Свидание

Мой первый в жизни рассказ посвящаю Юлечке. Люблю, скучаю и надеюсь, что мы ещё встретимся.

«Послушайте, товарищ! У Вас совесть-то есть? Вы мне уже всю ногу отдавили! Уберите ногу!»- услышал сквозь приятную дремоту Антон. Не открывая будто прилипших друг к другу век, он попытался понять, где находится. Память отказывалась слушаться, а тело вело себя ещё более своенравно: он не чувствовал ни рук, ни ног, да и глаза открыть ему так и не удалось. Что уж говорить о просьбе настойчивого гражданина? А голос, так резко вырвавший Антона из мира сновидений, продолжал пищать : «Ногу уберите, я Вас прошу! Глухой что ли?» Разлепив ресницы, пышные, длинные, тёмно-чёрные, всегда так ярко подчёркивающие его небесно-голубые глаза, Антон с удивлением взглянул на предмет, издающий столь назойливые звуки. На него смотрели два окуляра, в которых отражались лучи яркого сентябрьского солнца. Они невыносимо били по глазам Антона, будто лазером прожигали их насквозь. Под окулярами торчал красный («интеллигентный» - почему-то пришло в голову Антону) мясистый нос картошкой, изрытый следами оспы. Нос нервно подёргивался и приводил в движение торчащие в разные стороны непонятной формы усики. Блестящая обширная лысина, стыдливо прикрытая пучком зализанных наверх волос, дополнили картину и заставили Антона окончательно проснуться и даже улыбнуться.
«Остановка Солнечная! - услышал он голос, с трудом пробивающийся сквозь скрипящие, шуршащие, заполняющие его голову нестерпимым шумом звуки, - осторожно, двери закрываются!» Антон резко вскочил с сиденья, причинив комичному гражданину очередной приступ боли, и бросился к выходу переполненного автобуса. Хотя он и не мог заставить тело слушаться, оно само сделало своё дело, не требуя помощи. Толчки, производимые Антоном в попытке выбраться из этой банки шпрот, вызвали взрыв негодования у всех.
 - Наркоман грёбаный!
 - Обкололся и в общественный транспорт лезет!
 - Здесь люди ездют, а не нелюди!
Фразы будто били током по телу Антона, но всё сильнее подталкивали его вперёд. Уже в самых дверях до него вновь донёсся голос разбудившего его смешного интеллигента: «Смотрите, товарищи! Вот он, наркоман! Надо милицию вызвать!». Звук голоса надоедливого пассажира, визжа, словно бормашина, заставил Антона обернуться. Оказалось, что угрозы пассажир подкреплял размахиванием толстенной книгой, видимо, каким-то научным трудом (Антон предположил, что по ботанике).Скрипя, двери закрылись и вытолкнули его на улицу. Теперь дело осталось за малым – дойти до стройного ряда высоток, забраться на крышу и наконец встретиться с ней, с его малышкой, с Алёнушкой. Ноги не слушались. Антон в очередной раз пожалел о том, что сделал укол так рано. Но отступать было нельзя, он же шёл на свидание. Его ждала его любимая.
 - Димон, ну ты и кретин, - бубнил Антон под нос, - и ради этого ты мать в могилу свёл? Столько нервов, столько слёз, слёз отчаянья, было пролито нами? Ради этого?

Дима, старший брат Антона, погиб три года назад. «Передоз», - констатировал санитар, забирая труп любимого брата Антона из вонючей ночлежки. Скрюченный, ссохшийся, с застывшим выражением боли на лице. А потом были похороны, облегчённые вздохи соседей провожали Димку в последний путь. Не осталось в их подъезде ни одного человека, у кого он не занял денег. Или не украл чего-нибудь. Хоронили его с радостью, без слёз. Глаза соседей горели, предвкушая халявные сто грамм. К счастью, на тот момент мать, которая воспитывала их с братом одна, уже мало что понимала и не могла видеть этих горящих глаз. Антон похоронил её рядом с сыном через два месяца.

 - Тоха - вот как он меня называл. А мама – Тошечка, - продолжал бубнить Антон, приближаясь черепашьим шагом к нужной высотке.

Именно тогда, после смерти матери, он взял бутылку водки и впервые поднялся на крышу той высотки. Красавчик, спортсмен, у него было всё… но после смерти родных не осталось ничего. Одиночество душило его, не давало вдохнуть полной грудью. Он сидел на крыше и пил водку, когда увидел её. Нет, он увидел ЕЁ. «Алёна», - скромно представилась богиня, непонятно как оказавшаяся на той же крыше. И просто села рядом. Антон не мог разобрать черт её лица, непривычная в его жизни «Перцовка» пустила туман перед глазами, а может, это были слёзы? Он чувствовал только запах, её запах, волшебный, манящий, так не могло пахнуть земное существо. Антон провалился тогда в мир грёз, а неземное существо по имени Алёна подхватило его двухметровое тело и потащило вниз, на улицу.
Проснувшись утром в своей квартире, Антон с трудом мог вспомнить своё имя. Но образ Алёны он помнил чётко. Образ и запах… «Сегодня в семь на крыше» - прочитал он в записке, скромно ютившейся среди груды хлама на его рабочем столе.
Он тонул в её глазах, таял под нежностью рук. Он хотел быть с ней всегда. Валяться у её ног или повелевать ей. Хотел наблюдать за ней издалека или слиться в одно целое. Неважно где, неважно как, главное – с ней. Навеки. Они расписались через неделю.

