, если вы мне не нравитесь!
- Вы очень добры, сэр.
- Вовсе нет. Были времена, когда я скорее пригласил бы на ужин в свою каюту молодую акулу, нежели адвоката, но теперь я начинаю понимать, что и среди вашей братии могут быть приличные парни. Вам здорово повезло, и вы не захотите лучшего друга и собутыльника, пока у адмирала Белла есть еще порох в пороховницах!
- Вздор! - сказал Джек.
- Проклятье, что ты хотел этим сказать? – яростно взревел адмирал.
- Я обращался не к вам, - двумя октавами выше крикнул Джек. – Двое мальчишек на улице грозятся друг другу, ну а я знаю, что они не будут драться.
- Заткнись!
- Ну и ладно. Никто не велел мне заткнуться, когда мы удирали из Бейрута.
- Не обращайте внимания, мистер адвокат, - сказал адмирал. – Он сам не знает, о чем говорит. Не обращайте на него внимания. Лучше расскажите мне, что вы знаете об этом… как его…
- Вампире?
- А! я всегда забываю названия незнакомых рыб. Полагаю, это что-то вроде русалки?
- Не могу сказать, сэр. Но эта история, со всеми своими неприятными подробностями, наделала много шуму в окрестностях.
- Да что вы говорите?
- Да, сэр. Вы услышите, как это произошло. Случилось так, что однажды ночью к Флоре Беннерворт, юной леди большой красоты, любимой и уважаемой всеми, кто ее знал, заявился вампир, который залез через окно.
- Ух ты, - сказал Джек. – Хотел бы я быть на его месте.
- Она настолько оцепенела от страха, что даже не успела подняться с кровати, и только один раз вскрикнула, когда ужасный гость схватил ее.
- Черт меня побери! – воскликнул Джек. – Представляю, сколько было воплей!
- Видишь эту бутылку? – взревел адмирал.
- Разумеется, вижу. Думаю, пора сходить за новой.
- Негодник! Я разобью ее об твою глупую башку, если ты еще раз перебьешь этого джентльмена!
- Не будьте жестоким!
- Итак, как я сказал, - продолжал поверенный, - к счастью, она успела закричать, и ее крик поднял на ноги весь дом. Дверь ее спальни была очень крепкая, и ее пришлось выломать.
- Так, так.
- Ах! – вскричал Джек.
- Можете вообразить себе ужас и изумление тех, кто вбежал в комнату девушки и обнаружил ее в лапах человекоподобного существа, которое впилось зубами в ее шею и сосало ее кровь!
- Вот черт!
- Прежде чем кто-нибудь успел схватить тварь, она кончила свою ужасную трапезу и ударилась в бегство. В нее стреляли, но тщетно.
- И ей дали сбежать?
- Существо преследовали, пока было возможно, и видели, как оно взобралось на садовую изгородь. Затем оно скрылось из виду, и можете себе представить, какой неописуемый ужас испытали преследователи.
- Никогда не слышал ничего подобного. Джек, что ты об этом думаешь?
- Я еще не начинал думать, - ответил Джек.
- Ну а что насчет моего племянника, Чарльза? – спросил адмирал.
- О нем я ничего не знаю.
- Ничего?
- Ни слова, адмирал. Я и не знал, что у вас есть племянник, даже не предполагал, что какой-то джентльмен, состоящий с вами в родстве, имеет отношение к этим загадочным и необъяснимыми событиям. Я рассказал вам то, что узнал из разговоров в округе. Больше мне ничего не известно.
- Что ж, нельзя говорить о том, чего не знаешь. Я озадачен тем, кто мог написать мне это письмо.
- Не могу представить, - сказал Кринклс. – Уверяю вас, почтенный сэр, мне очень неприятно, что кто-то воспользовался моим именем для подобной цели. Но, раз уж вы здесь, позвольте мне сказать, что я буду горд и счастлив оказаться полезным защитнику нашего отечества, чье имя, благодаря его славным деяниям, хранится глубоко в сердце каждого британца.
- Говорит как по писанному, - заметил Джек. – Сам-то я книг не читал, да и не умею, но слышал, как читали другие, и там как раз был вздор в таком роде.
- Нам не интересно твое мнение, - сказал адмирал, - так что помолчи.
- Слушаюсь, сэр.
- Итак, мистер Адвокат, вы честный парень, а честные парни обычно рассуждают здраво.
- Благодарю вас, сэр.
- Если написанное в письме – правда, значит, мой племянник Чарльз любит ту самую девушку, которую вампир укусил за шею.
- Насколько я понимаю, сэр, это так.
- И как бы вы поступили?
- Самое трудное и самое неблагодарное дело вмешиваться в семейные дела, - ответил поверенный. Холодный и незаинтересованный наблюдатель обычно видит вещи в ином свете, нежели те, кто подвержен чувствам и чье мягкосердечие может повлиять на исход дела.
- Это верно. Продолжайте.
- Возьмем, сэр, мою точку зрения касательно этого предмета. По-моему, будет просто ужасно, если ваш племянник женится на девушке, которая подверглась нападению вампира.
- Да, это будет неприятно.
- У молодой леди будут дети.
- Целая орава, - добавил Джек.
- Заткнись, Джек!
- Слушаюсь, сэр.
- И она сама после смерти может стать вампиром. Тогда она будет приходить к своим детям и сосать у них кровь.
- Стать вампиром! Как, разве она собирается тоже превратиться в вампира?
- Сэр! разве вам не известен тот факт, что каждый укушенный этим ужасным существом сам становится вампиром?
- Вот черт!
- Это факт, сэр.
- Фью! – присвистнул Джек. – Она может покусать всех нас, и мы получим целый экипаж вампфингеров.
- Это было бы неприятно, - заметил адмирал. Поднявшись из кресла, он стал расхаживать по комнате. – Очень неприятно. Болтаться мне на рее, если я неправ!
- Кто сказал, что вы неправы? – воскликнул Джек.
- А тебя кто спрашивает, скотина?
- Что ж, сэр, - проговорил мистер Кринклс. – Я сообщил вам все, что мог. Могу только повторить, что остаюсь вашим покорным слугой и счастлив буду помочь вам в любое время.
- Благодарю вас, мистер… э…
- Кринклс.
- Ах, да, Кринклс. Вскоре я снова обращусь к вам. Раз уж я тут, то доберусь до самой сути этого дела, до самого дна, каким бы глубоким оно не оказалось. Чарльз Холланд – сын моей несчастной сестры и мой единственный родственник. Его счастье важнее для меня, чем мое собственное.
Кринклс отвернулся в сторону, и по блеску его глаз можно было заключить, что честный малый здорово взволнован.
- Господь благослови вас, - сказал он. – Прощайте.
- Доброго дня.
- До свиданья, адвокат! – крикнул Джек. – Смотрите под ноги. Будь я проклят, если вы не выглядите честным парнем! Вы можете оставить дьявола с носом и на полных парусах войти в райскую бухту, при условии что к концу путешествия не наделаете подлых делишек.
 Старый адмирал с глубоким вздохом повалился в кресло.
- Джек! – позвал он.
- Слушаю, сэр?
- Что нам теперь делать?
Джек открыл окно, чтобы сплюнуть слюну, образовавшуюся от табака, который он увлеченно жевал во время разговора с адвокатом, и повернулся к хозяину.
- Делать? Что нам теперь делать? Ну, для начала отыщем Чарльза, и расспросим его обо всем, а заодно посмотрим на юную леди, и поймаем вампфингера, если получится, и сойдемся с ним борт к борту, и выясним все подробности, и все как следует прокрутим в головах, а там посмотрим, чем еще заняться.
- Джек, ты прав. К делу!
- Конечно, я прав. Вы знаете, каким курсом плыть?
- Нет. Я никогда не бывал в этих широтах, и этот фарватер выглядит сложным. Нам нужен лоцман, и если мы сядем на мель, это будет его вина.
- Неплохое утешение, - согласился Джек. – К делу!

Глава 16

Встреча влюбленных в саду – Трогательная сцена – Неожиданное появление сэра Френсиса Варни

Наши читатели помнят, что Флора Беннерворт назначила свидание Чарльзу Холланду в саду. Этой встречи юноша ожидал, будучи исполнен множеством самых противоречивых чувств, и оставшееся до назначенного часа время он провел в мучительных размышлениях касательно предстоявшего объяснения.
Мысль о том, что Флора станет уговаривать его забыть о ней, была особенна горька ему, который любил ее искренне и верно. А он был уверен, что она будет говорить об этом. И мысль о разрыве с невестой представлялась ему в худшем свете.
"Неужели я так низко паду в собственных глазах, - думал он, - да и в ее тоже, и в глазах всех благородных людей, и оставлю ее в час беды? Хватит ли у меня подлости, чтобы сказать вслух или мысленно: "Флора, когда ваша красота не была омрачена печалью, когда все вокруг вас сияло жизнью и радостью, я любил вас эгоистично за то, что вы делали меня счастливым; но теперь рука злой судьбы легла на ваши плечи, вы уже не та, что прежде, и я покидаю вас"? Никогда, никогда!"
Чарльз Холланд, как могут заметить самые философски настроенные читатели, больше полагался на чувства, нежели на разум. Но пусть его рассуждения ошибочны, можем ли мы не восхищаться благородством его души и самоотречением?
Что до Флоры, только небеса знают, справился ли ее рассудок с давившим на него грузом тяжких мыслей.
Все ее существо было охвачено двумя сильными чувствами: это был страх перед возвращением вампира и искреннее желание освободить Чарльза Холланда от повторенных им клятв верности.
Чувства, душа, разум – все восставало против того, чтобы навлечь на юношу все те горести, которые вынесла Флора. Связать с ним судьбу значило разделить с ним беды, и чем больше уверений в любви и верности слетало с его губ, тем острее она чувствовала, как глубоко он будет страдать, если соединится с нею.
И она была права. Великодушие, которое побуждало Чарльза Холланда вести Флору Беннерворт к алтарю, несмотря на то, что ее шея несла на себе отпечатки зубов вампира, показывало всю глубину его чувства и его готовность разделить с девушкой все печали, страдания и беды.
То, что в обиходе обитатели Беннерворт-Холла называли парком, было небольшим полукруглым участком земли, где росли тенистые деревья и цветы. Этот участок располагался прямо перед домом, и в середине его стояла беседка, которая в теплое время года была вся заплетена душистыми вьющимися растениями редкой красоты. Вокруг цвели самые прелестные цветы, какие только могли вырасти на этой благодатной почве.
Увы! В последнее время среди благородных садовых растений появилось множество сорняков, ибо обедневшее семейство Беннервортов не могло позволить себе нанять необходимое число слуг, дабы содержать дом и земли в порядке, которым некогда так гордились обитатели поместья.
В этом цветущем саду обычно встречались Чарльз и Флора.
Нетрудно предсказать, что он был на месте ранее назначенного часа, с волнением ожидая появления той, кто был ему дороже всех на свете. Что были ему душистые цветы, которые росли вокруг, такие беспечные и красивые? Увы, цветок, который казался ему прекраснее всех, увядал, и на щеках той, кого он любил, цветущие розы уступили место бледным лилиям.
- Милая, милая Флора! – восклицал он. – Вас нужно увезти из этого места, с которым связаны такие страшные воспоминания. Я не считаю мистера Маршдейла своим другом, но это убеждение – или, вернее, впечатление, - не делает меня пристрастным, и я признаю, что его совет хорош. Ему следовало изложить эту мысль в иной, более вежливой форме, и тогда слова не ранили бы, подобно кинжалам, каждый из которых вонзился глубоко в мое сердце. Но все-таки я считаю, что в этом отношении он был прав.
Звук легких шагов коснулся его слуха, юноша быстро повернулся и увидел ту, которую сердце угадало раньше зрения – он увидел Флору.
Да, это была она, но какая бледная, какая измученная, истерзанная душевными страданиями. Куда подевалась упругая поступь? Где радостный свет, сияющий из прекрасных глаз?
Увы, все изменилось. Чарующая красота форм осталась при девушке, но свет радости, который придавал этому небесному лицу особое очарование, ушел. В одно мгновение Чарльз оказался рядом с невестой. Одна его рука сжала ее пальчики, а вторая нежно обвилась вокруг ее тонкой талии.
- Флора, милая, милая Флора! – сказал он. – Вам уже лучше? Скажите, что свежий воздух оживил вас!
Но она не могла говорить. Ее сердце горестно сжималось.
- О! Флора, родная моя! – добавил он, и эти слова, эти интонации шли прямо от сердца и были наполнены непритворной нежностью. – Поговорите со мной, милая, дорогая Флора – скажите хоть слово!
- Чарльз! – вот и все, что она могла вымолвить, а затем бурно разрыдалась, и так тяжело оперлась на его руку, что стало очевидно – без поддержки она упадет.
Чарльз Холланд охотно оказал ей помощь, хотя и огорчился тоже. Но он знал, что девушка скоро успокоится, и слезы облегчат ее сердце.
Он хранил молчание, пока не почувствовал, что внезапный поток слез иссякает, и тогда он заговорил тихим, мягким голосом, пытаясь успокоить ее истерзанную душу:
- Моя милая Флора, помните, что с вас окружают люди, которые любят вас. Помните, что ни время, ни обстоятельства не могут убить мое чувство к вам. Ах, Флора, нет в мире такого зла, которое не могла бы победить любовь!
- О, молчите, Чарльз, молчите!
- Почему, Флора? Вы пытаетесь заглушить голос истинного чувства? Я люблю вас искренне, как немногие могут любить! Ах, почему вы запрещаете мне говорить о тех чувствах, которые переполняют мое сердце?
- Нет, нет, не надо!
- Флора, Флора, почему вы говорите "нет"?
- Нет, Чарльз, не говорите со мной о чувствах и о любви. Не говорите, что вы меня любите.
- Не говорить о любви! Ах, Флора, если мой язык, которому не хватает красноречия, чтобы выразить все, что я чувствую, говорит о любви, то и каждая черточка моего лица говорит о том же! все, что я делаю, должно показать миру, как я люблю вас!
- Я не должна слушать это. Великий Боже, дай мне силу исполнить свое намерение!
- Что это за намерение, Флора? О чем вы так горячо молитесь? Если вы задумали что-то против величия любви, забудьте! Любовь – это дар Небес. Величайший и самый чудесный дар, когда-либо посланный живым существам. И небеса не помогут вам, если вы откажетесь от того, что является нашим единственным спасением в этом скорбном мире.
Флора в отчаянии заломила руки и воскликнула:
- Чарльз, я знаю, что вас не убедить. Я знаю, что не обладаю ни даром красноречия, ни способностью к описаниям, ни глубиной мыслей и не могу соперничать с вами.
- Соперничать? В чем же?
- Вы говорите о любви.
- Прежде я говорил с вами о любви беспрепятственно.
- Да, да, это было прежде.
- Почему же теперь нельзя? Не говорите мне, что ваши чувства изменились.
- Я изменилась, Чарльз. Ужасно изменилась. Бог проклял меня, не знаю, за что. Не знаю, что я сделала или подумала плохого, во всяком случае, намеренно, но вот… вампир.
- Не позволяйте запугать себя.
- Запугать! Это меня убило.
- Успокойтесь, Флора! Вы слишком много думаете о том, чему, я надеюсь, найдется еще рациональное объяснение.
- Я обращаю к вам, Чарльз, ваши собственные же слова. Я не могу, не смею быть вашей, пока такое ужасное проклятие висит надо мной; если может быть найдено более рациональное объяснение, чем то, которое родилось в моем воображении, найдите его, и спасите меня от отчаяния и безумия.
Они достигли беседки, и Флора, произнося эти слова, бросилась на скамью и закрыла свое прекрасное лицо руками, и судорожно зарыдала.
- Вы сказали, - мрачно проговорил Чарльз. – А я выслушал все, что вы пожелали сказать.
- Нет, нет. Это не все, Чарльз.
- В таком случае, я буду терпелив. Хотя каждое ваше слово рвет мне сердце.
- Я… я хочу сказать, Чарльз, - дрожащим голосом вымолвила она, - что справедливость, религия, милосердия – все, что называется добродетелью, вызывает ко мне, дабы я освободила вас от клятв, данных при более благоприятных обстоятельствах.
- Продолжайте.
- Я умоляю вас, Чарльз, оставить меня судьбе, уготованной небесами. Я не прошу вас не любить меня.
- Что ж, продолжайте, Флора.
- Мне будет отрадно думать, хотя я больше не увижу вас, что мы все еще любите меня. Но вы не должны думать обо мне часто, и должны попытаться обрести счастье с другой девушкой…
- Остановитесь, Флора. Эти слова идут не от сердца.
- Да, да!
- Вы любили меня когда-нибудь?
- Чарльз, Чарльз, зачем вы приумножаете боль, которая и без того терзает мое сердце?
- Нет, Флора, я бы скорее вырвал собственное сердце из груди, нежели причинил бы боль вашему. Я хорошо знаю, что девичья скромность замкнула ваши уста, не позволяя вас признаться в любви ко мне. Я не надеюсь услышать, как вы произнесете эти слова. Нежный и преданный влюбленный должен довольствоваться тем, что видит истинное чувство в красноречивых глазах красавицы. Он должен замечать чувство в жестах, которые имеют особенное значение для влюбленного, и ни для кого другого; но когда вы велите мне искать счастья с другой девушкой, мое трепещущее сердце загорается и спрашивает: "Вы любили меня когда-нибудь, Флора?"
От этих слов ее чувства пробудились. О, волшебный язык любви! Прежний румянец вернулся на ее щеки, когда, позабыв обо всем, она слушала слова юноши, о котором мечтала дни напролет, и когда смотрела на его лицо.
Его голос стих. Ей показалось, будто чудесная музыка прервалась на полуфразе. Она прильнула к его плечу – она смотрела на него почти умоляюще. Ее голова склонилась к нему на грудь, и она вскричала:
- Чарльз, Чарльз, я любила вас! Я и теперь люблю вас!
- Пусть тогда печаль и несчастья напрасно звенят своими ужасными цепями, - воскликнул он. – Сердце к сердцу, рука об руку со мной, вы победите их.
Говоря это, он воздел руки к небесам, и в этот самый момент раздался оглушительный раскат грома, пошатнувший, казалось, саму землю.
Крик ужаса сорвался с губ Флоры.
- Что это было?
- Всего лишь гром, - спокойно ответил Чарльз.
- Какой страшный грохот.
- В самом деле.
- И в ту самую секунду, когда вы бросили вызов Судьбе! О! Чарльз, что если это знамение?
- Флора, что за фантазии?
- И солнце померкло.
- Да, но оно засияет еще ярче после этого короткого затмения. Гроза очистит воздух от зловредных паров; а зигзаг молнии испепелит силы зла. Ах! Вот снова.
Новый раскат грома, почти такой же громкий, как первый, потряс землю. Флора задрожала.
- Чарльз, - сказала она, - это голос самих небес. Мы должны расстаться, расстаться навсегда. Я не могу быть вашей.
- Флора, это безумие. Подумайте еще, милая Флора. Несчастья могут пошатнуть дух самых удачливых и лучших из нас; но, подобно облакам, которые теперь заслоняют солнце, все беды развеются без следа. Сияние радости озарит нас снова.
На небе в облаках образовался разрыв, словно окошко в рай. Через него проник луч солнечного света, такой яркий, такой ослепительный, и такой прекрасный, что удивительно было смотреть на него. Он упал на лицо Флоры и согрел ее щеки; он осветил ее бледные губы и заплаканные глаза; он озарил беседку сиянием, подобным сиянию нимба святого.
- Смотрите! – вскричал Чарльз. – Это ли не знамение?
- Боже мой! – воскликнула Флора, протягивая руки вперед.
- Облака, затенявшие вашу душу, развеялись, - сказал Чарльз. – Примите этот солнечный луч как обещание Господа.
- Да! да!
- Он исполнит, что обещал.
Облака затянули окошко, и сияние погасло.
- Флора, вы больше не будете говорить о том, чтобы я оставил вас? - спросил Чарльз.
Она позволила ему прижать ее к сердцу. Оно билось для нее, для нее одной.
- Вы позволите, Флора? Вы еще любите меня?
Ее голос, когда она отвечала ему, был похож на звучание далекой музыки, которую слышит не ухо, но сердце.
- Чарльз, мы будет жить, любить друг друга, и умрем вместе.
На долгое время в беседке воцарилась умиротворенная тишина – блаженство радости. Они не говорили, но девушка смотрела в лицо возлюбленного со знакомой ему улыбкой, и от радости, заполнявшей его сердце, слезы выступали на глазах.
Вдруг крик сорвался с губ Флоры – дикий и ужасный крик, породивший эхо. Чарльз отскочил на шаг, как будто услышал выстрел, и затем с невыразимой мукой, воспоминание о которой долго не оставляло его, Флора закричала:
- Вампир! Вампир!

(1) В оригинале здесь имеет место быть игра слов. Таверна называется "Arms Of Nelson", arm = рука, arms = герб, то есть в оригинале моряк сетует на то, что у Нельсона на самом деле была только одна рука, а на вывеске написано "Руки". Как корректно обыграть это место, я не знаю.