 - Антуан, кажется, мы беременны, - с улыбкой прошептала Алёнушка, - Я к врачу! Собирайся, я записалась на десять.
 - Милая, - промычал Антон, - а вдруг опять ложная тревога? Ты же знаешь, я лёг в четыре утра. Я не могу тебя отвезти. Давай вызовем такси, а я за тобой заеду…
 - Хорошо, - в серых глазах блеснули зелёные искры. – Я вызову такси.
 «Злится, глаза зеленеют» - подумал Антон. Но вмиг провалился в сон. В серых глазах разгоралось зелёное пламя, они минут десять ещё испепеляли бесчувственное антоновское тело. Но вскоре огонь потух, и, услышав весёлый гудок подъехавшего такси, Алёна с радостью вспорхнула и закрыла да собой дверь их квартиры.

 - Простите меня, не виноват я! Тот пьяный ублюдок вынесся на встречку, я ничего не смог сделать! – рыдал таксист вслед удаляющейся фигуре Антона. Его белое лицо застыло бесчувственной маской. А небесно-голубые глаза, так ярко выделяясь на мертвенно-бледном фоне кожи, не могли дать ни слезинки. Он похоронил её рядом со своей матерью. Она звала его каждую ночь. И он назначил свидание. Завтра в семь на крыше.
 Уром он позвонил Гарику, одному из пока живых друзей Димона. Морщась от боли и отвращения к самому себе, Антон смотрел, как жидкость из шприца вливается в его здоровое тело, и чувствовал, как течёт по венам ненавистный ему героин. Израненные руки Гарика ловко выхватили пачку денег, а его лицо, больше напоминающее череп, для вида обтянутый жёлтой, сухой кожей, расплылось в довольной…нет, не улыбке, в оскале.
 - Тох, доза убойная. Не пожалеешь. Димон бы заценил! – шепнул Гарик в ухо Антону, неприятно коснувшись шершавыми губами мочки уха. Антон брезгливо поморщился и вскочил в переполненный автобус, как оказалось, 61. «О, мой маршрут»,- подумал он, усаживаясь на потёртое сиденье. И провалился в сладкую дремоту.
 
 - Я не боюсь, я не боюсь, янебо юсь, Я НЕ БоЮСЬ, не боюсь Я, - твердил он сам себе, отсчитывая ступеньки, - Чёртов героин, я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не боюсь! Стало почему-то смешно, и Антон истерично рассмеялся, тут же испугавшись звука собственного голоса. Распахнул железную дверь и оказался на крыше.
 - Без двух минут семь… через две минуты мы встретимся и не расстанемся уже никогда. Милая, я так тебя люблю, - шептал он, и поток слёз наконец прорвал броню его глаз. Перед глазами стоял образ Алёны. Она приблизилась к его лицу, обдавая щёки, губы жарким дыханием.
 - Мы будем вместе, Антуан. Я люблю тебя и жду. Я хочу обнять тебя, любимый, смелей, всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо, - шептала Алёнушка, а он привычно тонул в её глазах и с упоением вдыхал её запах. Антон решительно шагнул вперёд и полетел в бездну.

 - Всё будет хорошо? - ангельский голос жены превращался в писк комара.
 - Да что с ним будет, щас в обезьянник отправим, вмиг оклемается, - голос продолжал меняться, оказавшись на этот раз басом.
 Антон открыл глаза и увидел себя на полу автобуса. Перед ним стоял пузатый рыжий мент, мрачно поглядывающий на часы. «Проснулся, наркоман! Ишь ты, развалился тут, как у себя дома. И ботинок мне весь запачкал! Вот, смотрите, - возмущался уже знакомый Антону человек с шевелящимися в праведном гневе усиками, пытаясь подсунуть испачканный ботинок поближе к представителю власти. Начиная понимать, что произошло, Антон взглянул на часы. Без пятнадцати восемь… «Опоздал, - пронеслось в его голове. – Всё, конец. Я никогда больше не увижу её, она никогда мне не простит. Я же сам назначил… Зелёные искры глаз, она злится на меня, я никогда не увижу её больше. НИКОГДА…». Тело Антона начала бить мелкая судорога и он завыл… Он скулил и выл, как дикий зверь, пока рыжий мент тащил его из салона автобуса. А у сознательного гражданина перестали дрожать усы, зато задрожали руки, и увесистый том «Неразгаданные тайны ботаники» полетел на пыльный автобусный пол…