Глава 17

Объяснение – Визит Варни – Сцена смущения и некоторые ее последствия

Неожиданный тревожный вскрик Флоры, да еще и в такой момент, потряс бы нервы любого человека, так что нет ничего удивительного в том, что Чарльз на несколько секунд оцепенел и почти потерял способность думать.
Механически он повернулся к входу в беседку и увидел там высокого худого человека, весьма элегантно одетого, чье лицо имело такое несомненное, поразительное сходство с портретом, написанным на панели, что это могло напугать кого угодно.
Незнакомец в нерешительности остановился на пороге беседки как человек, который не желает мешать, но и уйти находит неудобным.
Прежде чем Чарльз успел собраться с мыслями, или хотя бы подумал о том, чтобы освободиться из судорожно сжатых рук Флоры, обвившихся вокруг него, незнакомец низко и весьма любезно поклонился и проговорил приятным голосом:
- Боюсь, мое вторжение сюда нежелательно. Примите мои глубочайшие извинения и поверьте, сэр, и вы, мадам, что я не ожидал никого застать в беседке. Видите ли, неожиданно пошел дождь, и я поспешил сюда, надеясь найти укрытие от ливня.
Эти слова были произнесены таким приятным голосом, с такой убедительной интонацией, что могли достойно прозвучать в любой гостиной королевства.
Пока он говорил, Флора не отрывала от него глаз и судорожно сжимала руку Чарльза, продолжая шептать:
- Вампир! Вампир!
- Опасаюсь так же, - добавил незнакомец все так же мягко, - что мое появление встревожило юную леди!
- Отпустите меня, - прошептал Чарльз Флоре. – Отпустите меня, и я пойду за ним!
- Нет, нет! не оставляйте меня! не оставляйте! Вампир! Он ужасный вампир!
- Но, Флора…
- Тише, тише! Он опять заговорил.
- Мне бы следовало объяснить свое появление в парке, - вкрадчиво продолжил незнакомец. – На самом деле, я пришел, чтобы…
Флора содрогнулась.
- …Повидаться с мистером Генри Беннервортом, - закончил незнакомец. – Обнаружив ворота открытыми, я прошел, не побеспокоив слуг, о чем весьма сожалею, ибо вижу, что взволновал и огорчил леди. Мадам, прошу принять мои извинения.
- Ради Бога, кто вы такой? – спросил Чарльз.
- Мое имя Варни.
- О, да. Вы – сэр Френсис Варни, живущий по соседству, и имеющий ужасающее сходство с…
- Прошу, продолжайте, сэр. Я весь – внимание.
- …С одним портретом.
- Неужто! Теперь я припоминаю, мистер Генри Беннерворт говорил что-то в этом роде. Какое странное совпадение.
Послышался звук приближающихся шагов, и через несколько секунд подошли Генри и Джордж, в сопровождении мистера Маршдейла. Заметно было, что они спешили, и Генри тут же воскликнул:
- Мы слышали – или же нам показалось, - крик.
- Вам не показалось, - ответил Чарльз Холланд. – Вы знаете этого джентльмена?
- Это сэр Френсис Варни.
- Правда?
Варни поклонился подошедшим мужчинам. В отличие от остальных, он был совершенно спокоен. Чарльз обнаружил, что очень трудно встать и заявить такому благовоспитанному, вежливому джентльмену: "Сэр, мы думаем, что вы вампир!" – почти невозможно.
"Я не могу сделать это, - подумал он, - но я буду за ним наблюдать".
- Уведите меня отсюда, - прошептала Флора. – Это он, он! о, уведите меня, Чарльз!
- Тише, Флора, успокойтесь. Вы ошибаетесь, и мы не можем грубить этому джентльмену только из-за его поразительного сходства с портретом.
- Он вампир! Вампир!
- Вы уверены, Флора?
- Узнаю ли я ваше лицо, мое собственное, лица моих братьев? Не пытайтесь заставить меня усомниться. Я совершенно уверена. Избавьте меня от его ужасного присутствия, Чарльз.
- Юная леди, боюсь, нездорова, - заметил сэр Френсис Варни сочувственно. – Если она примет мою руку, я сочту это за честь.
- Нет, нет, о Боже! - вскричала Флора.
- Мадам, я не настаиваю.
Он поклонился, и Чарльз вывел Флору из беседки.
- Флора, - сказал он. – Я в растерянности, я не знаю, что и думать. Этот человек, вероятно, родился на свет после того, как был создал портрет… или же портрет писали с него?
- Он и есть мой полуночный гость! – воскликнула Флора. – Он вампир! Этот сэр Френсис Варни – вампир!
- Боже мой! Что же делать?
- Я не знаю. Я совершенно растеряна.
- Успокойтесь, Флора. Если этот человек – действительно тот, кем вы его считаете, мы теперь знаем, откуда исходит зло, и это дает нам точку опоры. Будьте уверены, мы будем за ним наблюдать.
- О, как страшно было встретить его здесь!
- Странно, он так стремится завладеть поместьем.
- Он… он…
- В целом, это выглядит довольно странно. И все же, Флора, будьте уверены по крайней мере в одном: вы в безопасности.
- Разве я могу быть в этом уверенной?
- Конечно. Идите теперь к матушке. Мы уже в доме. Идите к матушке, милая Флора, и ведите себя тихо. А я вернусь к загадочному джентльмену и буду судить более хладнокровно.
- Вы будете наблюдать за ним?
- Разумеется.
- И не позволите ему войти в дом?
- Не позволю.
- О, как Господь позволяет существовать на земле подобным чудовищам!
- Тише, Флора, тише! Мы не можем судить о Его делах.
- Невинные страдают от одного его присутствия.
Чарльз печально склонил голову.
- Разве это не ужасно?
- Тише, тише! Успокойтесь, моя дорогая. Вспомните: все, чем мы располагаем, это внешнее сходство, которое может оказаться случайностью. Но оставьте это мне, и будьте уверены, что я найду ключ к разгадке, я не упущу из вида сэра Френсиса Варни.
Говоря так, Чарльз поручил Флору заботам ее матушки, и поспешил обратно к беседке. Однако по дороге столкнулся с целой компанией, направляющейся в дом, ибо с каждой минутой дождь лил все сильнее.
- Мы возвращаемся, - сообщил сэр Френсис Варни, улыбнувшись и слегка поклонившись Чарльзу.
- Позвольте, мистер Холланд, представить вас нашему соседу, сэру Френсису Варни, - сказал Генри.
Чарльз заставил себя держаться учтиво, хотя был полон противоречивых чувств и мыслей касательно Варни; но деваться было некуда, ибо грубость была несовместима с его привычками и характером, и он решил отвечать с той же изысканной вежливостью, с какой держался предполагаемый вампир.
"Я хорошенько присмотрюсь к нему, - подумал Чарльз. – Мне больше ничего не остается".
Сэр Френсис Варни, казалось, был человеком, прекрасно осведомленным обо всем на свете. Он свободно и с удовольствием поддерживал беседы на самые разные темы, и несмотря на то, что он не мог не слышать того, что Флора говорила о нем, он не задавал никаких вопросов касательно этого предмета.
Другой человек принялся бы расспрашивать об этом, и молчание сэра Френсиса произвело на Чарльза плохое впечатление. Он дрожал при мысли о том, что его подозрения могут, в конце концов, оказаться правдой.
"Вампир ли он? – спрашивал он сам себя. – Вампир ли он, этот элегантный, вежливый, умный, образованный джентльмен?" Это был ужасный вопрос.
- Вы премило устроились здесь, - заметил Варни, остановившись в нескольких шагах от входной двери и обернувшись, чтобы поглядеть на окрестности с небольшой возвышенности.
- Это место славится своими живописными окрестностями, - согласился Генри.
- И не без причины. Я надеюсь, юной леди уже лучше?
- Да, сэр, - ответил Чарльз.
- Я виноват, - сказал Генри, который обращался со своим необычным гостем с вымученной веселостью. – Я виноват, что не представил вам мою сестру.
- Так она ваша сестра?
- Да, сэр.
- Молва не лжет – она действительно красавица. Но она выглядит бледновато, мне кажется. Она здорова?
- Вполне здорова.
- Правда? Вероятно, печальное происшествие, о котором так много болтают в окрестностях, ее расстроило?
- Именно так.
- Вы намекаете на появление здесь вампира? – спросил Чарльз, в упор глядя на Варни.
- Да, я намекаю на предполагаемое появление в семействе предполагаемого вампира, - ответил Варни, и вернул Чарльзу серьезный взгляд, наполненный такой непоколебимой уверенностью, что юноша вынужден был отвести глаза.
"Его не запугать, - подумал Чарльз. – Он уже привык к перекрестным вопросам".
Неожиданно Генри пришло в голову, что в доме Варни он запретил ему появляться в поместье, и теперь он заметил:
- Мы не ожидали насладиться вашим обществом здесь, сэр Френсис Варни.
- О, сэр, я не собирался приходить, но вы разбудили мое любопытство. Вы сказали, что здесь есть похожий на меня портрет.
- Я сказал это?
- Да, вы сказали, иначе откуда бы мне знать об это? Я бы хотел убедиться, действительно ли сходство столь замечательно.
- Вы заметили, сэр, что моя сестра была встревожена вашим сходством с портретом? – спросил Генри.
- Нет, не заметил.
- Прошу, входите, и мы сможем без помех продолжить разговор.
- С удовольствием. Тот, кто ведет однообразную жизнь в деревне, рад оказаться в блестящем светском обществе. Теперь меня приглашают нечасто. Поскольку мы соседи, не вижу причины, почему бы нам не быть добрыми друзьями и не обмениваться частыми визитами, которые делают жизнь приятной и особенно ценны здесь, в глуши.
Генри не мог притвориться, что согласен с этим. Но теперь, при данных обстоятельствах, немыслимо было ответить грубостью, и он сказал:
- О да, разумеется. Я очень занят, и моя сестра и матушка лишены какого-либо общества.
- Да, это нехорошо.
- Нехорошо, сэр?
- Именно так. Наибольшую гармонию в наши души приносит общение с прекрасной половиной человечества, представительниц которой мы любим именно за их слабость. Я весьма привязан к прекрасному полу – особенно к юным здоровым девушкам. Мне нравится видеть щечки, которые покрываются румянцем от прилива теплой крови, и все, что дышит жизнью и очарованием.
Чарльз отшатнулся, и губы его бессознательно проговорили: "Демон!"
Сэр Фрэнсис не обратил на это никакого внимания, и продолжал говорить так, будто получал удовольствие от общения с присутствующими.
- Вы желаете пройти со мной в комнату, где находится портрет? – спросил Генри. – Или желаете выпить сначала что-нибудь освежающее?
- Благодарю, мне ничего не нужно, - ответил Варни. – Друг мой, если вы позволите так вас называть, в это время суток я никогда не пью ничего освежающего.
"И в любое другое время тоже", - подумал Генри.
Все прошли в комнату, что Чарльз провел одну очень неприятную ночь. Генри показал на портрет и проговорил:
- Вот, сэр Френсис Варни, ваш двойник.
Гость взглянул на портрет, и, встав перед ним, тихим голосом, как если бы говорил с самим собой, заметил:
- Поразительное сходство!
- В самом деле, поразительное, - сказал Чарльз.
- Если я встану рядом, вот так, - сказал Варни, становясь так, чтобы можно было легко сравнить лица, - то осмелюсь сказать, вы будете еще сильнее поражены сходством.
Свет на его лицо и на портрет падал теперь под одинаковым углом, и сходство было таким точным, что все отступили на шаг или два.
- Некоторые художники, - заметил Варни, - перед тем, как писать портрет, справляются, где он будет висеть, и пишут светотени соответственно тому, как бы они располагались на оригинале, если бы он встал на этом месте.
- Я не могу сдержаться, - сказал Чарльз, обращаясь к Генри. – Я должен спросить его.
- Как вам угодно, только не оскорбляйте его.
- Не буду.
- Он теперь мой гость и, в конце концов, у нас есть только подозрения.
- Положитесь на меня.
Чарльз выступил вперед, встал напротив Варни и, серьезно на него глядя, сказал:
- Вы знаете, сэр, что мисс Беннерворт сказала, будто вампир, который пробрался к ней в комнату, был точной копией портрета?
- Она так сказала?
- Именно так.
- И следовательно, она считает, что я вампир, поскольку я сильно похож на портрет.
- Я бы этому не удивился, - сказал Чарльз.
- Очень странно.
- Очень.
- И даже забавно. Я удивлен, как никогда. Подумать только, я – вампир! Ха-ха-ха! Если я когда-нибудь пойду на маскарад, обязательно оденусь вампиром.
- Из вас получится отличный вампир.
- Осмелюсь сказать, мне тоже так кажется.
- Уверен, получится. Вам не кажется, господа, что сэр Френсис Варни сыграл бы эту роль весьма правдоподобно? Клянусь небом, он сумеет повести себя так, что любой человек поверит, будто он на самом деле вампир.
- Браво, браво, - сказал Варни, мягко сводя ладони – так он мог бы аплодировать в опере, получив удовольствие от представления. – Браво. Мне нравится видеть энтузиазм в молодых людях – это создает впечатление, что в них пылает огонь гениальности. Браво, браво.
Это было, по мнению Чарльза, было верхом дерзости, но что он мог сделать? Что мог сказать? Он был сражен откровенной холодностью Варни.
Что до Генри, Джорджа и мистер Маршдейла, они слушали этот обмен репликами между сэром Френсисом и Чарльзом в молчании. Они боялись испортить эффект от слов Чарльза, и кроме того, не хотели пропустить ни звука из того, что могло сойти с губ Варни.
Но Чарльз, кажется, сказал все что мог. Он отвернулся и стал смотреть в окно. Он выглядел как человек, который собирается с мыслями, проиграв спор, в который был вовлечен.
Однако он отступил не от того, что почувствовал себя проигравшим, но от того, что намерен был возобновить спор, вооружившись новыми, более эффективными доводами.
Варни обратился к Генри со словами:
- Я полагаю, тема нашего разговора, состоявшегося во время вашего визита, не секрет для остальных присутствующих?
- Вовсе нет, - ответил Генри.
- Тогда, полагаю, рано еще спрашивать, приняли вы какое-нибудь решение или нет?
- Боюсь, у меня не было времени подумать.
- Не позволяйте мне торопить вас, сэр. Я весьма сожалею о своем вторжении.
- Кажется, вам очень хочется заполучить поместье, - заметил мистер Маршдейл, обращаясь к Варни.
- Так и есть.
- Вы впервые здесь?
- Не совсем. Некоторые мои детские воспоминания связаны с этими местами, и Беннерворт-Холл занимает в них особое место.
- Могу я спросить, давно вы здесь были? – спросил Чарльз Холланд почти резко.
- Не помню, мой восторженный юный друг, - ответил Варни. – Сколько вам лет?
- Почти двадцать один год.
- Для своих лет вы просто образец благоразумия.
Даже для самого внимательного исследователя человеческой природы трудно было бы решить, серьезно это было сказано или же в насмешку. Чарльз ничего не ответил.
- Надеюсь, поскольку это первый ваш визит в поместье, нам удастся уговорить вас что-нибудь выпить, сэр Варни.
- Что ж, стакан вина…
- К вашим услугам.
Генри направился в маленькую гостиную, которая, хотя и не была самой нарядной комнатой в доме, все же благодаря украшавшей ее изысканной и тонкой резьбе могла прийтись по вкусу тому, кто ценил подобное искусство.
Распорядились принести вино, и Чарльз, улучив возможность, шепнул Генри:
- Проследите, будет ли он пить.
- Хорошо.
- Вы видите, как топорщится его сюртук? Похоже, что рука перевязана.
- Вижу.
- Туда попала пуля, выпущенная Флорой в ту ночь, когда мы наведывались в церковь.
- Тише! Ради бога, тише! Вы ужасно взволнованны, Чарльз, молчите!
- Вы упрекаете меня…
- Нет, нет. Но что мы можем сделать?
- Вы правы. Сейчас ничего сделать невозможно. У нас теперь есть путеводная нить, и наша обязанность, наш долг следовать за ней и не выпускать из рук. О, вы увидите, каким спокойным я буду!
- Надеюсь на это. Я заметил, как злобно вспыхивают его глаза, встречаясь с вашими.
- Его дружба была бы проклятием.
- Тише! Он пьет!
- Следите за ним.
- Конечно.
- Джентльмены! – таким мягким, красивым голосом проговорил Варни, что было почти наслаждением слушать его. – Джентльмены, удовольствие, которое я получаю от вашего общества, надеюсь, послужит мне извинением, если я выражу желание выпить за наши будущие счастливые встречи!
Он поднес бокал к губам и, казалось, отпил немного, после чего поставил бокал обратно на стол.
Чарльз посмотрел на него – он был полон.
- Вы ничего не выпили, сэр Френсис Варни, - сказал он.
- Простите, мой восторженный юный друг, - сказал Варни. – Возможно, вы будете столь любезны, что позволите мне пить вино как я желаю и когда желаю.
- Ваш бокал полон.
- И что же, сэр?
- Вы будете пить?
- Не по чьему-либо приказу, разумеется. Если бы прекрасная Флора Беннерворт почтила нас своим присутствием, я с удовольствием выпил бы.
- Замолчите, сэр! – вскричал Чарльз. – Я больше не могу терпеть это. Мы сейчас видим перед собой ужасное и отвратительное доказательство того, что вампиры существует.
- Неужели? Возможно, вы съели на ужин плохо прожаренную свинину, и вам приснился кошмар?
- Каждая шутка уместна на своем месте. Но выслушайте меня, сэр, если это не противоречит вашим высоким понятиям о вежливости!
- Разумеется.
- Тогда я скажу вот что: мы полагаем, что в этом доме находится вампир.
- Продолжайте, очень интересно. Мне всегда нравились страшные истории и чудеса.
- У нас так же, - продолжил Чарльз, - есть причины полагать, что этот вампир – вы.
Варни, потерев лоб, посмотрел на Генри и сказал:
- О, Боже, я не знал. Вам следовало бы сказать мне, что у юноши не все в порядке с головой; а я с ним спорил! Какое горе для его бедной матери!
- Вы не отвертитесь, сэр Френсис Варни! Или, быть может, Беннерворт?!
- О! О! успокойтесь!
- Покажите ваши зубы, сэр! О, Боже, нет! ваши зубы!
- Бедняга!
- Вы – трусливый демон, и я клянусь, что посвящу всю жизнь тому, чтобы уничтожить вас!
Сэр Френсис Варни выпрямился во весь свой огромный рост, и обратился к Генри:
- Прошу вас объяснить мне, мистер Беннерворт, поскольку меня оскорбили под вашей крышей, безумец ваш друг или нет?
- Он не безумен.
- Тогда…
- Подождите, сэр! Я хочу сказать. Во имя моей несчастной сестры, во имя Небес, сэр Френсис Варни, я вызываю вас.
Несмотря на свое непроницаемое спокойствие, сэр Френсис казался задетым. Он проговорил:
- Я достаточно терпел оскорбления, и больше терпеть не намерен. Если бы при мне было оружие…
- Мой юный друг, - прервал мистер Маршдейл, становясь между двумя разгневанными мужчинами, - поддался чувствам и не знает, что говорит. Проявите понимание, сэр Френсис.
 - Ваше вмешательство ни к чему, - заявил Варни, чей голос, до сих пор мягкий, клокотал яростью. – Если этот вспыльчивый глупый мальчишка желает драться до смерти – что ж! он получит, что желает.
- А я говорю, что этого не будет! - воскликнул мистер Маршдейл, хватая Генри за руку, и добавил, поворачиваясь к младшему брату: - Джордж, помоги мне убедить твоего брата уйти. Представь страдания вашей сестры и матушки, если с ним что-нибудь случится.
На это Варни улыбнулся дьявольской улыбкой и сказал:
- Как пожелаете. Представится другой случай и более удобное время, джентльмены. Хорошего вам дня.
С вызывающим спокойствием он направился к двери и покинул комнату.
- Оставайтесь здесь, - велел мистер Маршдейл. – Я пойду за ним, и прослежу, чтобы он покинул дом.
Он так и поступил, и молодые люди через окно увидели, как сэр Френсис медленно идет через парк, а за ним в некотором отдалении следует мистер Маршдейл.
Пока они смотрели, от ворот у ворот громко зазвонил колокольчик, но их внимание было так занято тем, что происходило в саду, что они ничего не услышали.

Глава 18

Прибытие адмирала – Встреча родственников

Колокольчик яростно звонил без перерыва до тех пор, пока наконец Джордж не вызвался посмотреть, кто пришел. В доме совсем не осталось слуг после того, как одна служанка заявила Генри о своем увольнении, другая побоялась остаться в одиночестве и поспешно сбежала из дома, даже не известив о своем намерении хозяев. После она послала за своими деньгами мальчика, что можно было рассматривать как великое снисхождение.
Зная о таком положении дел, Джордж сам поспешил к воротам, и поскольку он не получал никакого удовольствия от продолжительного и совершенно бесполезного звона, быстро открыл их и нетерпеливо – что было ему вовсе не свойственно - крикнул:
- Кто здесь такой нетерпеливый, что не может подождать несколько секунд, пока откроют дверь?
- А ты кто такой, черти бы тебя взяли? – немедленно отозвались снаружи.
- Что вам нужно? – воскликнул Джордж.
- Лихорадка меня возьми! – крикнул адмирал Белл, ибо это был именно он. – Тебе-то что?
- Ха-ха, - добавил Джек, - ответь, если можешь, ты, сухопутная швабра.
- Двое сумасшедших, - заключил Джордж и собрался запереть ворота, но Джек просунул между створками конец трости и проговорил:
- Стоять! Мы и так еле дозвонились. Если ты семейный адвокат, или священник, то, может, скажешь нам, где мистер Чарли.
- Я еще раз спрашиваю, кто вам нужен? – воскликнул Джордж, слегка ошарашенный поведением незваных гостей.
- Нам нужен племяшка адмирала, - сказал Джек.
- Откуда мне знать, кто этот племяшка, как вы выразились?
- Да Чарльз Холланд же! он у вас на борту или нет?
- Мистер Чарльз Холланд, разумеется, здесь. Если бы вы ясно сказали сразу, что хотите его видеть, я бы дал вам прямой ответ.
- Так он здесь? – закричал адмирал.
- Разумеется.
- Тогда пошли! А, нет, погоди. Ну-ка, приятель, прежде чем мы двинемся дальше, скажи, изувечил он вампира?
- Что?
- Вампфингера, - сказал Джек, сочтя, что это слово понятнее.
- Не знаю, о чем вы говорите, - сказал Джордж. – Если вы желаете видеть мистера Чарльза Холланда, заходите. Он в доме; но, что до меня, поскольку для меня вы незнакомцы, я отказываюсь отвечать на любые вопросы, чего бы они ни касались.
- Эгей! Кто это? – вдруг закричал Джек, указывая на двух мужчин, которые стояли поодаль посреди луга и о чем-то сердито разговаривали.
Джордж посмотрел в ту сторону, куда он показывал, и увидел сэра Френсиса Варни и мистера Маршдейла, стоящих в нескольких шагах друг от друга, и очевидно погруженных в яростный спор.
Первым его порывом было немедленно побежать к ним, но прежде чем он успел исполнить это намерение хотя бы в мыслях, он увидел, как Варни ударил Маршдейла, и тот упал на землю.
- Позвольте пройти! – воскликнул Джордж, пытаясь обогнуть тучную фигуру адмирала. Но, прежде чем ему это удалось – ворота были узкими, - он увидел, как Варни поспешно уходит, а Маршдейл, поднявшись на ноги, направляется к дому.
Когда Маршдейл подошел к парковым воротам достаточно близко, чтобы увидеть Джорджа, он знаком велел юноше оставаться на месте, и быстро подошел сам.
- Маршдейл! – воскликнул Джордж. – У вас была ссора с сэром Френсисом Варни?
- Да, - взволнованно ответил Маршдейл. – Я грозился пойти за ним, но он поверг меня на землю так просто, как будто я ребенок! Его сила невероятна.
- Я видел, как вы упали.
- Уверен, если бы он не знал наверное, что за нами наблюдают, он убил бы меня.
- Да что вы!
- Что? вы хотите сказать, что этот долговязый бездельник такой злодей? – спросил адмирал.
Маршдейл только теперь обратил внимание на двух незнакомцев, и посмотрел на них с удивлением, а затем повернулся к Джорджу и спросил:
- Этот джентльмен – посетитель?
- Он пришел к мистеру Холланду, насколько я знаю, - ответил Джордж. – Но я не имел чести узнать его имя.
- О, вы можете узнать мое имя когда пожелаете, - воскликнул адмирал. – Врагам старушки Британии оно хорошо известно, и мне плевать, если весь мир его знает. Я – старина адмирал Белл, теперь слегка растолстевший, но все еще вполне способный командовать на юте, если нужно.
- Так точно! – воскликнул Джек и, выхватив из кармана боцманский свисток, он издал свист, такой пронзительный и громкий, что Джордж был вынужден закрыть уши руками, чтобы защититься от ввинчивающегося в мозг звука.
- И вы, значит, родственник мистера Холланда, сэр? - сказал Маршдейл.
- Я его дядя, черт бы его побрал, знаете ли. И кое-кто сообщил мне, что юный бездельник собирается жениться на русалке, или привидении, или вампире, ну или на ком-то в этом роде. И я, в память о его несчастной матери, пришел выразить свое несогласие с этой сделкой, черт бы меня побрал.
- Входите, сэр, - сказал Джордж. – Я отведу вас к мистеру Холланду. Полагаю, это ваш слуга?
- Ну, не совсем. Это Джек Прингл, он был моим боцманом, видите ли, а теперь ни то, ни се. Не совсем слуга.
- Так точно, сэр, - сказал Джек. – Плывите своим курсом, хотя мы еще с вами не рассчитались.
- Придержи язык, болтливый негодник!
- О, я забыл, что вам не нравится говорить о деньгах, потому что…
- Черт бы тебя побрал! Я подвешу тебя к мачте, собака, если ты не заткнешься!
- Молчу, молчу.
К тому времени вся компания, а именно адмирал, Джек, Джордж Беннерворт и Маршдейл, проделала больше половины пути через парк. Их заметили Чарльз Холланд и Генри, который вышли из дома, чтобы посмотреть, что происходит. В тот момент, когда Чарльз увидел адмирала, он переменился в лице и воскликнул:
- Вот так сюрприз! Мой дядюшка!
- Ваш дядюшка! – повторил Генри.
- Да, это добрейший человек, однако полон предрассудков и смыслит в жизни не больше ребенка.
Не дожидаясь ответа от Генри, Чарльз Холланд бросился вперед, и, обняв дядюшку, вскричал в крайнем волнении:
- Дядя, дорогой дядя, как мы отыскали меня?
- Чарли, мальчик мой! – воскликнул старик. – Господь благослови тебя, то есть, я хочу сказать, что поражен твоей чертовой дерзостью! Я рад видеть тебя, негодник. Нет, вовсе и не рад, мятежник ты этакий. Что ты задумал, безобразник чертов, мой милый мальчик? о, ты чертов негодник!
Говоря это, он тряс руку с такой силой, что с легкостью мог бы вывихнуть плечо. Чарльз терпел, сколько мог. Это мешало ему говорить, да что там, из него едва душу не вытряхнули. Наконец, он смог выговорить:
- Дядя, осмелюсь сказать, что я очень удивлен.
- Удивлен! Вот черт, это я удивлен!
- Уверен, я смогу дать вам все необходимые разъяснения. Позвольте же представить вам моих друзей.
Повернувшись к Генри, Чарльз проговорил:
- Это мистер Генри Беннерворт, дядюшка. А это мистер Джордж Беннерворт, и они оба мои хорошие друзья. А это – мистер Маршдейл, их друг, дядюшка.
- Очень приятно!
- Рад представить вам адмирала Белла, моего достойного, но несколько эксцентричного дядюшку.
- Не дерзи!
- Не могу сказать, что привело его сюда, но он храбрый офицер и джентльмен.
- А вот это к месту, - заявил адмирал.
- А вот перед вами Джек Прингл, - добавил моряк, представляя себя сам, поскольку никто не собирался этого делать. – Прошедший огонь, воду и медные трубы. Тот, кто ненавидит французов, и бывает несказанно счастлив, когда видит, как рядом взрывается к чертям какое-нибудь их корыто.
- И это чистая правда, - добавил адмирал.
- Так вы изволите войти, сэр? – вежливо спросил Генри. – Друзей Чарльза Холланда здесь всегда рады видеть. Надеюсь, вы извините нас, поскольку нам приходится обходиться без слуг вследствие некоторых происшествий в нашем семействе. О них вам расскажет ваш племянник.
- О, очень хорошо, говорю вам, что я с вами познакомился, вы мне, черт побери, очень нравитесь, так что идемте. Идем, Джек.
Адмирал направился к дому. Чарльз Холланд обратился к нему:
- Как вы разузнали, что я здесь, дядюшка?
- Кое-кто написал мне донесение.
- В самом деле?
- Да, и сообщил, что ты собираешься жениться на какой-то странной рыбе, которую никак нельзя ввести в семейство.
- Там… там упоминался вампир?
- Ну да, он самый.
- Тише, дядя, тише!
- В чем дело?
- Умоляю, не делайте на это никаких намеков при моих добрых друзьях. В ближайшее время я найду возможность объяснить вам все, и вы, добрый и великодушный дядюшка, сможете составить свое собственное мнение об обстоятельствах, от которых зависит моя честь и мое счастье.
- Вздор! – сказал адмирал.
- Что, дядюшка?
- Я знаю, ты хочешь убедить меня, что все в порядке. Полагаю, если моим доброте и великодушию это не понравится, я окажусь старым дуралеем и глупым селезнем?
- Ну же, дядюшка!
- Ну же, племяш!
- Что ж, ни слова больше. Мы поговорим об этом на досуге. Обещайте мне ничего не говорить об этом, пока не услышите мои объяснения, дядя!
- Ладно. Объяснись как можно скорее, и как можно короче, вот и все, о чем я прошу.
- Хорошо, хорошо.
Чарльз очень волновался по поводу того, как дядя примет известие о вампире, смутные слухи о котором, как он уверился, и привели его в поместье. Но кто мог сунуть нос не в свое дело и написать адмиралу, юноша не мог и предположить.
Нескольких слов будет достаточно, чтобы объяснить ситуацию, в которой оказался ныне Чарльз Холланд. По завещанию ему была оставлена значительная сумма денег, но получить он ее мог только через год после достижении возраста, в котором, как читается, молодые люди обретают благоразумие, а именно, по достижении двадцати одного года. Его опекуном был дядя, адмирал, который, проявив редкостное благоразумие, обратился за помощью в ведении дел к энергичному и усердному профессиональному юристу, известному своей честностью.
Этот джентльмен посоветовал Чарльзу Холланду провести в путешествиях два года, между двадцатью и двадцатью двумя годами, потому как ему неудобно было бы появиться в британском обществе, не достигнув совершеннолетия и не вступив во владения наследством.
В таких обстоятельствах, рассудил адвокат, молодой человек, не обладающий достаточным благоразумием, почти наверняка окажется во власти ростовщиков. При достижении совершеннолетия ему пришлось бы расплачиваться во всем счетам и долговым распискам, и он оказался бы в весьма нелегкой ситуации.
Все это должным образом разъяснили Чарльзу, и он, будучи энергичным юношей, увлекся идеей двухлетнего путешествия по континенту, где он мог посетить множество мест, о которых он читал книгах и которые приятно будоражили его живое воображение.
Но знакомство с Флорой Беннерворт произвело настоящий переворот в его душе. Место, где она жила, стало для него самым дорогим и желанным на земле. Когда заграницей он распрощался с Беннервортами, он не знал, что с собой делать. Абсолютно все, все занятия, которые раньше доставляли ему столько удовольствия и радости, стали ему противны. В самое короткое время он совершенно измучился, и тогда он решил вернуться в Англию и отыскать объект своей нежной привязанности. Это решение было исполнено не раньше, чем здоровье и сила духа вернулись к нему, и он как мог быстро отправился в путь к родным берегам.
Два года почти минули, и он решил не сообщать о своем возвращении ни дяде-адмиралу, ни адвокату, чье мнение он весьма высоко ценил. Он полагал, что пока он в поместье, никто не сможет вмешаться в его дела. Так оно и было бы, если бы не письмо, присланное адмиралу Беллу и подписанное именем Джозии Кринклса. Кто написал его, оставалось загадкой, которая разрешится в дальнейшем, по ходу нашего повествования.
Обстоятельства, скорее прискорбные, нежели благоприятные, сопутствующие прибытию Чарльза Холланда в Беннерворт-Холл, нам хорошо известны. Там, где он ожидал встретить улыбки, он увидел слезы, и семейство, в котором он надеялся обрести безмятежное счастье, оказалось погруженным во мрак печали вследствие событий самого горестного свойства.
Наши читатели так же поймут, что, будучи первоначально совершенно уверенным в нереальности существования вампиров, Чарльз был вынужден, в какой-то мере, отступиться от своих убеждений под давлением доказательств. И хотя он не мог сказать, что поверил в существование вампиров и в то, что один из них появлялся в Беннерворт-Холле, он пребывал ныне во власти мучительных сомнений и размышлений.
Теперь Чарльз поймал удобный момент, чтобы поговорить с Генри наедине, и объяснить ему, в каких отношениях он состоит с адмиралом. В конце он добавил:
- Итак, друг мой, если вы запретите мне, я не стану рассказывать дядюшке ничего об этих печальных событиях. Но лично мне хотелось бы быть с ним откровенным и довериться его суждению.
- Умоляю вас так и поступить, - сказал Генри. – Ничего не скрывайте. Обрисуйте ему ситуацию и положение нашего семейства. В таких делах нет ничего хуже, нежели таинственность, я не люблю секреты. Прошу вас, расскажите ему все.
- Расскажу. А еще расскажу ему, что мое сердце безвозвратно отдано Флоре.
- Ваша сердечная привязанность к тому, кого вы полюбили при более благоприятных обстоятельствах, - проговорил Генри, - глубоко меня трогает, Чарльз, поверьте. Флора рассказывала мне о вашей последней встрече…
- О, Генри! Может быть, она рассказала вам то, что я говорил. Но никакие слова не могут выразить ту нежность, которую я к ней испытываю. Именно сейчас я могу доказать, насколько сильно люблю ее.
- Идите к вашему дядюшке, - взволнованно сказал Генри. – Господь благослови вас, Чарльз. Вы в самом деле были бы оправданы, если бы решили оставить мою сестру; но избранный вами более благородный путь вызывает у всех нас восхищение.
- Где сейчас Флора? – спросил Чарльз.
- В своей комнате. Я убедил ее заняться чем-нибудь, чтобы отвлечься от мучительных мыслей о положении, в котором она оказалась.
- Вы правы. Какие занятия ей больше по душе?
- Страницы романов очаровывают ее нежную душу.
- Тогда пойдемте со мной. Среди рукописей, которые я привез с собой, я могу отыскать несколько романов, которые помогут ей провести с приятностью несколько часов.
Чарльз отвел Генри в свою комнату, и, раскрыв небольшой саквояж, достал из него несколько манускриптов, один из которых протянул Генри:
- Отдайте это Флоре: здесь записаны истории о невероятных приключениях, которые показывают, что человек может испытывать бОльшие муки – и даже несправедливо – нежели те, что выпали на нашу долю.
- Я передам ей это, - сказал Генри. – Уверен, что этот роман, будучи вашим подарком, покажется ей особенно ценным.
- Я пойду поищу дядюшку, - проговорил Чарльз. – Я скажу ему, что люблю Флору, а потом, если он не будет возражать, представлю ее, чтобы он сам увидел ее, увидел ее несравненную красоту, подобной которой не найти в мире.
- Вы пристрастны, Чарльз.
- Это не так. Правда, я смотрю на нее глазами влюбленного, но смотрю так же и взглядом беспристрастного наблюдателя.
- Что ж, я поговорю с ней о знакомстве с вашим дядюшкой, и дам вам знать. Не сомневайтесь, он не откажется беседовать с человеком, которого вы высоко ставите.
Молодые люди расстались. Генри отправился в комнату своей прекрасной сестры, а Чарльз – к дяде, чтобы сообщить ему подробности касательно дела, связанного с Варни-вампиром.

Глава 19

Флора в своей спальне – Страхи – Манускрипт – Увлекательное чтение

Генри нашел Флору в ее комнате. Она сидела, глубоко задумавшись, когда он постучал в дверь. Ее нервы были настолько расстроены, что даже этот стук заставил ее встревоженно вскрикнуть от неожиданности.
- Кто? кто там? – спросила она с ужасом.
- Это я, милая Флора, - ответил Генри.
Она тут же открыла дверь, и с облегчением воскликнула:
- О, Генри, это ты?
- А кого ты ждала, Флора?
Она вздрогнула.
- Я… я не знаю, но я теперь такая глупая, и так пала духом, что малейшего шороха достаточно, чтобы напугать меня.
- Ты должна бороться со страхами, милая Флора, и я надеюсь, ты так и поступишь.
- Я попытаюсь. Никакие незнакомцы не появлялись в доме, брат?
- Незнакомцы для нас, но не для Чарльза Холланда. Его родственник – дядя, которого он очень уважает, - узнал, что он здесь, и приехал повидаться.
- И дать ему совет, - сказала Флора, упав в кресло и горько заплакав. – И дать ему совет бежать, как о чумы, от невесты-вампира.
- Молчи, молчи! Ради Бога, не говори никогда таких слов, Флора. Ты не знаешь, какую боль они причиняют моему сердцу.
- О, прости меня, брат!
- Не говори больше об этом, Флора. Не обращай внимания на страхи. Очень может быть, что родственник Чарльза Холланда не одобрит ваш союз, но ты можешь быть уверена, как уверен я, что сердце Чарльза останется с тобой, и что оно будет разбито, если вам придется разлучиться.
Радостная улыбка просияла на прекрасном, хотя и бледно лице Флоры, когда она вскричала:
- И ты, дорогой брат, ты тоже уверен в преданности Чарльза?
- Бог мне судья, да.
- Тогда я соберу все силы, которые Господь дал мне, чтобы противостоять всему, что меня угнетает. Я не буду сломлена.
- Ты права, Флора. Я рад, что ты в таком расположении духа. Вот, возьми, это роман, который, по мнению Чарльза, развлечет тебя. И еще он попросил спросить тебя, желаешь ли ты быть представленной его дяде.
- Да, да, охотно!
- Так я ему и передам. Я знаю, он хочет этого. Будь спокойна, дорогая Флора, и, может быть, все еще наладится.
- Но, брат, скажи мне честно, как ты думаешь, сэр Френсис Варни – вампир?
- Я не знаю, что думать, и не настаивай, чтобы я сделал какой-нибудь вывод. Нужно за ним понаблюдать.
Генри оставил ее, и она несколько секунд сидела молча перед листами, пристанными ей Чарльзом.
- Да, - проговорила она, наконец, с нежностью. – Он любит меня! Чарльз любит меня! Мне следовало бы чувствовать себя счастливой. Он любит меня. В этих словах слышится вся радость мира. Чарльз любит меня, он меня не оставит! О, существовала ли когда-нибудь на свете такая любовь, такая преданность? Никогда, никогда! Милый Чарльз. Он любит, он любит меня!
Флора повторяла эти слова, как заклинание – заклинание, которое может разогнать все печали, и даже кошмарный вампир был позабыт на время, пока свет любви озарял ее душу, и она повторяла про себя:
- Он мой, он мой! Он искренне любит меня!
Спустя некоторое время она повернулась к манускрипту, который принес ей брат, и, сосредоточившись насколько это было возможно, учитывая обуревавшие ее печальные мысли, она принялась с удовольствием и интересом читать роман.
Это была история из тех, которые приковывают интерес описанными событиями и стилем их изложения. Назывался роман "Хьюго де Вероль или Двойной заговор".
В горах Венгрии жил дворянин, чье имение, доставшееся от отца, простиралось на многие мили каменистых земель и плодородных долин, где жили трудолюбивые и мирные крестьяне.
Старый граф Хьюго де Вероль скончался рано, оставив после себя единственного сына, будущего графа Хьюго де Вероля, мальчика десяти лет от роду, на попечении его матери, властной и беспринципной женщины.
Граф, ее муж, был из тех тихих, умеренных людей, которые не желают сделать ни шага за стены своего дома. Он управлял поместьем, заботился о благосостоянии своих слуг, и о счастье тех, кто окружал его.
Его внезапная смерть сильно опечалила всех его подданных. Еще за несколько часов до смерти он был совершенно здоров и полон сил, и вдруг внезапный недуг сразил его, высосав все жизненные соки. Роскошная похоронная церемония проходила при свете факелов, как было принято в этом доме.
Столь разрушительной была болезнь, и столь стремительным ее течение, что тело графа начало быстро разлагаться и вскоре обратилось в прах. Все были удивлены этим феноменом, и искренне обрадовались, когда тело опустили в замковый склеп. Гости, которые приехали, чтобы присутствовать на церемонии погребения, выразить вдове соболезнования и поддержать ее в час печали, в течение многих дней пышно поминали покойника.
Вдова прекрасно сыграла свою роль. Она была безутешна, и горько оплакивала смерть мужа. Ее горе казалось искренним и глубоким, но она с трудом сдерживала себя, чтобы не нарушить приличия, и не обидеть многочисленных гостей.
Однако, они разъехались, заверив ее в своем глубоком почтении, и когда отбыл последний гость, и некому было видеть, с каким выражение графиня смотрит из-за зубцов замковой стены, поведение ее совершенно изменилось.
Она спустилась со стены и властным жестом повелела закрыть все ворота замка, а затем скрылась в своих комнатах.
Графиня погрузилась в глубокий транс, в котором пребывала около двух дней, в течение которых прислуга оставалась в уверенности, что она молится за упокой души их почившего господина. Боялись даже, что она уморит себя голодом до смерти, если пробудет взаперти еще дольше.
Как раз в то время, когда слуги собрались, чтобы обсудить, вызвать ли ее из спальни или выломать дверь, они вдруг с удивлением увидели, что графиня открыла дверь комнаты и подошла к ним.
- Что вы тут делаете? – спросила она строго.
- Мы пришли, миледи, чтобы убедиться, что вы… что с вами все в порядке.
- Зачем?
- Потому что мы не видели вашу светлость два дня, и боялись, что пребывая в глубоком горе, вы уморите себя до смерти.
Графиня нахмурилась и хотела было ответить какую-то резкость, но сдержалась и сказала только:
- Я теперь нездорова, я ослабла. Но даже если бы я умирала, то не сказала бы спасибо, попытайтесь вы вторгнуться ко мне. Хотя вы действовали из лучших побуждений, больше так не делайте. А теперь приготовьте мне что-нибудь поесть.
Она отпустила слуг, и они разошлись по местам, всем своим видом являя страх, внушенный им хозяйкой.
Юный граф, которому тогда было только шесть лет, и он еще не понимал, какую утрату понес. Он погоревал день или два, и позабыл о своей печали.
Той ночью у ворот замка появился человек в черном плаще, сопровождаемый слугой. Они оба были на хороших лошадях, и заявили о своем желании видеть графиню Хьюго де Вероль.
Их просьбу передали графине, которая вздрогнула, но проговорила:
- Приведите незнакомца.
Гостя немедленно провели в покой, где сидела графиня.
По ее знаку слуги удалились, оставив графиню и незнакомца вдвоем. Прошло несколько секунд, прежде чем графиня сказала тихо:
- Вы пришли?
- Я пришел.
- Видите ли, вы не можете теперь исполнить свою угрозу. Мой муж, граф, скончался от ужасной и скоропостижной болезни.
- Я не могу исполнить, что намеревался, а именно, известить вашего супруга о ваших любовных похождениях. Но я могу сделать нечто такое, что принесет вам множество неприятностей.
- Вот как?
- Я сделаю так, что вас будут ненавидеть. Я могу распространить слухи…
- Это вы можете.
- И это уничтожит вас.
- Может быть.
- И что вы намерены предпринять? Сделаете вы меня другом или врагом? Я могу быть тем или другим, в зависимости от вашего желания.
- А кем вы сами хотите быть? – поинтересовалась графиня беззаботным тоном.
- Если вы отвергните мои условия, вы получите в моем лице непримиримого врага. Если же примете их, найдете во мне друга и помощника, - ответил незнакомец.
- И что вы будете делать, если станете моим врагом? – спросила графиня.
- Не в моих интересах сообщать вам свои намерения, - сказал незнакомец. – Но, например, я могу рассказать, что разорившийся граф Морвен – ваш любовник.
- И?
- Еще я могу обвинить вас в том, чтобы подстроили смерть вашего супруга.
- Да как вы смеете!
- Смею! Смею сказать, что граф Морвен купил у меня некое лекарство, которое передал вам, а вы дали его своему мужу, графу.
- Ну а что вы сделаете, если станете моим другом? – тем же безразличным тоном спросила графиня.
- Я буду молчать; я уберу любого, кто встанет у вас на пути, когда вы избавитесь от графа Морвена – а вы несомненно сделаете это; ибо я знаю его слишком хорошо!
- Избавиться от него!
- Именно! Таким же способом, как вы избавились от старого графа.
- В таком случае, я принимаю ваши условия.
- Значит, по рукам?
- Да, по рукам.
- Что ж, тогда вы должны распорядиться, чтобы мне приготовили комнату в башне, где я смогу спокойно заниматься своими исследованиями.
- Вас увидят, и все раскроется!
- Нет, я об этом позабочусь. Я переоденусь, чтобы никто меня не узнал, и вы можете сказать всем, что я философ или некромант, что-нибудь в этом роде. Тогда никто не придет ко мне – все будут напуганы.
- Что ж, хорошо.
- А золото?
- Будет нашим, как только я смогу получить его. Граф поместил золото в надежное место, и я могу только получать проценты с вклада.
- Ладно, оставьте это мне. А пока что вы должны полностью обеспечивать меня, так как я приехал с намерением остановиться у вас или же в соседнем городке.
- Вот как?
- Да, и своего слугу я уволю. Здесь мне никто не нужен.
Графиня отдала слугам необходимые распоряжения, и еще некоторое время оставалась наедине с незнакомцем, который так бесцеремонно навязался ей, и настаивал на таких странных и страшных условиях.

***

Граф Морвен прибыл через несколько недель, и несколько дней провел с графиней. Они держались друг с другом церемонно и любезно до той минуты, пока не оставались наедине, и тогда холодное презрение графини сменялось сердечным и дружеским обращением.
- А теперь, мой милый Морвен, - воскликнула она, как только они остались вдвоем, - теперь, мой милый Морвен, когда нас никто не видит, скажите, что вы собираетесь делать?
- Что ж, у меня возникли кое-какие трудности. Золото у меня не задерживается. Вы знаете, я слишком щедр.
- Все те же старые жалобы.
- Нет. Мое состояние растрачено, и все очень серьезно.
- Ах, Морвен! – с упреком воскликнула графиня.
- Ну, ничего. Когда мой кошелек пуст, я падаю духом, как ртутный столбик на морозе. Вы обычно говорили, что мое настроение как ртуть – так оно и есть.
- И что вы предприняли?
- Ничего.
- Это то, о чем вы мне говорили? – поинтересовалась графиня.
- О нет, дорогая. Вы помните того итальянского шарлатана, у которого я купил снадобье для вашего супруга, - то самое, которое прикончило его, - так вот, он потребовал еще денег. Но я не смог ничего ему дать, он разозлился и начал мне угрожать. Я тоже пригрозил ему, и он знал, что ничто не помешает мне исполнить свои угрозы. Я попытался схватить его, поскольку он начал распространять обо мне грязные и нелепые слухи, и если бы он мне попался, я обошелся бы с ним весьма круто.
- Но вы его не нашли?
- Нет, не нашел.
- Что ж, тогда я скажу вам, где он теперь находится.
- Вы?!
- Да, я.
- Не могу поверить своим ушам, - сказал граф Морвен. – Мой милый доктор, вы просто кандидат в святые. Но где же он?
- Вы согласны мне подчиниться?
- Если только при этих условиях вы согласны дать мне сведения, то да.
- Что ж, тогда я считаю это обещанием.
- Хорошо. Так где же он?
- Помните, вы обещали. Ваш доктор в настоящую минуту в замке.
- В этом замке?
- Да, в этом.
- Вероятно, здесь какая-то ошибка. Это была бы слишком большая удача!
- Он явился сюда с тем же намерением, что и к вам
- Неужели?
- Да, он вымогал у меня деньги и обещал отравить кого мне угодно.
- Проклятье! Такое же предложение он сделал и мне, намекая на вас.
- А мне он намекал на вас. Он сказал, что я скоро от вас устану.
- Вы схватили его?
- О, нет. В его распоряжении несколько комнат в восточной башне, его считают здесь философом или колдуном, что-то в этом роде.
- Как?..
- Я позволила ему остаться здесь.
- Вот как?
- Да, и что еще удивительнее, он пообещал отравить вас, когда я от вас устану.
- Эту загадку я не могу разгадать, подскажите мне ответ.
- Что ж, милый, слушайте: он явился ко мне и сказал кое-что, что я уже знала, потребовал денег и крышу над головой, и я предоставила ему убежище.
- Да?
- Да.
- Понятно. Ну, я покажу ему, где раки зимуют.
- Нет! нет.
- Вы его поддерживаете?
- Временно. Послушайте! Нам нужны люди в шахтах. Мой последний муж отправил туда едва ли двух работников за последние несколько лет, и там ощущается нехватка людей.
- Так, так.
- Вы притворитесь, что ничего не заметили, а после схватите его, застав врасплох, и отправите в шахты. Такие люди, как он, опасны, у них обычно бывает отравленное оружие.
- Не лучше ли сразу отправить его на тот свет? Он не сможет сбежать, и мы будет защищены от непредвиденных обстоятельств.
- Нет, я больше не хочу ни у кого отбирать жизни. К тому же, он может быть полезен, и, более того, у него будет время поразмыслить над ошибкой, которую он совершил, угрожая мне.
- Ему заплатили за услуги, и больше мы ничего ему не должны. А что насчет ребенка?
- О, он может пока остаться с нами.
- Это опасно, - сказал граф. – Ему теперь только десять лет, и неизвестно, что могут предпринять его родственники.
- Они не посмеют переступить порог замка Морвен!
- Что ж! но, знаете ли, он может последовать по стопам отца, и все откроется.
- Никаких смертей больше, говорю вам! Но мы можем поступить иначе, избавившись от него и от его родни.
- Достаточно! В замке, насколько мне известно, есть подземная тюрьма, оттуда он не сбежит.
- Это так, но у меня есть другое предложение. Мы можем отправить его в шахты и объявить его сумасшедшим.
- Великолепно!
- Видите ли, нам нужно так или иначе сделать так, чтобы шахты приносили большую прибыль. Граф не хотел и слышать об этом, он говорил, что это бесчеловечно, что многие погибают там.
- Пфа! Для чего тогда нужны шахты, если их не разрабатывать?
- Именно! Я часто говорила это, но он ничего не хотел слушать.
- Ну, у нас шахты заработают на полную мощность, графиня. Посмотрим, каков будет результат изменения политики. Кстати, когда мы сыграем нашу свадьбу?
- Через несколько месяцев.
- Почему так долго? Я сгораю от нетерпения.
- Вам придется умерить свой пыл – мы должны сначала устроить мальчика, да и после смерти графа должно пройти достаточное время. Нам не стоит давать пищи для сплетен его слабоумным дружкам, опасно торопить события.
- Хорошо, будем действовать соответственно приличиям. Но в первую очередь нужно убрать коварного докторишку с дороги.
- Да.
- Я придумаю, как схватить его и отправить в рудники.
- Под той башней, где располагаются его комнаты, есть люк и гробница, откуда, через другой люк, по длинному подземному ходу можно попасть к двери, которая ведет в один из шахтных коридоров. Там живут несколько человек, которые за вознаграждение согласятся схватить его и приставят его к работе.
- А если он откажется работать?
- Тогда они высекут его, и думать забудет о своих угрозах.
- Так и поступим. Думаю, достойного лекаря будет просто распирать от ярости и злобы, и он будет похож на тигра в клетке.
- Но он будет лишен когтей и зубов, - с улыбкой ответила графиня. – Поэтому у него будет время раскаяться в том, что он угрожал своим нанимателям.

***

Прошло несколько недель, и граф Морвен придумал способ познакомиться с доктором. Они предстали друг перед другом как незнакомцы, хотя каждый из них знал другого. Доктор замаскировался и полагал, что его невозможно узнать, а потому был спокоен.
- Почтенный доктор, - обратился к нему граф однажды. - В ваших исследованиях вы, вероятно, сталкивались со множеством загадок науки.
- Это так, господин граф. Я могу утверждать, что есть немного такого, что неведомо отцу Алдровани. Множество лет я провел в научных изысканиях.
- В самом деле?
- Да. Ночи напролет горела лампа, пока ясное солнце не поднималось над горизонтом и не наступал день, и до рассвета я просиживал над своими книгами.
- Что ж, такие люди, как вы, должно быть, хорошо знают цену самому благородному и драгоценному металлу из тех, что породила земля?
- Мне известен только один такой металл – золото!
- Именно о нем я и говорил.
- Его непросто добыть в недрах земли – извлечь из самого сердца гор, которые нас окружают.
- Да, это верно. Но вам известно, что владельцам этого замка и окрестных земель принадлежать несколько действующих шахт?
- Да, я это знаю. Но я думал, их закроют в ближайшее время.
- Это говорится для правительства, которое предъявляет права на продукцию рудников.
- А! теперь понятно.
- И даже теперь работы ведутся тайно, и золотые слитки хранятся в подвалах…
- Как, в этом замке?
- Да, прямо под башней – ее реже всего посещают, у нее крепкие стены, и в нее трудно забраться снаружи. Здесь и хранят золото.
- Понятно. И как велик золотой запас?
- Уверен, в подвалах огромное количество золотых слитков.
- А с какой стати вы рассказываете мне об этом кладе драгоценного металла?
- Что ж, доктор, я думал вам или мне могло бы пригодиться несколько слитков. Если мы будем действовать сообща, мы сможем тайно вынести и спрятать где-нибудь достаточно золота, чтобы сделать нас богатыми до конца жизней.
- Мне бы хотелось увидеть это золото, прежде чем я отвечу что-нибудь, - ответил доктор задумчиво.
- Как пожелаете. Найдите какую-нибудь лампу, которую не погасит сквозняк, или же спички, чтобы зажечь ее снова, и я провожу вас.
- Когда?
- Сегодня ночью, добрый доктор, вы увидите столько золота, сколько никогда не надеялись увидеть.
- Значит, сегодня ночью, - заключил доктор. – Я достану подходящую лампу и остальное, что необходимо.
- Договорились, добрый доктор, - и граф вышел из каморки философа.

***

- Он принял мой план, - сказал граф, обращаясь к графине. – Дайте мне ключ, и этот достойный человек будет в безопасности прежде, чем наступит день.
- Он ничего не заподозрил?
- Нет.

***

Той же ночью, за час до полуночи, граф Морвен прокрался к комнате философа. Он постучал в дверь.
- Входите, - сказал философ.
Граф вошел, и увидел, что философ сидит, а рядом с ним стоит лампа особенной конструкции, с наполненной газом колбой, и лежит плащю
- Вы готовы? – спросил граф.
- Да, - ответил тот.
- Это та самая лампа?
- Да.
- Тогда следуйте за мной, и держите лампу как можно выше. Путь вам незнаком, а ступеньки крутые.
- Ведите.
- Насколько я понимаю, вы согласны со мной сотрудничать.
- А что, если нет? – холодно спросил философ.
- Тогда я верну ключи на место, и мы расстанемся.
- Я не откажусь, если вы не обманули меня относительно количества и чистоты металла, который хранится внизу.
- Я не могу судить об этом, доктор. Я не разбираюсь в этом, но уверен: то, что покажу вам, намного превзойдет ваши ожидания.
- Тогда пойдемте.
Они спустились в первый подвал и остановились перед первой дверью, которую и открыли с некоторым трудом.
- Ее давно не открывали, - заметил философ.
- Насколько я знаю, сюда редко приходят, и этот путь держат в секрете.
- Мы тоже сохраним все в тайне.
- Конечно.
Они вошли в подвал и подошли ко второй двери, за которой открылся ряд ступеней, вырезанный в камне, а затем тянулся длинный коридор, высеченный прямо в горе. Стены его были из какого-то довольно мягкого камня.
- Видите, - сказал граф, - это место сокрыто и отделено от замка, так что даже владельцы замка не имеют к нему никакого отношения. А вот и последняя дверь. Приготовьтесь к сюрпризу, доктор, это будет нечто совершенно необычное.
Проговорив это, граф открыл дверь и отступил в сторону. Когда доктор подошел, граф сильно толкнул его вперед, и тот покатился по лестнице вниз, в шахту, где его тут же поймали рабочие, которые специально караулил там. Его тут же отвели в дальнюю часть шахты, где он был обречен работать до конца жизни.
Убедившись, что все исполнено, граф захлопнул дверь и вернулся в замок. Спустя несколько недель в замок принесли тело юноши, обезображенное и изуродованное. Графиня сказала, что это тело ее сына.
Граф немедленно схватил настоящего наследника и отправил его в рудники, где тот должен был исчахнуть от работы и безнадежной тоски.

***

Это был пышное празднество. Ворота замка стояли широко распахнутые, и любой мог войти без приглашения и присоединиться к пиру.
Праздновалось бракосочетание графа и графини. Прошло уже много месяцев спустя мнимой гибели юного наследника, которого графиня демонстративно оплакивала долгое время.
Однако же, свадьба состоялась, и празднество поражало великолепием и пышностью. Графиня нарядилась в роскошное платье, она держалась гордо и надменно, а граф выглядел высокомерным.
Тем временем, юный граф Хьюго де Вероль работал в рудниках, и с ним вместе – доктор.
Благодаря странному стечению обстоятельств, доктор и юный граф стали товарищами, и алхимик, выстраивая план мести, обучал всему юношу в течение нескольких лет, и разжигал в нем жажду отмщения. Наконец, они вместе сбежали, и отправились в Лейден, где у доктора были друзья, и где он устроил своего ученика в университет и таким образом сделал юношу еще более эффективным орудием мести, ибо полученное графом образование помогло ему понять, какого положения в обществе он лишился. Он, однако, решил остаться в Лейдене до совершеннолетия, а затем обратился к друзьям отца и к королю, дабы граф и графиня понесли за свои преступления соответствующее наказание.
Меж тем, преступники наслаждались королевской роскошью. Их владения приносили огромные доходы, казна беспрерывно пополнялась золотом из рудников, и все это с лихвой возмещало потраченные на всяческие удовольствия деньги.
Они ничего не знали о побеге доктора и юного графа. Те, кто знал об этом, хранили молчание, ибо опасались наказания за свою небрежность. Первый намек граф и графиня получили из рук королевского посланника, велевшего им передать в королевскую казну весь доход от замка и все сокровища.
Это было для них неожиданностью, и они отказались повиноваться. Но вскоре они были схвачены полком кирасиров, посланных специально за ними. Их обвинили в убийстве доктора.
Их судили и признали виновными, но, принимая во внимание их благородное происхождение, смертную казнь заменили ссылкой. Это было сделано с одобрения юного графа, который не желал, чтобы родовое имя подверглось общественному позору. Он не пожелал так же, чтобы их заключили в тюрьму, как преступников.
Граф и графиня оставили Румынию и поселились в Италии, где они жили на деньги графа Морвена. Им пришлось забыть о роскоши, но все же денег было достаточно, чтобы удовлетворить все их нужды и избавить их от лакейской работы.
Доктор продолжал скрывать свои преступления от юного графа и отрицал всяческую принадлежность к ним. Он уехал и вернулся в родной город, Лейден, получив от юноши вознаграждение за свои услуги.
Флора закончила читать роман и, поднявшись с места, услышала чьи-то шаги, приближающиеся к двери.

Глава 20

Ужасная ошибка – Разговор в спальне – Нападение вампира

Приближающиеся шаги, которые услышала Флора, торопливо проследовали по коридору.
- Это Генри, он возвращается, чтобы отвести меня к дядюшке Чарльза, - проговорила Флора. – Интересно, что он за человек. Должно быть, он чем-то похож на Чарльза, и если это так, я непременно полюблю его.
Кто-то постучал в дверь.
Флора уже не была так взволнована, как во время последнего визита Генри. Вследствие странной работы нервной системы, она чувствовала себя спокойной и полной решимости. Но, будучи уверенной, что пришел Генри, он удивилась, услышав стук.
- Входи же, - сказала она весело. – Входи.
Дверь стремительно распахнулась, и в комнату ступил человек. Он поспешно приблизился, и встал против Флоры. Она попыталась закричать, но язык отказывался повиноваться; смешанный вихрь чувств захватил ее – она задрожала, и ледяной холод сжал ее сердце. Это был сэр Френсис Варни, вампир!
Он выпрямился во весь свой высокий рост и скрестил на груди руки. На его желтоватом лица блуждала ужасная улыбка, а голос его звучал низко и мертвенно, когда он заговорил:
- Флора Беннерворт, выслушайте, что я вам скажу, и выслушайте спокойно. Вам нечего бояться. Но если вы закричите, поднимите тревогу, позовете на помощь – клянусь адом, вы пропали!
Эти слова звучали так мертвенно, холодно и бесстрастно голосом, что, казалось, они произнесены чисто механически и сошли не с человеческих губ.
Флора слышала их, но едва ли поняла. Она медленно отступала назад, пока не наткнулась на кресло, на которое она и оперлась, ища поддержки. Только часть сказанного Варни дошло до ее сознания, а именно, что если она поднимет тревогу, то последствия этого будут ужасны. Но она молчала не из-за этого – голос не повиновался ей.
- Отвечайте, - потребовал Варни. – Обещайте, что вы выслушайте все, что я скажу. Обещая это, вы не совершите зла, но услышите то, что успокоит вас.
Тщетно она пыталась заговорить, ее губы двигались, но не произносили ни звука.
- Вы испуганы, - сказал Варни. – И я не знаю, почему. Я пришел не для того, чтобы сделать вам зло, хотя вы сделали мне много зла. Девочка моя, я пришел освободить вас из рабства, в котором вы находитесь. Вы – раба своей души.
Повисла короткая пауза, а затем Флора выговорила слабым голосом:
- Помогите! Помогите! О, небо, помоги мне!
Варни сделал нетерпеливый жест и сказал:
- Небесам нет до вас никакого дела. Флора Беннерворт, если вы так же умны, как благородны и красивы, вы выслушаете меня.
- Я… я слушаю, - проговорила Флора, выдвинув вперед кресло, так чтобы оно оказалось между нею и гостем.
- Хорошо. Теперь вы немного успокоились.
С содроганием она взглянула в лицо Варни. Это не могло быть ошибкой. Те же стеклянно блестящие глаза, которые смотрели на нее в ночь зловещей бури, когда к ней явился вампир. Варни вернул ей взгляд. Его лицо ужасно и странно исказилось, когда он сказал:
- Вы прекрасны. Только самый гениальный скульптор мог бы повторить в камне эти округлые линии вашего тела, которые очаровывают наблюдателя. Ваша кожа белее свежевыпавшего снега, ваше лицо – лик любви. Это какое-то колдовство.
Она молчала, но в голову ей пришла мысль, от которой кровь прихлынула к щекам: она знала, что потеряла сознание, когда вампир приходил в первый раз, и теперь он, с пугающим благоговением, восхвалял красоту, которую, должно быть ласкал своим дьявольским взором.
- Вы понимаете меня, - сказал он. – Оставим это. Мне не чужды некоторые человеческие слабости.
- Говорите, зачем пришли, - выдохнула Флора. – Или уходите! Иначе я позову на помощь тех, кто не станет медлить.
- Я знаю.
- Вы знаете, что я закричу?
- Нет, вы выслушаете меня. Я знаю, что они поспешат к вам на помощь, но вы не станете кричать. Я докажу вам, что в этом нет необходимости.
- Говорите же.
- Поймите, я не собираюсь нападать на вас. У меня мирные намерения.
- Вы говорите о мирных намерениях! Порождение кошмара, если вы действительно являетесь тем, имя которого я боюсь произнести даже в воображении, разве уничтожение не стало бы для вас благословением?
- Тише, тише. Я пришел сюда говорить не об этом. Я должен быть краток, ибо время поджимает. Разве в мне живет ненависть? За что бы я мог ненавидеть вас? Вы юны, вы прекрасны, и вы носите имя, к которому я отношусь с большим уважением.
- В этом доме есть портрет…- проговорила Флора.
- Ни слова больше. Я знаю, что вы скажете.
- На нем – вы…
- Я жажду заполучить дом и все, что в нем находится, - взволнованно проговорил Варни. – Этого достаточно. Я поссорился с вашим братом, я поссорился и с человеком, который воображает, будто любит вас.
- Чарльз Холланд искренне меня любит.
- Не вынуждайте меня спорить с вами на эту темы. Я читаю в людских сердцах яснее, нежели простой смертный. Говорю вам, Флора Беннерворт: тот, кто говорит вам о любви, на самом деле просто по-юношески увлечен вами. Но есть и другой, который глубоко в сердце скрывает свою страсть, который никогда не говорил с вами о любви, и который, однако, любит вас любовью, намного превосходящей мимолетное увлечение этого мальчишки Холланда – настолько бесконечный океан превосходит глубиной спокойное озеро, безмятежно греющееся в лучах летнего солнца.
В манерах Варни появилось удивительное очарование. Его голос звучал как музыка. Слова стекали с его языка, нежные и сладкие; его красноречие околдовывало.
Несмотря на ужас, который внушал ей этот человек; несмотря на то, что она знала, кем он является, Флора испытывала непреодолимое желание слушать его голос. К тому же, несмотря на то, что тема, выбранная им, была ей неприятна, девушка чувствовала, что страх перед ним развеивается. Когда он замолк, она проговорила:
- Вы ошибаетесь. За верность и искренность чувств Чарльза Холланда я ручаюсь жизнью.
- Не сомневаюсь, не сомневаюсь.
- Вы уже сказали то, что хотели?
- Нет, нет. Я уже говорил, что желаю обладать этим домом. Я купил бы его, но после нашей ссоры ваши дурно воспитанные братья не желают со мной говорить.
- И они правильно сделаю, если откажут вам.
- Поэтому я и пришел просить вас, милая леди, быть моим посредником. В призраках будущего я могу провидеть множество грядущих событий.
- В самом деле?
- В самом деле. Черпая мудрость в прошедшем – а так же в некоторых других источниках, о которых я не собираюсь сообщать вам, я вижу, что причинив вам страдания сейчас, избавлю вас от горших мук в будущем. Ваш брат и ваш возлюбленный желают поединка со мной.
- О нет, нет!
- Говорю вам, мы будем драться, и я убью обоих. Мое искусство и моя сила намного превосходят их.
- Пощады! Пощады! – застонала Флора.
- Я пощажу одного из них или же обоих в зависимости от условий.
- Что за ужасное условие?
- Вовсе не ужасное. Вы пугаетесь собственной тени. Все, чего я желаю, прекрасная дева, это чтобы вы убедили своих высокомерных братцев продать или отдать мне в аренду поместье.
- И все?
- И все. Большего я не прошу. Взамен обещаю, что не только не стану сражаться с ними, но и что никогда не покажусь вам на глаза. Почивайте спокойно, прекрасная дева, я вас не побеспокою.
- О, боже! Это действительно стоит усилий, - сказала Флора.
- И вы можете это получить. Но…
- О, я знаю – мое сердце говорил мне, что есть еще какое-то ужасное условие.
- И снова вы ошиблись. Я только прошу вас сохранить наш разговор в тайне.
- Нет, нет, я не могу.
- Что может быть легче?
- У меня нет тайн от тех, кого я люблю.
- Вскоре вы поймете, что без тайн не обойтись. Но если вы отказываетесь, я не буду настаивать. Поступайте так, как подсказывает вам своенравная женская натура.
В этих словах послышался легкий, едва уловимый, оттенок раздражения.
Пока он говорил, он продвигался от двери к окну, которое открывалось во внутренний дворик. Флора держалась как можно дальше от него, и в течение нескольких минут они в молчании смотрели друг на друга.
- В ваших жилах струится молодая кровь, - сказал Варни.
Она содрогнулась в ужасе.
- Подумайте над предложением, которое я вас сделал. Мне нужен Беннерворт-Холл.
- Я… я слышу.
- И я должен его получить. Дом будет моим, пусть даже ради этого мне придется пролить реки крови. Понимаете меня, прекрасная дева? Будете вы молчать о нашей встрече или нет, неважно. Говорю вам: берегитесь, если откажете мне.
- Господь знает, это место и без того стало нам всем ненавистно, - сказала Флора.
- Неужто?
- Вы прекрасно знаете, почему. Отказываясь от него, мы ничем не жертвуем. Я уговорю братьев.
- Тысяча благодарностей. Вы не пожалеете о дружбе с Варни…
- Вампир! – воскликнула Флора.
 Он сделал к ней шаг, и она невольно закричала от ужаса.
В то же мгновение его руки сжались на ее талии, как тиски; на своей щеке она почувствовала его горячее дыхание. Голова ее закружилась, и она почувствовала слабость. Она собралась с силами, набрала в легкие воздух и пронзительно закричала, и тут же упала на пол. Раздался звон разбитого стекла, и все стихло.